Свято-Ольгинская община сестер просвещения и женская диакония в России рубежа XIX-XX веков. Часть 1

Радуйся, первоучительнице и просветительнице наша!

Обложка книги с изображением Ольгинского креста общины сестер просвещения

Были на Руси, еще до монгольского ига, высокообразованные жены, прославившиеся в том числе и подвигом на поприще просвещения. Преподобная Евфросиния Полоцкая с юности, по благословению Полоцкого епископа Илии, стала жить при Софийском соборе, где занималась переписыванием книг. В новоустроенном Спасо-Преображенском монастыре святая обучала девушек переписыванию книг, пению, шитью и иным ремеслам. Житие отмечает образованность и другой преподобной Евфросинии – Суздальской, которая проявлялась в глубоком знании не только Священного Писания, но античной литературы: «Она познала все книги Вергилийски и витийски, сведуща была в книгах Аскилоповых и Галеновых, Аристотелевых, и Омировых, и Платоновых…». В этом списке – философы Платон и Аристотель, поэты Гомер и Вергилий, врачи Эскулап и Гален. Множество народа посещало обитель, чтобы услышать поучения преподобной Евфросинии о любви, молитве, послушании и смирении.

Однако уже во времена татарщины и позже мы не встречаем в анналах русской истории столь образованных женщин, да и вообще почти не известны имена святых жен, подвизавшихся в это время. И вплоть до XIX века, хотя женских монастырей было множество, прославленных подвижниц очень мало. Как правило, русская женщина несла свой безмолвный и смиренный подвиг в лоне семьи.

Коренные изменения в жизни российского общества происходят с середины XIX века. В это же время появляется и новый социальный элемент – самостоятельно живущая незамужняя девушка. Раньше, до середины XIX века, большинство девушек выходило (либо выдавалось) замуж, а остальные, коих было очень мало, жили вместе с какой-либо родственной семьей, причем даже в том случае, когда не нуждались в иждивении, обладая собственными средствами. Самостоятельно жить считалось приличным только для вдовы, тогда как девицы жили либо «при семье», либо в обществе престарелой родственницы (возможно, тоже незамужней). Примеры этого мы неоднократно встречаем в художественной литературе. Девушки аристократического происхождения и при этом хорошо образованные, например выпускницы Смольного института, могли попасть во фрейлины либо посвятить себя педагогической деятельности в женских институтах (в том же Смольном и других).

Едва ли не единственным путем самореализации для относительно образованной барышни из обедневшей дворянской семьи был театр, но эта профессия считалась, причем нередко небезосновательно, для дворянки более чем неприличной; замуж такая девушка если и выходила, то только в артистической среде.

Девушка, живущая одна, даже если и не становилась жертвой обольстителя, то в любом случае воспринималась обществом подозрительно. Именно поэтому героиня И.С. Тургенева Одинцова («Отцы и дети»), оставшись одна с малолетней сестрой на руках, выписывает себе престарелую тетушку – так безопаснее для репутации.

Но постепенно русская девушка оказывается вынуждена проявлять социальную и экономическую самостоятельность, пытается сама зарабатывать себе на жизнь. Однако такую независимость могли проявить только женщины, имеющие хоть какое-то образование. В деревне незамужним женщинам практически не было места, в городе они в основном использовались лишь в качестве прислуги: в промышленности же в России работали почти исключительно мужчины, и ни на какую другую работу у женщины «из простых» не хватало образования.

Но в любом случае положение одинокой незамужней, особенно молодой, девушки было крайне уязвимым. Очень часто не только репутация, и сама судьба непоправимо рушилась из-за любовных трагедий, нередких в этом возрасте. Девушки оказывались на улице, в самом прямом смысле этого слова.

Отчасти со всеми этими социальными переменами и связан рост женских общин – весьма распространенного церковного института данного периода. В них могли найти пристанище как вполне благополучные девушки, так и уже прошедшие через страшное испытание и «безвозвратно погибшие» для достойного, по меркам XIX века, брака. Многие общины со временем превращались в монастыри. Однако путь аскетического подвига не мог являться необходимым следствием обычной женской личной неустроенности: не вышедших замуж по тем или иными причинам девушек всегда было на несколько порядков больше, чем Божиих избранниц, способных быть «яко едина от древних».

Еще одним социальным новшеством второй половины XIX века стал рост женского образования. Для девиц духовного сословия открывались женские училища духовного ведомства, появились женские гимназии, выросло количество женских «институтов», в том числе провинциальных подобий знаменитого Смольного, причем не только с пансионом, но и для приходящих учениц.

К началу ХХ века уже заявляет о себе и женское высшее образование: Петербургский женский педагогический институт (открыт в 1903 году), Высшие женские курсы; идет борьба за предоставление женщинам возможности обучаться в университетах. После революции 1905 года даже делаются попытки открыть женские богословские курсы.

Появляется в середине XIX века и активно действует в конце XIX – начале XX века новая категория женщин – женщины-учительницы и женщины-медики. Однако, во-первых, эта сфера была доступна лишь девушкам из достаточно обеспеченных слоев; во-вторых, консервативно настроенные семьи, как правило, были против предоставления такой самостоятельности дочерям, и последним нередко приходилось прибегать к такой хитрости, как фиктивный брак; в-третьих, барышни, получившие образование, активно участвовали в народническом движении, где составляли едва ли не большинство. Народничество проповедовало идеи христианского социализма, разумеется, весьма далекие от истинного Православия. Этому очень способствовало то, что женское высшее образование, как и мужское, в ту эпоху нередко питалось идеями материализма, атеизма и нигилизма.

В таких условиях нельзя было предоставить сообщество образованных женщин самому себе.

Многочисленные женские общины, которые возникают в XIX веке, несомненно, одно из направлений решения как духовных, так и социальных проблем. Ибо они предоставляли выход из сложнейшей социальной коллизии: давали незамужней, особенно молодой, девушке возможность не только существовать вне семьи, но и проявлять определенную социальную активность без ущерба для собственной нравственности.

Но в большинстве новообразованных женских общин основную массу сестер составляли крестьянки, хотя основательницами их могли быть женщины из высших слоев общества. Многие сестры не принимали монашество, а оставались послушницами. Для женских общин характерна бурная хозяйственная и социальная деятельность. При монастырях создаются школы, училища, приюты для сирот, мастерские. Женщины в этой среде стремятся реализовать все то, что лежит на них в традиционной семье: благоустройство дома, воспитание детей, уход за немощными и больными близкими.

И это стремление к социальной деятельности плохо сочеталось с монашеским чином, с монашеской аскезой. Строгие общежительные уставы вообще запрещают монахам покидать территорию монастыря, поэтому широкая социальная деятельность монастырей вызывала порой неодобрение. Митрополит Евлогий (Георгиевский) писал в своих воспоминаниях, как некоторые епископы смотрели на холмские монастыри (как раз те, о которых речь пойдет ниже) косо: «Школы, приюты, лечебницы… При чем тут монашество?» – говорили они.

Игуменья Леснинского монастыря Екатерина отмечала, что в обществе нет однозначной оценки социальной деятельности таких общин: «Многие еще утверждают, что монахине не подобает общественная деятельность. Маститый издатель “Троицких листков” преосвященный Никон, епископ Серпуховской, неоднократно высказывал в печати, что Леснинскую обитель и ей подобные обители можно признать полезными и почтенными, но называть их монастырями не должно, ибо они преследуют цели мирские, благотворительные, чуждые монашеству».

Но даже основательницы монастырей, нередко очень аскетично настроенные, вынуждены были не только поддерживать активную связь с миром, но постоянно искать источники для существования своего монастыря и для его благотворительной деятельности.

Итак, к началу ХХ века женская диакония как социальное служение Церкви, не имея официально утвержденного статуса, уже обрела большой практический опыт, во-первых, на медицинском поприще в деятельности общин сестер милосердия, во-вторых – в благотворительности женских общин. Привлекались женщины и к миссионерской работе. Таким образом, сама деятельность всех этих общин породила мысль о создании иного, не монашеского чина, а чина диаконис.

Вопрос об официальном учреждении в Русской Православной Церкви чина диаконис поднимался и великой княгиней Елизаветой Федоровной применительно к ее Марфо-Мариинской обители, и в материалах Предсоборного присутствия, и в трудах игуменьи Леснинского монастыря Екатерины (в миру графини Евгении Борисовны Ефимовской). Однако один из основных проектов, поданных в Предсоборное присутствие, предполагал ограничить деятельность диаконис лишь помощью священнику на приходе: уборкой храма, наблюдением за порядком во время богослужения и т.п.

Совсем по-иному видели служение диаконисы идеологи восстановления этого чина, в первую очередь великая княгиня Елизавета Федоровна и игуменья Екатерина (Ефимовская). Последняя даже написала специальное церковно-историческое исследование «О диаконисах». Она также обратилась в Предсоборное присутствие с докладной запиской, в которой ходатайствовала о восстановлении служения и звания диаконис. Она писала: «Надвинувшиеся на Россию грозы событий заставляют меня безотлагательно ходатайствовать о восстановлении звания диаконис. Я глубоко убеждена, что, несмотря на строгие, не менее монашеских, обеты, требуемые от диаконис, множество девушек и вдовушек откликнется на призыв к новому деятельному служению Церкви и Отечеству»[2].

Причем игуменья Екатерина сугубо настаивала на просветительской составляющей женской диаконии. Сама она была одной из образованнейших женщин своего времени: окончила Московский университет, в миру занималась литературной деятельностью, серьезно изучала церковную историю, была близко знакома с семьей Аксаковых.

Будучи ученицей и последовательницей известного педагога С.А. Рачинского, она усвоила его взгляды на образование: русская школа должна открывать детям, прежде всего, церковную красоту.

Решив посвятить свою жизнь служению Богу и ближним, Е.Б. Ефимовская сочла, что такое обучение детей может быть наиболее действенным в монастырских стенах. Получив благословение на этот подвиг у преподобного Амвросия Оптинского, 20 октября 1885 года она прибыла в Лесну (в Седлецкой губернии в Западной России, ныне – территория Польши), с пятью сестрами и двумя девочками-сиротами. В 1889 году женская община была преобразована в общежительный монастырь и имела подворья в Петербурге, Холме, Варшаве и Ялте.

Сестры монастыря занимались обучением детей, и обитель стала центром Православия в Забужье. Покровительствовали обители преподобный Амвросий Оптинский и святой праведный Иоанн Кронштадтский. Исключительное внимание, покровительство и щедрую помощь Леснинский монастырь встречал со стороны императора Николая Александровича и императрицы Александры Федоровны, дважды посетивших Лесну. Как уже говорилось, с основания обители ее благотворителем был отец Иоанн Кронштадтский. В 1899 году он приехал туда, благословил тружениц и сказал, что обитель будет подобна пчелиному улью, из которого вылетят рои. Действительно, как на Холмщине, так и после эмиграции в Хопово (Югославия) леснинские монахини основали немалое число монастырей. 10 декабря 1902 года батюшка Иоанн освятил Троицкую церковь при подворье Леснинского монастыря, открытом в Петербурге на Черной речке.

В 1915 году обитель эвакуировалась в глубь России – все 500 монашествующих и более 600 учащихся. В 1917 году, по приглашению тогда епископа Анастасия (Грибановского), обитель переехала в Кишиневскую епархию, а затем в Югославию, в Хопово. Из Хопово в 1950 году сестры обители выехали во Францию (сначала в Фурке, а затем, в 1967 году, в Провемон), где проживают по сей день.

Благодаря неустанным заботам и усилиям замечательной подвижницы – игуменьи Екатерины – Леснинская обитель стала примером миссионерского и просветительского монастыря. Она вела большую благотворительную деятельность, имела больницу, богадельню для престарелых, иконописную мастерскую. Монастырь ревностно выполнял свою задачу – просвещать местное население, и важнейшую роль здесь сыграла монастырская школа-приют для девочек (сироток и детей бедных родителей). «Воспитание будущих жен и матерей в православном духе есть наилучшее и наивернейшее средство возвращения в лоно Церкви заблудших, отторгнутых или упорствующих овец», – писал о деятельности Леснинского монастыря священник Иосиф Фудель.

Игуменья хотела, чтобы ее монастырь стал «рассадником» диаконис – местом, где они могли получать необходимое богословское, педагогическое и медицинское образование и впоследствии сохранять связь с общиной.

Из Леснинского монастыря, как писал митрополит Евлогий (Георгиевский), «стали вылетать выводки и вить гнезда на стороне». Так образовались еще пять монастырей (Вировский, Теолинский, Радочницкий, Красностокский, Турковицкий) с традициями широкой благотворительности и внимания к нуждам населения. Вокруг обителей возникали приюты, школы, больницы.

Сестры распространяли свою деятельность и за пределы этих учреждений, ходили по деревням к роженицам, к больным, к старушкам, погребали безродных, оказывали самую разнообразную помощь местному населению.

Игуменья Екатерина утверждала: «Как уже выяснено, в диаконисы посвящались лица, испытанные в нравственности и благочестии и для своего времени образованные, начитанные в Священном Писании и способные обучать истинам веры. И в наше время нужно поставлять диаконисами лиц с образовательным цензом не ниже среднего учебного заведения, но необходимо, чтобы они проходили еще курс богословских наук в специальном заведении. Такое училище богословия для диаконис предполагается основать при Леснинском монастыре».

Она считала, что диаконисы смогут играть важную роль в обществе, что благодаря этому институту можно будет решить ряд социальных задач, что именно это служение привлечет образованных женщин, которые раньше не шли в монастырь: «Вследствие установившегося понятия о монашестве как о жизни узкоэгоистической, имеющей целью спасение собственной жизни через подвиг поста и молитвы, оно находится в полном отчуждении от мира. Не удовлетворяя поэтому высокому христианскому стремлению русской образованной женщины отдать жизнь свою на служение ближнему, монастыри наши наполняются обыкновенно совершенно необразованными девушками из народа, между которыми не мало таких, которые, сообразно с нуждами своими, не чужды искания в монашестве материального обеспечения и лучшего общественного положения. Немногие интеллигентки, попадающие по каким-либо особенным причинам в монастырь, совершенно потеряны для просвещения общества: не подготовленные к сему, они решительно никакого воздействия на мир не имеют».

Однако родиной общины сестер просвещения – церковно-общественного института, призванного как бы опробовать один из возможных путей служения диаконис, стала не Лесна, а дочерний по отношению к ней Красностокский монастырь.

Монастырь этот имел судьбу весьма непростую. Он был наследником Гродненского в честь Рождества Пресвятой Богородицы женского монастыря, учрежденного в Гродно в 1843 году в корпусах бывшего базилианского униатского монастыря, основанного в 1635 году при Пречистенской церкви, построенной на Подоле в конце XII века[3].

Осенью 1864 года по инициативе генерал-губернатора края М.Н. Муравьева при Гродненском монастыре был создан приют для девушек-сирот из семей священнослужителей и дочерей бедного чиновничества, открыта библиотека.

25 июля 1900 года Гродненский монастырь был переведен в урочище Красносток Гродненской губернии (ныне Ружанысток, Польша), в помещения бывшей доминиканской обители, упраздненной в 1846 году. Монастырь в Красностоке стал основным, а в Гродно – приписным. Красносток был известен благодаря древней чудотворной Красностокской иконе Божией Матери, подаренной, по преданию, в XVI веке князем Урусовым семье подляшского воеводы Василия Тышкевича.

Здания в Красностоке были капитально отремонтированы и приспособлены для нужд православных. В 1901 году под руководством игуменьи Елены (Коноваловой) при монастыре была открыта двухлетняя школа для девушек; в 1903 году – церковное братство, объединившее представителей духовенства и мирян с целью диаконической и социальной деятельности; в 1907 году – трехгодичная учительская семинария (Алексеевская школа) для подготовки учителей церковно-приходских школ Литовской, Минской, Варшавской, Волынской и Гродненской епархий.

При Гродненском монастыре действовали приют для сирот и девушек из бедных семей, сельскохозяйственная школа, аптека, амбулатория, госпиталь, ткацкая, золотошвейная, иконописная и другие мастерские. Сестры опекали семь окрестных школ. В обители было 250 насельниц и до 600 детей. За десять лет пребывания в Красностоке количество сестер возросло с 30 до 200.

Настоятельницей монастыря с возведением в сан игуменьи стала матушка Елена, бывшая ризничная Леснинской обители, в миру Ольга Алексеевна Коновалова, дочь почетного гражданина столицы Алексея Васильевича Коновалова. В Санкт-Петербурге Ольга с серебряной медалью окончила Мариинскую женскую гимназию, затем Высшие женские педагогические курсы; стала послушницей Леснинской женской обители, пройдя самые различные послушания, от садовницы до заведующей иконописной мастерской.

При игуменье Елене Красностокская обитель духовно расцветает, становится центром православного, культурного и профессионального обучения Гродненского края. Здесь были созданы школы для детей и взрослых, а также училища – педагогическое и сельскохозяйственное, дававшее диплом агронома. Устроена бесплатная гостиница для паломников, художественные и иконописные мастерские, народная чайная, библиотека и больница, в которой лечили не только православных, но и католиков[4].

В 1912 году, благодаря усилиям игуменьи Елены и ее наставницы игуменьи Екатерины, при Красностокском монастыре была создана первая в России община сестер просвещения, носившая имя равноапостольной княгини Ольги.

С началом первой мировой войны насельницы, проживавшие в Красностоке и Гродно, клир красностокского прихода вместе с чудотворными иконами – Красностокской (оригиналом и копией) и Владимирской – эвакуировались сначала в Москву, а с 1918 года во главе с игуменьей Еленой размещались в монастыре святой Екатерины в Подмосковье. В 20–30-х годах XX века священнослужители были репрессированы и приняли мученическую кончину. Сестры пребывали в Екатерининской обители на условиях трудовой артели до 1931 года, после чего около ста человек вернулись в Гродно (в красностокских строениях к тому времени разместился монастырь католического ордена салезиан), остальные рассеялись по окрестным селениям. Игуменья Елена скончалась в 1937 году в Малоярославце.

Среди тех, кому была обязана своим открытием Ольгинская община сестер просвещения при Красностокском монастыре, был и выдающийся педагог Сергей Александрович Рачинский^[5]. На личности этого замечательного человека стоит остановиться особо, так как он не просто стоял у истоков общины, хотя и не дожил до ее открытия, но можно сказать, являлся наставником и идеологом всей просветительной деятельности созвездия Леснинских монастырей.

Он родился 2 мая 1833 года в селе Татеве Бельского уезда Смоленской губернии (ныне район Тверской области). Его мать была родной сестрой известного поэта Е.А. Баратынского. В 1849 году Сергей стал студентом Московского университета, в 20 лет уже был кандидатом естественных наук, а вскоре выдержал магистерский экзамен.

По окончании университета Сергей Александрович некоторое время служил в Архиве Министерства иностранных дел, а осенью 1856 года уехал за границу для подготовки к профессорской деятельности.

С.А. Рачинский был на редкость общительный человек, обладавший талантом привлекать к себе людей. Где бы он ни жил – в Веймаре, Йене, Берлине, он везде делался желанным членом лучшего интеллигентного общества этих городов. В Веймаре он был принят при дворе, хранившем традиции эпохи Шиллера и Гете, близко сошелся с великим композитором и пианистом Ференцем Листом, писавшем музыку на его духовные стихи. Живя в Германии, С.А. Рачинский перевел на немецкий язык одно из наиболее любимых им произведений русской литературы – «Семейную хронику» С.Т. Аксакова. Перевод этот был напечатан в 1858 году в Лейпциге.

В 1858 году С.А. Рачинский вернулся в Москву, защитил магистерскую диссертацию и получил кафедру физиологии растений в Московском университете. В1866 году, в возрасте 33 лет, С.А. Рачинский защитил докторскую диссертацию и сделался ординарным профессором Московского университета. Его ждала блестящая карьера ученого. Дом его стал одним из очагов культурной жизни Москвы. Там бывали П.И. Чайковский, Л.Н. Толстой. Однако человек не просто верующий, но и глубоко церковный, убежденный монархист, он не только не считал нужным скрывать свои взгляды, но и активно проповедовал их в студенческой среде, что привело к неприятию его личности материалистически и либерально настроенным большинством профессуры. В 1860 году в результате конфликта не только он, но и еще пятеро преподавателей университета, придерживавшихся подобных взглядов, подали в отставку. После личной просьбы императора пятеро вернулись в университет, а Рачинский возвращаться не стал. Какое-то время он жил в Москве, а через четыре года окончательно переехал в родовое имение Татево в Смоленской губернии (ныне Тверская область).

В Татеве была сельская школа самого обыкновенного типа. Сергей Александрович зашел раз туда случайно, попал на урок арифметики, показавшийся ему необыкновенно скучным, попробовал сам дать урок, стараясь сделать его более интересным и жизненным, – и этим определилась вся его дальнейшая судьба.

Сначала он полностью преобразовал школу в своем родовом селе, сам преподавал в ней и разрабатывал для нее методики и оригинальные учебные пособия, как, например, «Геометрические забавы» (СПб., 1901). Его книга «1001 задача для умственного счета. Пособие для учителей сельских школ» (СПб., 1899) до сих пор используется преподавателями математики[6]. Уроки устного счета проводились Рачинским в форме игры-соревнования и считались вечерним отдыхом. Тем не менее, один из учителей, временно заменявших Рачинского, вспоминал, что очень жалел об отсутствии ответов в пособии, так как дети справлялись со сложными задачами намного быстрее и лучше, чем он сам.

Но главными предметами Рачинский считал закон Божий и церковнославянский язык. Он полагал, что необходимо возродить допетровскую традицию обучения детей грамоте по Часослову и Псалтири, так как, по его мнению, «Псалтирь – высочайший памятник лирической поэзии всех времен и народов. Содержание его – цельное и вечное. Это – постоянное созерцание величия и милосердия Божия, сердечный порыв к высоте и чистоте нравственной, глубокое сокрушение о несовершенствах человеческой воли, непоколебимая вера в возможность победы над злом при помощи Божией».

Особое внимание педагог уделял сознательному и внимательному отношению к богослужению. Дети изучали устав, богослужебные тексты и песнопения. Причем примером для них, естественно, был сам учитель.

Уже став известным народным педагогом, Рачинский был дружен с обер-прокурором Синода К.П. Победоносцевым и состоял с ним в переписке. Многие педагогические и методические достижения Рачинского были взяты обер-прокурором за образец при возрождении церковно-приходских школ в России. Однако полностью воспроизвести в масштабах страны новаторские педагогические приемы Рачинского было нереально.

В школе С.А. Рачинского обучались и дети с физическими недостатками (горбуны, заики). При этом дело обучения было поставлено так, что они не ощущали своей неполноценности. Заикание Рачинский успешно лечил средствами народной логопедии. Горбуны овладевали ремеслами и специальностями, позволявшими им жить и работать среди здоровых людей.

В школе очень много времени уделялось музыкальным занятиям: как игре на музыкальных инструментах (пианино, скрипке, фисгармонии), так и хоровому пению. Рачинский много делал для развития и распространения хорового многоголосного пения, ибо «пение – единственная отрасль обучения, в которой успехи могут быть оценены непосредственно даже безграмотными родителями учащихся, возбуждает живой интерес в сельских жителях всех сословий»^[7].

Ученики под руководством педагога собирали песни и сказки Смоленского и Тверского краев. Материалы фольклора широко использовались на уроках и внешкольных занятиях, на праздниках. Рачинский знакомил детей с историей и культурой Руси, возрождал угасающие народные ремесла и традиции. Здесь пропагандировались народные игры и хороводы.

В 1891 году очерки по организации и методике преподавания и воспитания детей в народной школе, собранные автором в единую книгу под названием «Сельская школа», прочел великий князь Константин Константинович. Он отметил в своем дневнике: «Я весь под впечатлением книги Рачинского. Прочитал уже половину… Она затрагивает самые заветные струны души. Дает ответ на то, что смутно сознается, во что бессознательно веришь – в духовное величие и силу простого народа».

В том же году Сергей Александрович избирается членом-корреспондентом Академии наук (великий князь Константин Константинович был ее президентом) по отделению русского языка и словесности.

На школы народный учитель тратил все имевшиеся в наличии денежные средства – ежегодно до 5000 рублей, не считая других расходов: на починку зданий, на возведение новых и прочее. На те же школы шла и назначенная ему государем пенсия, и потому учитель не без основания шутливо говорил, что со времени назначения ему этой пенсии его жизнь стала драгоценной. Всего под покровительством Рачинского к концу его жизни находилось 12 народных школ.

Со школьным образованием Рачинский связывал и еще одну важнейшую задачу в воспитании народа – движение за трезвость. Сам он в своей усадьбе был основателем одного из первых в России обществ трезвости. В его последних трудах: «Письма к духовному юношеству о трезвости» (М., 1899); «Сельская школа. Сборник статей» (5-е издание – СПб., 1902) – роль церковной школы в воспитании духа трезвости у молодого поколения отмечалась особо. Скончался С.А. Рачинский 2 мая 1902 года, в 69-ю годовщину своего рождения.

Главным достижением Рачинского на поприще народного просвещения было сочетание глубоко традиционных основ школьного воспитания с новаторскими методиками обучения, что вместе позволяло растить глубоко верующих, высоконравственных, но при этом современно образованных и самостоятельно мыслящих граждан.

Именно на этих принципах и строилась система народных школ, созданная игуменьей Екатериной (Ефимовской) и ее ученицей и последовательницей игуменьей Еленой (Коноваловой), поэтому мы можем с уверенностью сказать, что Ольгинская община сестер просвещения к тому моменту, как была утверждена Святейшим Синодом в качестве официального института, являлась плодом многолетней творческой деятельности не одного поколения русских церковных педагогов.

Ниже помещаем учредительные документы Ольгинской общины сестер просвещения и описание торжества ее открытия.

Определение Святейшего Синода от 19 октября 1911 года № 8016 о проекте правил общин сестер просвещения при церковно-учительских женских школах

По указу Его императорского величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: предложенные г-ном синодальным обер-прокурором от 12 октября 1911 года за № 10012 а) проект правил общин сестер просвещения при церковно-учительских школах и б) объяснительную к сему проекту записку. Приказали: обсудив предложенный г-ном синодальным обер-прокурором проект правил общин сестер просвещения при церковно-учительских женских школах совместно с словесным отзывом по сему проекту преосвященного митрополита Киевского и с своей стороны признавая, в целях упрочения воспитательного влияния учительниц церковно-приходских школ, объединения их педагогической деятельности и обеспечения их благополучия в нравственном и материальном отношениях, желательным и благовременным учреждение при женских монастырях, где имеются церковно-учительные школы, или при церковно-учительных школах, буде таковые существуют отдельно от монастыря, проектируемых общин сестер просвещения, с наименованием сих общин Ольгинскими в честь святой равноапостольной княгини Ольги, Святейший Синод определяет вышеозначенные предложенные г-ном синодальным обер-прокурором правила сих общин по надлежащем дополнении утвердить. Для зависящих по сему распоряжений по духовному ведомству настоящее определение напечатать вместе с правилами и объяснительною запиской в Церковных ведомостях.

Правила общин сестер просвещения при церковно-учительских женских школах

(Утверждены Святейшим Синодом по определению от 19 октября 1911 г. за № 8016)

1. В целях упрочения воспитательного влияния учительниц церковно-приходских школ, объединения их педагогической деятельности и обеспечения их благополучия в нравственном и материальном отношениях, при женских монастырях, где имеются церковно-учительские школы, или при церковно-учительских школах, буде таковые существуют отдельно от монастыря, учреждаются общины сестер просвещения.

2. Общины сестер просвещения именуются Ольгинскими в честь святой равноапостольной великой княгини Ольги, их небесной покровительницы.

3. Общины сестер просвещения находятся в ведении местного епархиального архиерея и управляются советом, состоящим из настоятельницы монастыря или из начальницы общины, сестер просвещения – учительниц школы и священника, заведующего школою, или законоучителя.

4. Настоятельницы монастырей, при коих имеются церковно-учительские школы, состоят вместе с тем начальницами общин сестер просвещения; в прочих случаях начальница общины назначается местным епископом из учительниц школы и возводится в это звание преосвященным при богослужении.

5. Ведению совета общины подлежат дела: а) по управлению, внутреннему устройству и хозяйству общины, б) по принятию сестер в общину, награждению их, оказанию помощи и увольнению из состава общины, в) по деятельности сестер вообще, г) по увеличению средств и расширению деятельности общины, д) по составлению инструкций и правил для сестер просвещения, е) ежемесячная проверка сумм и счетов, ж) составление смет и отчетов.

Примечание: В заседаниях совета общины председательствует настоятельница монастыря, когда община состоит при обители, а в остальных общинах начальница общины; в случаях же ее отсутствия или болезни, член совета – священник. Дела разрешаются простым большинством голосов. При равенстве голосов мнение начальницы решает дело.

6. Настоятельница монастыря или начальница общины есть непосредственная руководительница сестер просвещения, принадлежащих к общине; она имеет неусыпный надзор за точным исполнением обязанностей и правил общины, проверяет, по мере надобности, лично или при посредстве испытанных сестер труды сестер просвещения на месте и преподает им руководственные указания.

7. Общины сестер просвещения состоят из лиц женского поля, желающих посвятить себя обучению и воспитанию детей на христианских началах, согласно учению Православной Церкви. Соответственно сему, в состав общины сестер просвещения входят: а) учительницы церковных школ, признанные советом общины, по изъявлении ими желания принять звание сестры просвещения, достойные сего звания, б) выпускные воспитанницы церковно-учительских школ, удостоенные советом общины по окончании выпускных испытаний звания сестры просвещения по вниманию к их отличным успехам и поведению за время обучения в школе.

8. Сестры просвещения дают обязательство, по прилагаемой при сем форме, и подписку неуклонно соблюдать правила, начертанные в уставе общины, и преподаваемые в развитие сих правил советом общины и начальницею указания.

9. Сестры просвещения обязаны посещать богослужения, участвовать по возможности в чтении и пении церковном, соблюдать все посты, установленные Православною Церковью, говеть не менее двух раз в год и вообще личным примером располагать учащихся иметь усердие к Церкви и любовь к ее установлениям.

10. Принятие в общину сестер просвещения совершается епископом или, по его благословению, священником общины; пред отпустом сестра читает обещание, причем архиерей или пресвитер возлагает на вновь посвященную сестру крест на синей ленте по прилагаемому рисунку. Пред посвящением вновь принимаемая сестра говеет, а в самый день посвящения причащается святых таин.

Примечание 1: Сестрам просвещения, беспорочно потрудившимся непрерывно не менее десяти лет, выдается от Святейшего Синода, по представлению местного епископа, серебряный крест на синей ленте. Начальницы общины носят сребропозлащенный крест. Такой же крест выдается от Святейшего Синода сестрам, непрерывно и с пользою для дела потрудившимся не менее 25 лет.

Примечание 2: Сестры просвещения могут также быть представляемы к установленным наградам за учебную службу.

11. Сестрам просвещения усвояется особая одежда, а именно: темно-серое платье установленного покроя, с пелериною, черным фартуком и белой косынкой на голове. В дни праздничные предоставляется серое платье заменять белым такого же покроя. Ношение формы обязательно.

12. Сестры просвещения при преподавании порученных им предметов руководствуются установленными программами, всемерно заботясь как о сообщении учащимся полезных знаний, так в особенности о воспитании в них чувств любви и преданности Церкви, царю и Родине.

13. Сестры просвещения обязаны по окончании учебного года лично представить начальнице общины отчет о своей деятельности за истекший год. На основании отчетов сестер начальница общины составляет общий обзор деятельности сестер просвещения. Этот обзор, по заслушании оного в совете общины, представляется вместе с заключением совета епархиальному преосвященному.

14. Каникулярное время сестры просвещения, буде пожелают, проводят в общине, от коей получают бесплатно, если позволяют средства общины, или за незначительную плату кров и питание.

15. Добровольный выход из состава общины сестер просвещения совершается по письменному заявлению начальнице общины с возвращением установленного для сестер креста.

Примечание: Полученный сестрою крест в награду за отлично-усердную службу при выходе из состава общины не возвращается, но ношение такового креста не допускается.

16. Обратный прием в общину сестер просвещения добровольно оставивших таковую допускается не более двух раз, причем совет общины всякий раз входит в тщательное обсуждение нравственных и педагогических качеств обратно принимаемой сестры и уважительность причин, побудивших ее оставить общину. Если обратно принимаемая сестра будет признана советом заслуживающей обратного зачисления в состав общины, то начальница оной назначает сестре испытание на определенный срок. В течение этого срока сестра не имеет права на крестоношение и получение пособий от общины.

Примечание: В особо уважительных случаях обратный прием в общину может быть допущен, с разрешения епархиального преосвященного, без наложения упомянутого испытания.

17. Сестра просвещения, по жизни или учению оказавшаяся недостойною носимого ею звания, исключается из состава общины навсегда по постановлению совета общины, утверждаемому епархиальным преосвященным. Исключенная из общины сестра не допускается к учительству в церковных школах.

18. На совет общины сестер просвещения возлагается попечение об оказании сестрам материальной и денежной помощи в случае болезни, неимения места, утраты трудоспособности, старости и в других несчастных случаях.

19. Выдача пособий сестрам просвещения в указанных в предшедшем пункте случаях производится по постановлению совета общины.

20 Средства общины сестер просвещения составляются: а) из обязательных, по одному рублю в год, взносов сестер просвещения, б) из взносов членов-благотворителей и в) из доброхотных пожертвований лиц и учреждений, сочувствующих деятельности общин сестер просвещения.

Примечание: Членами-благотворителями общин сестер просвещения именуются лица обоего пола православного исповедания, вносящие на нужды общины не менее 3 рублей в год.

21. Суммам общины сестер просвещения ведется особый счет. В расходовании и отчетности по этим суммам советы общин руководствуются утвержденными Святейшим Синодом по определению от 1022 января 1907 года за № 43 правилами для советов церковно-учительских школ по заведыванию денежной и хозяйственной частями сих школ.

Форма обещания сестер просвещения

Я, нижеподписавшаяся, желая послужить, доколе Богу угодно будет, просвещению на христианских началах, согласно учению Православной Церкви, отроков и отроковиц, ищущих обучения книжного, непринужденно, по своему изволению приемлю звание сестры просвещения, да в день от услышу о себе глас Праведного Судии, свидетельствующий, что тщилась я исполнить заповедь: «Иже научит, сей велий наречется в Царствии Небеснем» (Мф. 5: 19). Памятуя же слова апостола, яко «не слышателие закона праведни пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся» (Рим. 2: 13), потщуся не словом токмо, но и самым житием неленостно возгревать в себе и учащихся ревность к дому Божию, верность царю православному и любовь к народу русскому; в чем да поможет мне Бог. В удостоверение же сего обещания целую крест и слова Спасителя моего: Аминь.

(Окончание следует.)