«Духовное образование не должно стать бездуховным»

– К Церкви и ко всему, что связанно с Богом, меня тянуло всегда, с малого детства. Это объяснить сложно. Странно другое: меня никто никогда в этом стремлении не удерживал. Но прийти в храм, к осознанной вере как-то не получалось. Боялся сказать маме, потому что пришлось бы менять свою жизнь: например, начну поститься – будет скандал. Не решался исповедоваться: боялся, что священник меня не поймет. Да и жил я в исламской республике, среди восточной культуры с соответствующим колоритом, в окружении узбеков, таджиков, корейцев, иранцев, арабов, турок, евреев. Все это откладывало в моей душе свой отпечаток.

Нельзя сказать, что я непрестанно искал Бога, думал о высших материях. Нет, жил как все. Но один вопрос мне просто не давал покоя: «В чем смысл моего бытия?»

После распада СССР мы переехали в Россию, поселились в Псковской области, в Печорах, но в храм я упорно не ходил. И однажды ночью мне явился некто очень страшный. Не буду пересказывать весь сон. Я проснулся в ужасе – и все понял. Вскочив с постели, а было четыре часа утра, я оделся и побежал в монастырь. Монастырь был закрыт, и я пережил глубокое отчаяние, что опоздал: дверь закрыта, все кончено. Сел под воротами и горько расплакался. Евангелия я еще не читал.

Часов, наверное, в шесть утра ворота открыли. Я стал спрашивать у всякого, кто одет в подрясник, что мне делать, но люди от меня просто шарахались. Какой-то батюшка отвел меня к старцу. Тот долго не открывал дверь своей кельи. Всего не расскажешь, что я пережил, но неожиданно старец открыл дверь и как ни в чем не бывало сказал: «Это ничего, приходится расплачиваться за свои грехи. Вот я помажу тебя маслицем – и все пройдет».

Домой я вернулся уставший, лег спать. Мама мне потом рассказала, что спал я больше суток. Но действительно, все ужасное рассеялось. С тех пор мне не надо ничего рассказывать ни об аде, ни о рае. Все начиналось вот так необычно, опасно и страшно. Но было именно так: я никак не мог прийти к вере, и Бог Сам пришел ко мне.

– Расскажите, пожалуйста, о вашей жизни в Псково-Печерском монастыре.

– Печерский монастырь для меня – это конкретные люди. Видел я их, может быть, раз или два, но они для меня – настоящая «духовная академия». А вот рассказать хотелось бы о схиархимандрите Агапии, которого я в жизни не знал, но о нем мне рассказывал бывший его келейник отец Анастасий. Когда он был еще совсем молодым иеромонахом, наместник монастыря дал ему послушание келейничать у отца Агапия (в миру Василия, в честь святителя Василия Великого). И вот как-то отец Анастасий, прибираясь в келье, разговорился со старцем и тот поведал, что вчера к нему приходил Василий Великий и сказал: «Передай отцу Анастасию, чтобы он не пропускал читать Псалтирь ежедневно. С таким-то братом пусть примирится как можно скорее. Пусть не ропщет ни на кого». Отец Анастасий слушал-слушал, и подумал: «Бедный батюшка! Замолился, в прелесть впал». А тот ему тут же в ответ: «Отец Анастасий, некоторые молодые иеромонахи говорят, что я совсем уж замолился и впал в прелесть, а ты их не слушай, делай, что тебе сказал Василий Великий, он великий святой».

Если вспоминать отца Иоанна (Крестьянкина), то с первого же момента нашей беседы мне стало очень больно и обидно. Батюшка, как мне показалось, меня не понял, не отвечал на мои вопросы, а начинал говорить какие-то отвлеченные вещи. Я разозлился, обиделся, но после все стремился понять, о чем это он хотел мне сказать. Открываться же это стало в монастыре, когда стали происходить события, им предсказанные, и слова отца Иоанна сами всплывали в памяти. Удивительно, как далеко смотрел батюшка!

Не могу не вспомнить архимандрита Феофана. Я к нему зашел просто благословиться. Он же предложил присесть. Я молчал, не зная, о чем спрашивать, и он сам стал рассказывать о своем детстве. По мере рассказа я стал понимать, что это о моем детстве он рассказывает. Мне очень захотелось как-то его поблагодарить, попросить, чтобы он помолился обо мне. На мне был мощевик с частичкой мощей святителя Тихона, и во мне возникло желание подарить его отцу Феофану, но было жалко расстаться с дорогой для меня святыней. И борьба помыслов так захватила меня, что душу просто разрывало на части: не могу отдать мощи – уж слишком дорог для меня святитель. Смотрю, а отец Феофан приподнялся с подушки и как бы ждет, когда я надену ему на шею мощевик. Что мне оставалось делать? А он меня уже благодарит, говорит, что это очень дорогой подарок… Вскоре батюшка умер, а осенью, на день ангела, знакомый священник подарил мне частичку мощей святого Патриарха Тихона. Вот такие бывают утешения – батюшка вернул мне мой подарок.

– Отец Амвросий, а как вы оказались в Сретенском монастыре?

– В Сретенский монастырь я попал просто. Один батюшка в Печорах написал письмо и сказал: «Вот такое дело важное: письмо надо отвезти и передать лично в руки наместнику». Мне не сложно – повез письмо, а про то, что останусь жить в Сретенском монастыре, у меня и мысли не было.

– Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в реанимации и о педагогической деятельности в период, когда вы еще не были монахом.

– Так случилось, что я работал в реанимации. Самое страшное в этой работе – видеть, как умирают люди. Был такой случай: лежит человек на столе, дышит через дыхательный аппарат, борется за свою жизнь, и мы боремся, как можем. Вдруг реаниматолог сказал: «Всё» – выключил аппарат, отключил капельницу. Выругался и вышел из палаты. Весь ужас заключался в том, что и все мы, оставшийся в палате медперсонал, тоже как-то поняли, что действительно всё, но молчали, боялись посмотреть правде в глаза. Это была первая смерть, которую я видел. А реаниматолог оказался честным и смелым, я бы так не смог.

А вот про педагогическую деятельность можно рассказать следующее. В школе у меня с учениками и с коллегами-учителями была одна проблема, которую я не мог преодолеть. Я пытался бросить эту работу, увольнялся. И даже когда отец Иоанн (Крестьянкин) убеждал меня, что учительство – это особенный Божий дар, я все равно не переставал мучиться от того обстоятельства, что в школе мне прощали всё, хотя очень часто я бывал несправедлив и излишне суров. Был случай, когда я поставил ученику четвертную оценку «два». Директор школы упрашивала меня поставить тройку, мама ребенка плакала. Но я почему-то был уверен в своей правоте. И вот этот ребенок на следующий день, увидав меня в школе, подошел ко мне, улыбнулся и пообещал, что честно все выучит и в следующей четверти получит отличную оценку. Этого он, кстати, и смог добиться своим трудом.

Если быть откровенным, то нужно признать, что школа привела меня к Богу. Самое большое мучение – это когда тебя любят и все прощают, а ты не можешь или не хочешь ответить тем же. Это единственная тема, на которую я хотел бы написать проповедь, но у меня пока не получается – нет слов.

– Как получилось, что вы стали преподавать Ветхий Завет в Сретенской духовной семинарии, ведь у вас ответственное, отнимающее много времени послушание казначея Сретенского монастыря?

– Однажды проректор семинарии отец Иоанн посетовал, что в семинарии не хватает преподавателя по Ветхому Завету. Я рассмеялся и спросил: «Это предложение о преподавательской деятельности?» Он тоже рассмеялся и сказал: «А почему бы и нет? Если ректор благословит – будешь преподавать». За день до 1 сентября он позвонил мне по телефону: ректор благословил.

А по поводу других послушаний могу сказать только то, что мы судим на основе видимого, истинная же жизнь сокрыта от человеческих глаз. Но именно об этом и говорил Христос Своим ученикам.

– Что, на ваш взгляд, является самым важным в курсе Ветхого Завета?

– Преподаю я уже три года и все это время ищу. Сначала я думал, что для того, чтобы лучше понимать Писание, очень важно знать историю Древнего Востока. Мне казалось, что многие поступки людей, в особенности руководителей государств, обусловлены той или иной политической ситуацией. Это оказалось заблуждением. Я стал изучать труды преподавателей русских дореволюционных академий – Московской, Петербургской, Казанской и Киевской. Это книги известных и любимых нами ученых: Н.Н. Глубоковского, И.Н. Корсунского, П.А. Юнгерова и других. Особо следует отметить лекции нашего современника отца Леонида Грилихеса, его статьи, выложенные в интернете. А совсем недавно, пересматривая соответствующий материал, открыл для себя Евгения Андреевича Авдеенко. Думаю, он глубоко прав, когда говорит, что недостаточно знания еврейского и греческого языков для понимания ветхозаветных текстов. В Священном Писании нужно понять и полюбить язык символов, научиться читать этот символический язык. Вот в этом направлении я и хотел бы двигаться вперед. Другими словами, надо погружаться в Писание.

Но не менее важны для преподавательской деятельности богослужение и келейная молитва. Святитель Иларион (Троицкий) писал в своих трудах, посвященных ветхозаветным пророкам: «Основным занятием в обучении, образовании молодого поколения во времена пророков было воспитание юношей в благочестии, научение в молитве, в страхе Божием: “начало Премудрости – страх Господень” (Притч. 9: 10)».

– Есть ли у вас в курсе Ветхого Завета любимые темы?

– Конечно, есть. И это не просто любимые темы, это моя жизнь. Поймите меня правильно, это очень субъективно и лично, но когда я читаю об Аврааме, Иакове, Иове, Иосифе, я снова и снова переживаю то, что есть общего в жизни этих по-настоящему великих людей и в моей жизни. Они не просто любимые святые, они очень близкие и родные. Но есть в их жизни нечто, что никогда и ни с кем не повторится, и не только потому, что они прообразовали своей жизнью Самого Христа, но и потому, что все уже свершилось по Писанию. В их жизни зримо обозначилось начало земной Церкви, некие духовные постановления, законы, которые навсегда останутся основополагающими для всех людей, например, как создать семью, как относиться к родителям и многое другое.

– Какую литературу вы рекомендуете читать семинаристам по курсу Ветхого Завета?

– Я уже упоминал о сочинениях современных авторов – отца Леонида Грилихеса, Е.А. Авдеенко. Но основа для понимания Ветхого Завета, как ни странно, Новый Завет – Евангелия и послания святых апостолов. Также важно знать творения святых отцов. Невозможно правильно понимать Книгу Бытия, не прочитав «Шестоднев» святителя Василия Великого. Когда мы читали и разбирали на лекциях толкования святителя Иоанна Златоуста или того же святителя Василия Великого на Книгу пророка Исаии, основная масса семинаристов была инертна. Но все же были единицы, которые подходили ко мне, чтобы поделиться своими мыслями, ибо для себя они открыли неведомый мир духа, и через это впервые для них «заблистали» сами святители как толкователи священного текста.

А самая большая проблема в том, что за пять лет обучения в высшем духовном учебном заведении студенты, к великому сожалению, в основной массе ни разу не прочитали Библию целиком. Читают какие-то современные толкования, переводы протестантской или католической традиции, но с самим источником не знакомы.

– Что бы вы желали изменить в курсе Ветхого Завета или, может быть, чем-то дополнить его?

– Изменить хотел бы, но это слишком глобально, а потому пока невозможно. Беда в том, что мы изучаем богословские дисциплины разрозненно, каждый предмет сам по себе. Учащиеся сдали зачет, получили оценку, и «в памяти осталось что-то, а что – не помню». Я убежден, что все должно быть взаимосвязано. Семинаристы изучают историю Церкви, догматическое богословие, Священное Писания Ветхого и Нового Заветов, древние и церковнославянский языки – и всё это для одной цели: постараться понять Бога, познать Его. Полученные знания должны стать опорой веры, а вера должна изменять жизнь человека. Преподаватели, конечно же, видят единство предметов и тем, но это трудно донести до семинаристов. Еще со школьной скамьи большинство людей не имеет навыка применять знания в жизни, знания так и остаются бесполезным грузом. Так что студентам по окончании семинарии в их будущей жизни на приходе уже в качестве пастырей все еще предстоит «учиться, учиться и еще раз учиться».

Есть еще и другая проблема: уровень образования неуклонно падает. Такова современная тенденция. Для меня учеба всегда была великим трудом – все равно что кровь проливать. Современный же человек учится по-другому: «учеба – for fun», это совершенно другой подход, и получается, что вся жизнь для удовольствия. А на самом деле жизнь, как сказал мне один студент, не только для того чтобы кушать и спать.

– В ближайшее время ожидаются изменения в системе духовного образования. У вас есть соображения по этому поводу?

– Наверное, на этот вопрос я уже ответил. Если дополнить, то мое мнение: менять в системе действительно нужно многое, человеческая мысль должна развиваться. Самый важный момент состоит в том, что духовное образование не должно стать бездуховным, нельзя подменять духовность интеллектуальностью. Мы не имеем права потерять свое лицо в современном мире: «Соль имейте в себе. Если соль станет не соленой, что с ней делать?» (ср.: Мк. 9: 50) – спрашивал Христос Своих учеников. Ответ, думается, придется держать каждому из нас перед Спасителем еще здесь, на земле.