Трудные вопросы, честные ответы. Как говорить с детьми о книгах, когда не знаешь, что сказать

Художник: Стивен Кристофер Севард

Дети – мастера вопросов, которые ставят в тупик. Бывает, спросит, а ты мучительно соображаешь, как ответить – и при этом не солгать, не напугать и не оконфузиться. Словно идешь по скользкой дорожке, с которой не свернуть.

Все дело в том, что дети честные. Даже если они лукавят, сколько съели конфет у бабушки, в самом важном они предпочитают правду. А вот мы, взрослые, – мастера умалчивания, заигрывания, отступления. «Обойдем эту тему стороной», «нужно как-то аккуратно это подать», «не напрямую» – привычные наши выражения.

Конечно, жизнь складывается по-разному. Но когда сталкиваются простодушный детский вопрос и сложный взрослый мир, нередко возникают сложности.

Как быть с детскими книжками, в которых происходит что-то грустное или страшное?

Недавно меня спросили: как быть с детскими книжками, в которых происходит что-то грустное или страшное? Дети ведь спрашивают – почему. И не знаешь, что сказать.

Я понимаю родителей. Они боятся травмировать ребенка, напугать его. Не знают, как тот отреагирует, дорос ли до произведения, или стоит подождать годик-другой. И вообще, никто не может уверенно предсказать реакцию другого, даже близкого человека. В душе каждого из нас, как писал Тютчев, целый мир «таинственно-волшебных дум».

Так как все-таки быть с грустными книжками, где герои болеют, стареют, горюют, а иногда даже умирают? Нужны ли они, а если нужны, то зачем? И как отвечать детям на их честные, конкретные, но порой такие сложные для взрослых вопросы? Вот как я это вижу.

Читать или не читать?

Детских книг много. Если убрать из читательского «рациона» ребенка добрую часть сказок Андерсена и Оскара Уайльда, половину былей Льва Толстого, пару сказочных повестей, несколько рассказов о животных и стихов, останется еще много хороших книг. В них никто не умирает. А значит, можно избежать неудобных детских вопросов и не бояться, что малыша травмирует сюжет.

Этот путь самый легкий – для родителя. Взрослые часто выбирают его: не хочется, чтобы ребенок грустил, неудобно отвечать на вопросы, больно за героев и жалко их. А еще заранее жалко ребенка, которому придется испытывать не веселье, а жалость.

Если же приводить аргументы за «читать», то главный – мы познакомим ребенка с важной хорошей книгой. Она говорит не только о счастье и радости, приключениях и волшебстве. Ее написал человек, в котором соединилась искра Божия и собственный горький опыт, внимательное наблюдение и чуткость к ближнему. Он, этот человек, создал удивительную историю, которая расширит границы мира моего ребенка, покажет ему, каким разным бывает этот мир, заставит задуматься. Мы тренируем мозг ребенка задачками и ребусами, мы отдаем его в спортивные секции, чтобы тренировать его тело. А хорошие грустные книги тренируют душу.

Хорошие грустные книги тренируют душу

Например, «Стойкий оловянный солдатик» Андерсена: одна из самых «сомнительных» книжек для многих родителей. Главного героя, прошедшего множество испытаний, бездумно швыряют в печку. Следом летит, подхваченная ветром, его бумажная возлюбленная – она вмиг вспыхивает и сгорает. На первый взгляд, бессмысленная смерть, ничему не научающая, ни о чем не говорящая ни детям, ни взрослым.

Но это только на первый взгляд. Ответы на задачки для души не лежат на поверхности. И об этом можно говорить с ребенком, даже если ему всего-то 6–7 лет.

У оловянного солдатика всего одна нога, но образ его зиждется на двух опорах: верность воинскому долгу и любовь. Они не спорят, наоборот, дополняют и поддерживают друг друга. Он знает, что должен стоять прямо, крепко держать ружье – даже если его несет в страшный водоворот. Он держится изо всех сил, и даже во тьме желудка огромной рыбы ему сияет образ возлюбленной. А когда солдатик попадает в печку, то не знает, от чего тает – от жара или от любви, и умирает он, обнимая свою танцовщицу. Несчастливый в любви Андерсен показывает нам ее истинный лик – не внешнее благополучие, а внутреннее содержание, стойкость и верность. И если говорить с ребенком с этой позиции, финал сказки перестает казаться бессмысленно-жестоким или депрессивным.

Но есть ситуации, когда «не читать» – единственное правильное решение. Если ребенок боится, плачет, просит перестать, закрывает книгу, не нужно настаивать и дочитывать «из принципа». Интерес, желание узнать историю – показатель, что все в порядке. Даже если вам кажется, что малыш испугается. Главное, что вы рядом.

Ответ по запросу

Часто родителей пугает, что придется отвечать на заковыристые детские вопросы, поэтому они выбирают книги без сложных тем и грустных финалов. «Да он все равно не поймет», – говорят они. И при этом недооценивают своих детей.

Дети понимают больше, чем кажется

Дети понимают больше, чем кажется. И не всегда сообщают об этом нам. Внутри у них идет сложная и глубокая работа – особенно если мы даем для нее пищу в виде хороших книг, мультфильмов, фильмов, впечатлений.

Одна мама рассказывала мне, как прочитала шестилетней дочке рассказ Льва Толстого «Лев и собачка». Прочитала – и внутренне сжалась: сейчас заплачет, сейчас начнет спрашивать. Но девочка не задала ни одного вопроса. Наоборот, примолкла, задумалась. Не плакала, но и не переключалась на игры, какие-то другие занятия. Осмысляла только что прочитанную историю огромной дружбы.

Для себя я вывела такую формулу: если дети хотят обсуждать прочитанное или увиденное, я обязательно включаюсь в разговор. Но это бывает нужно не всегда. Иногда человеку, даже если он маленький, необходимо осмыслить книгу наедине с самим собой. И это нормально. Он уже кое-что знает об этом мире, сопоставляет историю с собственным опытом, дополняет и расширяет его. Для этого не всегда нужно задавать вопросы взрослым.

О страхе и честности

Когда-то я писала о сказках японского писателя начала ХХ века Нанкити Ниими. Одна из них – «Лисенок Гон» – заканчивается печально. Главного героя, глупого, любопытного и немного вредного лисенка, по ошибке застрелил человек.

Честно скажу, когда я читаю эту сказку своим детям или ученикам, в финале каждый раз сердце ухает куда-то вниз. Мне страшно их ранить. Есть большой соблазн слегка изменить финал, придумать двусмысленную фразу, которая даст надежду, что лисенок выживет. Но я не делаю этого по двум причинам.

Во-первых, из уважения к автору. Кто я такая, чтобы менять по своему усмотрению художественный текст? Автор хотел сказать нам именно то, что сказал, ни больше, ни меньше. Для него это важно, а значит, это важно узнать и нам, тем, кто решил его книгу открыть и прочесть. Здесь включается какой-то глубинный механизм справедливости: пусть все идет так, как должно. Даже если тяжело.

Во-вторых, я хочу сохранить художественную достоверность. Да, читая ребенку, особенно маленькому, дошкольнику, несложно придумать собственный хеппи энд. Но это грубо нарушит ткань произведения, перекроит его по-своему, не сделав лучше. Из него пропадет правда. А лживые и лукавые книги читать точно не стоит.

И еще один важный момент: я уважаю своих маленьких слушателей. Они верят мне, как же я могу их обмануть? Поэтому набираю воздух в легкие и читаю, как человек выстрелил в лисенка. И ребенок спрашивает: «Он его убил?» И я отвечаю: «Да». И мы серьезно разговариваем о том, почему это произошло. Потому что это произошло в реальности книги. Из песни слов не выкинешь.

Жалость и нежность

Один из самых талантливых и глубоких христианских поэтов ХХ века – архиепископ Иоанн (Шаховской). У него есть удивительное стихотворение, оно называется «Жалость и нежность». Вот оно:

Острая нежность и острая жалость
Рядом вошли в мой дом.
Жалость и нежность, нежность и жалость
Ходят всегда вдвоем.

Ни оправдать, ни понять другого
Люди не могут еще.
Только жалеют. И нежное слово
Другу кладут на плечо.

Жалость и нежность сплелись, как умели.
Нежность глядит вперед,
Жалость все делает в мире белым,
С жалостью нежность идет.

Мы хотим, чтобы наши дети были милосердными, чтобы умели сопереживать, видеть чужую боль. Но откуда же возьмется это умение, если мы скроем от них все тяжелое и грустное? Где они научатся жалеть?

Мы хотим, чтобы наши дети были милосердными, чтобы умели сопереживать, видеть чужую боль

При этом не нужно показывать ребенку шокирующие картины, которые он потом не сможет «развидеть». Художественная литература дает возможность проникнуться состраданием к персонажу, существующему лишь на страницах книги. Это такой естественный амортизатор. А еще к нему добавляется (если книга, конечно, талантливо написана) образность, мелодика, поэзия языка.

Главный герой стихотворения Иосифа Бродского «Баллада о маленьком буксире» отправляется в свое последнее плавание, из которого «ни один из буксиров не вернулся назад». Это грустно. Душу, большую и маленькую, заполняют те самые «острая нежность и острая жалость», о которых писал владыка Иоанн. Но спокойный ритм, певучий стих, упоминание «золотой страны», куда плывет герой, смягчают остроту. При этом глубина чувства не теряется. Для ребенка это сильный и важный опыт.

Ну, и главное. У детей рождаются вопросы. Им важно получить ответы – по-настоящему важно, от этого зависит их картина мира. С самыми сложными вопросами они идут к самым близким и дорогим людям – к родителям. Кого, как не их, спрашивать о горе, несправедливости, смерти. И если родители будут отговариваться, умалчивать, вилять и хитрить, то чему же научатся дети? Скользить равнодушно по тексту, не вдумываясь в смысл, не доходя до сути. Закрывать глаза и душу в ответ на чужую боль. Не искать ответа.

Книги, как и люди, учат детей. Родители – проводники в этом процессе. Детские вопросы – ступеньки к пониманию жизни. И чем серьезнее вопрос, тем сильнее потребность получить честный ответ. И дать его должны мы, родители. Ведь ближе и важнее нас у детей никого нет.