«Владыка Иларион был смиренным, но в церковных вопросах оставался твердым как кремень»

Митрополиту Илариону (Капралу) 6 января исполнилось бы 75 лет. Так получилось, что этот юбилей стал первым днем рождения владыки, который мы встречаем без него. Кого же попросить вспомнить о почившем предстоятеле, как не его многолетнего друга и заместителя в Синоде Русской Зарубежной Церкви митрополита Берлинского и Германского Марка (Арндта).

Когда в мае 2022 года владыки Илариона не стало, митрополит Марк буквально на следующее же утро примчался в Нью-Йорк, чем, насколько мне известно, удивил многих. Он признался, что не мог поступить иначе не только по долгу службы, но и потому, что лично считал для себя необходимым проститься с другом.

Митрополит Иларион (Капрал)

Я был тесно связан с владыкой еще с начала моего пути в Церкви. В ту пору я еще был мирянином, а он уже стал монахом

С моей стороны такой шаг подразумевался сам собой, даже помимо нашей личной дружбы с владыкой Иларионом. Я был обязан приехать в Синод, потому что являлся заместителем Первоиерарха. Кроме того, на тот момент я оставался старейшим членом Синода и должен был руководить всеми мероприятиями после кончины владыки Илариона и до выборов нового предстоятеля.

Но, конечно, и для меня лично было очень важно приехать, чтобы почтить память очень близкого мне человека. Я был тесно связан с владыкой еще с начала моего пути в Церкви. Мы с ним познакомились в 1974 или 1975 году, когда я по поручению моего тогдашнего правящего епархиального архиерея поехал в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле. Владыка Иларион тогда был иноком, встречал и, так сказать, «вел» меня все время моего пребывания в обители. В ту пору я еще был мирянином, а он уже стал монахом. А через полгода и я оставил преподавание в университете и принял монашество.

Уже с наших первых встреч я видел, что отец Иларион – человек глубоко верующий. Помню, он мне сам рассказывал, что первое время по приезде в монастырь вообще не говорил по-русски – только на буковинском наречии, которое унаследовал от своих родителей. Но уже в Джорданвилле он научился чисто говорить по-русски. А главное, научился безукоризненно писать по-русски, причем с использованием старой орфографии, которая мало кому дается. Благодаря этому он многие годы был главным редактором православного журнала, который издавался в монастыре. Конечно, меня, как преподавателя славистики, это поразило.

Безусловно, мы очень много служили вместе с владыкой Иларионом. В интернете даже есть информация о том, что я принимал участие в его хиротонии во епископа Манхэттенского в 1984 году. Но я этого совершенно не помню (смеется). Зато помню, как мы сослужили и в нашем соборе в Мюнхене, когда владыка останавливался в Германии на несколько дней проездом по пути на Святую Землю, на Афон или еще куда-то. Или в Нью-Йорке, когда я приезжал на заседания Синода.

Владыка Иларион всегда был крайне добрым. Таким добрым, что остальные архиереи иногда даже оставались этим недовольны

Из этих служб я черпал то, что владыка Иларион всегда был крайне добрым. Таким добрым, что мы, остальные архиереи, иногда даже оставались этим недовольны. Порой нам казалось, что иной раз он не умеет говорить «нет». Но потом мы все-таки понимали, что при необходимости в решении церковных вопросов владыка четко отстаивал нужную позицию. Но в целом его доброта была естественной, в ней не чувствовалось ничего напускного или придуманного. С этой добродушностью он принимал любого человека, и, к сожалению, многие этим пользовались. Например, к нему приходили совершенно чужие люди, искавшие ночлег, и он устраивал их в Синоде. Другие архиереи этим порой тоже были не совсем довольны.

Оказание помощи тем, кто нуждается, было у него буквально в крови. Я знаю, что он до конца жизни поддерживал очень многих людей, и некоторые даже до сих пор говорят, чтобы Синод продолжал это делать. Владыка посылал деньги и в Россию, и в Австралию, и в другие страны – повсюду, откуда его только просили помочь.

При этом такое отношение к людям не имело ничего общего со слабохарактерностью, в которой владыку обвиняли недоброжелатели. Ему было абсолютно точно присуще смирение, но в решении основных церковных вопросов он оставался твердым, как кремень.

В частности, это касалось воссоединения Русской Церкви. Этот путь мы прошли с ним вместе с самого начала и до конца. Мы оба понимали, что для единого церковного организма разделенность является неестественной. Ведь первые же слова устава нашей Зарубежной Церкви гласят, что мы являемся неотделимой частью единой Русской Православной Церкви. Конечно, мы не имели права сохранять это разделение дольше, чем было необходимо.

Безусловно, мы понимали, что сейчас в России живут уже другие люди. Это не те русские, воспитанные до революции, которых мы знали. Их сознание было сформировано уже иначе, мы только начинали с ними знакомиться и в общении с ними порой даже совершали неправильные шаги.

В частности, это касалось рукоположения архимандрита Валентина (Русанцова) из Суздаля, который в 1990 году был назначен экзархом Архиерейского Синода РПЦЗ в СССР, а через несколько лет ушел в раскол. Мы с владыкой Иларионом оба чувствовали, что с ним не нужно связываться. Но, к сожалению, с ним связались другие архиереи нашей Церкви, которые даже не ездили в Россию. Таким образом была допущена ошибка, в чем мы очень быстро убедились.

Но, видимо, нам всем, во главе с владыкой Иларионом, нужно было пройти этот тернистый путь. Для нас это был хороший урок. Постепенно мы стали знакомиться с людьми и начали понимать: те, кто живет в России сейчас, – это другие люди, и они воспитаны не так, как те, кого мы привыкли видеть среди старой эмиграции. Постепенно у нас получилось по-иному оценить ситуацию и понять, что нам необходимо найти правильных партнеров.

Не будь этого, мы вполне могли бы раньше времени начать переговоры об объединении, и тогда нам пришлось бы договариваться с Филаретом Денисенко, который в ту пору заведовал «внешней политикой» в Московской Патриархии. Я неоднократно говорил, что это был самый опасный человек из той «банды».

Слава Богу, мы смогли избежать общения с Филаретом. Конечно, нам досталось и от других, но, в целом, мы пошли по своему пути, и можно только сказать, что это было правильно. При этом владыка Иларион всегда высказывался очень взвешенно и представлял продуманные аргументы по всем вопросам. Гораздо более взвешенные и продуманные, чем я. Могу совершенно объективно это признать.

На заседаниях Синода он никогда не старался оказывать на кого-то давление. Он относился к другим архиереям как к равным

При этом, став первоиерархом, владыка Иларион ничуть не изменился по характеру и не сделался вдруг большим начальником. Нет, он остался таким же, каким и был: спокойным человеком, который не любил никаких зигзагов или резких суждений. У него был ровный характер, и для всех нас это было утешительно. Собственно, зная его характер, нельзя было и ожидать ничего иного. В нем всегда были смирение и любовь, он всегда оставался первым среди равных. Например, на заседаниях Синода он никогда не старался «пробивать» какое-то нужное решение или оказывать на кого-то давление. Нет, владыка всегда относился к другим архиереям как к равным. И такое отношение у него было ко всем людям.

Я уверен, что все наши архиереи сейчас ощущают его присутствие где-то рядом. Мы хотим продвигаться дальше именно в том направлении, которое он определил, не ломать и не переворачивать то, что было сделано при нем, а спокойно идти дальше по выбранному всеми нами пути.

Лично я тоже чувствую его присутствие. Я часто думаю, как владыка Иларион отреагировал бы на ту или иную ситуацию. И я чувствую, что он здесь, рядом, и мне становится лучше от этого ощущения.