Назовут тебя Ангелиной

Престольный праздник удался. За Литургией благочинный отец Никифор вручил отцу-настоятелю орден преподобного Сергия Радонежского и патриаршую грамоту. Прихожане один за другим выходили на солею с букетами и признаниями в любви к батюшке Алексию и рассказами о том, как его стараниями был возрожден старинный храм, пребывавший в мерзости запустения почти целый век. После трапезы спонсоры вручали ему пухлые конверты, а сама трапеза прошла, как никогда, весело. Радостно было всем. Вспоминали истории борьбы с уполномоченным. Особенно развеселила всех пересказанная старостой, ставшая церковным фольклором история о том, как отец Алексий спас уполномоченного от неминуемой смерти. В 1989 году этот обличенный большими антихристианскими полномочиями муж пришел в храм и стал кричать на батюшку и членов двадцатки: «Какой вам храм?! Его сносить надо, а не восстанавливать. А вам перестать приставать к властям с дурацкими инициативами. Все ведь знают, что Бога нет!» На что отец Алексий со словами «Не позволю в храме богохульствовать!» схватил уполномоченного под руку и потащил к выходу. В ту же секунду в то место, где неистовствовал кощунник, упал кирпич.

– Не кирпич, а плинфа, – поправил старосту хозяин известной строительной фирмы.

– Да хоть и плинфа. А ведь прибила бы насмерть. Это уполномоченный понял. И хотя возмущенно визжал, когда батюшка тащил его, но когда увидел, что свалилось бы ему на голову, присмирел и вообще больше в храме не показывался. Говорят, что он вразумился и что его даже отпели… – завершила рассказ староста.

Вспомнили о том, сколько грузовиков мусора вывезли из храма. Помянули труды первых прихожан и предложили тост за их здравие. Ушедших в мир иной помянули, а присутствовавшим на трапезе старейшим прихожанкам Нине Ивановне и Софье Петровне пропели «Многая лета!» Ветеранки поблагодарили за память, но позже, глядя вслед дорогим автомашинам, уезжавшим по окончании трапезы, Нина Ивановна скорбно произнесла:

– Никому-то мы не нужны. Хоть бы из вежливости предложили подвезти до метро.

Софья Петровна вздохнула, но жаловаться не стала:

– Да у них же у всех дела. Сегодня будний день. Рабочее время…

– Рабочее, – проворчала Нина Ивановна. – Работнички… Нахватали миллионов. На какой такой работе можно такие деньги зарабатывать?! Мы вот одного стажу пятьдесят лет. И до сих пор без дела не сидим. Без нас ведь ни одно дело не обходилось. И готовить, и мусор выносить, и раствор на леса поднимать, и по всяким поручениям по всей Москве раскатывать. Все ведь делали. Обидно, что сейчас забыли.

– Да кто же тебя забыл?! Тебе и многолетие спели. Батюшка даже в проповедях наши труды вспоминает. Нам и медали вручили. Чем же ты недовольна?

– А тем, что не при деле мы. Без нас решают, без нас делают.

– Да что нам решать-то? Когда на простых работах наши руки были нужны, мы и решали, как что половчее сделать. А сейчас проблемы нам неведомые. Надо их с властями решать. Надо храм расписывать. С нами, что ли, советоваться, как храм расписывать?! Там специалисты да таланты нужны.

– Да вот только теперь и делов, что больную Шурку навестить да передать кому чего.

– Ты радуйся, что теперь тебе дают легкие поручения. Силы-то уже не те. Теперь у нас другое служение.

– Да какое служение?! Пустяки одни. За весь месяц батюшка только и поручил письмо передать Светлане Степановне для внука. Он в тюрьме сидит.

– Радуйся. Может, это письмо его к покаянию приведет. Может, он в Бога уверует.

– Что ты все заладила: «радуйся»… Скорбно мне, а ты – радуйся.

Говорит: зовут меня так-то. И называет адрес. Я просыпаюсь, а в голове этот адрес: и улица, и дом, и квартира…

– Ну, тогда слушай про мое поручение. На прошлой неделе вижу я сон. Будто сижу я в дивном саду за столом с красивыми счастливыми людьми. На столе цветы и фрукты невиданные. Аромат – не передать. До сих пор его чувствую. Все такие радостные. А неподалеку за грязным столом, на котором ни цветов, ни фруктов, сидит грустная женщина. Я ей говорю: «Что вы там одна сидите? Идите к нам». А она: «Не могу. Я при жизни в церковь не ходила. И хоть против церкви ничего плохого не делала, но не признавала ее. И все таинства не признавала. И священников не уважала. Думала, что они народ дурачат. А теперь мне очень плохо. Я не могу быть с теми, кто Бога любил». Я говорю: «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?» – «Можете. Скажите моей дочери, что я очень страдаю. Только ее молитвы и помогут мне. И чтобы она меня заочно отпела и заказывала панихиды. По воскресеньям ходила бы в храм и подавала записки о моем упокоении. Пусть поспешит с отпеванием. Скоро сорок дней, как я преставилась…» Говорит: «Зовут меня Лидией, а дочь – Ириной». И называет адрес. Я просыпаюсь, а в голове этот адрес: и улица, и дом, и квартира. А это Зеленоград. Думаю: «Приснится же такое».

Целый день, что бы ни делала, у меня в голове этот адрес. Память у меня слабая – не помню, что мне пять минут назад сказали, а тут вертится этот адрес, и не забываю. Пошла я на следующее утро к батюшке. Рассказала ему сон, а он говорит: «Поезжай». Шутка ли: надо до Москвы доехать, потом через всю Москву да еще и до Зеленограда. Это на целый день путешествие. Делать нечего – благословение получила. Поехала. Добралась с приключениями: то сердце заболит, то электричку на полчаса на запасной путь отправили, то ноги затекли. Думаю, хоть бы внука попросила посмотреть в интернете, есть ли вообще такой адрес. Да и как объяснить, зачем приехала? Скажут: «Бабка умом тронулась – на том свете побывала». В общем, добралась. И улица на месте, и дом стоит, и квартира на последнем этаже.

Звоню в дверь. Выходит огромный мужик в трусах и с сигаретой: «Вам кого, мамаша?» Я думаю: что ему сказать? Боюсь, пошлет он меня подальше. Извинилась, спрашиваю: «Не живет ли здесь Ирина?» «Живет», – говорит. Ничего не спрашивает, пинает дверь ногой. Я захожу. В кухне сидит женщина. Лет пятьдесят. Лицо строгое. Глаза холодные. У меня даже сердце зашлось. Как ей сказать? Может, имя совпало. Спрашиваю: «Вашу маму Лидией звали?» Кивает головой. Я снова спрашиваю: «Лидией?» – «Ну Лидией. Я же ответила». Хотя не ответила, а только кивнула.

Она смотрит на меня подозрительно. Ну, я внутренне помолилась: «Господи, помоги!» Говорю: «Вашей маме очень плохо». Она смотрит на меня как на дурочку. «Да мы ее месяц, как закопали». – «Я знаю, что она умерла. Так ей там, куда ее душа попала, плохо». – «Какая душа? Я ни в какую душу не верю. И в Бога я не верю». Тут она совсем разошлась. Кричать стала: «Ходят тут всякие! Выпишут имена в домовой книге и начинают народ разводить на деньги. Щас скажете, что она у вас миллион одолжила». – «Ничего она у меня не одалживала. И никаких денег мне не нужно. Я увидела ее во сне, и она назвала мне ваше имя и адрес, по которому вы живете». – «Вы что, работали с ней?» – «Нет. Я вообще ее никогда не видела. Я же вам говорю, что увидела ее во сне и пришла к вам рассказать, о чем она меня попросила». – «Да как вы могли ее во сне увидеть, если вы ее в жизни не видели?» – «Не знаю. Видно, так Господу было угодно, чтобы я нашла вас и передала просьбу вашей матери». – «Да как это возможно? Какой Господь?»

Разволновалась она страшно. Я прошу ее успокоиться. Говорю, что Господь необъяснимым образом может любого человека послать другому на помощь. Объясняю, что покойникам можно помочь только молитвой. И слово в слово передаю то, что ее мать просила и чтобы она поспешила с отпеванием. А от себя добавила: если она чем-то сильно ее обидела (может, в сердцах, при ссоре, смерти ей пожелала или прокляла ее), то нужно сугубо молиться. Хорошо бы какие-то жертвы принести: сироткам помочь или за старыми и немощными поухаживать, как за матерью…

А она вдруг как зарыдает. И куда ее строгость девалась! Лицо сморщилось, как у девчонки. Слезы текут, и она сквозь слезы: «Я мужа своего, Коленьку, бросила, чтобы вон с этим, кто вам открыл, жить. А она умоляла Колю не оставлять. А я ей тогда и не помню, что наговорила. Да… И “будь ты проклята” сказала. Коля с горя спился. Мама умерла. А я теперь свое семейное счастье хлебаю. Вы видели мое сокровище. Чистый кабан. Ест ведрами, а по ночам…» Она махнула рукой и вздохнула. «Я ведь из-за этой его страсти Коленьку бросила».

Тут вернулся ее избранник. Она вытерла слезы, и мы вышли с ней из квартиры. Она попросила меня повторить, что надо в церкви делать. Что и как заказать, как молиться. А я, слава Богу, взяла с собой молитвослов. А там и молитвы за умерших, и все, что надо новоначальным. Подарила ей молитвослов, объяснила, что у любого батюшки можно спросить, как ей матушку ее отмаливать. Так она, эта строгая женщина, руки мне целовала. Спустилась со мной с пятого этажа и в комнатных тапочках шла со мной до остановки. Благодарила и обещала завтра же заказать отпевание и впредь молиться о матери. Вот такая история.

– И к чему ты клонишь? Я же грущу, что мы на приходе не нужны.

– Еще как нужны! Я обо всем рассказала батюшке. Меня ведь тоже мысли о том, что мы ему теперь не нужны, мучили. А он и говорит: «Радуйтесь. У меня молодые помощники появились. А если у меня к вам нет никаких поручений, так теперь Сам Господь дает вам поручения и посылает вас с вестями. Ангел – это же посланник. Вот теперь и вы посланница. Так что постригайтесь в монахини с именем Ангелина. А в схиме будете Гавриилой».

Софья Петровна засмеялась. Нина Ивановна покачала головой, немного постояла, глядя вверх, и тоже засмеялась.

– Ну, теперь и я буду ждать особого поручения. Только сподоблюсь ли…

Подруги обнялись, расцеловались и тихо побрели в сторону метро.