Страницы, которые не вырвать…

Стелется, разматывается, шепчет что-то волнующее трасса М4 Дон – Тульская область, Липецкая область, Воронежская, Ростовская. Все дальше от Москвы, все больше неба, очень много неба. В Москве оно почему-то другое. Его и меньше, и оно ниже, а здесь – с каждым новым поворотом – выше, прозрачнее, бескрайнее.

К вечеру летнее солнце постепенно перестает быть таким горячим, обжигающим и ярким, приглушает свечение, и все вокруг становится не ослепляющим, а очень теплым, мягким. И небо уже не такое далёкое, оно тоже делается более мягким, нежным, щедро намешивая оттенки голубого, розового, серого с добавлением охры.

По обочинам постепенно появляются тонкие прямые, тянущиеся вверх, словно свечи, пирамидальные тополя. Сначала их ритм неровен, а потом все учащается, учащается – верный признак, что въезжаем в южные края.

Всякий раз, сколько ни ездишь, восторженно удивляешься – неужели это тот самый Дон?!

Время от времени виден указатель «Р. Дон». А вскоре блестит и сама река. И всякий раз, сколько ни ездишь, восторженно удивляешься – неужели это тот самый Дон?! Кстати, когда я впервые прочитала знаменитый шолоховский роман в старших классах школы, была поражена – почему советская власть считала его «своим»?! Ведь произведение по своей сути антисоветское. Сначала роман рассказывает про жизнь – перед читателем разворачивается рассказ о людях, которые много и крепко работали, про любовь, измену, предательства и так далее – но все такое человеческое, понятное. Ты радуешься, переживешь, негодуешь, то есть даешь нормальную реакцию на понятные, пусть и не всегда правильные, а иногда категорически неправильные вещи. А потом повествование уходит на другой уровень – уровень трагедии, – и все, что было раньше, те же любовные перипетии, кажется детской игрой в песочнице на фоне общей глобальной беды, гибели, разрушения мира...

Ненадолго закатная мягкость сменилась вечерней насыщенной синевой, и все вокруг накрывает ночь, настоящая, южная. Фары машины и даже фонари на шоссе освещают только то, что впереди, а там, за обочиной, – густая, плотная, чуть шевелящаяся темнота, такая, что можно потрогать рукой...

В такое время очень хорошо представляется, угадывается прошлое, все те события, что происходили на этих землях когда-то. Хотя и при солнечном свете ощущается эта очевидность прошедшего. Ведь небо, солнце, детали пейзажа хорошо помнят всё минувшее. Сегодня нюансы несколько иные, чем лет 150 назад – шоссе, автозаправки, мотели... Но сколько было таких нюансов!

Ты попадаешь в прошлое – причем сразу и дореволюционное, и после

Рано утром въезжаем в Новочеркасск. Город удивительно сохранился, там не разрушили историческую среду, не зашили сайдингом стены невысоких, но красивых домов, сохранилось даже литье, деревянные толстые двери… Так что ты попадаешь в прошлое – причем сразу и дореволюционное, и после, даже во времена моего советского детства в совсем не южной Казани, когда, шагая по булыжной мостовой, вглядываясь в лепнину, гладя теплые прогретые толстые стены, я чувствовала, что есть еще какая-то часть истории, которую утаивали, не проговаривали, не договаривали...

– Эта площадь, мощенная булыжником, помнит, как по ней шли дроздовцы, – говорит средний сын перед Воскресенским собором – величественным храмом, построенном в неовизантийском стиле в 1905-м году… В нем – усыпальница героев Отечественной войны 1812 года – Матвея Ивановича Платова, Василия Васильевича Орлова-Денисова, Ивана Ефремовича Ефремова. Сын рассказывает о событиях Гражданской войны, связанных с этим городом, муж вспоминает, как по нему прошлась Великая Отечественная…

Очень жарко, кажется, даже голуби взлетают медленнее, чем обычно. Сыновья рисуют классицистический, строгий и величественный, несмотря на небольшие размеры, Атаманский дворец, который сейчас находится на реконструкции, а я вспоминаю, что здесь останавливались Александр II, Александр III, Николай II, здесь сделал свой роковой выстрел в 1918-м году генерал А.М. Каледин.

На камне, расположенном недалеко от Атаманского дворца, выбиты крест и дата – 2 июня 1962 года. Эту дату рядом с названием города – Новочеркасск – я услышала в 1991-м году в выпускном классе на уроке истории. Учитель очень живо, эмоционально рассказывал о том, что тогда происходило, как пули летели в мирных людей, и было невероятно сложно осознать, что подобное случилось в нашу, уже, казалось бы, мирную, спокойную половину XX века. И вот мы здесь, спустя 62 года после страшных событий. Ловлю себя на мысли, что в тот июньский день 1962 были то же небо, почти те же здания, много солнца, света, зелени, как и сегодня…

Этот день вместил еще в себя и посещение Дома-музея М. Б. Грекова – знаменитого художника, мастера батального жанра. Уютный деревянный дом, сад с плодоносящими деревьями, много работ мастера – и прекрасная экскурсия, теплая, живая, такая, что кажется, будто мы не в музей пришли, а заглянули в гости к самому художнику. В музее – прекрасная коллекция его работ. Митрофан Борисович Греков воевал в Первую мировую, делал наброски, зарисовки, что называется, с натуры. Гражданскую писал также с натуры, но не участвовал в ней. Знаменитый певец Первой Конной, личный друг С.М. Буденного, создавший много талантливых работ, на которых красноармейцы громят белогвардейцев…

Дом-музей М. Б. Грекова. Фото: historical-baggage.ru     

Здесь же, в музее, написанный Грековым портрет его друга – музыканта Андрея Тушканова, который уже после смерти художника будет объявлен врагом народа и расстрелян в 1937-м году. Среди работ Грекова, кстати, есть и портрет генерала Каледина, написанный в 1918-м…

Все это, кажется, невозможно совместить, вместить, но я почему-то чувствую, как внутри меня та самая наша история соединяется, примиряется, что ли, или, точнее, принимается. Нет, внутреннее отношение к конкретным событиям и их оценка остаются прежними, речь совсем о другом. Возможно, о чем-то большем.

Вспоминается стихотворение Николая Туроверова «Товарищ» (такие строчки от человека, прошедшего Гражданскую, – бесценны):

Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за Отчизну умереть?

И еще вот такие, совсем другие, по-матерински звучащие строчки Марины Цветаевой:

Все рядком лежат –

Не развесть межой.
Поглядеть: солдат.
Где свой, где чужой?

Белый был – красным стал:
Кровь обагрила.

Красным был – белый стал:
Смерть побелила.

Да, история Родины непростая, болезненная, но она – наша. Вся целиком, не вырвать ни странички.

Спасибо Новочеркасску за это внутреннее чувство – принятия? Успокоения? Умудрения? Не подберу точного слова.

В огромном Вознесенском соборе почти никого. Привычно-профессионально рассматриваю росписи: сквозь поздние поновления прочитываются оригиналы высокого художественного качества… Но мы здесь, прежде всего, не ради этого.

Какой все-таки это бесценный дар – возможность в любое время, в любом городе страны зайти в церковь и – помолиться. В том числе – за всех, кто жил когда-то на нашей земле. Божья любовь распространяется на каждого, ведь Он «хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1Тим.2, 4). Но как же нам трудно это понять до конца, по-настоящему...

Уже засыпая после насыщенного июльского дня, вдруг оказавшегося таким важным для меня, я почему-то вспомнила завершающие строчки романа «Белая гвардия» Михаила Булгакова:

«Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?»