Оптинское благословение

Шон на коленях сына …Году в 2011 мы с сыном, будучи в Оптиной пустыни, привезли оттуда трехмесячного котенка. Дело обстояло так: нам надо было уже уезжать, напоследок зайти в храм за благословением на дорогу, что-то докупить в церковной лавке, заказать требы. Настроились, идем… И вдруг замечаю, что слева у главных ворот стоит отец Евфимий (Богомолов) и предлагает котят, причем не всем подряд, а как-то избирательно. Нам-то котенок уж точно не нужен, у нас съемное жилье. Подходим «просто так поговорить», с сыном познакомить. Вокруг батюшки привычная толпа, он читает свои стихи, до нас долетает слово «радость». Люди улыбаются. Продираемся сквозь людскую гущу и слышим:

– А вот этого необыкновенного котенка заберет Ольга, увезет его в Москву. Мы же помолимся Власию Севастийскому, чтобы животинку исцелил, правда?

Сказать, что меня это известие огорчило, – ничего не сказать. Я очень пожалела, что решила подойти к дорогому батюшке. Котенок был не просто больным, он еле дышал. К тому же накануне перенес какую-то инфекцию и не мог полноценно мяукать, а только жалобно шипел. То был такой, что называется, мимолетный ропот с моей стороны – сын же бережно, как драгоценность, взял котенка на руки и поднес к аптечке. Как позже он признался, всё, что накануне проходил в медучилище, пригодилось. Пока я ходила туда-сюда, котенку были сделаны определенные процедуры и дано имя Шон.

Я же на выходе из монастырских ворот минут через 15–20 все же шепнула о. Евфимию, что квартира-то у нас съемная… «А хозяин-то хороший», – улыбнулся он мне, как будто знал ответ. Хозяин у нас, честно сказать, равнодушный. За год ни разу не пришел, не поинтересовался жильем. Отношения дистанционные. Деньги на карточку переводим да поздравляем друг друга с праздниками по электронной почте. Заведи мы, к примеру, тигра, он бы так и не узнал, ну, или отреагировал в своем ключе: мол, дело ваше.

Так появился в нашей жизни Шон.

Правду сказал отец Евфимий: котенок необыкновенный

Правду сказал отец Евфимий: котенок необыкновенный. Во-первых, очень аккуратный, приученный к туалету. Во-вторых, он тщательно оберегал мое личное пространство: если я, к примеру, сидела на кухне, он туда не заходил, а наблюдал за мной из коридора. К сыну же он, напротив, что называется, прилип. Особенно любил с нами путешествовать. Сядет ему на колени или плечи и наблюдает за всем вокруг. В общем, привыкли мы к нему быстро, да и как не привыкнуть, если он, по выражению нашего дяди, кот с высшим образованием.

А дальше, как сейчас помню, наступили майские праздники, сын поехал к родственникам, остались мы с Шоном вдвоем, утром я уходила на работу, оставляла ему еду, питье, вечером приходила, он всегда ждал меня у дверей, а когда я ложилась спать, Шон взбирался на подоконник и смотрел на небо. Долго-долго. Падали звезды, летали самолеты или кометы, а он неизменно провожал их взглядом. И молчал. Ко мне подходил всегда на расстоянии вытянутой руки, видимо, всё еще помнил нежелание принимать его.

А дом наш, надо сказать, – новостройка. Всюду шел ремонт. Справа, слева, сверху, снизу всё световое время работали перфораторы, стучали молотки, иногда даже вибрировали стены, случались перебои со светом и водой. Сновали рабочие по этажам. На лестницах и в проемах можно было увидеть горы обоев или ламината, упакованную бытовую технику. Не все квартиры еще были заселены, и своих соседей, мне кажется, мало кто знал. В общем, стандартная для таких случаев ситуация.

…Тот вечер ничем не отличался от других, разве что было чуть теплее обычного. Май все-таки. Шон запрыгнул на подоконник, а я, глядя на него, заснула. Вдруг посреди ночи почувствовала, что кто-то меня царапает. Сначала аккуратно за руку – я не реагирую, тогда начинает покусывать пальцы, причем легонько так, прямо в подушечки. Что за дела? Я отбрасываю Шона, переворачиваюсь на другой бок, ситуация повторяется. Снова отбрасываю, то же самое. Открываю глаза, включаю свет, и тут до меня доходит: в квартире запах дыма. По всей видимости, горит пластик. Моментально открываю окна. Дым распространяется очень быстро. Буквально за минуты. В полутьме собираю вещи, хватаю кота и вылетаю в коридор. Там ситуация еще хуже. Всё в едком дыму, лифты не работают. Судя по направлению дыма, горит квартира под нами. Замотав котенка и приложив к носу несколько влажных салфеток, быстро спускаюсь по лестнице вниз. Кое-как пройдя очаг возгорания, я пришла в себя на этаже, кажется, пятом, а жили мы на десятом. Одежда и сумочка напрочь пропитались запахом гари. Внизу уже стояли пожарные и «скорые», людей выносили в бессознательном состоянии. Ситуация осложнялась тем, что реально никто не знал, сколько человек находится в доме.

Уже выйдя из задымленного дома, я попросила у Шона прощения. Он тяжело вздохнул и как-то особенно посмотрел на меня. Простил

…Уже на земле, сидя на лавке, я попросила у Шона прощения. Он тяжело, как человек, вздохнул, открыл глазки и как-то особенно посмотрел на меня. Простил. Ну, мне так кажется. Мы еще долго бродили по едва проклюнувшейся травке, пока не пришли в себя окончательно.

Потом мы Шона увезли в деревню к маме, где он не раз и не два помогал ей справиться с бытовыми неприятностями, да и со здоровьем тоже. Например, он всегда ложился на больное место и лежал неподвижно, пока боль не пройдет. А на днях мама звонит и говорит: «Ты знаешь, наш кот заболел». И как-то голос срывается. Память возвращает меня в ту далекую теперь уже весну. В Оптину. К отцу Евфимию. К котенку, который – кто бы тогда мог подумать – стал моим спасителем…