Православная Европа. Статья 5
Франция: русский конфликт?

Собор св. Александра Невского

Париж туристический особо меня не удивил. Все оказалось примерно так, как я и ожидал: трехчасовое стояние в очереди у Эйфелевой башни, суетные «любители» у Джоконды в Лувре, ловящие момент, чтобы, не обратив на себя внимание охраны, сфотографировать знаменитый шедевр Леонардо да Винчи. Добавьте к этому немного скромный (по сравнению с Петродворцом) Версаль, винтовую лестницу Триумфальной арки (подъем по которой весьма мучителен), собор Парижской Богоматери (с бережно сохраняемым в нем терновым венцом Спасителя) – и вы почти завершите тот список достопримечательностей, ради которых миллионы людей устремляются во французскую столицу. Впрочем, я немного циничен: по тому же Лувру можно бродить не один день, если вы настоящий ценитель древней культуры и искусства.

Справка. Французская республика – одна из самых крупных стран Европы. Столица – Париж. Площадь – 544 тыс. км², население – около 62 млн. человек. Официальный язык – французский, большинство верующих – католики.

Здание прихода Трёх Святителей (Париж)

Православный Париж (в лице его отдельных представителей) встретил меня не очень ласково. Архиепископ Корсунский Иннокентий давать интервью отказался, сказав: «Есть помощники, с ними и разговаривайте». Немного смущенный резкостью отказа, я отправился на встречу с рекомендованным «помощником» – игуменом Нестором (Сиротенко), настоятелем храма во имя Трех святителей (кафедральный собор Корсунской епархии). Но увы, и здесь мне был оказан не самый доброжелательный прием. Отец Нестор, коротко отвечая на вопросы белорусского гостя, дал понять, что у него нет особого желания со мной беседовать. А в конце разговора откровенно признался:

– Не нравится мне ваша идея, вот и все. Вы, наверняка, напишете то, что не будет соответствовать действительности: потому что при первом впечатлении глубоко понимания не возникает.

Мне трудно было не согласиться с моим собеседником насчет «глубокого понимания при первом впечатлении», но ведь я и не планировал «копать вглубь», добираясь до неких сокровенных слоев французского Православия. Меня больше интересовало происходящее сейчас, в наши дни. Ну, а то, что мои заметки в какой-то степени субъективны – как и всякий плод авторского анализа и размышлений, я и не скрываю.

Впрочем, небольшую информацию отец Нестор мне все-таки предоставил.

– На воскресной службе в церкви обычно бывает 150–180 человек, их них 70–80 причащаются, – рассказал батюшка. – Приход очень хороший, люди отзывчивые, незамкнутые. У нас хорошая общинная жизнь. Ведь здесь единственный в Западной Европе храм, где каждый день совершается служба. На протяжении 70 лет, что бы ни происходило, у нас утром и вечером проходят богослужения.

– К сожалению, у некоторых приходов в Париже есть проблема: они имеют немного клубный характер, – отметил отец Нестор. – В небольших общинах люди привыкают друг к другу и к тому, что ничего не меняется. Нас это не касается. У нас на каждой службе всегда есть новые люди.

– Много ли французов обращается в Православие? – интересуюсь я.

– Мало, – отвечает отец Нестор. – Это не массовое явление. Причины, по которым французы приходят к православной вере, разные. Одни идут путем интеллектуального поиска, другие –через браки с православными. Чтобы обвенчаться в России, француз может принять Православие. Но это не означает, что он действительно стал православным человеком. Просто они любят венчаться у нас. В качестве примера приведу одну семью. Русская девушка, приехавшая во Францию, хотела обвенчаться с мужем в католической церкви, аргументируя это тем, что она желает полностью интегрироваться, стать француженкой. А родственники мужа (католики) уговаривали венчаться у нас: «В Православии такие красивые службы!»

– Конечно, французское Православие будет развиваться, – подчеркнул игумен Нестор. – Но массового обращения, скорее всего, не произойдет. Тем не менее, можно надеяться, что в обозримом будущем появятся какие-то знаковые фигуры – или коренные французы, или люди из эмиграции.

На прощание отец Нестор подарил мне богато иллюстрированную книгу об иконах Трехсвятительского прихода. Расстались мы, в общем, весьма доброжелательно, хотя общий прием, оказанный руководством Корсунской епархии, оставил у меня на душе неприятный осадок.

Экзархат Русской традиции: на перекрестке мнений

Архиепископия Русских Православных Церквей в Западной Европе Константинопольского Патриархата (первоначальное название – временный экзархат Святого Апостольского и Патриаршего Трона Константинополя в Западной Европе), образованная при участии митрополита Евлогия (Георгиевского) в 30-е годы XX столетия, предполагалась как временное учреждение – до изменения ситуации в России в лучшую для Церкви сторону. После десятилетий безбожного гнета в СССР коммунизм, наконец, пал, и Русская Церковь освободилась от «гиперопеки» со стороны государства. Но экзархат, несмотря на явные перемены в России, воссоединяться с Московским Патриархатом не спешил. Более того, избрание в 2003 году фламандца Гавриила де Вильдера (оппонента Москвы) управляющим архиепископией Русских Церквей сделало эту возможность еще более призрачной. В 2006 году Париж приютил епископа Василия (Осборна) из Великобритании, который, покинув Московский Патриархат, возглавил новосозданное британское «викариатство» экзархата.

С архиепископом Гавриилом я беседовал задолго до своего приезда во французскую столицу – в частном доме владыки в Маастрихте (Нидерланды). В принципе, это был в большей мере приватный разговор, иногда перераставший в дискуссию. Архиепископ, не обошедший стороной проблему взаимоотношений с Москвой, заявил, что «Патриарх Алексий меня не любит. Не знаю почему». Рассуждать дальше на эту тему и в том же духе мне показалось неуместным.

После маастрихтской встречи я с владыкой Гавриилом общался очень мало. Попытки найти его в Париже успехом не увенчались: на электронные письма он не отвечал, трубку телефона не снимал. Возможно, просто отсутствовал. Тем не менее, со мной согласился переговорить протоиерей Анатолий Ракович, настоятель Александро-Невского собора на рю Дарю. Того самого собора, что является сегодня кафедральным храмом экзархата, символом православного Парижа и отражением былого величия Российской империи.

Протоиерей Анатолий Ракович

Отец Анатолий, родившийся в СССР в 1937 году, после войны и скитаний с родителями по Германии переехал в Марокко. Во Францию его семья эмигрировала в 1958 году. В 1964 году рукоположен во диакона, в 1976 году – в священника. В Александро-Невской церкви служит более 40 лет.

Протоиерей Анатолий встретил меня очень приветливо.

– Вы, наверное, знаете о нашей ситуации, – с горечью произнес он. – Я хочу пояснить, что нахожусь в довольно печальном положении. Ведь я всем сердцем за то, чтобы мы (с оговорками, конечно) были в лоне нашей Матери–Русской Церкви. И в этом плане я расхожусь с тем большинством, что находится вокруг владыки Гавриила. Здесь много священников-французов, и на общих собраниях священники, согласные с моим мнением, остаются в меньшинстве. После того как произошел раскол в Сурожской епархии с епископом Василием (Осборном), многие здесь радовались: вот, мол, с Вселенским Патриархом организуется лучшая жизнь для разных национальностей. А мне плакать хотелось. Мы после падения коммунизма должны были объединяться. Вместо этого – новые разделения… Здесь начинают говорить о создании Поместной Церкви, но ведь вначале надо было объединить все русские юрисдикции за границей, а потом уже и рассуждать о столь глобальных вопросах. Посмотрите: ни сербам, ни румынам, ни грекам эта идея не интересна: они создают свои, национальные приходы. А организовывать Поместную Церковь только на основе бывшей Русской Церкви – это абсурд. Я считаю, что французские приходы экзархата еще не освоились, не окрепли, не укоренились, они еще очень слабые. Я не враг Константинопольского Патриархата, я благодарен им за то, что они нас приютили в свое время, но я считаю, что, хотя большинство наших священников не русского происхождения, нам нельзя откалываться от Матери–Церкви.

– Да, богослужения в соборе у нас на славянском языке, – продолжил отец Анатолий. – Если прихожанин желает быть на франкоязычной службе, он всегда может спуститься в нижнюю церковь. Но многие хотят сохранять свой язык богослужения.

– Несмотря на то, что люди переехали во Францию, они желают, чтобы и здесь богослужения совершались на церковнославянском? – спрашиваю я.

– Вы, наверное, немного с иронией смотрите на это? – задает отец Анатолий встречный вопрос.

Несколько смущенный его вопросом, я поясняю, что сейчас вроде бы никто не вынуждает эмигрировать: политических преследований практически нет, и люди в основном выезжают добровольно, по экономическим мотивам. Почему бы им не принять французский как основной язык богослужения во Франции?

– Вы знаете, в нашем соборе большинство прихожан любит славянский язык, – подчеркнул батюшка. – Славянский язык несет красоту, а красота может спасти мир. Надо ведь не только интеллектом брать. Церковь сама по себе несет благолепие, она преображает, возвышает ум. Когда переводишь некоторые молитвы на французский язык (словами абсолютно верными), они звучат совершенно по-другому, а по-славянски звучат намного красивее. Нельзя насильно переводить все на французский, заявляя, что вы, мол, во Франции, поэтому служите и слушайте службы по-французски. Наш славянский язык всегда помогал людям найти здесь прибежище, уют.

«Конечно, для русского человека служба на славянском будет ближе, чем на французском», – подумалось мне. Но как быть с теми, кто ни славянского, ни русского не знает, а воспитан в сугубо франкофонном духе? Ведь даже дети многих «старых» эмигрантов почти полностью забыли русский язык. Наверное, нужно искать компромисс, стараясь при этом никого не обидеть. Сложный и довольно конфликтный вопрос, способный только подлить масла в огонь противоречий, существующих в экзархате в наши дни.

– И все-таки те люди, которые приходят к нам, любят церковь, – заметил отец Анатолий. – Из России, Молдавии, Украины, Беларуси прибывает много новых эмигрантов. Да, советский период многим из них не дал возможности изучать Закон Божий, многое другое. Некоторые вообще никогда не причащались. Мы таким людям уделяем время, учим их, помогаем.

– К сожалению, в церкви сокращается количество пожилых прихожан, – добавил настоятель. – Здесь почти все старички помещены в старческие дома. А в церкви, я думаю, должны быть люди любого возраста. Многие прихожане живут очень далеко, за 30–40 километров. Это создает некоторые трудности для детей, желающих посещать приходскую школу. Ну, а для тех, кто приходит, мы организуем изучение Закона Божьего, русского языка, истории, молитв, иногда пения.

– Да, можно только порадоваться тому, что наши церкви сейчас переполнены. В основном, благодаря эмигрантам из бывшего СССР, – подчеркнул отец Анатолий.

А мне подумалось: может быть, именно благодаря эмигрантам новой волны воссоединение экзархата с Русской Церковью станет перспективой более реальной, а не такой призрачной, как в эти дни.

Свято-Сергиевский институт: кузница православных кадров

Свято-Сергиевский богословский институт, основанный в 1925 году, был и остается православным интеллектуальным центром Западной Европы. В институте преподавали протоиерей Сергий Булгаков, митрополит Вениамин (Федченков), епископ Кассиан (Безобразов), протоиерей Иоанн Мейендорф и многие другие выдающие деятели русского зарубежья. Среди его выпускников – известные ученые, служители Церкви и даже российские дипломаты (как, например, нынешний посол России в Испании, получивший в институте заочное богословское образование).

Внешне институт малозаметен: небольшие зеленые ворота между двумя жилыми домами на Крымской улице, увенчанные крестом. Справа надпись на французском языке: «Православный богословский институт и церковь преподобного Сергия». На территории ощущаешь запустение: асфальт потрескался, здания немного обветшали. Конечно, в финансовом плане институт переживает не лучшие времена: субсидии от французского государства очень маленькие (хорошо, что они вообще есть), частные пожертвования тоже невелики. Основная статья доходов – это плата, вносимая студентами за обучение. В среднем студент института платит более 2600 евро в год.

– Всего у нас на стационаре 60 студентов, на заочном отделении – около 300, – отметил в беседе со мной архимандрит Иов (Геча). – Студенты со всего мира и из разных Поместных Церквей. Представлена не только Франция, но и остальная Европа, Россия, Украина, Беларусь, Америка, Африка и Средний Восток.

Архимандрит Иов (Геча)

Формально институт возглавляет архиепископ Гавриил (де Вильдер), но для владыки это скорее почетная функция. Все текущие вопросы находятся в ведении декана (в настоящее время – протоиерей Николай Цернокрак).

– Наша профессорская корпорация насчитывает 20 преподавателей, – говорит отец Иов. – Не все они – наши штатные сотрудники. Некоторые работают в других местах, а у нас читают тот или иной курс. Официальный язык обучения – французский. Несколько лет назад мы открыли заочные курсы на русском языке. Выпускники курсов получают специальный диплом или (правда, в редких случаях) им присваивается степень бакалавра. Но, к сожалению, немалая часть заочников не доходит до конца обучения. Очень сложная программа; далеко не все могут самостоятельно изучить древние языки – древнегреческий и древнееврейский.

Распорядок дня в институте приближен к правилам духовной семинарии. В 7 утра служится утреня в церкви преподобного Сергия Радонежского (она размещается здесь же, на территории института). После службы – завтрак, а с 9 часов начинаются занятия. Лекции и семинары продолжаются (с перерывом) до 13 часов, после чего студенты собираются на общий обед. После обеда – снова занятия или самостоятельная работа. В 18 часов – вечерня, после которой следует ужин и свободное время.

– Посещение лекций у нас обязательно для всех, посещение богослужений обязательно для студентов, проживающих на территории института, и крайне желательно для тех, кто живет за его пределами (снимая в Париже квартиру или комнату), – отметил отец Иов. – Такой распорядок был заложен еще митрополитом Евлогием. Здесь, конечно, не монастырь, но мы придерживаемся монашеского строя.

– Студенты пишут свои работы на разные темы, но самые популярные из них – это литургика и церковное право, – подчеркнул бывший декан института. – Мы активно развиваем международные академические контакты, поддерживая связи со Свято-Владимирской семинарией в Нью-Йорке, Греческой семинарией в Бруклине, с Богословским институтом в Баламанде (Ливан), с отдельными богословскими факультетами в Румынии, с Институтом по изучению Православия в Кембридже, со Свято-Тихоновским университетом в Москве. Был также разговор о том, чтобы наладить контакты с Институтом теологии в Минске, но пока ничего конкретного не произошло.

– Скажите, а проблемная ситуация, существующая между Московским Патриархатом и экзархатом, как-то отразилась на работе института? – спросил я (не могу обойти стороной столь болезненный для Франции вопрос).

– Нет, здесь этого не чувствуется, – последовал ответ. – Институт всегда был связан с экзархатом, но в нем учились представители разных Поместных Церквей. В его стенах всегда ощущался братский дух, братские отношения, сотрудничество. Наши студенты посещают приходы Московского Патриархата, экзархата, румынские, греческие, сербские приходы. К счастью, конфликты здесь не чувствуются.

С другой стороны, парижский переводчик и журналист Никита Кривошеин говорил, что «ситуация в архиепископии и богословском Свято-Сергиевском институте близка к хаосу и грозит расколом».

Кто прав? Кому верить? Или каждый прав со своей стороны? Трудно сказать.

Страсбург: город семи церквей

Полет из парижского аэропорта «Шарль де Голль» до Страсбурга занял около часа. Небольшой город с населением, слегка превышающим 270 тысяч человек, живописно расположился на берегу реки Иль, недалеко от Рейна, отделяющего Францию от Германии. Страсбург, много раз менявший свою национальную принадлежность (с немецкой на французскую и наоборот), с 1944 года «окончательно» вошел в состав Франции. Этот город – не только столица провинции Эльзас, но и центр многочисленных Европейских учреждений. Сюда приезжают на заседания депутаты Европарламента – в здание, напоминающее своим обликом Вавилонскую башню. Здесь проходят жаркие дебаты в стенах Совета Европы – организации, членами которой являются все европейские (кроме Беларуси) и закавказские государства. В Страсбурге же вершит свои правосудные дела Европейский суд по правам человека.

В городе достаточно ощутимо православное присутствие. В Страсбурге находятся семь приходов: два румынских, сербский, грузинский, греческий и два прихода Московского Патриархата. С сентября 2005 года русскоязычный приход в честь Всех святых окормляет игумен Филарет (Булеков), являющийся также представителем Московского Патриархата при Совете Европы.

Игумен Филарет (Булеков)

– Приход в честь Всех святых был основан в 2004 году как приход Корсунской епархии, – говорит игумен Филарет. – Годом позже ему был придан статус ставропигии. До моего приезда сюда постоянного священника в приходе не было. Службы совершались раз или два раза в месяц клириками епархии. Тем не менее, это помогало поддерживать молитвенную жизнь общины.

– Конечно, считать 2004 год датой основания прихода Московского Патриархата нельзя, – замечает настоятель. – Например, в послевоенные годы здесь существовал приход Христа Спасителя, возглавляемый священником Московского Патриархата, коренным французом. Потом, после отъезда настоятеля, приход перешел в юрисдикцию РПЦЗ. Сегодня этот приход как таковой не существует, так как он вышел из подчинения какой бы то ни было канонической юрисдикции. Осталась очень маленькая группа людей, заинтересованная скорее в обсуждении политических и околоцерковных тем. После открытия нашего прихода все, кто хотел реально участвовать в жизни Православия, перешли к нам. Остальные продолжают что-то обсуждать.

Сейчас воскресные богослужения нашего Всехсвятского прихода посещает около 30 человек. Так как службы проходят на церковнославянском языке, то основная часть прихожан – выходцы из бывшего СССР, приехавшие в последние годы («старой» эмиграции в Страсбурге почти нет). На службы приходят и дипломаты, и сотрудники Совета Европы, а также небольшая группа православных из соседнего города Кель, расположенного уже за Рейном, в Германии.

– Есть у нас среди прихожан граждане Франции, родившиеся здесь, но имеющие русские корни, – замечает отец Филарет. – Например, один из 11 детей протоиерея Георгия Дробота – военнослужащий французской армии. В храм ходит и он сам, и его жена, коренная француженка, никаких русских корней не имеющая. Но по-русски она говорит не хуже нас с вами. И поет в церковном хоре.

Иногда в Церковь приходят мужья-французы православных женщин, переехавших во Францию из бывшего СССР.

– Многие из местных жителей относятся к своей вере довольно формально, – говорит игумен Филарет. – А тут приезжает жена из Украины, которая привыкла постоянно ходить в храм Божий. Она этого мужчину за шкирку – и на службу. Через полгода ему уже хочется понимать, что происходит. Поэтому у нас есть тексты богослужений на французском. Но я всегда советую таким прихожанам походить во франкоязычный приход нашей Корсунской епархии и послушать всю службу на французском. Если бы не было франкофонного прихода, то я бы служил на двух языках, как это было раньше.

Помещение Всехсвятского прихода (Страсбург)

– Конечно, Всехсвятский приход очень молод, – подчеркивает мой собеседник. – Мы только делаем первые шаги. Помещение, в котором сейчас проходят богослужения, арендовали весной 2007 года. Раньше здесь был гараж, так что нам пришлось делать капитальный ремонт. Стараемся уделять особое внимание работе с детьми. Их у нас, слава Богу, очень много. В основном работой с детьми, воскресной школой занимается наш диакон отец Максим Политов с матушкой. Я просил диакона у священноначалия, так как иначе, в связи с моей нагрузкой в Совете Европы, мне было бы сложно вести все приходские дела на должном уровне. Священноначалие пошло нам на встречу. Я очень доволен тем, как служит отец Максим.

– А почему вы не приобрели помещение в собственность? – поинтересовался я.

– Приобретать его нет смысла: на перспективу оно нас не устраивает, – ответил батюшка. – Во-первых, рядом нет парковочных мест, прихожане не могут оставить свои машины. Во-вторых, негде совершать крестный ход. Район мне тоже не очень нравится: здесь центр еврейского квартала. Правда, отношения с местной еврейской общиной достаточно хорошие. В практических вопросах они мне помогают. Помнится, когда мы перед приездом Патриарха провели ремонт и покрасили двери, то нам «наляпали» антирусскую и антихристианскую надпись. Я переговорил с местным раввином. С тех пор у меня даже карандашом не пишут!

По словам игумена Филарета, в перспективе община планирует строить храм. Есть надежда, что до конца года удастся получить участок земли (в аренду на 100 лет, так как приобретать в собственность слишком дорого, да и последующие налоги способны разорить землевладельца). – Православный храм в Страсбурге – это не только церковный вопрос, но и вопрос государственного престижа, – подчеркнул отец Филарет.

Уже в конце беседы я затронул тему Представительства Русской Церкви. Удается ли хотя бы в малой толике влиять на процессы, происходящие в Совете Европы?

– Когда я приехал сюда и меня повели показать Совет Европы, то сопровождающие попросили: «Батюшка, а можно без халатика? У нас как-то не принято». А в октябре прошлого года Страсбург посетил с визитом Святейший Патриарх Алексий. Вот какую дистанцию мы прошли за два года, – подчеркнул отец Филарет.

– Мы, конечно, не занимаемся грубым лоббированием, а просто разъясняем нашу позицию, чтобы при принятии решений здесь лучше понимали мнение религиозных общин, – заметил игумен Филарет. – Процессы, происходящие в Европе, не так просты, как иногда кажется. Не всегда решения, которые Церкви не нравятся, являются следствием негативного отношения к религиозным организациям.

Сдвиги, которые здесь произошли за 2,5 года, – колоссальные. В том числе благодаря активной позиции Русской Церкви. Нам очень благодарны представители Католической Церкви. Ибо те мысли, которые им – из-за «политкорректности» или по другим причинам – порой тяжело бывает высказать, озвучиваем мы. Сейчас религиозное измерение межкультурного диалога стало одной из приоритетных тем Совета Европы. Наша задача – не столько развернуть вспять международные институты, сколько попытаться хотя бы затормозить те негативные процессы, которые действительно имеют место.

Что ж, в этом тоже есть особая миссия Православной Церкви, подумалось мне. Миссия, органично сочетающаяся со свидетельством о православной вере на французской земле и с заботой о соотечественниках, волею судьбы или велением сердца оказавшихся в одной из красивейших стран Западной Европы и сделавших ее своей второй родиной.