Юлия Назаренко (хор «Древняя Русь»): «Живая традиция создаётся на клиросе» (+ВИДЕО)

Хор «Древняя Русь»

Хор «Древняя Русь» – единственный в Краснодарском крае, который занимается древнерусским церковным пением – существует уже 15 лет и базируется в станице Новодонецкая. За эти годы благодаря хору старинными распевами прониклись не только прихожане тамошнего Свято-Троицкого храма. Появление этого коллектива – ещё одно подтверждение, что порой и для начала большого дела оказывается достаточно одного энтузиаста. Хор «Древняя Русь» был создан уроженкой Краснодара и выпускницей Санкт-Петербургской консерватории Юлией Назаренко. Главное дело для хора – пение на клиросе в родном храме. Тем не менее участники коллектива выезжают и в другие города нашей страны – так, в нынешнем году хор в рамках II Всероссийского фестиваля православных певческих традиций «Истоки» выступал в Санкт-Петербурге и в Тихвине. Именно в городе на Неве Юлия когда-то и увлеклась древнерусским пением. А мы разговариваем с ней по пути из Тихвина в Петербург.

Рождение хора

– Как вы узнали про древнее пение?

– В 16 лет я воцерковилась в Краснодаре, будучи студенткой музыкального колледжа, – училась я тогда на историко-теоретическом отделении. Сама я из семьи музыкантов – когда-то мой папа закончил дирижёрско-хоровое отделение Санкт-Петербургской консерватории. А древнее пение мне пришлось по сердцу благодаря моему воцерковлению. Правда, в краснодарских храмах пели обычный партес. Но я захотела поступить в регентское училище в Троице-Сергиевой лавре или в Санкт-Петербурге. Когда мои родители об этом узнали, они были категорически против – считали, что мне нужно получить классическое консерваторское образование. И тут я узнаю, что в консерватории есть кафедра «Древнерусское певческое искусство»! Я ухватилась за эту возможность. И, учась там, прониклась древним пением. Мне было очень интересно учиться, заниматься рукописями, петь в вокальных ансамблях. Это отделение уникально тем, что Альбине Никандровне Кручининой, нашей замечательной учительнице, основательнице этого отделения, ревнительнице церковного пения, удалось соединить очень мощную теоретическую базу и вокальную практику. У нас были все обычные для консерватории дисциплины – плюс ещё некоторые предметы, которые больше нигде не изучаются: певческие книги, история и теория древнерусской музыки, строчное многоголосие, разные певческие стили. То есть на этом отделении мне открылся целый мир. Говорят, консерватория повторяет музыкальное училище. Но только не кафедра «Древнерусское певческое искусство» – ни в каких музыкальных училищах этому не учат.

– Пока вы учились, вокруг вас была среда – люди, которых интересует то же, что и вас. Не было ли у вас желания остаться в Петербурге?

Я уезжала из Петербурга, не расставаясь со средой и с пением, я ехала создавать эту среду

– Хороший вопрос. Он был для меня актуален. Когда я училась, много думала о том, что делать дальше, и даже поступила на заочное отделение в аспирантуру, но закончить ее мне не удалось. Все-таки у меня было очень большое желание вернуться на родину – я южная девочка. Несмотря на то, что люблю Петербург, жить в этом городе постоянно для меня было немыслимо. Я была уверена, что когда вернусь домой, то буду продолжать заниматься своим любимым пением, что у меня все получится. То есть я уезжала из Петербурга, не расставаясь со средой и с пением, я ехала создавать эту среду дома по мере своих сил. И буквально через полгода после возвращения домой я набрала людей, которым это было интересно. Так образовался наш хор «Древняя Русь». Это произошло в январе 2006 года. С тех пор мы не прекращали петь. Составы менялись, дети рождались, но хор я никогда не оставляла.

Юлия Назаренко

Семья и клирос

– Многие ли из тех, кто пришёл на ваше объявление, имели хоть какое-то представление о древнем пении?

– Нет. До сих пор для меня загадка, почему эти люди пришли. Во-первых, они были намного старше меня, им было за 40. Я была девчонкой – 24 года. Ни у кого из них не было музыкального образования, кроме Ирины Михайловны Поплавской, которая до сих пор со мной (она закончила в детстве музыкальную школу). Мы с ними пели в своё удовольствие древние мелодии, то есть не были ограничены ни временем, ни богослужебными рамками, так как у нас не было своего клироса – мы не были к этому готовы, только учились. И, видимо, когда мы окрепли, Господь дал нам возможность петь на клиросе – в 2009-м году мы стали петь в Свято-Троицком храме станицы Новодонецкая. Мы ездили в эту станицу, которая находится в 100 километрах от Краснодара, регулярно – по субботам, воскресеньям и на двунадесятые праздники. Мы приезжаем, ночуем – на территории храма есть дом. Так мы обрели очень мощную поддержку, в том числе и материальную – хор привозят из Краснодара и увозят обратно, то есть мы не пользуемся общественным транспортом. Мы с мужем ездили на своей машине. Мой муж вынянчил пятерых наших детей, пока я на клиросе. Мне приносили детвору на кормление, но в декрете я не сидела. То есть 40 дней после рождения ребёнка проходит, и я снова на клиросе. Потом наша семья переехала в Новодонецкую. Конечно, всё это возможно благодаря настоятелю храма иерею Александру Ефименко.

​

– А как ваши дети воспринимают ваше занятие?

– Для детей это родное пение. Старшей дочери 14 лет – к сожалению, она не стала петь у меня в хоре, она рисует. Относится, скажем так, снисходительно к маминому творчеству (улыбается). Старшие мальчишки любят это – им 11 и 9 лет, они пономари в нашем храме, что мне очень радостно. Пятилетний ребёнок пока просто маленький. А самая маленькая, двухлетняя, очень любит пение. Вижу это и даже беру ее на съемки: есть ролики с участием моей доченьки – я ее просто держу на руках, она внимательно слушает, как я пою. Как только замолкаю, она из рук вырывается. Сама она комментирует: «Я маму слушаю». Думаю, когда-нибудь она запоёт.

Люди приходят и уходят

– У вас меняются составы. Почему люди покидают хор?

– Например, студентки музыкального колледжа рано или поздно уезжают учиться дальше, приходят новые и тоже уезжают (улыбается). Надо сказать, что у студенток, которые ко мне приезжают, улучшается успеваемость на уроках сольфеджио, в хоровых коллективах – они себя уже по-другому чувствуют. То есть у меня они проходят серьёзную музыкальную школу. Само пение на службах тоже очень сильно двигает вперёд, потому что нужно быстро соображать: вовремя вступить, вовремя закончить, спеть правильно – с первого «выстрела».

В первые годы у нас все было стабильно. Мы занимались три раза в неделю по вечерам. Но когда стали петь на клиросе, естественно, многое поменялось – появился распорядок, обязательное посещение богослужений, то есть нагрузка увеличилась в разы. И у меня уже не было возможности репетировать с певчими так долго, как раньше, так как я переехала в станицу из города. К тому времени у меня уже было двое детей. Так что до города мне было физически непросто добираться. И мы решили встречаться в Новодонецкой, проводить спевки. А в старом составе были люди семейные. Год они ездили, но потом им стало физически тяжело это делать.

Был мужчина, который 5 лет с нами пропел, но, вероятно, ожидал чего-то большего. Мы поём не по крюкам, а по нотам. А он хотел, чтоб мы пели по крюкам. Но петь по крюкам сложно даже для специалистов. Если петь одно и то же, тогда проще. Люди обычно выучивают наизусть мелодии и подсматривают в крюки. У нас же репертуар постоянно меняется в зависимости от разных богослужебных дней. То есть надо быть высоким профессионалом, чтобы петь по крюкам, – для нашего хора это нереально. Это даже не все преподаватели древнерусского певческого искусства могут.

Вовне и вглубь

– Какой был поначалу репертуар у вашего хора и как он расширяется?

– Начали мы со знаменного распева. Я считаю его самым лучшим для обучения пению, потому что он обладает свойствами, которые очень развивают мышление – такие нейронные связи образуются, что не соскучишься! Никакой квадратности, нестандартный ритм, нет чётких начала и конца, в плане тонической опоры, всегда изменчивая мелодия – конечно, она организована по строгим законам, но тем не менее. То есть постоянно происходит что-то необычное – мозг не может отдохнуть. И сама одноголосная мелодия – идеальная платформа для начинающих, они поют вместе с учителем одно и то же, подстраиваясь под него. Поэтому даже те, у кого слух не скоординирован с голосом, эта координация происходит, и они начинают петь чисто.

Хор «Древняя Русь»

Потом, когда мы уже могли спеть мелодию чисто, стали добавлять исон – как развитие гармонического слуха. Когда я почувствовала, что люди держат исон, мы взяли простое двухголосие – это были или ранний партес, или более мелодичное строчное двухголосие, благо у нас были образцы из книги Николая Дмитриевича Успенского «Древнерусское певческое искусство». То есть репертуар хора расширялся по мере роста нашего профессионализма. Когда ко мне пришли студентки музыкального училища с дирижёрско-хорового отделения, они могли петь любую партию, так как они будущие специалисты. И тогда я взяла строчное многоголосие, выделила партии. Не скажу, что им было очень легко. Было непросто выстроить вертикаль – кварто-квинтово-секундные отношения.

Церковный репертуар очень долго входит в плоть и кровь

Вообще, хочу сказать, что церковный репертуар очень долго входит в плоть и кровь. Если ты много лет его поёшь, с одними и теми же людьми, тогда уже можешь петь с закрытыми глазами. Но стоит появиться кому-то новому, будут и ошибки, долго не получится без ошибок. Надо быть очень талантливым музыкантом, чтобы схватить это на лету.

Сейчас мы увлеклись грузинским пением, его я считаю родственным нашему. Там соблюдаются каноны церковного пения: нет повторов слов, трёхголосие у грузин тоже каноничное, как и строчное, – потому что это символ Святой Троицы. Мелодическое сходство тоже есть. Да, в грузинском пении есть опора на лады, но есть что-то родственное в осмыслении текста, нет любования музыкой – слово на первом месте. Вообще, грузины – уникальный народ. Они сохранили удивительную певческую культуру, там церковное и народное пение очень тесно связаны.

– Можно ли заниматься только русским пением, не переходя к другим традициям?

– Конечно. Это личный выбор каждого. Вот, мы живём на Кубани, совсем недалеко от нас Кавказ. Мы находимся на особой территории, очень космополитичной. Естественно, это отражается и на выборе песнопений. Очень может быть, что если бы мы жили в том же Тихвине, я бы чего-то и не брала из того, что мы поём сейчас. Многое зависит от того, как чувствует регент и как благословляет священник. Есть очень строгие священники, которые благословляют только знаменный распев. Я бы, наверное, так не смогла. То, что я делаю, отражает и меня – чувствую, что так надо делать, и имею на это благословение настоятеля.

Конечно, наше древнерусское пение несёт особую благодать. Знаменный распев – это вообще как Иисусова молитва или «Отче наш».

Наше древнерусское пение несёт особую благодать

Но строчное многоголосие – это как другой уровень ангельских чинов, когда голоса сливаются, образуя невероятные созвучия, – у меня до сих пор это не укладывается в голосе. Особенно когда поёшь на службе «Херувимскую», «Милость мира». Литургия строчная – это что-то невероятное. При этом чувствуется связь с предками, с древней нашей культурой. Но каждая традиция самобытна и интересна. Грузинское пение более энергетически заряженное, что ли. А уж византийская традиция – это совсем особая отрасль. Я не специалист в этом, поэтому стараюсь брать оттуда немного. Хотя у нас есть любимые песнопения, скажем так, в византийском стиле, но русифицированные. Греческий хор, который реконструирует настоящее византийское пение, спел бы их по-другому.

– У вас на родине древнее пение воспринимается как экзотика?

– Прихожане нашего храма древнее пение любят. Многие из них воцерковились, когда уже мы пели на клиросе, то есть они другого пения и не знали раньше – потом, когда приезжали в другие храмы, очень удивлялись и говорили, что у нас лучше (улыбается), что у нас молитва, там как концерт. Живая традиция создается на клиросе. Концерт существует для того, чтобы просто послушать музыку, и для концертов я, как правило, выбираю более доступные, мелодичные песнопения.

Наш епископ Тихорецкий и Кореновский Стефан недавно сказал, что долго привыкал к нашему пению, но пение наше ему нравится. В самом Краснодаре мы, к сожалению, мало участвуем в фестивалях и других концертах, но я хочу эту ситуацию исправить.

В последнее время я активно выкладываю видеозаписи в TikTok, в Instagram, в Youtube и получаю отзывы, комментарии. И вот, наибольшее количество просмотров, как ни странно, в TikTok. До этого я относилась к этой социальной сети, как к чему-то не очень серьёзному, но увидела такую поддержку! Может быть, эти люди даже не ходят в храм, но им нравится. И я стараюсь не акцентировать внимание на том, что это наша история и так далее, подаю это просто как церковное пение. Эта платформа – тоже поле для проповеди. И здесь можно вспомнить слова Христа: «Не вливают также вина молодого в мехи ветхие» (Мф. 9, 17).