Чума и Церковь – вчера и сегодня

Олег Хлестов     

«Лучшее лекарство против чумы – бежать от нее подальше» (Д.Дефо, «Дневник чумного года»)

250 лет назад, в ноябре 1770 г. в Москве обнаружилась чума. Её принесли солдаты, возвращавшиеся из турецкого похода. Та вспышка смертоносной болезни была самой страшной за всю историю города.

Предпринятых властями мер по прекращению болезни оказалось недостаточно, и началась эпидемия, пик которой пришёлся на период с июля по ноябрь 1771 г. Ежедневно умирали сотни людей, тела валялись на улицах.

В городе началась паника: бежали чиновники, помещики, купцы, город покинуло начальство, спешно уехал в своё имение даже главнокомандующий Пётр Салтыков – знаменитый герой Семилетней войны: «одряхлевший главнокомандующий, победитель Фридриха Великого, граф П.С. Салтыков совсем растерялся и уехал в своё подмосковное село Марфино» («Москва в 1771 г.» // Русский архив. Историко-литературный сборник. 1866, с. 187). Начальником остался генерал-поручик Пётр Дмитриевич Еропкин: «Он был очень умён, благороден и бескорыстен, как немногие; в разговоре очень воздержан, в обхождении прост и без всякой кичливости» (Рассказы бабушки: Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные её внуком Д. Благово. Л., 1989. с. 29; цит. по http://adelwiki.dhi-moskau.de).

Архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский) В условиях карантина, вызывавшего недоверие москвичей – считалось, что из попавших в карантин живым никто не выходит, – отсутствовала работа, начался голод из-за недостатка продовольствия. «Раскольники и чернь негодовали на учреждение карантинных домов, запечатание бань, непогребение мёртвых при церквах и на прочие, Комиссией для прекращения в Москве язвы, постановленные спасительные распоряжения» (Бантыш-Каменский Д.Н. Жизнь преосвященного Амвросия, Архиепископа Московского и Калужского, убиенного в 1771 г., с. 38).

Московскую епархию в это время возглавлял архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский), один из образованнейших людей своего времени. Много лет перед своим назначением в Москву он был настоятелем Ново-Иерусалимского монастыря и «по справедливости может почесться вторым Нового-Иерусалима, по Святейшем Патриархе Никоне, строителем» (там же, с. 15). В совершенстве зная иностранные языки, он осуществил перевод Псалтири с еврейского языка. Любопытный факт: именно архиепископ Амвросий предоставил молодому студенту Григорию Потёмкину пособие для устройства в Санкт-Петербурге – будущий всесильный фаворит и выдающийся государственный деятель вспоминал об этом впоследствии с чувством глубокой признательности.

В страшные дни морового поветрия архиепископ Амвросий был вернейшим помощником генерала Еропкина, обнародовав правила исполнения церковных обрядов в отношении лиц, проживавших в «опасных домах»: исповедовать больных на дому с предосторожностью (даже через дверь или окно), от причастия удерживаться; новорождённых крестить с помощью повивальной бабки, волосы не остригать и не миропомазать вплоть для выздоровления; тела усопших отвозить сразу на кладбище, а отпевание совершать после в церкви; увещевать прихожан поститься, исповедоваться и причащаться у своих священников.

П.Д. Еропкин Невежественному люду все эти правила казались еретическими. Характерно, что недовольство масс старательно разжигали корыстные представители духовенства, задетые в своих лучших чувствах рядом строгих мер, которые ещё до эпидемии предпринял архиепископ Амвросий для искоренения обычаев, возмутительных с религиозной точки зрения, но приносивших им существенный доход («Был обычай у попов, из разных епархий в Москве находившихся, собираться каждое утро на Лобном месте, что близ Спасских ворот, и там наниматься служить обедню или молебен и панихиду за деньги. Преосвященный уничтожил сие древнее между ими постановление, похожее более на публичный торг, отчего помянутая ненависть к нему и возымела начало» – «Жизнь преосвященного Амвросия», с. 35).

Вопреки запрету начальства, в самый разгар эпидемии, когда в день умирало до 900 человек, «попы не столько из набожности, сколько для личной корысти своей, учредили по приходам, без дозволения на то Архиерейского, ежедневные крестные ходы. Народ от сих ходов ещё более заражался… Священники, усмотря напоследок, что от сих ходов они и сами начали умирать, как им от Преосвященного и предсказано было, оставили хождения. Что ж? Праздность, корыстолюбие и проклятое суеверие прибегло к другому вымыслу» (там же, с. 38).

Нельзя не обратить внимание на почти ругательное использование слова «попы», которое, как нам, людям XXI века, представляется, скорее соответствует лексикону журнала «Безбожник». Однако цитата взята из книги, вышедшей в 1813 г., и она может служить лишь иллюстрацией того, каково было религиозное состояние образованной части общества в то время – а ведь до революции ещё оставалось больше ста лет…

Варварские ворота Китай-города с образом Богородицы     

Священник из церкви Всех Святых, что на Кулишках, объявил, что одному фабричному было видение Богородицы, велевшей молиться Её образу на Варварских воротах Китай-города – «ни с величеством Божиим, ни с здравою верою, ниже с разумом несогласно» (там же, с. 39). Результатом стала страшная давка и теснота у ворот: весь город стекался к иконе, все несли пожертвования – «Порадейте, православные, на всемирную свечу Богоматери!» (там же). Священники служили молебны и всенощные – «духовенство […] собиралось тут с налоями, производя торжище, а не богомолье» (там же, с. 40).

В таких условиях мор усилился невероятно.

Осторожная попытка властей ограничить это сборище (решено было убрать лестницу, по которой люди поднимались к святому образу на башне, и опечатать собранные пожертвования) стала последней каплей, приведшей к бунту доведённых до отчаяния людей.

Разглядев злой умысел в действиях архиепископа – «везде слышны были проклятия и угрозы на архиепископа, везде обвиняли его в корыстолюбии и пренебрежении к церковным обрядам», – рассвирепевшая чернь разгромила сначала Чудов монастырь и избила там до полусмерти архимандрита Никона, брата архиепископа. От побоев и страха он сошёл с ума и умер через 13 дней. На следующее утро, 16 сентября, узнав, что архиепископ скрывался в Донском монастыре, толпа взяла обитель штурмом и забила владыку до смерти.

Убийство архиепископа Амвросия     

Поразительно, но даже трагическая гибель архиепископа Амвросия не примирила его врагов. На воротах Донского монастыря московские священники оставили эпитафию своему бывшему владыке: «Память его с шумом погибе» (там же, с. 63). Спустя год после описанных событий, в день поминовения погибшего архиепископа префект Московской духовной академии иеромонах Амвросий (впоследствии Санкт-Петербургский митрополит) вопрошал в своей проповеди: «Не могу умолчать того, что к сему страдальцу и доднесь злоба в иных продолжается. Вместо того, чтобы сожалеть о несчастном его жребии, иные взирают на оный с удовольствием: вместо того, чтоб с сокрушением сердца раскаиваться, продолжают употреблять всякие злохуления и поношения. О бесчеловечные души! Так ли вы приносите покаяние о своём злодействе?..» (там же, с. 100).

Показательна мотивация бунтовщиков: архиепископа Амвросия обвиняли в том, что он злонамеренно хотел лишить людей возможности просить заступничества у Богородицы и присвоить себе пожертвования, которые оставляли перед иконой в специальном сундуке.

Живописуя эту историю, родственник архиепископа Амвросия Д.Н. Бантыш-Каменский (сын племянника, сопровождавший владыку во время трагических событий и едва не погибший вместе с ним; на основе его рассказов и была написана цитируемая книга) отметил: «Таковы плоды просвещённого века!»

И вот по прошествии 250 лет в похожей своими внешними обстоятельствами ситуации словно тени прошлого восстают те же суеверия, тот же страх, та же клевета. Как и тогда, сегодня определённая часть православных жгла глаголом сомневающихся, утверждая, будто в храме заразиться нельзя, а месяц спустя наиболее крупные монастыри (Троице-Сергиева Лавра, Киево-Печерская Лавра, Дивеевский монастырь и т.д.) стали очагами распространения вируса. Как и тогда, в закрытии храмов для спасения жизней мерещились апокалиптические чудовища и химеры, и клевета на принявших решение служить при закрытых дверях росла и множилась, значительно обгоняя рост графика распространения вируса.

Рознь, отсутствие единой воли, непослушание священников архиереям, равнодушие архиереев к своим помощникам – священникам, эгоизм паствы и их одержимость своими желаниями, своими привычками потрясла Церковь до глубины, продемонстрировав «клиру и миру» всю силу существовавшего до недавнего времени заблуждения, будто в тяжело больном обществе могут быть автономно существующие здоровые силы. Увы, современная Церковь Русская больна не менее серьёзно, чем вся остальная Россия. И в отличие от коронавируса эту болезнь не исправить ни вакцинами, ни искусственной вентиляцией лёгких, ни даже карантином…