История, рассказанная под Рождество

Пасмурное утро встретило метелью. Снежные вихри клубились в пустых подворотнях, бросали в лицо пригоршни стылой мокрой крупы, редкие пешеходы поднимали воротники, прятали покрасневшие лица. Оглушенный новогодними возлияниями и фейерверками, город приходил в себя, доедал оливье, обменивался в сетях елочно-застольными фотографиями, с запоздалым раскаянием ждал Рождества. Припорошенные снегом ступени старинного московского храма на Таганке предсказывали то, в чем убедилась Екатерина Васильевна пару минут спустя, с трудом потянув на себя тяжелую кованую дверь: народу внутри почти не было.

В высокие окна бил снег, в полутьме уютно мерцали разноцветные лампадки, тонко пахло ладаном. Екатерина купила свечи у маленькой востроносой старушки за свечным ящиком, медленно, с молитвой прошла от иконы к иконе. Просила об одном: о доченьке. Задержалась у большой иконы святого праведного Иоанна Кронштадтского – сегодня, второго января, был как раз его праздник. Екатерина Васильевна тихонько опустилась на колени: ей захотелось поделиться с любимым святым своими переживаниями, тем паче, что сегодня все они должны были так или иначе разрешиться – вечером предстояла решительная и судьбоносная встреча.

– Отец Иоанн! Отченька! – печально вымолвила Екатерина Васильевна, и вся история словно заново промелькнула в её воспоминаниях.

А дело было так. Настя, её солнышко, открытая, добрая, доверчивая, последнее время похудела, осунулась, часто плакала. Истоки её печали таились в истории трехлетней давности. Настя, несмотря на свою общительность, была девушкой скромной, верующей, с молодыми людьми держала себя строго, вольностей не дозволяла, ждала единственного. Училась в институте на четвертом курсе и благодаря своим несомненным художественным талантам даже подрабатывала на полставки дизайнером.

Деловое общение быстро перешло в личное, и постепенно ребята стали лучшими друзьями

По каким-то компьютерным вопросам у неё завязалось знакомство с молодым человеком, Кириллом. Они оказались ровесниками. Правда, он поздно пошел в школу, почти в восемь лет, по сравнению с шестилетней Настей, отставал от неё в учебе и был только второкурсником, но, по словам дочки, умнейшим парнем и интересным собеседником: тонким, тактичным, начитанным. Деловое общение быстро перешло в личное, и постепенно они стали лучшими друзьями – виртуальными, правда, но сердечными поверенными всех своих незамысловатых молодых тайн и дум.

Настя спешила к ноутбуку, чтобы поделиться внезапно пришедшими в голову, но такими занимательными мыслями, впечатлениями от чудесных книг, выставок, светлой радостью от церковных праздников, служб, а также огорчениями от неизбежных житейских неприятностей. Кирилл делал то же самое. Делились сокровенным, и ни одна подружка не понимала Настю так хорошо, как Кирюша. Загвоздка крылась в том, что они ни разу не встречались в реальной жизни, хотя, как оказалось, жили совсем рядом, даже и на одной улице.

Через год такой виртуальной дружбы Настя не выдержала. Она знала, что Кирюша с удовольствием смотрит хоккей и болеет за одну команду. Находчивая девушка предложила следующее: если команда Кирюши проиграет – все в их общении остается по-старому. Если выиграет – они встречаются в реальном мире.

Команда выиграла, и встреча состоялась. Молодые люди погуляли в парке и быстро разошлись по домам. Настя вернулась очень расстроенная. На вопросы обеспокоенной Екатерины Васильевны и отца, Николая Петровича, рассказала следующее. Нет, никакого обмана, к счастью, не выявилось – Кирюша не выдавал себя в сети за другого человека. Он оказался тем, кем и представился: студентом МЭИ – Московского энергетического института, светловолосым молодым человеком, высоким и привлекательным, но – совершенным и законченным интровертом.

Настя печалилась:

– Мам, я больше не буду с ним в реальной жизни встречаться! Зачем я вообще это затеяла?! Лучше бы у меня был друг по переписке! В реальной жизни – нет, мам, это надо видеть! Это каменное, непроницаемое лицо... Этот застывший взгляд... Я соловьем разливалась, пытаясь поймать его улыбку – но, похоже, он не умеет улыбаться! Вообще не умеет! Он всю дорогу молчал. Говорила я одна.

– Ну, значит, он прекрасный слушатель...

– Да какой же это слушатель, когда на его лице никакой ответной реакции прочитать нельзя! Похоже, что я ему совершенно не понравилась... И зачем я только так много трещала?! Это я от неловкости... Все, мам, был у меня друг, такой хороший, и теперь я его потеряла. Он мне и писать больше не станет, наверное... Разочаровался...

Но Настя ошиблась. Кирюша не разочаровался. В первое же воскресенье, после обеда, когда семья Петровых как раз вернулась с литургии, в дверь позвонили. Екатерина Васильевна открыла – на пороге стоял Кирилл с роскошным букетом цветов, именно такой, каким его по фото она и запомнила: красивый, мужественный, высоченный парень. У неё дочка сама высокая, метр восемьдесят, а тут – как раз ей под стать, под два метра ростом. Подошел к двери отец, Николай Петрович, поздоровался, с удивлением глянул на молчаливого гостя. Кирюша все так же молча вручил Екатерине Васильевне букет. Лицо у него на самом деле было каменное. «Словно в броню закованный», – подумала Екатерина Васильевна.

Настя встретила гостя круглыми от изумления глазами – она совершенно не ожидала увидеть своего виртуального друга в реальности ещё раз. Тем не менее быстро собралась и отправилась с Кириллом на прогулку.

И – все завертелось. Каменный гость приходил так часто, как мог, и скоро они с Настей стали неразлучными и в реальности.

– Понимаешь, мама, это обманчивое впечатление у меня было. На самом деле я ему очень-очень понравилась! Просто он плохо умеет выражать свои чувства!

Постепенно Екатерина Васильевна и Николай Петрович тоже ближе познакомились с Кирюшей и поняли, в чем дело. Мальчик рос в очень обеспеченной семье. Мама и папа давали ему все – кроме своего времени и своей любви. Мама, ослепительная блондинка с фигурой модели, без конца разводилась и снова выходила замуж, и каждый её новый муж оказывался богаче и успешнее старого. А что такого? Рыба, известно, ищет, где глубже, а Кирюшиной маме хотелось простого женского счастья. В поисках этого самого женского счастья ей было совершенно не до сына.

А в чем, собственно, дело? Мальчик одет и обут, да ещё и получше своих сверстников! Все у него есть. В школу – из школы его водитель возит. Дом, как говорится, полная чаша. Все время один? Нет друзей? А, позвольте, с кем ему дружить?! Он ведь не желает дружить с сыном Петра Михайловича, да-да, того самого Петра Михайловича, – у нас, у Дубровских, свой круг общения! А Кирилл ещё в начальных классах вдруг стал водить в наш дом сопливых детей слесарей и прочих работяг – так я их быстро отвадила! Пусть лучше за компьютером сидит, там хоть пить-курить не научится!

И Кирюша сидел за компьютером. Он стал настоящим хакером, но совершенно не ориентировался в реальной обстановке и среди однокурсников слыл парнем неплохим, но нелюдимым. Его быстро перестали приглашать на веселые студенческие вечеринки, и даже в студенческом кафе никто не спешил занять место с ним рядом.

Кирюша и Настя стали общаться так часто, как позволяла им их учеба. Как-то Екатерина Васильевна встретила парочку в парке, на соседней аллее, пошла медленно, готовясь: сейчас увидят, подойдут к ней. Но молодые люди никого не видели вокруг себя. Екатерина Васильевна пригляделась – и не узнала Кирилла: этот был совершенно другой человек! Дочка рассказывала что-то радостное, лицо её светилось, а Кирюша слушал её так, словно он слушает самого умного человека на земле – и её радость отражалась на его лице. Оно больше не было каменным! А потом Настя раззадорилась, слепила снежок, и этот высокий, сильный парень резвился, бегал вокруг её дочки как ребенок, как большой неуклюжий щенок, и счастливое выражение его лица больше ничем не напоминало прежнюю непроницаемую маску каменного гостя.

Настя стала первым другом и первой девушкой Кирилла

Настя стала его первым другом и первой девушкой. Тонкой соломинкой. Спасительным кругом. И Кирюша ухватился за этот круг со всей своей нерастраченной в реальной жизни решительностью. Он, как выяснилось, тосковал по близкому человеку все эти годы. Тосковал так сильно, так пронзительно – и даже сам не догадывался об этом, заглушая свою тоску компьютерными бессонными ночами. И теперь его душа открывалась навстречу открытой доброй душе Насти. Открывалась – и узнавала: как это прекрасно, когда рядом близкий человек! Какое это счастье! Какая милость Божия! И Кирюша готов был до последней капли крови сражаться с любым, кто вздумает помешать его обретению родственной души, его близости с этой чудесной, необыкновенной девушкой. Он на неё дышать боялся и с трепетом дотрагивался до её тонких пальчиков.

Постепенно менялся и образ жизни Кирюши. Вообще, в его характере оказалось много дотошности. «Какой ты дотошный у меня!» – говорила Настя иногда, но не упрекая, а как бы даже любуясь. Скажем, Кирюша всегда подробно расспрашивал любимую о каких-то неприятностях, потом подробно анализировал и делал вывод, давал совет – и она радовалась, что совет обычно оказывался умным и своевременным. Он проявил свою дотошность и в вопросах посещения храма: сначала долго расспрашивал Настю о православных традициях и порядках. Не удовлетворившись, начал сам читать духовные книги. А потом, как бы докопавшись до истины, осознанно и решительно вместе с любимой девушкой пошел на службу – так, словно ходил в храм с детства.

Настя приохотила его к своим собственным увлечениям – зимним лыжам и верховой езде. Вот это далось ей непросто. Кирюша не выказывал активного сопротивления, но мягко и нежно убеждал Настю, что физические упражнения на холодном воздухе вполне могут привести к хроническому бронхиту, а он привык работать не ногами, а головой и в теплом помещении, но любимая девушка была непреклонна. И Кирюша мужественно ломал себя и шел в этот непонятный холодный дикий зимний лес, и неловко надевал эти дурацкие лыжи, а потом с упоением катался по заснеженным полянам, и на его бледном от ночных компьютерных посиделок лице впервые появлялся здоровый румянец. Вернувшись с морозца, уставший, но страшно довольный, он трескал сочные кулебяки Екатерины Васильевны, пил душистый чай и признавался, что никогда в жизни так хорошо не проводил время.

Про лошадей – отдельная история. Как признавался позднее бывший компьютерный затворник, нет ничего прекраснее и приятнее, чем чувствовать в ладони теплую лошадиную морду, дать лошадке кусочек сахара, а потом почувствовать себя лихим наездником – и мчаться по полям и просторам. Мчаться, правда, на самом деле у него не очень получалось, но держался он на лошади вполне неплохо для начинающего. Кирюша задумчиво замечал:

– Я как в тюрьме сидел до встречи с тобой... А ты меня на волю выпустила! Теперь я от тебя никуда не уйду!

– Конечно, не уйдешь, глупыш! Я и сама тебя никуда не отпущу!

Дружба молодых людей продолжалась два с лишним года. Отношения становились все более близкими, и в конце концов они поняли и осознали, что хотят быть вместе целиком и полностью – Кирюша и Настя решили пожениться. Они сидели перед Екатериной Васильевной и, волнуясь, говорили с ней, открывали свои планы – и она видела, как они любят друг друга, как понимают с полуслова, как каждое предложение, начатое одним, второй может продолжить.

Екатерина Васильевна слушала эти планы – и они представлялись ей вполне реальными. Правда, Кирюша учился на пятом курсе, дипломное проектирование было на его факультете делом очень сложным, требовало полной отдачи, так что работать он бы не смог. И хотя время от времени благодаря своим компьютерным талантам ему удавалось зарабатывать даже и приличные суммы, но полагаться на эти нерегулярные доходы было опрометчиво. Зато Настя институт уже окончила, работала и зарабатывала достаточно для двоих – для скромной жизни молодой семьи. Они предполагали снимать пока однокомнатную квартиру и даже нашли подходящий вариант.

Обоим хотелось свадьбу – такую, чтобы праздник, – но обременять родителей ни с той, ни с другой стороны не желали и поэтому решили скромно расписаться, потом обвенчаться – и стать настоящей семьей. Жить так называемым гражданским браком они, как люди верующие, не хотели, и жить порознь им тоже уже не представлялось возможным, да и особенных препятствий к настоящей семейной жизни они не видели.

– А если ребенок? – в задумчивости спросила Екатерина Васильевна.

– Мам, мы поженимся – и вполне можем родить ребенка. Появляется он ведь не мгновенно, а Кирюша через полгода уже будет готовым специалистом, выпускники его факультета – люди востребованные, так что он сможет прокормить и меня и малыша, если Господь нам его пошлет.

И тут на сцену вышли родители Кирюши. Его мать, Лариса Витольдовна, сквозь пальцы смотревшая на «увлечение» сына, узнав о том, что это и не увлечение вовсе, а настоящее чувство, и свадьба не за горами, совершенно слетела с катушек и заявила, как в одном известном фильме: «Свадьбы не будет!». И не то чтобы она просила отложить свадьбу до окончания института – она была против женитьбы сына на Насте вообще и настойчиво убеждала Кирюшу, что Настя «птица не его полета», что «ему нужно думать об учебе, потом о карьере, а не о девках». Она даже приходила к Насте на работу и требовала оставить её сына в покое. Екатерине Васильевне было больно видеть, как тяжело переживает ситуацию дочка. Наконец Лариса Витольдовна предложила встретиться семьями для окончательного выяснения отношений.

Встреча предстояла сегодня – и Екатерина Васильевна пошла с утра в храм, помолиться об успешном решении вопроса.

Она встала с колен, подняла глаза на икону святого праведного Иоанна Кронштадтского – и вдруг неожиданно для себя заплакала. Её доченька, её солнышко, умная, добрая, верующая, талантливая – и вот её не желают видеть своей невесткой. За что так? Почему? А если Кирюша послушает мать? Мать есть мать. Как без её благословения? Как им жизнь свою семейную начинать не с благословения материнского, а с проклятий? Почему так?

Иоанн Кронштадтский смотрел ласково-ласково, и глаза его были совершенно живыми

Глянула на святого, и дыхание перехватило – Иоанн Кронштадтский смотрел ласково-ласково, и глаза его были совершенно живыми. Екатерина Васильевна не поверила себе – такого не могло быть! Она опустила голову, потом подняла ещё раз – святой продолжал смотреть на неё совершенно живыми глазами и необыкновенно ласково, так что по телу прошла дрожь. Она внезапно подумала, что это дерзость – смотреть прямо в глаза святому, и снова опустилась на колени. Слезы текли, но это были уже не слезы отчаяния – в душе росло теплое чувство защищенности, радости, уверенности в благополучном исходе ситуации.

Екатерина Васильевна поднялась, приложилась с благодарностью к образу, не смея поднять глаз, отошла подальше от иконы и только тогда снова глянула – но издалека она уже не могла разглядеть глаз любимого святого. Все внутри ликовало и пело.

Вечером они всей семьей отправились на судьбоносную встречу. Договорились встретиться в кафе «Дядя Коля». Когда пришли, оказалось, что родители Кирилла перепутали кафе и побывали сначала совершенно в другом. Они вообще были привычны к более дорогим заведениям, а это кафе для встречи выбрали, чтобы продемонстрировать: мы не воспринимаем претендентов на будущее родство всерьез. А «Дядя Коля» оказался сетевым, и они направились сначала совершенно к другому «Дяде Коле». Пришли уже рассерженными, взвинченными. Сели трое на трое с разных сторон стола, и Екатерина Васильевна почувствовала себя на баррикаде.

Белокурая Лариса Витольдовна выглядела просто шикарно – стройная, ухоженная, сияющая, просто звезда. Екатерина Васильевна, глядя на неё, почувствовала себя простушкой. Новый отчим Кирюши, рослый, тоже белокурый немец в очках, выглядел очень представительно, даже пафосно. Кирилл невозмутимо молчал. На лице у него было уже забытое Настей каменное выражение.

Поздоровались. Сделали заказ. В кафе тихо играла музыка, на елочке светились фонарики – приятная семейная атмосфера. Вот только за столом у них атмосфера была разреженной, как перед грозой, в воздухе пахло скандалом. Екатерина Васильевна, Николай Петрович и Настя заказали овощи на мангале, чай. Лариса Витольдовна взяла себе, мужу и Кириллу только кофе – так, чтобы сразу стало ясно: разговор предстоит короткий. Неожиданно для неё Кирюша сам сделал заказ и тоже выбрал овощи на мангале.

Немец молчал и не вмешивался в дела этих странных русских, зато Лариса Витольдовна вещала за двоих, точнее, за обе семьи сразу. Она вдохновенно убеждала молодежь не спешить, воспевала достоинства пробного брака и на собственном примере доказывала, как много партнеров нужно сменить для того, чтобы нашелся наконец подходящий для жизни человек. Была согласна сама платить за съемную квартиру – лишь бы не было свадьбы и «этого нелепого венчания».

Екатерина Васильевна решила, что все кончено. Ей было безумно жалко дочку

Кирилл невозмутимо жевал, не издавая ни звука, изредка кивал головой в такт музыке. На Насте лица не было. Екатерина Васильевна решила, что все кончено. Ей было безумно жалко дочку.

Красноречивый монолог Ларисы Витольдовны все набирал обороты. На самом высоком витке, видимо, решив, что сын созрел и пора сделать заключительный аккорд, она воззвала:

– Кирилл, ты ведь согласен со мной, не так ли, сыночек?! Сыночек!

Кирюша словно проснулся. Он перестал жевать. Посмотрел на мать и спросил:

– Что? Прости, я не расслышал. Увлекся ужином. Очень вкусно.

Затем каменное выражение его лица внезапно сменилось на совершенно нормальное. Он встал из-за стола, достал из кармана бархатную коробочку и торжественно и громко произнес:

– Дорогие Екатерина Васильевна и Николай Петрович, я хочу просить у вас руки вашей дочери!

Настя заплакала. Екатерина Васильевна обняла её и заплакала тоже. Лариса Витольдовна молча вышла из-за стола и гордо удалилась. Немец, несколько смущенный, пожал руку Николаю Петровичу, криво улыбнулся этим странным русским и пошел догонять супругу. Настя и Кирюша сели рядом, держась за руки крепко-крепко. И было видно – не стоит и пытаться разлучить этих двоих.

Послесловие: Сейчас, спустя шесть лет, они так же неразлучны. Кирюша работает на серьезном предприятии, хорошо зарабатывает и вырос уже до начальника отдела. Они с Настей растят пятилетнюю дочку Анечку. Кирюша оказался идеальным отцом, и дотошность его пришлась очень даже кстати при уходе за младенцем. И сейчас Анечка в отце души не чает. Настя ждет второго ребенка.