«Кто-то начинает, кто-то продолжает, кто-то воплощает…»

Над какой мозаикой работаете сейчас? С какими достижениями и трудностями вы столкнулись в настоящее время?

Сейчас мы работаем в Киеве. Работа масштабная, коллективная, много стадий. Когда начали работать в куполе, то совершенно не представляли, что будет в центральной конхе.

В процессе замысла я смутно представлял, в какие формы в итоге все облечется. Пока делал эскиз, думал, где что будет находиться, какой цвет использовать, какой тон, какие соотношения, масштабы. Что-то делал наугад…

И вот уже надо делать какую-то конкретную часть из композиции, нужно приступать, но до конца не знаешь, как «попасть» и сделать то, что хотелось бы. Хорошо, если хоть смутно представляешь то, что хотелось бы получить в результате, в каком русле, в каком направлении надо работать.

Появился купол, надо конху начинать. Видим, что купол с конхой складываются неплохо. Из ниоткуда появляются какие-то конкретные детали — одеяния, манжеты, волосы, нимбы, перекрестья, шрифт, орнамент. Все это витает где-то и облекается в конкретную форму. И это такое чудо! Легче работать, когда ты видишь, что все движется в каком-то направлении, русле, когда виден горизонт. Хуже, когда работа складывается, Господь действует, но ты этого не замечаешь.

Работа у нас коллективная. Все участники, как часть одного организма, чувствуют общее настроение. Кто-то начинает, кто-то продолжает, кто-то воплощает. Именно это важно и дорого в нашей работе, где нельзя все сделать самому: нужно чувствовать плечо сотрудников, наше единство, нужно стараться, чтобы другому было легче трудиться. Всем трудно, каждый путается, что-то не понимает, каждому приходится переступать через себя, чтобы подняться на леса и сидеть там, где холодно, темно, пыльно, сверлят, стучат молотки. Это физически непростой труд. Одно дело — сидеть в теплой, светлой комнате и работать, а другое — в грязи и пыли, ведь, как правило, наш труд совмещается со строительными работами.

Но все братья и сестры из мастерской пытаются участвовать, очень помогают — и в этом красота, ценность есть. Люди остаются в мастерской и трудятся, есть коллектив. Есть те, кому ты нужен, кто за тебя переживает, и работа становится возможностью помочь друг другу, поддержать, как-то утешиться…

Долгое время мозаика была забыта, редко использовалась в оформлении помещений. Сейчас можно говорить о возрождении мозаичного искусства. Насколько сейчас востребована мозаика, в частности, при оформлении храмов?

Востребована. Когда мы только начинали, были единичные мозаичисты, несколько человек. На сегодняшний день у нас самая большая бригада, кажется, человек 25. Таких мастерских, может быть, и в Репинском институте в Питере нет. Там человек 15 наберется. Но это комбинат, люди наняты на работу, какие-то заказы стекаются. У нас иначе: это дружная артель, где есть заинтересованность друг в друге, в послушании церковном, духовная польза. Хотя, конечно, бывают и недопонимание, и другие тяжелые моменты.

Заказов много, слава Богу. Мы размышляли, как быть в этой ситуации. То ли реагировать просто на рынок, стараться всем угодить, делать быстро — в этом есть свой резон. То ли делать упор на качество, на отношение к работе и не гнаться за количеством, предъявлять к работе очень высокие требования. Чтобы получилось что-нибудь хорошее, нужно быть уверенным, что ты сделал все, что мог: нашел материал, изучил тему, разработал свою идею, пропустил ее через себя, сделал несколько вариаций, кардинально разных, потом выбрал то, что подходит для этого конкретного места по духу, по настроению, по стилистике.

Хотелось бы, чтобы сделанная работа была как праздник — и для мозаичника, и для заказчика. Возможно, это то единственное, что может удержать людей в мастерской. Все остальное все-таки утомляет, изматывает... Но если чувствуешь, что в процессе работы приобрел какие-то внутренние качества, открыл для себя что-то новое, если смог донести какую-то идею и поделиться ею с людьми, если это хоть для кого-то станет неким откровением — то это и есть самая большая ценность нашей работы.

Хотелось бы, чтобы, несмотря на множество заказов, на сжатые сроки, суету, занятость, это присутствовало в нашей работе. Тогда и заказчик будет, и интерес к мозаике не пропадет.

Делать мозаику не прекращали, просто она являлась ремеслом, чем-то бездушным и неживым, и вроде как интереса к ней не было. Как только она стала чем-то живым, настоящим, неким откровением, тогда появился спрос и интерес. Вот уже и этот батюшка хочет, и другой…

До наших дней сохранились старинные иконы, написанные красками, но большинство из них нуждается в реставрации. Насколько хорошо сохраняется мозаика?

В этом смысле мозаика лучше, она имеет более долговременный срок службы. Дольше всего мозаика сохраняется в тех широтах, где ровный климат, влажность и температура. Так что в Средиземноморье, например, срок службы мозаики будет гораздо больше, чем у нас. В наших широтах температура воздуха может колебаться от –20 до +30 градусов, а влажность быть сто процентов, а на следующий день — в три раза меньше. Поэтому у нас мозаика хуже сохраняется. В Почаеве мы реставрировали мозаики, выполненные по эскизам Рериха, их делали в начале прошлого века. Так там за 100 лет какие-то основы, штыри, армировка проржавели; цемент, клей где-то рассыпаются, трещат, требуется реставрация. Лучше для мозаики, когда она расположена в интерьере, где более-менее ровный температурный режим. Но даже уличная мозаика, в отличие от живописи, сохраняется гораздо лучше, на чем бы она ни была выполнена: на доске, холсте, металле или стекле.

Мы стараемся делать мозаику с использованием хороших материалов. Небольшие панно можно набирать и на прямых поверхностях синтетическими клеями или итальянскими, где производители старались соблюсти технологию изготовления. Мы выбираем материалы, близкие к натуральным минеральным растворам, чтобы это была не синтетика, резина или химия, от которой не знаешь, чего ожидать лет через пятьдесят или даже двадцать.

Двадцать лет — это минимальный срок, на который рассчитано любое монументальное произведение и особенно мозаика. Желательно, чтобы мозаичное произведение продержалось столетие, потому что стоит оно немалых денег, и труд кропотливый вложен. Сами материалы в изготовлении технологически очень сложные и стоят недешево.

Но, как говорил один известный московский мозаичист Александр Корноухов: «Пусть лучше технологически неправильно сделанная, но красивая вещь простоит хоть немножко и рассыплется, чем технологически хорошо выполненное безобразие останется на столетия». И я с ним согласен.

Вы рассказали о технических сложностях вашей творческой профессии, а есть ли иные трудности?

Да. Без трудностей не обходится, бывают и неприятности. К примеру, бытовые — те же командировки. С одной стороны, нужно семье уделять внимание, бывать дома, помогать по хозяйству, а с другой — нужно оторваться от семьи, чтобы потрудиться для Бога. Эти переживания выматывают, но и помогают работе: чувствуешь себя на земле. Ребята сочувствуют друг другу — по очереди ездят в командировки.

У нас не возникает таких вопросов: я — профессиональный художник, сделал работу, и что мне с этого будет? Но это налагает определенную ответственность на меня как на руководителя. Ведь я разговариваю с заказчиками и отвечаю перед ними за проделанную работу. Еще ответственность перед монастырским казначейством — мы должны принести какие-то средства от своих трудов в монастырь, чтобы оправдать затраты на оформление своих храмов, на благотворительную социальную помощь. И, конечно же, необходимо дать возможность трудящимся в мастерской заработать какую-то копеечку, чтобы, работая на благо Церкви, они могли вывезти семью на отдых, утешиться.

Труд иконописца — это в первую очередь церковное служение. Однако нужно, чтобы у него были какие-то тылы, чтобы он не скорбел и не мучился оттого, что приходится заниматься подработками. С другой стороны, заказчики — люди небогатые — священники, архиереи, которые вынуждены просить деньги у спонсоров. Конечно, не очень удобно суммы называть. Это моменты неприятные, деликатные. Но ничего не запрашивать невозможно.

Бывают и недопонимания, искушения. Но мы стараемся, чтобы наш труд не стал просто зарабатыванием денег, а был служением Богу. Бывает, что священник хочет заказать мозаику, а денег у него нет. Мы идем ему навстречу, ведь через другой заказ Господь может послать какой-то излишек.

Расскажите, пожалуйста, о храмах, которые Вы украшали и реставрировали в течение этих лет.

Основные труды пришлись на храмы нашего монастыря, с целью их благоукрашения и создавалась наша мастерская. Это в первую очередь храм в честь иконы Божией Матери «Державная». Небольшие мозаики, росписи есть и в других храмах — на подворье, на Северном кладбище. Сейчас планируем вести работы в Елисаветинском храме. Батюшка мечтает о Крестовоздвиженском храме, чтобы большей частью там была мозаика. Надеется, что мы, приобретя какой-то опыт за время нашего пребывания и работы в Церкви, сможем сделать какую-то большую, итоговую работу. Там мы должны постараться. И хочется, чтобы для Минска, для родного города потрудились не приглашенные, приезжие мастера, а свои — взращенные в монастырской среде, на нашей белорусской земле. Чтобы можно было вспоминать не только работы константинопольских мастеров, греческих умельцев, киевских искусников, но и видеть что-то свое, сделанное современными мозаичниками.

Начиная работать, мы не представляли, что работа в монастыре может закончиться, что когда-то будет завершен Державный храм, будут сделаны мозаики в куполе, в конхе, в парусах. Это трудно было представить даже тогда, когда работы шли полным ходом. Но когда все осуществилось, была такая радость! Но эта работа закончилась и появилась возможность выполнять заказы со стороны. Работа у нас много. Хочется все успеть! Если есть потребность в нашем ремесле, если Господь благословляет сделать что-то красивое через нас, то, конечно, хотелось бы постараться и кого-то утешить, порадовать своей работой. Хотя иногда посещают грустные мысли по поводу того, представляет ли мозаика такую ценность, чтобы погружаться в нее полностью.

Нас приглашают совершенно разные люди. Как правило, это священники и архиереи, которым важно, чтобы в храме была создана красота, а не роскошь. К нам не приходят дельцы с амбициями, желающие тешить свое самолюбие. Обращаются к нам священники из Киева, Тернополя, Москвы. Есть небольшие заказы в Беларуси: отец Геннадий из Бобруйска, отец Сергий из поселка Сокол (он ходит в интернаты, причащает и исповедует больных). Один батюшка из Бреста приглашал нас и сам искал спонсоров, благодетелей для создания мозаики.

Люди не гонятся за сроками, не просят сделать что-нибудь проще, лишь бы было дешевле. Они хотят, чтобы работа нравилась, осталась для потомков. Человек понимает, что жизнь коротенькая, что сам он мало что значит, но если Господь через него пропустит какую-то искорку, то даже когда человека не станет, останется произведение.Люди звонят, увидев информацию о нашей мастерской в Интернете. Недавно был звонок из Мадрида. Небольшую мозаику с изображением князя Владимира установили в Йоханнесбурге, в ЮАР. В Ростове-на-Дону тоже делали мозаику. Людям нравится церковное искусство, они разыскивают нас, звонят. И для нас это радостно!

Беседовала Елена Макеенок