Архимандрит Дамаскин (Орловский) начал собирать сведения о новомучениках и исповедниках ХХ века еще в советские годы, задолго до их прославления. Благодаря ему со слов очевидцев были составлены и записаны десятки биографий современных подвижников. Сейчас отец Дамаскин — член Церковно-общественного совета при Патриархе Московском и всея Руси по увековечению памяти новомучеников и исповедников Церкви Русской, а также научный руководитель Фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви». Мы поговорили с ним о том, как отличать подлинные сведения от неточных, почему почитание новомучеников должно быть неотъемлемой частью духовной жизни, а также о том, возможны ли подобные гонения сейчас.
— Отец Дамаскин, Вы стали собирать сведения о новомучениках и исповедниках еще до того, как началось возрождение Церкви, за много лет до их прославления в лике святых, но с надеждой, что всё это будет. Оправдались ли Ваши чаяния полностью, или Вам хотелось бы, чтобы о новомучениках знали больше, чтобы их почитание было более всеобъемлющим?
— Прославление новомучеников и исповедников Церкви Русской — это неотъемлемая часть церковного возрождения, в этом отношении надежды наши вполне оправдались. В этой части возрождение состоялось.
Что касается большего или меньшего почитания новомучеников и более широкого распространения знания о них, то я с самого начала допускал любой вариант — и большего их почитания, и совсем небольшого. Даже если бы их почитание и желание знать о их жизни уменьшилось до едва заметного явления, то и в этом случае они объективно останутся церковным памятником всему святому и лучшему, что было в ХХ столетии и вообще в истории нашей страны.
Мученики ХХ столетия — это духовная элита нашего народа, то ценное, что у него было, — избранное духовное общество, святое и свободное, глядя на которое можно по справедливости сказать: наш народ не зря прожил жизнь, у него были великие христианские нравственные идеалы, за которые каждый из этих подвижников готов был отдать — и отдавал — свою жизнь.
Часто говорят, что новомученики — самые близкие к нам святые. Исторически, ментально, это так. Но не является ли эта близость парадоксальной причиной того, что узнавать их ближе может быть страшно: вот жил человек, похожий на тебя, может быть, такой же профессии, его дневники или письма написаны вполне современным языком, его проблемы понятны. А потом он пошел за Христа на смерть… Церковь призывает нас к такой же вере, но — страшно.
Преподобный Симеон Новый Богослов оставил нам церковную заповедь, которой проверяется глубина и подлинность нашего благочестия: «Кто не почитает новых святых, не может почитать древних. И кто не хочет со всей любовью и смирением соединиться с самым последним (по времени) из святых, имея к нему некое неверие, тот никогда не соединится с прежними и не будет включен в ряд предшествовавших святых, хотя бы ему казалось, что он имеет всю веру и любовь к Богу и ко всем святым». И таким образом человек может сам определиться — «казаться» ли ему или «быть».
В действительности подвиг исполнения заповедей Христовых такой же сложный и пугающий, как путь исповедника и мученика, потому что ни одну из заповедей Христовых невозможно исполнить самому, без помощи Божией. А для этого нужна вера, нужно духовное ставить выше материального, нужно быть готовым жертвовать своим покоем, а иногда и жизнью.
Без веры невозможно угодить Господу. Нас пугают не страдания мучеников, а трудность действительного исполнения заповедей Божиих: любовь к ближнему как к самому себе, любовь к врагам и к тем, кто нас поносит и гонит, безграничное прощение прегрешений ближнему, а также таких заповедей Христовых, как накормить голодного, напоить жаждущего, принять странника, одеть неимущего, посетить больного или находящегося в темнице. Всё это человеку невозможно исполнить, если Господь по нашей вере нам не поможет. Эти «страшные» заповеди в полноте трудно исполнить, и зачастую наша личная жизнь проходит параллельно тому, что заповедал Господь.
Если бы исполнение заповедей представлялось нам самым важным и насущным, то новомученики были бы нам очень близки и воспринять и понять их было бы очень отрадно, ведь они буквально из рук в руки передают нам бесценный свой опыт — как взрастить веру и умножить ее многократно. Как вы справедливо выразились, мученики и призывают нас к такой же вере.
Исполнение заповедей по вере и исповедание веры во Христа перед гонителями — по сути одно и то же. Но мы не ставим перед собой вопрос, как научиться жить по вере, чтобы угождать Христу более, нежели людям, а новомученики самими обстоятельствами своей жизни нас этому учат.
— В одном из интервью Вы говорили, что работа (точнее сказать, служение) по сохранению памяти о новомучениках привела Вас к мысли о монашестве. Почему так?
— Служение святым требует от человека большего самоотречения, а монашество как раз и является путем такого самоотречения, оставления мирских интересов, выходящих за рамки непосредственного послушания.
— Сейчас кажется очевидным, что работа по изучению обстоятельств жизни новомучеников, пока были живы свидетели и очевидцы тех событий, была необходимой и правильной. А были ли люди (из церковной среды), которые считали ее бесперспективной, несвоевременной и так далее?
Это очень интересный и правильный вопрос, на который я могу ответить однозначно. Среди церковных людей все считали эту работу своевременной и необходимой, и даже до парадоксального: порой рассказчики меня уверяли в том, что такая работа, по их мнению, уже ведется в епархиях. А было это в 1980-е годы!
Это суждение для церковных людей было вполне естественным, потому что они, как верующие, просто бы не поняли, если бы им сказали, что собирание сведений о новомучениках не ведется и Церковь этим не озабочена. Они назвали бы это абсурдом. И потому они легко рассказывали о новомучениках, считая, что наконец-то сбылась их надежда и упование.
— Если брать конкретные аспекты Вашей работы в советское время, встреча с кем из свидетелей запомнилась больше всего? Были ли моменты, которые запомнились как чудо или водительство Божие?
— Для меня все свидетели были почти равны, в каждом из них было главное — любовь к Богу и к Церкви как к величайшей и главной для них драгоценности на земле, к той «жемчужине», для приобретения которой расстаются со своим имением.
Если говорить о свершившихся чудесах или жизни под водительством Божиим, то бо́льшая часть той жизни, которая была посвящена собиранию сведений о святых, была под таким водительством и сопровождалась чудесами. Но рассказывать о том подробно значило бы говорить о себе. Чудеса и водительство Божие явились как вспомоществование, чтобы собрать сведения о святых, чтобы была подробно описана и, соответственно, сохранена память о принесенных Церковью плодах — новомучениках и исповедниках.
Здесь более важно знать о результате, а не о человеке, с помощью которого результат был достигнут, о доме, а не об инструменте, с помощью которого дом был построен. Могу лишь сказать, что на многих свидетелей указывал Господь Сам, а также и на то, когда и что надо делать.
— А были ли ситуации, где Вы сомневались в точности сведений, которые сообщали Вам свидетели?
— Да, были случаи, когда я сомневался в сообщаемых мне сведениях. Чаще всего это было тогда, когда сам свидетель вел жизнь за пределами церковных интересов. И тогда приходилось искать и расспрашивать о мученике других свидетелей, которые могли бы уточнить и поправить полученные сведения.
Были случаи, когда рассказ о человеке опровергался и входил в противоречие со сведениями, полученными позже, или не выдерживал критики после проверки этих сведений архивными документами. Такие случаи не имели массового характера, но они были, возникая в основном из-за пристрастных суждений людей и недостаточных для выводов на тот момент имеющихся сведений. Впоследствии ты научаешься видеть и в небольшой детали вероятность ошибочного суждения и стараешься это учитывать, сразу перепроверять полученные сведения.
В конечном итоге здесь вывод один — надо больше молиться, чтобы Господь открыл правду, и не быть пристрастным ни к чему, даже и к очень по-человечески дорогому. Тогда вероятность ошибки резко уменьшится.
— Вы однажды сказали: «В житиях святых мучеников даются исчерпывающие ответы на многие вопросы современной жизни, на духовные вопрошания человека, надо лишь внимательно и вдумчиво читать жития». А жития кого из новомучеников для Вас самые в этом плане живительные, с кем бы Вы посоветовали знакомиться в первую очередь?
— Я бы прежде всего предложил обратиться к житию священномученика Фаддея (Успенского), архиепископа Тверского, ревностного христианина, твердо стоявшего на том камне Церкви, который обозначил Христос. Это образец несокрушимой веры. При всех тесных обстоятельствах, гонениях и поношениях он оставался самим собой, человеком веры и верности Христу. Он всем своим существом, всей душой, всем разумом понимал, что у человека нет иного помощника и верного заступника в напастях и бедах кроме Бога.
Если говорить о том, какие жития или, точнее, какие новомученики, о которых мы читаем в житиях, могут нам помочь, то здесь следует обратиться к иному принципу. Когда мы читаем жития святых и в частности мучеников, мы до некоторой степени вникаем в их жизнь, узнаем об их вере, видим, в каких случаях и как они поступали, чему учили в проповедях и трудах, причем написанное там было зачастую засвидетельствовано их верностью Богу до пролития крови. Такое чтение — проникновение в жизнь святых — в конце концов постепенно меняет нас самих. И это нас исцеляющее духовное лекарство, которое необходимо принимать всю жизнь.
Надо только иметь к страданиям мучеников немного сочувствия, а к ним самим — больше любви, и тогда их безграничная любовь, любовь верных Христовых учеников, нас исцелит.
— Если говорить о времени после Перестройки, какой проект о новомучениках Вы считаете лучшим? Что еще нужно/хотелось бы сделать?
— Я считаю, что исследование подвига новомучеников, донесение сведений о них до людей — это общецерковное дело, и буквально любой вклад в это дело представляется мне ценным, важным и значимым.
Из насущных проектов — это собирание и публикация духовного наследия новомучеников, как это сделано относительно духовного наследия священномучеников Евгения (Зернова), митрополита Нижегородского; Фаддея (Успенского), архиепископа Тверского; Андроника (Никольского), архиепископа Пермского; Онуфрия (Гагалюка), архиепископа Курского; Августина (Беляева), архиепископа Калужского; Мефодия (Красноперова), епископа Петропавловского; Феофана (Ильменского), епископа Соликамского; священноисповедника Сильвестра (Ольшевского), архиепископа Омского, священномучеников Иоанна Восторгова, Василия Сокольского, Евстафия Малаховского, Аркадия Гаряева, священноисповедника Николая Лебедева и некоторых других.
Нужно полнее раскрыть жизнь новомучеников в истории Русской Церкви второй половины ХIХ столетия, когда они начинали проходить путь своей жизни, где можно будет увидеть истоки их подвига, и ответить себе твердо и ясно на один очень важный вопрос: в каком обществе каждый из нас хочет жить — в обществе святых или в обществе, созданном по образу и подобию ветхого человека.
— Возможно ли, на Ваш взгляд, повторение подобных гонений на христиан — у нас или где-либо еще?
— Такого масштаба гонения возможны лишь при участии государства, зачастую их начало непредсказуемо, за исключением того, что уже названо Христом. Важно то, что Господь предупредил нас, как следует себя вести в период наступивших гонений. Мы же можем говорить лишь о достойном христианина образе жизни, когда гонения есть и когда они отсутствуют. В условиях отсутствия гонений человек созидает свою душу и созидает еще что-то в окружающем мире. Он строит, по слову апостола Павла, на основаниях, состоящих из разных материалов — из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы (1 Кор. 2:12).
В отсутствие гонений человек может заниматься широкой благотворительностью, просвещением, миссионерской деятельностью. Но когда наступает период гонений, он вынужден заниматься лишь главным — созиданием своей души в кругу единомысленных ему христиан. Священномученик Петр (Полянский), митрополит Крутицкий, из двенадцати лет своего первосвятительского служения почти все двенадцать лет провел в ссылке и заточении, но сам лично ничего от этого не потерял.
Вместе с апостолом он учит нас: «Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно» (2 Кор. 2:16-18).