Игумен Герман (Подмошенский) и православная миссия в США

Томас Халберт, православный христианин, в настоящее время живет и работает в России Сегодня мы беседуем с Томасом Халбертом, в жизни которого известный миссионер игумен Герман (Подмошенский), сподвижник о. Серафима (Роуза), сыграл заметную роль. Томас Халберт был миссионером в Голландии от Братства преп. Германа Аляскинского. Если о. Серафим (Роуз) хорошо известен в нашей стране, то об о. Германе знают немногие. Вместе с о. Серафимом (Роузом) он основал в Платине (Калифорния) православный монастырь и книжное издательство. Вместе они занимались публикацией православной святоотеческой литературы. Проповедник, миссионер, иконописец, издатель…. Кем он был и какую роль сыграл в жизни о. Серафима (Роуза) и других православных американцев, рассказывает наш собеседник, Томас Халберт, который любезно согласился поделиться своими воспоминаниями.

Томас, расскажи, пожалуйста, о себе – где и когда ты был крещен, когда впервые встретил о. Германа, какую роль он сыграл в твоей жизни?

Я нашел православие в 1988 г. Тогда я был студентом 3-го курса. Ежегодно студенты в США должны выбирать курсы для своей учебной программы. В начале каждого учебного года проводится презентация предметов в здании университета. Перед университетом студентов ожидают презентации различных студенческих клубов, волонтерских организаций, групп по интересам (пение, йога и проч.). Когда я закончил регистрацию своей программы, я присоединился к друзьям на презентации. Мы сидели за столиком и увидели, что на противоположной стороне спорят – какие-то студенты заняли столик, который уже зарезервировали монахи. Перед этим мы беседовали о буддизме и других философских учениях, и вдруг увидели настоящих аскетов. На улице было под 40 жары, мы были легко одеты, а эти люди – с бородами, в длинных черных одеждах, тяжелых ботинках и странных шляпах (я тогда не знал, что это называется клобуки). Во время выяснения отношений монахи себя не защищали, просто показывали билеты на бронь этого столика. Мы подошли к монахам и помогли получить им свое законное место. На презентации присутствовали другие христиане, например, я помню группу «Межуниверситетсткая христианская организация» (Inter Varsity Christian Fellowship). Эти люди были абсолютной противоположностью монахам – молодые мужчины и женщины, прекрасно и дорого одетые. Они раздавали флайеры и маленькие карманные Библии. К концу дня студенты выносили горы пригласительных, афиш, рекламных объявлений и уносили их в конец аллеи, где стоят мусорные баки. Студенты не глядя выбрасывали горы бумаг в баки, в том числе и Библии, которые им бесплатно раздавали! Уже вечером, когда все расходились, мы увидели монахов, ныряющих с головой в эти мусорные баки, чтобы найти брошенные Библии. Я спросил их: «что вы тут делаете»? Они ответили: «мы не можем допустить, чтобы Слово Божие было выброшено в мусор!». Я спросил, почему они заботятся о протестантской Библии, и они ответили: «слово Божие всегда есть Слово Божие!». В этом момент я понял, что эти люди – настоящие подвижники, они действительно любят Бога, а не свою религиозную группу. Это было началом отношений с монахами и с их книжной лавкой. Эти люди не заставляли меня стать похожими на них, я чувствовал, что интересен им как личность, а не как «объект обращения». Это было первое Валаамское миссионерское общество в Америке, в г. Чико (название с испанского переводится как «маленький») и первая православная книжная лавка Валаамского общества в Калифорнии. В то время я был совершенно мирским человеком, типичным молодым калифорнийцем, мне было 22 года. Я изучал философию, пробовал себя в том или ином деле, был достаточно циничен, и думал, что я счастлив. Монахи мне очень понравились, но я подумал, что моя жизнь не имеет с ними ничего общего, потому что я хочу получать от жизни удовольствие. Я хорошо помню момент обращения. Я был на рок-концерте и употребил наркотик, который, вероятно, был не тем веществом, за которое я его принял. Это был очень сильный наркотик. Я потерял сознание, меня отвезли в клинику. В этом состоянии у меня было видение. Я увидел как будто икону, на которой были скалы, как изображают именно на иконе. Потом были волны, которые выглядели как такие круглые нарисованные изгибы. До этого момента я никогда не видел иконы, во всяком случае, не видел никогда икон такого рода. На иконе из моего видения были скалы, а в середине – река. В реке была лодка, как бывает на иконах, можно сказать, такое забавное, символическое изображение, которое указывает на реальную вещь, но ею не является. В лодке была церковь. И я услышал голос: «Запомни!». Только это одно слово. В этот момент я пришел в себя и понял, что абсолютно трезв. Я был шокирован, изумлен, у меня была полная уверенность, что это как-то связано с монахами из Валаамского общества. Вскоре я пришел к ним в лавку, хотя не решился рассказать о своем духовном опыте. Они пригласили меня в монастырь на трапезу. Я тогда не знал, что такое праздничная трапеза. Я сказал «Окей», и мы поехали в Платину, в монастырь. Это была Пасха.

То есть это была пасхальная трапеза?

О. Герман так, кстати, никогда ее не называл. Он говорил: «пасхальная трапеза – это не о пасхальной крольчатине и пирогах!». Именно о. Герман называл книжный магазин Валаамского общества дореволюционным словом «лавка». В Платине я увидел монастырскую церковь первый раз. И это была та самая церковь, которую я видел в видении – белое здание с голубой крышей и единственной золотой главкой. В монастыре я провел несколько дней. Даже не знаю, как это получилось, но я захотел исповедаться. Мне говорили: «Томас, ты не православный, ты не можешь исповедаться, над тобой не совершено таинство крещения». Но я нашел возможность и рассказал о своем видении о. Герману. У него было около 20 минут свободного времени, он взял меня с собой, и мы пошли вниз, по монастырской дорожке. Мы отошли минут на 5 от монастыря, и я рассказал ему все. Он понял что-то, но не стал комментировать, не стал говорить мне, что он об этом думает. Он просто сказал: «Бог зовет тебя». И потом прибавил то, что я тогда не мог понять: «Я буду твоим папой (I’ll be your daddy)». Это было очень приятно, конечно, но я подумал: «но у меня уже есть отец!» В этот момент я осознал, что я должен стать православным. Это не была мысль: «О! Я хочу стать православным!», это больше было похоже на чувство долга: «Я должен это сделать». Так началась моя дорога (journey) к православию. Я был крещен через год и стал православным. Это было на Пасху следующего года. О. Германа почти все время окружали люди, которые старались привлечь его внимание к своим проблемам. Все знали, что нужно искать благоприятный момент для общения, и я был счастлив, что имею возможность быть в его монастыре. Я видел его знаменитый прием, который люди называли «торт в лицо» (cake in your face).

Что это значит?

Ну, это, когда, например, люди, отстояв службу, сидели на трапезе, а он вдруг скажет своим монахам: «Иди и сделай торт!». Но монахи жили в лесу! Каким-то образом они находили что-то из продуктов и делали торт. Конечно, это был самый элементарный торт, не то, чтобы они пекли его даже, но делали что-то, похожее на торт. А на трапезе, во время долгих бесед, которые он всегда проводил, он мог вдруг сказать какому-нибудь молодому человеку, буквально совал ему в лицо этот торт, и восклицал: «тебе нужен торт»! При этом он выглядел таким заботливым, взволнованным. Это было так неожиданно для аскета из пустыни, которому подобает вести себя строго, недоступно. Он был очень любящим человеком и хотел, чтобы приходящие почувствовали эту любовь. Он действовал так, как чувствовал, и иногда монахи закатывали глаза и воздыхали «О! Опять этот торт!» Но они делали этот торт, и он был счастлив. Все это способствовало тому, что люди обращались, он вел их к Богу, являя эту трогательную заботу. Он один обратил сотни и тысячи людей!

Это был его способ общения с людьми – трапеза, торт…

Я думал, что это и есть православие. Я думал, что и другие православные такие же, неформальные. Но оказалось, что это не так.

О. Герман был уникальный человек?

Он был часто окружен скандалами и противоречивыми суждениями. Другие православные могли сказать: «Это не православно! Он раскольник!». Кстати, в 1991 г. Патриарх Алексий II пригласил его сослужить в Успенском соборе Кремля, на праздник Успения Богородицы. Потом Патриарх наградил его крестом с украшениями. Разве это не признание заслуг «раскольника»? Однажды я посетил обычный православный приход в Калифорнии. В этом приходе меня пытались предупредить об опасности общения с ним, говорили, что он не вписывается в правила, он опасный человек. И я понял, что я НИКОГДА бы не пришел в православие через такой приход. Я бы никогда не обратился, если бы мне со всех сторон говорили, указывая пальцем: «Нет, нет, нет, это неправильно, никаких тортов! Только правила!» Но Платина была совершенно другим местом. Монастырь находился в лесу, он напоминал даже кемпинг, лагерь для туристов на природе, все было будто ожившей Библией, и ты находился внутри этой живой Библии. Ничего не было такого супер красивого (super beautiful). Все было очень простым – и трапеза и обращение.

То есть не было того самого американского комфорта?

Нет, не было ванной, т.е. не было водопровода, у них не было электричества (может быть, оно появилось сейчас, я не знаю, тогда его не было), не было телефонов. Это было что-то вроде древнерусского скита – церковь и несколько строений вокруг.

Архиеп. Антоний Сан-Францисский, о. Герман и о. Серафим. Платина, Калифорния.     

Они просто жили в лесу? Мне говорили, что келии там были очень маленькие.

Да, это были именно кельи, не какие-то строения, как в общежительном большом монастыре. Строения были ветхими, как келья о. Серафима (Роуза). Я не встретил его, потому что он уже скончался в 1982 г., до того, как я впервые приехал в Платину.

Сколько тогда в монастыре было монахов? Были ли они похожи на о. Германа? Они не осуждали его?

Тогда было 7 или 10 монахов, но все они были очень разные. Никто не осуждал, нет, они были как одна семья, по моему мнению. Некоторые монахи уезжали в г. Чико, чтобы выполнять миссионерское служение в книжной лавке. Кроме о. Германа в монастыре больше не было рукоположенных монахов, он был единственным священником.

А какие были черты его духовного руководства? Я уже поняла про торты, но может быть, ты вспомнишь что-нибудь еще, характерное именно для него?

О. Герман (Подмошенский). Личный архив Т. Халберта.     

О. Герман был проповедником для мира. Он был очень силен в гомилетике, в произнесении проповедей, прекрасно служил литургию. Он говорил с людьми на их языке, приноравливаясь к их уровню. Он не говорил о свт. Иоанне Златоусте и других, подобных вещах, потому что никто не знал, кто такой Иоанн Златоуст. Он говорил об Америке, какая она великая страна. Он любил Америку! Он был иммигрантом, приехал в США еще подростком и тогда еще не говорил на английском языке. Он родился в Латвии, и его семья испытала гонения от коммунистов, конфисковавших имущество. Его отец, благотворитель Спасо-Казанского монастыря в Псковской области, был тогда убит. Его дед, Александр Михайлович Фокин, создатель Троицкого театра в Санкт-Петербурге, в свое время был удостоен личной благодарности от Царя Николая II. Кстати, когда дед после этого вернулся домой, он пожал руку своему внуку, сказав при этом, что его руку только что пожал Царь. Потом, когда о. Герман стал священником, он полушутя говорил, что возлагает руку на своих духовных чад, и через то передает благословение Царя-мученика. После гонений семья приехала в Германию, но их отправили в лагерь для перемещенных лиц, это была зона со строгими правилами, не тюрьма, конечно, но все-таки, что-то в этом роде. Через Францию семья сумела добраться до США. В Нью-Йорк о. Герман (тогда Глеб Подмошенский) прибыл после Второй мировой войны, с матерью и сестрой Ией. Потом, именно благодаря стараниям его сестры, была написана знаменитая мироточивая икона Царя Николая II. Ее написал по благословению о. Германа иконописец П.Н. Тихомиров, потом этот образ побывал во многих странах, в том числе в России. Глеб Подмошенский пошел в американскую школу и выучил английский язык. Он говорил на великолепном английском языке! В проповедях он учил людей ценить самые простые вещи, например, ценить то, что ты имеешь. Вот, например, говорят: «будь благодарен». Но как реализовать это на практике? Просто декларация «будь благодарен» не показывает, что именно нужно сделать, чтобы выразить свою благодарность. Что будет, если мы начнем говорить: «Америка – это ужасная страна»? Например, в настоящее время в Америке много противоречий, много проблем в образовании, система превращает население в толпу людей, которая не любит свою собственную страну. Но если мы будем фокусироваться только на отрицательных чертах, мы потеряем правильный баланс, то есть для нас будет существовать или только плохое, или только хорошее. И мы будем чувствовать стыд за страну, фокусируясь на плохом. Но он любил Америку, он был так счастлив, что имеет право голосовать! Я не думаю, что он интересовался политикой, но ему нравилась сама идея, что он имеет право голоса. Он любил свободу, которая для него, в первую очередь, заключалась в свободе вероисповедания. Он мог уехать в лес, и никто его не беспокоил, никто не преследовал. Он говорил, что это просто потрясающе, что мы, как ковбои, или древние святые отцы, можем жить в лесу или в пустыне. Он был счастливым, позитивным человеком. Он не говорил: «почему мы живем в такой нужде, без электричества и водопровода?», но утверждал, что у нас есть все, что нужно: литургия, наследие святых, – и этого достаточно. Он не проповедовал, что необходимо быть мрачными, но говорил о возможностях, которые открываются благодаря свободе в США.

Вероятно, не нужно забывать, что тогда в странах социалистического лагеря, а это почти полмира, религия была гонима. Нам в России, сейчас уже трудно это представить, настолько коротка наша память.

Да, это нужно учитывать. Главной особенностью его духовного учения было три основополагающих момента: 1. Проповедь. 2. Публикация православной литературы. Он выпускал два журнала: «Русский паломник» на русском языке для России и русскоязычных, и «The Orthodox World» («Православное слово») на английском языке. Он чувствовал себя наследником типографии Почаевской Лавры, которая печатала духовную литературу до революции. 3. Миссия. Речь идет о книжной лавке православной литературы. Это сумасшедшая идея для православных в то время! Но о. Герман говорил – посмотрите на протестантов и католиков. А что делаем мы? Православная церковь не должна прятаться по углам. Печатайте что-нибудь! Делайте что-нибудь!

Преп. Герман Аляскинский. Икона письма о. Германа. Высота иконы около 180 см. В том православном приходе в Калифорнии, о котором я уже упоминал, не было никакого книжного магазина, люди собирались только по Воскресениям. После службы у них подавали чай или кофе. Это было, конечно, очень мило и приятно, не было таких вещей как «торт в лицо», и обычно они говорили о том, как ужасно жить в наше время. Но он спрашивал таких людей: «А что вы делаете? В чем ваша миссия?» У них не было ответа на этот вопрос. Они могли только сказать: «Мы ходим в церковь. Мы читаем молитвы и следуем правилам». Конечно, нельзя с ними не согласиться, все правильно, но для о. Германа было так важно распространять слово о православии в мире, а не только замыкать православие в рамках этнических групп – русских, греков, болгар и других, для которых оно есть часть национальной самоидентификации. Он жил в Платине, исполняя свою мечту, – жить как настоящий свободный американский ковбой. Он чувствовал, что самое время осуществлять миссию, и говорил: «Вы свободны, и можете это делать». Известны слова о. Серафима: «Уже позже, чем вы думаете. Спешите творить дело Божие!» Поэтому о. Герман демонстрировал неописуемую ревность: «Делай это прямо сейчас!» Он был в такой спешке, чтобы успеть до того, как настанут времена гонений, когда проповедь станет невозможной. И я был первый человек, крещенный через посредство его книжной лавки в Чико, можно сказать, был первым плодом этой миссии. Я был первый, но не единственный, конечно. Есть огромная разница – проповедовать тому, кто уже обратился, кто уже православный, и тому, кто ничего об этом не знает. А о. Герман буквально шел в Макдональдс, чтобы проповедовать. Он был одет в подрясник и для американцев выглядел как космический пришелец со своей бородой и одеяниями. Он садился рядом с какими-нибудь ребятами из рок- или панк среды и разговаривал с ними о жизни. Монахи говорили: «О! Опять этот Макдональдс!», один из монахов даже назвал это «fish burger fund» (фишбургерсгский фонд). Он садился в машину или ловил какой-нибудь грузовичок на дороге и говорил: «Мы путешествуем! Мы едем на фишбургеры! Мы будем ловить рыбу (как апостолы)».

То есть он сравнивал свою миссию с апостольской, используя метафору «рыба» (по-английски fish), т.е. миссионерский улов в Макдональдсе, где заказывают рыбные бургеры, фишбургеры? Он был апостолом для Америки, но первые апостолы, ученики Христа почти все были убиты или распяты…

Да, он был как апостол! Он прекрасно понимал, на что идет. Конечно, он был человеком, и по человеческому разумению, ему тяжело было принимать поношение и непонимание, но это его не останавливало, он продолжал проповедовать. Он рассказывал историю своего собственного обращения. Не знаю, сколько лет ему было в то время, может быть 18-19, тогда он уже жил в Нью-Йорке. Он был художником и чувствовал некоторые художественные метания, его преследовала мысль о самоубийстве. Он пошел к мосту и уже был готов броситься вниз. В этот момент к нему подошел какой-то незнакомец и подарил билет на концерт. Это было чудо! Он пошел туда, и от него отступила идея самоубийства. Под влиянием этих чудесных совпадений он обратился к Богу. Он понял, что спасение пришло через искусство, вспомнил слова Достоевского «красота спасет мир», почувствовал, что искусство более могущественно, чем все его страдания. Он поехал в Ново-Дивеевский монастырь, который находится недалеко от Нью-Йорка, и встретился с архим. Адрианом (Рымаренко)¹. Он исповедался о. Адриану и стал его духовным сыном, а тот направил его в семинарию. Это изменило все в жизни о. Германа. Позже, когда он открыл первую книжную лавку, это было не просто коммерческим проектом, но искусством, воплощенным в жизнь. Он хотел, чтобы магазин выглядел красиво, на окнах, если возможно, были бы шторы. Когда я сам стал заведующим православной лавкой, стал миссионером в Голландии, моя самая большая награда была в том, что о. Герман, мой духовный отец, приехал ко мне в Голландию и посетил мою лавку. Он был приятно поражен тем, как там все было устроено, и даже хотел там ночевать. Потом он сказал не мне, а другому человеку, что это была самая красивая, самая лучшая из лавок Валаамского сообщества. В этот момент я осознал, что никогда не испытывал подобных чувств с моим родным отцом. Моя семья не была неблагополучной, такой, где, например, отец бьет детей, или что-то в этом роде. Отец любил меня, он был доволен всем, что бы я ни сделал. Но я никогда не мог по-настоящему произвести на него впечатление. Я говорил: «Посмотри, что я сделал! Как тебе?» Он мог бы ответить: «Отлично! Выглядит классно! А теперь пойдем, пообедаем или займемся еще чем-нибудь». А о. Герман именно вникал в детали того, что я делал. Например, сказал: «Помести книги на полках на темно-голубом фоне, возьми ткань, и они будут более выигрышно смотреться». Он рассуждал как художник.

О. Герман часто писал иконы, после того, как ушел в монастырь?

Он писал иконы для монастырской церкви. Там было 2 церкви, но одна из них сгорела, она была деревянная. У них была зимняя церковь, построенная на холме, частично она находилась под землей. Церковь была небольшая, площадью около 20 кв. м. Там были иконы и фрески его работы.

О. Герман был дизайнером журнала?

Конечно, но заглавная картина, ставшая символом Братства, была из старого, еще дореволюционного «Русского паломника». Вместе с о. Серафимом они получили в наследство большой архив православной литературы от семьи Концевичей и от других русских-эмигрантов, которые знали Оптинских и Валаамских старцев. Они сознательно собирали архив, эти дореволюционные журналы, а также издания «Самиздата». Вместе с о. Серафимом они проделали огромную работу.

Письмо о. Германа на бланке Валаамского общества. Из личного архива семьи Халберт.     

Как о. Герман молился? Было ли в его манере что-то необычное или особенное?

О. Герман, как я уже сказал, был единственным священником в монастыре, там не было даже дьякона. Он часто служил очень оживленно, некоторые монахи даже расстраивались, им казалось, он делает все слишком быстро. Но он понимал, что мирские люди не в состоянии выдержать 10-часовую службу. Я думаю, что он служил прекрасно! Самая важная часть службы для меня – когда он читал Писание. В университете я выбрал курс, где мы изучали Шекспира. Профессор, которая вела курс, заставляла нас читать вслух и поправляла наши неточности.

Это был Шекспир в оригинале, 16 века?

Да, конечно. И я понял, что это совершенно разные вещи – просто читать, и читать вслух. Это совершенно разные виды текста, чтение вслух оживляет текст. Когда я слушал о. Германа, читающего Писание, я почувствовал себя погруженным в текст Священного Писания.

Возможно, это был его особый дар?

Да, я думаю, это был дар. О. Герман был натурой артистической, можно даже сказать, драматической. Некоторые люди находили, что это скорее раздражает. Иногда трудно было сказать: это действие Святого Духа, или необычные проявления натуры самого о. Германа. Он читал, распевая слова, с понижением или повышением тона, то тише, то громче, это было похоже на песню. И Писание оживало перед тобой. О. Герман обращался к людям, которые были по происхождению христиане, но никогда не слышали Писания. Формально они были протестанты и католики, отошедшие от церкви, среди его слушателей могли быть буддисты, студенты университетов, которые также не знали о своем христианском наследии. Это было Писание, обращенное к американцам, и я не знаю, как бы это звучало для русского человека. Он мог рассказывать истории и проповедовать, и люди записывали его слова, настолько они был интересны и значимы. Он рассказывал об американских святых, наших современниках, – о. Адриане (Рымаренко), свт. Иоанне Шанхайском, которых знал лично.

Свт. Иоанн Шанхайский     

После окончания семинарии он путешествовал по Америке, Аляске и Канаде, делал фотографии святых мест². Он показал слайд-презентацию святых мест будущему о. Серафиму (тогда Юджину Роузу), и это было началом его обращения в Православие. Эта идея была замечательной, и он был первым, кто начал эту деятельность. Православные общины в США были изолированы, жили для себя, варились в собственном соку. В связи с этим, могу сказать, что историю миссии в США можно разделить на 2 периода: до о. Серафима (Роуза) и после него. До него – были просто православные сообщества, и иногда отдельные американцы обращались в православие. Для американцев, которые верили в американскую мечту, это был странный выбор. А после о. Серафима и о. Германа появилась такая реальность, как Православная Америка, с урожденными американцами в церкви, которые служат на английском языке. И он горел ревностью принести православие американцам именно на английском языке, хотя в то время урожденные этнические православные говорили: «Зачем это? Мы не интересны американцам, едва ли будет хоть несколько обращений». Но свт. Иоанн Шанхайский сразу понял суть дела о. Германа и благословил его на миссию.

Принятие монашества было естественным выбором в его жизни, продолжение того, что он начал еще в семинарии?

Когда о. Герман путешествовал по США и Аляске, он приехал на могилу преп. Германа Аляскинского и молился: «Мне нужен такой же ненормальный спутник жизни, как и я, если я буду священником». И Бог дал ему о. Серафима, такого же «ненормального» как и он. Конечно, когда он объявил, что уезжает в Платину, в леса, все были недовольны, говорили: «Нам нужны священники!». Но это были обычные искушения, о. Герман несколько преувеличивал, рассказывая о «гонениях» в этот период.

Похоже, что о. Серафим каким-то образом создавал нужный баланс в его жизни. Он был интровертом, спокойным и сосредоточенным, а о. Герман, напротив, экстравертом, горячим, драматичным, порывистым.

Да, совершенно, верно. Именно о. Серафим прочитал почти всех святых отцов на русском, латинском, немецком, французском языках, он был всесторонне образованным человеком. Но о. Герман был его голосом, который доносил вовне его идеи. И как бы мы еще их узнали, если бы не о. Герман? О. Серафим был идеальным монахом, но о. Герман был тоже монах, но понимал, что его служение – миссия для мира. Но кто знает, кто из них больше монах? Я не могу сказать, потому что я никогда не встречал о. Серафима, его можно сравнить с евангельским зерном, которое, чтобы принести плод, сначала должно умереть. А о. Герман шел в Макдональдс, «хватал» подростков, панков с голубыми волосами, и говорил им: «Пойдем с нами в церковь!». Нужно сказать, что православная миссия – это не особая ветвь православия, это православие как таковое. Церковь, которую открывают только по воскресениям – это странное явление.

О. Герман любил службы, и он считал, что члены Братства должны часто причащаться. Когда кто-то заходил в книжную лавку, он говорил: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси этого человека от меня, грешного!». Книжные лавки были разные, например в Чико она была достаточно большой, в смежном помещении находилась небольшая часовня с иконостасом. Идея была такова, что мы не просто продаем книги, но рассказываем о вере. Люди спрашивали: «Вы православные? А чем вы отличаетесь от остальных?» И мы отвечали: «Идите и посмотрите, служба начинается в 6 часов». В Чико часовня была частью дома в викторианском стиле, построенном в 1840-х гг. Там был когда-то гараж для лошадей, который переоборудовали в часовню, частично она находилась под землей. Таким образом, половина была занята под лавку, а половина под часовню. О. Герману это напоминало катакомбы, что ему особенно нравилось. Любой человек мог туда прийти на службу. Часто после службы предлагали кофе или ужин, куда приглашали пришедших. Я помню, что пришел в эту часовню с другими монахами и мирянами. Они начали службу, а когда нужно было читать Псалом 103, меня спросили: «Ты хочешь его почитать»? Я растерялся: «Но я даже еще не крещен!», но мне сказали, что кто угодно может читать Псалтырь, тебе не нужно быть для этого каким-то особенным. Тогда я начал читать, не очень внятно: «Благослови душе моя Господа! Господи, Боже мой! Ты дивно велик, Ты облечен славою и величием, Ты одеваешься светом, как ризою» и прочее. И я подумал: «как это прекрасно!» Это намного интереснее, чем теории буддистов о Боге как о Ничто, разные «глубокие» эзотерические вещи. Я почувствовал, что мир не случаен, он строго упорядочен. Так я начал читать Псалтырь и Писание.

Занимались ли о. Герман и о. Серафим переводами службы на английский язык?

Нет, служба уже была переведена к тому времени. Они написали акафист свт. Иоанну Шанхайскому, который был позже переведен на русский язык. Они смогли увидеть в нем святого при жизни. Казалось бы – а кто же не узнает святого? Он же творит чудеса, и не спит, только немного дремлет, сидя в кресле, в перерывах между молитвами! Но далеко не все увидели его святость, свт. Иоанна преследовали, его судили в суде. К счастью, он сам был адвокатом, имел образование. Это напоминает мне эпизод, описанный в Евангелии от Марка, в 6 главе (стихи 7-13), когда Христос берет учеников, дает им власть над бесами, они стали исцелять именем Христа. Это потрясающе, никто из пророков этого не делал. И дальше, там рассказывается, что когда 5 тыс. человек были в пустыни, ученики пришли ко Христу со своим недоумением: «А что нам следует делать? Что, нужно послать кого-то на рынок, чтобы купить пищу, сколько там у нас денег?». То есть они изгоняли бесов и исцеляли болезни, и до сих пор ничего не поняли – что находятся не перед простым человеком или пророком, но перед Самим Богом, Который им сказал: «вы их накормите!» Дар узнавания святости дан далеко не всем. О. Герман часто говорил о Кресте и распятии. Он говорил о таком явлении (я не уверен, что это слово можно корректно перевести на русский язык – churchianity) о церковнианстве. То есть христианство – это религия Христа, а церковнианство – религия церкви (как здания), религия правил поведении в храме и знания о тех священных предметах, иконах, свечках, которые в нем находятся. За это его некоторые не любили. Он постоянно говорил о ценности свободы, понимая, что эта ситуация не будет продолжаться долго. Они с о. Серафимом знали о видении св. старцев Оптинских от семьи Концевичей, хранившей оптинское наследие в США. Было такое пророчество: «Что началось в России, будет закончено в Америке». Эти слова были сказаны старцем Игнатием, который скончался в Харбине, но мы ничего больше не знаем о нем. Это неизвестный святой, который бежал из России с Белой Армией. О. Серафим (Роуз) писал об этом в книге «Православие и религия будущего». О. Герман вдохновлялся идеалом ковбоев, суть которого в том, что комфорт не так важен, как свобода и истина.

Современная жизнь центрируется вокруг комфорта.

Но суть в том, что если ты не ценишь свободу, ты ее потеряешь. Православие – это не просто такая прекрасная и приятная идея, не памятник культуры. Нет, это истина, и тебе придется за нее платить, то есть взять крест. Когда я был ребенком, в 1970-х гг., говорили, что Россия – это ужасная страна, потому что там преследуют церковь, а в наши дни, наоборот, – в США теперь нужно быть очень осторожным. Например, ты не можешь взять журнал «Русский паломник» и читать его открыто. Можно потерять работу!

То есть сейчас в Америке преследуют за веру?

Если ты открыто декларируешь, во что ты веришь, например, в университете, то тебя уволят. Более того, тебе даже получить эту работу будет сложно, теперь соискатели проходят специальные тексты. Тестируют на эту тему и абитуриентов, например, в медицинские вузы, чтобы не было верующих врачей. Мы знаем профессоров американских университетов, которые сейчас тайно стали православными, но не могут об этом говорить открыто, потому что если они это сделают, то потеряют свою работу.

Мы можем ожидать настоящих гонений?

Я не знаю. То, что мы видим сейчас – это начало эры настоящего самопоклонения. Это было именно то, против чего выступал о. Герман. Если ты христианин – распространяй веру вокруг себя, воплощай ее в своей жизни.

Получается, что христианство в США не для слабых духом?

Церковь основана на крови мучеников. Почему коммунизм пришел в Россию? Мы не знаем. Просто говорим в общем: «Господь очистил свою Церковь». И это может случиться и в США. Будут ли настоящие мученики, или может быть, люди просто замкнуться, будут сидеть по домам, не смея и слова произнести о вере? Мы не знаем, и это не так важно. Важно другое: если ты ее (свободу) не используешь, ты ее теряешь.

Крест на могиле о. Германа     

Послесловие. Комментарий Софии Халберт, секретаря игум. Германа в Москве в 2000-2002 гг.

На мой взгляд, о. Герман – необыкновенная личность, о нем невозможно говорить как об обычном человеке. Почему-то, когда я думаю о нем, вспоминаю наши встречи, мне приходят на ум сравнения его с Томом Сойером. Он всю жизнь оставался немного смешным, веселым, свободным мальчишкой. Однажды в компании друзей мы разговорились о том, как провести последние годы жизни. О. Герман сказал: «Я мечтаю умереть, сидя на берегу Миссисипи, наблюдая за этой великой рекой». Об этом мечтал, например, Марк Твен, любивший Миссисипи. Желание о. Германа исполнилось буквально. Последние три месяца жизни он провел в хосписе, который открыла одна благочестивая женщина, батюшка был ее первым пациентом. Наша знакомая, которая присутствовала тогда на упомянутой беседе, посетила о. Германа незадолго до кончины. Она выслала нам фотографию – вид из окна его комнаты, которое выходило на Миссисипи. Батюшка всегда говорил о том, что мечтает быть похороненным в русской земле, для него это было очень важно. Удивительным образом это желание тоже исполнилось. Он скончался 30 июня 2014 г. Его тело перевезли в Калифорнию из штата Миссисипи в Сан-Франциско 2 июня, т.е. в день памяти свт. Иоанна Максимовича, для прославления которого он проделал невероятную работу, написал его икону, акафист (вместе с о. Серафимом) и книгу о нем. Возможно, если бы не о. Герман и о. Серафим, прославление не состоялось или бы произошло намного позже. Нужно сказать, что и прославление преп. Германа Аляскинского во многом состоялось благодаря их трудам. Духовные чада похоронили о. Германа в Севастополе (пригород Санта-Розы), на берегу реки Русской, эти места были исторически русскими, город основали выходцы из России. Севастополь стал русским в этом же году. Мы даже шутили между собой: «Нужно было вернуть Крым и Севастополь в Россию, чтобы батюшка мог упокоиться в русской земле!». Кладбища в Калифорнии не похожи на русские: там нет крестов, памятников, нет деревьев или скамеек, где можно посидеть. Кладбище больше похоже на поле для гольфа. О том, что ты находишься на кладбище, напоминают мраморные таблички на земле. С батюшкой произошла невероятная, с точки зрения американцев, история. Несколько его духовных чад отправились к директору кладбищу с совершенно безнадежной просьбой – поставить на его могиле крест, хотя, по правилам, вертикальные памятники ставить было нельзя. Они обратились с просьбой больше для успокоения совести и рассказали руководству об о. Германе, о том, какую роль он сыграл в их жизни, говорили, что он русский, и что в России принято ставить на могиле крест. К их изумлению, после совещания директора с акционерами, те приняли решение, в виде исключения, поставить белый мраморный Крест. Сейчас единственный на этом кладбище белый крест отца Германа возвышается над рядами мраморных плит. Батюшка как будто продолжает нести свое миссионерское служение – через Крест свидетельствуя о Христе Распятом. В этом году пятилетие кончины о. Германа, в США эта дата совпала с днем памяти свт. Иоанна Максимовича. Если день памяти свт. Иоанна выпадает на будни, то его переносят на ближайшее воскресение, а это оказалось 30 июня. Так, Церковь Небесная являет свое единство для нас, на земле.