«Вечность и душа»

22 ноября 2023 года в «Горнице Вольного Странника» состоялось открытие выставки живописи Екатерины Реутовой, преподавателя Академии акварели и изящных искусств. Предлагаем вниманию читателей портала беседу Екатерины Реутовой, Анастасии Горюновой, редактора «Вольного Странника», и Глеба Конкина, аспиранта Московской консерватории, о том, как творчество ведет человека к Богу, о том, нужна ли цензура, и о новинках издательства «Вольный Странник».

Екатерина Реутова:

– Добрый вечер! Не буду долго говорить о своем творчестве: мои картины говорят сами за себя. Я бы хотела поблагодарить за встречу здесь. Это важное для меня место – Черниговское подворье с удивительными храмами, удивительными людьми. Здесь рядом школа, в которой я училась. И так символично, что я сюда вернулась. А вообще, с этой выставкой замечательно все сложилось: я быстро отобрала работы, хотя обычно это довольно сложный процесс.

Анастасия Горюнова:

– Вообще, творчество – это удивительно. Мы видим его материальный результат – например, картину, которая висит на стене. Но она позволяет проникнуть в какой-то другой мир.

Глеб Конкин:

– А сейчас мы предлагаем вам поучаствовать в нашей беседе, которая называется «Искусство как путь к Богу». Здесь собрались представители трех разных направлений – слова, музыки и живописи. Анастасия представляет слово, она редактор. Я, Глеб Конкин, – аспирант Московской консерватории, и Екатерина Реутова – художница.

Анастасия Горюнова:

– Искусство открывает границы духовного, позволяет заглянуть за пределы материального мира, в область, которую не выразить словом.

Искусство открывает границы духовного, позволяет заглянуть за пределы материального мира

Вот, музыку, например, невозможно даже увидеть, но она переносит тебя в другие сферы, где поет душа. Выставка Кати называется «Вечность и душа». Соприкосновение вечности с душой – это приоритет любого искусства, так я думаю. Если говорить о литературе, поэзии, слове – их, наверное, легче облечь в смыслы, которые можно понять умом. А вот живопись и музыку одним только умом не поймешь, алгеброй гармонию поверить не получится. Ты можешь сидеть в какой-нибудь каморке, но ощущать себя в раю, потому что благодаря искусству открывается душа. Искусство поднимает нас, роднит с Богом. Потому что Бог – это Творец, Он создал мир. И человек – творец, это также роднит его с Богом. Этот путь, на самом деле, прямой: творчество ведет к Богу.

Глеб Конкин:

– Когда мы видим картину, слушаем музыку, у нас внутри рождается ответное чувство. Есть такой термин «катарсис», его ввел Аристотель по отношению к трагедии. Мы переживаем трагедию вместе с героем и очищаемся. То есть катарсис – это очищение. Но, кроме Аристотеля, нужно еще вспомнить Платона, который говорил, что один из видов любви – искусство. Когда мы его воспринимаем, получаем что-то из иной реальности – при этом можем сами не осознавать, что. Испытываем и не всегда можем описать словами. Да, наверное, и не надо. Это и есть отблеск Божественного. За этими ощущениями и кроется путь к Богу. Кант заканчивает свою знаменитую трилогию «Критикой способности суждения». Там он говорит, подытоживая и «Критику чистого разума», и «Критику практического разума», в частности, о том, что искусство – это отсвет Бога. Он не утверждает, есть Бог или нет, он говорит, что искусство дает это ощущение. Гений – это проводник Бога. Человек пишет, создает что-то, и управляет этим не сам человек, а нечто свыше.

Гений – это проводник Бога. Человек пишет, создает что-то, и управляет этим не сам человек, а нечто свыше

Наверное, в этом и заключается Божественный след в искусстве. Но тут напрашивается вопрос. Вот, человек творец. Но он может творить все что угодно. Нужна ли в искусстве какая-то цензура? Или не нужна, потому что она ограничивает?

Екатерина Реутова:

– Для меня важнее всего внутренняя цензура. Она мне очень нужна, потому что дисциплинирует меня лично. А вообще, я очень благодарный зритель. Если вижу проявления искусства – искренне радуюсь им.

Глеб Конкин:

– Но искусство бывает разным. Абстракция, например, Кандинский. Это Божественное, но что-то другое – такая логика?

Екатерина Реутова:

– У меня немножко другая логика. Я иду от своего внутреннего впечатления. Вообще не разделяю современное искусство и классическое. То есть разделяю в обучении, сама сейчас преподаю в школе. Но это школа. А современное искусство – понятие очень широкое: там есть и продолжатели академических традиций, и те, кто делает что-то авангардное, экспериментирует. Что-то из этого превратится в классику. Может быть, это коммерческий ход, может быть, эпатаж. А вдруг что-то истинное, вечное?

Анастасия Горюнова:

– Я категорически против цензуры. Потому что мы можем ошибиться очень сильно. И я считаю, что любое творчество, любое искусство имеет право быть. Правда, сейчас нередко происходит профанация, искусством называют то, что им не является по сути. Как это отличить? Иногда писателю говорят: ты пиши только в том случае, когда не можешь не писать. Искусство – это когда человек рождает что-то живое, пусть оно кому-то нравится или не нравится, но он рождает, как творец, не ради коммерческого проекта, не ради плюшек, которые хочет получить. И если он рождает, творит подлинно, то имеет право творить, даже если мне это не близко. Каждая книга находит своего читателя, картина – зрителя, музыка – слушателя. Нет универсального, что легло бы на душу абсолютно всем. Но ограничивать цензурой творческий процесс нельзя. Когда сейчас говорят: «Давайте вернем цензуру, в советское время все было так хорошо, так нравственно», – это вранье! Не было нравственно и не было хорошо. Я еще пожила немножко в советское время, и понимаю, что такое цензура. Это очень большая проблема для творчества и для искусства в целом. Поэтому я против цензуры.

Глеб Конкин:

– Прекрасные слова, к которым нечего добавить! Действительно, цензура может очень сильно повредить, и музыка знает такие примеры. Первое, что приходит в голову, – судьба Дмитрия Шостаковича, моего самого любимого композитора. Советская цензура прошлась по нему катком, это неоспоримый факт, достаточно почитать его письма. Их, кстати, очень интересно читать, потому что они написаны эзоповым языком: ну, мало ли кто прочитает, а свой поймет. Оперу Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» запретили в 1930-х годах, и она уже не ставилась при жизни композитора, по крайней мере в его редакции. А судьи кто? Иногда перед цензорами великий человек, но они могут этого не знать. Иногда людям не нравится то, что делает музыкант или художник. В творческом мире немало злопыхателей. Поэтому, если в творческом мире и должна быть цензура, то ее нужно измерять талантом. В этой связи мне вспомнилась книга «Лексикон музыкальных инвектив» Николаса Слонимского. Он родственник советского композитора Михаила Слонимского, уехал в Америку. Что такое эти музыкальные инвективы? Это собрание газетных нарезок про известные музыкальные произведения, ставшие классикой, начиная с Бетховена. В этой книге можно прочитать, как ругали современники 9-ю симфонию Бетховена, как ругали Шопена, Стравинского, про которого говорили, что это вообще не искусство. Но сейчас же мы уверены, что это искусство. То есть мы можем ограничивать художника, потому что не понимаем то, что он делает. Но у нас нет такого права. По поводу коммерции, кстати говоря: те же оперы в XVII–XVIII веках часто коммерциализировались, как какие-то сериалы. Они быстро писались, и под них зарабатывали деньги. Очень часто композитор получал намного меньше, чем певец, потому что люди приходили посмотреть на певца, как глазеют на сегодняшних поп-звезд. В общем-то, не слишком ситуация изменилась за 200 лет. Поэтому, действительно, цензуре скорее нет, чем да. Еще вопрос: нужно ли нам как-то учитывать мировоззрение автора, например, атеиста? Я недавно участвовал в дискуссии по «Черному квадрату» Малевича. И один из моих коллег говорил, что «Черный квадрат» – это икона антихриста. Насколько для нас важно мировоззрение абсолютно неправославного художника?

Екатерина Реутова:

– Я не думаю, что если мы увидим какое-то произведение искусства, то сразу же побежим спрашивать, что хотел сказать его автор. Мы не всегда можем спросить у автора. И даже если есть его воспоминания, неизвестно, как и что там было. Я хотела бы вернуться к вопросу цензуры. Я сейчас вспомнила множество разговоров про свободу, которую давали и забирали в разные исторические периоды. И я вспоминаю одного знакомого, совершенно потрясающего художника. Была Перестройка, много говорили, как было плохо, и как сейчас хорошо. И вот, у него персональная выставка, а мне говорят: «Утром покажут его интервью». Я включаю телевизор, смотрю. Молодая журналистка спрашивает у него: «Скажите, как вам мешали работать в советское время?» А у него действительно были некоторые сложности. И вдруг он говорит: «Знаете, мне работать никто никогда не мешал». И я это запомнила на всю жизнь, потому что настоящему художнику никто никогда не может помешать.

Глеб Конкин:

– По поводу мировоззрения: мы не можем не учитывать, что тот же Шостакович не верил в Бога. Римский-Корсаков не верил в жизнь после смерти. Когда его Стравинский спросил про жизнь после смерти, он нарисовал ноль. Тем не менее их произведения живут отдельно от создателя. Ко мне подошла недавно женщина, неравнодушная к музыке, и говорит: «Вы знаете, Глеб, я слушаю Шнитке, и меня корежит. Мне от него физически плохо». Я ей посоветовал послушать скрипичный концерт композитора нововенской школы Альбана Берга, недавно его играли в Московской филармонии, почти в пустом зале, кстати. Через неделю она прибегает ко мне и говорит: «Глеб, вы со мной совершили чудо. Я получила такое наслаждение, хотя не думала, что эта музыка может мне понравиться». Нововенская школа – непростое течение в музыке. Это не Свиридов, простите за сравнение. И она говорит: «Вы знаете, я поняла после этого концерта: Бог есть, смерти нет». Я просто был в шоке. Это к вопросу о том, как человека может поразить произведение.

«Я поняла после этого концерта: Бог есть, смерти нет»

Анастасия Горюнова:

– Когда читаешь книгу, это может быть не твой автор, то есть с его мировоззрением ты можешь не соглашаться. Это может тебя не обогащать. Но обогатит другого человека, и надо это принять.

Вопрос из зала:

– От Бога нам дается талант. Мы можем его развивать в себе, а можем загубить. Если мы не развиваем этот талант, мы удаляемся от Бога?

Глеб Конкин:

– Это, наверное, лучше у богословов спросить. Но если мы не знаем о своем таланте, мы не можем быть дальше от Бога. Если я не знаю, что хорошо рисую, никто мне не подсказал – как я могу быть дальше от Бога? А если у меня есть талант, я о нем знаю, но не занимаюсь – тут, опять-таки, может быть по-разному. Например, человек не развивает свою способность к музыке, потому что хочет заработать побольше денег в другой области. Но нам дана свобода выбора, и мы ответственны за свой выбор. И если он не делает плохо другим, он, наверное, не отталкивает от Бога. То есть любой из нас может сам распоряжаться своей жизнью и своим талантом, мне думается. Но если человек не может жить без творчества, ему нужно реализовывать себя. Ну, и осмелюсь такую мысль сказать: если Бог заповедовал тебе быть в этой области талантливым, то Он тебе поможет: пошлет нужных людей, создаст нужные обстоятельства или какой-то импульс.

Екатерина Реутова:

– Это сложный вопрос. Мне кажется, что в какой-то степени неправильно зарывать свои таланты. Смотря что мы под этим подразумеваем. У нас нет скрипки Страдивари, и поэтому не хотим играть? Вот поэт Хлебников, он в какой-то момент рукописи поджег, чтобы кого-то согреть. Так он распорядился своими талантами.

Анастасия Горюнова:

– На самом деле, мне кажется, что талант – это бремя, крест, особенно если талант большой, если это гений. Это тяжелая ноша, такое кровотечение, потому что талант проходит через сердце. В любом случае, даже когда человек легко творит, он отдает жизнь. «Отдай кровь, прими дух». Истинное искусство – это, конечно, служение. И если мы отказываемся от служения, к которому призваны, это не просто грех, а преступление. От служения люди отказываются по малодушию, по лени, другим низменным вещам. Все равно каждому человеку дан творческий талант. Каждый – творец в чем-то своем, уникальном. Каждый неповторим, и должен свою лепту внести. Это большая ответственность, и важно, чтобы это состоялось в нашей жизни.

Глеб Конкин:

– Это сотворчество, синергия.

Рассказ о книгах ВС

​

Анастасия Горюнова:

– В рамках нашей «Горницы», поскольку это гостиная издательства «Вольный Странник», я скажу несколько слов о книгах. Собственно, это тоже искусство – искусство книгоиздания. Ни одна из этих книг в советское время, при той цензуре, не была бы издана. Кроме басен Крылова. Ее проиллюстрировали замечательные художники Глебовы. Они работали еще в советском «Детгизе», они мастера классических книжных иллюстраций. Эта книга басен – с комментариями. Вообще, басня – это притча. И тут рассказано, на чем основывался Крылов, когда писал ту или иную басню. А основывался он на евангельских притчах в основном. Это мало кто знал. У нас в издательстве много детских книг.

Что качается искусства книжной иллюстрации, хотелось бы вам показать нашу Библию. Для нее рисовал уникальный художник – Алия Нуракшиева. Она создавала эти иллюстрации 10 лет, изучила все, что связано с библейским сюжетом. Здесь все исторично – до мельчайших деталей одежды. При этом Алия настолько прониклась библейской историей, что у нее были периоды, когда она не пила, не ела, не спала, пока не рождался сюжет. Это сложно. Эти ее работы даже выставлялись в Третьяковской галерее.

Вообще, книги ведут человека через слово в совершенно иные душевные пространства. Каждый человек – это вселенная. Например, роман «Утешение» – о маме, которая потеряла сына на Чеченской войне. Она не только смогла через этот непоправимый ужас пройти и найти Бога, но и помогала другим. Николай Гаврилов – замечательный белорусский писатель, за эту книгу он получил много премий.

Еще одна удивительная в своем роде книга, тоже лауреат премий – роман Светланы Замлеловой «Блудные дети». Автор попыталась осмыслить то, что с нами происходило в 1990-е годы, во время перехода от советского времени к якобы свободе. Эта проза, которая дышит, которую человек не придумал, а пересказал. Искусство слова с такой художественной правдой, что, боюсь, цензура была бы огорчена. И, хотя все наши книги имеют разрешение Издательского совета Московской Патриархии, тем не менее это очень смелая книга. Еще она уникальна темой: мало кто сейчас осмысливает 1990-е годы. Это пока еще близко и сложно для рефлексии.

«Между образом и имиджем» – книга о том, что такое красота, имидж и образ человека. Современный человек свой внешний вид, свое тело очень часто подвергает каким-то невероятным пыткам. 10 лет назад мы и подумать не могли, что раздувать губы – рядовая процедура, норма, просто покрутили бы пальцем у виска. Эту книгу написал стилист. Она о том, что же такое образ человека.

И, поскольку мы говорим об искусстве книгоиздания, скажу о дизайнерах наших обложек. Например, над книгой «Утешение» работала молодой дизайнер, замечательная Александра Лапаева, лауреат премий, молодой, ярко мыслящий человек. А вот эту обложку «Блудные дети» сделал наш редактор отец Матфей, он тоже дизайнер по образованию. Он настолько лаконично передал содержание книги, я как редактор утверждаю: лучше, наверное, невозможно было сделать.

И последнее, о чем я хочу рассказать: настоящий артхаус от «Вольного Странника». Малевич – не Малевич, не знаю, но очень стильное издание. Это книга протоиерея Андрея Зуевского «Зерна и плевел» в элегантном аскетичном оформлении. Это переводчик святителя Григория Богослова, и он написал стихи, посвященные святителю Григорию. Получилось уникальное поэтическое произведение, но с современными смыслами. И оформление современного художника Татьяны Ян всех приводит в большой восторг. Некоторые даже удивляются: как это так, православное издательство, а книга сделана в такой современной эстетике. Вывод: издание книг – это тоже искусство, искусство коллективное, похожее на кинематограф, когда каждый делает свое дело. Спасибо за внимание.