Как не потерять подростка?

8 сентября 2024 года в московском центральном выставочном комплексе «Экспоцентр» прошла дискуссия, посвященная тому, как не потерять подростка, организованная издательством «Вольный Странник». На встрече присутствовали Лана Истомина, многодетная мама и дважды бабушка; Оксана Михайловна Гарнаева, руководитель благотворительного фонда «Русская береза» и многодетная мама; Адриан Гусейнов, руководитель ансамбля «Ихтис», педагог, музыкант. Гости поделились своим педагогическим опытом и рассказали, как помочь подросткам на пути взросления, сохранить с ними отношения и не потерять их доверие.

Влад Смирнов: Добрый день! Сегодня мы будем говорить на очень актуальную тему – как не потерять подростка. Попрошу наших спикеров для начала вернуться в собственное прошлое и кое-что вспомнить. Когда вы были подростками, сталкивались ли с извечным конфликтом отцов и детей или нет?

Оксана Гарнаева: Я типичный представитель восьмидесятых. Я была одна в семье. У меня были родители, мама, папа, дедушки, бабушки. Им от меня пришлось так тяжело, что я до сих пор раскаиваюсь. Сейчас мне пятьдесят два года, и я все время каюсь. Уже никого нет в живых из моих родных, а я все каюсь и каюсь. И хотя в 1980-е годы не было никого интернета, никаких гаджетов, соблазнов было много. Были тусовки в подъездах, курили, пили, дрались. Были настоящие мордобои.

Влад Смирнов: И вы участвовали?

Оксана Гарнаева: Ну, а как в то время можно было не участвовать? Это совсем отличники только не участвовали, а я не была отличницей. Сразу хочу сказать, что я не была непутевая. Я наполовину была ангел, а наполовину вот такая. Почему так – сейчас объясню. Со стороны мамы у меня все были верующие. Когда моя бабушка Шура почила в 1982 году, мама нашла у нее монашеское правило. Она постоянно ездила в Елоховский собор, возила меня туда с трехлетнего возраста. После ее смерти мама ушла работать в Елоховский собор, пела в правом хоре, потом восстанавливала Толгский монастырь. И после еще тридцать лет прослужила у мощей святителя Алексия. Поэтому душа моя разрывалась.

Не бывает трудных детей, бывают трудные родители

Сразу скажу, что не бывает трудных детей, бывают трудные родители. Когда у родителей конфликт с самими собой, со своими мужьями, женами, родителями, это всегда отражается на детях. Не они трудные – трудные мы. И я была трудная, потому что моя мама ушла в монастырь, когда мне было четырнадцать лет, а мой папа был в другой семье.

Влад Смирнов: Но это вы сейчас уже понимаете. А на тот момент?

Оксана Гарнаева: А на тот момент мне нужно было выплеснуть, что накопилось. И тогда не было ни психологов, ни утешителей, ни батюшек, которые понимали бы подростков. Но мама меня отмолила. Слава Тебе, Господи.

Влад Смирнов: Лана, пожалуйста!

Лана Истомина: У меня такой опыт. Мои родители не знали ни о чем. А мои дети меня еще не переплюнули. У меня большой опыт работы с приемными подростками, у меня восемь уже совершеннолетних детей и пять несовершеннолетних.

Влад Смирнов: Оксана Михайловна, а у вас сколько?

Оксана Гарнаева: У меня двадцать четыре ребенка. Из них четверых я родила, а двадцать приемных. Двое из них уже создали свои семьи.

Лана Истомина: Так вот, дети меня еще не переплюнули. И я все время себя утешаю: ну, выросла же, нормально. И понимаю: то, что бывает в подростковом возрасте, потом проходит со взрослением. Но мои родители ничего не знали про меня, в отличие от меня. Я больше знаю про проделки моих подростков, чем знали мои родители.

Влад Смирнов: Про что они не знали?

Лана Истомина: Про алкоголь, про гулянки в подъездах, про курение.

Влад Смирнов: Адриан, а у вас был алкоголь, гулянки в подъездах?

Адриан Гусейнов: Ну, алкоголь бывал, конечно, но, в принципе, самое яркое переживание у людей моего возраста другое. Я был подростком в конце восьмидесятых. Учился в МПТУ, тогда это называлось «шарага», и все ее прелести могут представить только те, кто прикасался с этому миру. Правда, у меня многих подростковых проблем не было, потому что был спорт. А последняя выходка моя была такая: когда я узнал, что за моей спиной меня хотят поступить в вуз, я сбежал в Англию. Дальше я повзрослел.

Влад Смирнов: Давайте теперь проговорим про вопрос воспитания. Мне хочется обратиться к многодетным матерям и спросить: существует ли в принципе момент воспитания, или ребенок (неважно, кровный или некровный) берет пример исключительно с родителя? Во-первых, важен ли возраст ребенка, который попадает в семью? Может быть, из совсем маленького слепить что-то гораздо проще? Отличается ли он от подростка, который попадает в семью? И еще вопрос: воспитание – это миф или нет? Можно ли воспитать, или ребенок будет только копировать модели поведения в семье?

Оксана Гарнаева и Влад Смирнов

Оксана Гарнаева: Воспитание существует, как и традиции в семье. Ребенок попадает в мир, попадает в определенные традиции, и они тоже воспитывают ребенка. Он естественно воспитывается через поведение своих родителей, считывает их моральные качества, но самое главное, что внутренний мир семьи делает из человека человека, а не свинью.

Влад Смирнов: Ну, просто это не всегда получается, иногда из прекрасных семей выходят чудовища.

Оксана Гарнаева: Я не знаю, из каких семей выходят чудовища, потому что всему есть объяснения. Если вышло чудовище, значит, что-то было не так в его детстве, в юности, в семье. Значит, что-то не так с психикой. Иногда нам кажется, что мама с папой такие прекрасные, они профессора, интеллигентные. А у мамы двадцать абортов было. Этого не знает никто, этого вы не видите. Или у папы пятьдесят любовниц.

Влад Смирнов: А что с этим делать? Можно как-то воспитать? Где гарантии, чтобы ребенок вырос человеком?

Гарантия того, что ребенок вырастет хорошим человеком, только одна: ты любишь того, кого родил, и ради него живешь

Оксана Гарнаева: Гарантия только одна: ты любишь того, кого родил, и ради него живешь. А дальше уже человек становится взрослым, он сам принимает какие-то решения, а мама за него молится и дает советы.

Лана Истомина: Знаете, если смотреть с научной точки зрения, бихевиористическая теория потерпела крах. Она утверждает, что можно взять любого ребенка, поместить в идеальные условия и только воспитанием слепить из него идеального. Научный опыт говорит, что так не получается. И теория, что важны только гены и модели, впитанные в родительской семье, тоже неверна. Наука говорит, что и то, и то влияет, и даже если у человека есть какие-то генетические особенности, средой воспитания можно их проявить или нет. Есть такое мнение, что легче взять маленького ребенка и воспитать под себя, и это гораздо проще, чем если ты берешь подростка, который уже приходит со всем своим бэкграундом, со всем, что он видел в жизни. На самом деле, бывает по-разному. Есть травма оставления в младенчестве. Неважно, в каком возрасте – в любом случае это капитальный ужас для ребенка, он без взрослого не выживет. А у подростков могло сложится так: первый год, три года, пять самых важных лет в жизни мама и папа еще не пили. Такие подростки могут быть гораздо более сохранны, чем дети, которых в младенчестве оставили. Поэтому мое мнение, что нужно просто любить и воспитывать себя. Это самое главное. С этого надо начинать. Но при этом важны границы воздействия, влияние на детей, это много дает ребенку.

Влад Смирнов: Сегодня, в XXI веке, родитель конкурирует с внешней средой, с гаджетами, и зачастую у родителя, у педагога может не быть такого быстрого ответа, который ребенок может нагуглить. Что делать педагогу, как родителю заинтересовать дитятю, если он все, что хочет узнать, узнает двумя нажатиями клавиш?

Адриан Гусейнов: Я в педагогике двадцать шесть лет, и могу сказать, что не только дети, но и родители сильно поменялись. Не в лучшую сторону. Особенность последних лет – это то, что у родителей и педагогов появился конкурент, смартфон. Это коробочка, которая отвечает на все вопросы, показывает все, что хочешь…

Влад Смирнов: Давайте представим, что у нас здесь сидит подросток. Почему он должен пойти ко мне как к отцу, а не обратиться к гуглу?

Адриан Гусейнов: Если подросток изначально, в детстве получил любовь отца, впитал ее, он придет к отцу. Понимаете, для подростка очень важно, что ими интересуются. Не в том смысле, сделал ли он уроки или нет, а что именно он важен. Да, конечно, если родитель или педагог сам не развивается, вряд ли он завоюет авторитет у ребенка. Очень важно, чтобы ребенку с детства было интересно с папой и мамой, была интересна их жизнь. А дальше это перейдет в авторитет.

Нужно иметь в виду, что не только смартфоны страшны. Мы даже не представляем, сколько черных дверей существует в жизни. И, конечно, кроме молитв надо дать подростку понять: если что-то произойдет, он на тебя всегда может рассчитывать. Беременность, что угодно – его примут в любом случае. Это не значит под него подделываться. Это значит, что есть крепкий тыл, и папа с мамой всегда тебя поймут и примут, они тобой интересуются, а не просто покупают тебе что-то.

Влад Смирнов: А что с этим делать? Мы уже выяснили, что запрещать смартфоны смысла нет.

Те, кто совсем запрещает смартфоны, проигрывают. Те, кто позволяет всё, катастрофически проигрывают

Адриан Гусейнов: Те, кто совсем запрещает, проигрывают. Те, кто позволяет всё, катастрофически проигрывают. Те, кто пытается как-то договариваться, более-менее существуют. Вот мы приезжаем в многодетную семью, начинаем во дворе шашлыки жарить – дети всё бросают и выбегают к нам, потому что знают, что с нами весело и интересно. Надо альтернативу давать. Причем надо понимать, что им это реально интересно.

Влад Смирнов: Лана, вы активно ведете социальные сети. Что делать с ними? Потому что, с одной стороны, сегодня это инструмент, который используется для продвижения, для общения. Но существует огромное количество угроз. Как уделить неподдельное, искреннее внимание двадцати четырем детям? Или даже восьмерым подросткам?

Лана Истомина: Ну, у меня есть и подростки, и маленькие. И с подростками, на мой взгляд, важно качество общения. Когда я перебарщиваю с количеством, они устают. И я заметила такую тенденцию: когда мы росли, классными родителями считались те, которые не мешали жить, разрешали гулять, поменьше запрещали. Это был предел мечтаний. Современные подростки от родителей хотят гораздо большего: близости, заботы, качественных разговоров по душам, и еще желательно, чтобы родители их инициировали и создавали для этого пространство. Соответственно, когда искренне вникаешь в вопросы подростка, даже когда он забегает вечером – у него школа, кружки, встречи с друзьями, но вот он забежал и рассказал, что у него было сегодня интересного, – это для него ценно. И если не какая-то жизненная трагедия, этого достаточно для подростка, чтобы быть вовлеченным. Плюс мы практикуем отдых, когда уезжаем от всего. У детей отбираем гаджеты, у себя минимизируем.

Влад Смирнов и Лана Истомина

Влад Смирнов: Но это все равно рассеянное внимание на всех. А вот каждому уделить? К каждому подойти? А когда их двадцать четыре?

Оксана Гарнаева: Мне кажется, у каждой семьи свои правила общения. Например, в нашей семье, что касается такой масштабной связи друг с другом, существует семейная группа, где находятся все наши дети. И где бы дети ни были, мы на связи постоянно. Большая часть детей выросла, но они тоже находятся в этой группе. Естественно, существуют ситуации, когда каждому человеку нужно что-то сказать лично. Но в нежном возрасте далеко не каждый ребенок, какими бы ни были хорошими отношения с родителями, будет все говорить. Для этого существуют моя старшая дочь, старший сын. Они лучше могут понять младших. Потому что я считаю себя худшей матерью. Я всегда очень эмоциональна. И поэтому, допустим, если что-то случается, они говорят: «Мама, только не волнуйся». У нас настолько много разных вариантов! Например, день рождения у кого-то. Не факт, что мы все соберемся за столом и будем задувать свечи. Мы можем взять человека и поехать с ним одним летать в аэротрубе. Потому что одному ему нужно уделить внимание. Помимо этого есть общие дела: все мои дети, которые сидят здесь, участвуют в жизни фонда «Русская береза».

Газета «Русская берёза»

Влад Смирнов: А я хотел как раз спросить про «Русскую березу». Есть много семей, где вроде не пьют и т.п., но дети уходят из дома, совершают попытки суицида и так далее. У нас в обществе принято закрывать глаза на эти проблемы. Что в данных случаях идет не так, по вашему опыту?

Оксана Гарнаева: Ну, проблемы-то у вас разные. Наш фонд помогает при проблемах социального сиротства. Мы работаем с малоимущими семьями. Если многодетная мама остается одна с детьми, мы стараемся, чтобы она не подумала даже сдать их хотя бы на время в приют. Потому что разрыв с матерью – это всегда огромная травма. Если ребенок даже на несколько месяцев попал туда, это травма на всю жизнь, исправить ее будет очень тяжело. Можно будет только это переживать. Поэтому мы матерям помогаем выжить. Потому что многие живут в деревнях, где работать негде: колхоза нет, завода нет, вахтой не уедешь никуда.

Влад Смирнов: А если мы говорим про вопрос доверия? Как маркировать грань доверия и родительского контроля? Потому что, с одной стороны, все сегодня говорят, что детям нужно доверять. Но должен ли при этом быть некий контроль?

Адриан Гусейнов

Адриан Гусейнов: Я не считаю, что детям нужно доверять полностью, взваливать на них эту ответственность. Надо располагать их к тому, чтобы они доверяли. И чтобы в самой сложной ситуации они знали, что есть те, к кому они могут обратиться, и их в любой ситуации выручат. Но доверие, о котором вы сейчас спрашиваете, формируется из опыта. И не дай Бог подросток обратится к тебе с проблемой, которой ты не ожидал, не дай Бог подвести, не оправдать эти слова. А вот если оправдаешь – все, у подростка сразу отпечатается, что слова с делами не расходятся. Это очень тонкая, на самом деле, материя – доверие. Им надо дорожить и над ним надо работать. И оно в любой момент может рухнуть, как хрустальная ваза.

Я своим детям вручаю столько ответственности, сколько они могут вынести в зависимости от своего возраста

Лана Истомина: Я больше скажу про ответственность. Я своим детям вручаю столько ответственности, сколько они могут вынести в зависимости от возраста. Если ребенок приходит домой нормальный и во столько, во сколько нужно, я понимаю, что могу доверять, ребенок несет ту ответственность, которую я ему вручила. Все нужные слова я говорю, но останавливают не они, а ощущение самоценности. Если ребенок сам не может прийти вовремя, я начинаю его контролировать. Если ребенок сам не может делать уроки так, чтобы у него были нормальные оценки, значит, я буду контролировать уроки. Если ребенок без меня справляется с уроками и с оценками, значит, это та ответственность, которую ему можно вручать.

Влад Смирнов: Нужно контролировать в открытую или как-то чуть-чуть завуалировано, прибегая к родительской хитрости, мудрости? То есть делать так, как будто ребенок сам принимает это решение. Но на самом деле за него все решили.

Лана Истомина: Я за честность.

Оксана Гарнаева: Я очень боюсь опасностей, маньяков, поэтому контролирую. То, что мы пережили в своем детстве, мы переносим на своих детей. Я честно скажу, я звоню девочкам, спрашиваю: «Где вы? Уже девять вечера». Я никогда не буду запрещать, но я буду страдать, а они знают, что не надо маму волновать. В многодетной семье, кстати, это намного легче, потому что взрослые дети, которые сами это пережили, начинают родителей защищать.

Адриан Гусейнов: Я стараюсь договариваться. Вспомнилось: когда я вернулся из армии в 1991 году, мы сидели, выпивали, праздновали, я закурил. Я никогда не был маменькиным сынком, хотя очень ее люблю, если надо, жизнь отдам. И вот я сижу, курю, а она всегда думала, что ее сын спортсмен, боец. И она говорит: «Никогда бы не подумала, что мой сын будет курить». И ушла. Меня это так прошибло! Я попросил остановить музыку, заявил, что это моя последняя сигарета, раздавил ее. Я к тому, что разные ситуации бывают, но в моем опыте важно договариваться. Я не знаю, честно это или нечестно, манипуляция это с моей стороны или нет, но я делаю это искренне, я всегда ребят связываю словом. Они по нашему отношению понимают, что слово – это серьезно, особенно если ты мужчина. И я их связываю словом, обозначаю. Один из ребят пришел к нам (у нас школа православная) и говорит: «Вот я пришел к вам, а мне уже четырнадцать лет. Как я приду к своим во двор и скажу, что я уже не курю? Они скажут, что я какой-то православненький». А у меня есть лайфхак, делюсь. Я про себя говорю: «Господи, я знаю, что Ты их любишь. Ты из любви Твоей им помоги, потому что я знаю, что могу наломать дров». И в этот момент мне приходит мысль. Я говорю: «Макс, ты возвращаешься на выходных в свою компанию и говоришь: “Братцы, я так хочу покурить, но дал слово”. Они, конечно, сначала тебя поуговаривают, но потом скажут: “Вот какой парень, слово держит”. И у тебя будет авторитет». Ну, в общем, я их стараюсь связывать словом. Не стопроцентный КПД, но результат есть. Я сторонник того, чтобы в интернете запретить мат, запретить анонимность. Ты должен с открытым лицом говорить. У нас очень много проблем, с которыми надо работать. Работа идет, нельзя говорить, что молодежь у нас прекрасная, но и нельзя говорить, что все плохо. Поле для работы большое.

Я всегда связываю ребят словом. Они по нашему отношению понимают, что слово – это серьезно, особенно если ты мужчина

Влад Смирнов: Запреты не работают.

Адриан Гусейнов: Мат надо запретить, анонимность надо запретить. Объясню, как это работает. У нас, когда запретили алкоголь на улицах, пить на улицах перестали, потому что штраф. У нас, когда ввели наказание за двойную сплошную, ее перестали пересекать. Запреты работают. Просто смотря о чем мы говорим. В общественном пространстве это работает. Если вы запретите материться в интернете и введете штрафы, завтра же люди перестанут материться. Если вы запретите анонимные каналы, они исчезнут.

Влад Смирнов: Но появится огромное количество экивоков. И одно матерное слово заменится близким по созвучию аналогом.

Адриан Гусейнов: Для начала нормально. Я знаю, что такое мат, я служил в боевом подразделении. Я им разговаривал.

Влад Смирнов: А в армии как вы запретите мат?

Адриан Гусейнов: Очень просто. Все будут знать, что если будут материться, то получат по шее.

Влад Смирнов: Итак, наша беседа была преддверием к представлению новой книги издательства «Вольный Странник». Ее написал митрополит Нектарий. В ней есть ответы на все вопросы. Строилась она по принципу разговора владыки с подростками. Он отвечал им непосредственно. И если в ваших семьях есть подростки или те, кто ими был, кто ими станет, книгу можно приобрести.