Гонения пятидесятых-шестидесятых годов

Хрущевская же модель была в каком-то смысле возвращением к «ленинскому наследию» — интернационализму, космополитизации, коммунистическому строительству во всем мире, выходу за естественные геополитические границы России: «В 1980 году мы будем жить при коммунизме, социалистическая система покажет свои преимущества всему миру» и т.д. В обстановке «пробуждения Азии», крушения колониальных империй, национально-освободительных про-социалистических революций в странах третьего мира, мощных прокоммунистических движений на Западе, русский фактор, патриотический фактор (да отчасти и сам русский народ) казались уже ненужными. Установка на скорое торжество коммунизма внутри страны по мнению Хрущева подразумевало, что «переход к коммунистическим отношнениям и распространение научных знаний не оставит веры для Бога». Сама политика либерализации и разрядки с оглядкой на западные ценности подталкивала к борьбе с имперскостью, традиционализмом и следовательно с религией.

Объективно же хрущовская оттепель, равно как и гонения на Русскую Православную Церковь, в каком-то смысле явилась первым шагом к демонтажу СССР и уничтожению России. Политика Хрущева (передача Крыма Украине, раскрестьянивание русской деревни в начале шестидесятых, борьба с приусадебным хозяйством и т.д.) носила явно антирусский характер. Характерен набор тех советников из «комсомольского авангарда» партии (Семичастный, Аджубей, Шелепин и др.), которые осуждали терпимое отношение к Церкви как сталинское наследие, c которым надлежит покончить[[1]]. Это люди из спецслужб (Шелепин и Семичастный руководили КГБ в разное время), в достаточной степени прозападные и, возможно, перевербованные (известно, что у них оказались значительные активы в западных банках)[[2]], как показала их деятельность, вероятные агенты западного влияния, объективно способствовавшие выполнению плана Даллеса («их ценности мы заменим фальшивыми»[[3]]). В давлении на Хрущова сыграла свою роль и группа «марксистов-фундаменталистов» (М.А. Суслов, Е. Фурцева, Поспелов, Ильичев и другие), которые давно были недовольны существовавшей практикой работы с Церковью в духе сталинского использования Церкви для укрепления «патриотизма» и идеи «русской великодержавности» в народе[[4]] Их также пугал рост религиозности в народе, привлечение в церковь детей, молодежи, интеллигенции.

Уже через год после смерти Сталина, 7 июля 1954 года, выходит Постановление ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения». Авторами этого постановления были М.А. Суслов, Д.Т. Шепилов и А.Н. Шелепин[[5][. В нем отмечатеся, что Православная Церковь успешно привлекает молодое поклоение умелыми проповедями, благотворительностью, обращением к отдельному человеку и религиозной литературой[[6]]. «В результате активицзации деятельности церкви наблюдается увеличение количества граждан, отправляющих религиозные обряды»[[7]] Постановление обязывало Министерство Просвещения, комсомол и профсоюзы усилить антирелигиозную пропаганду. Как следствие началась травля Церкви в печати, каскад безбожных статей и выступлений. Особенно усердствовал комсомол во главе с Шелепиным: 14 октября 1954 года принимается поставновление ЦК ВЛКСМ «О постановке антирелигиозной и естественнонаучной пропаганды в комсомольских организациях Орловской области». И вдруг через месяц компания прекращается. 10 ноября 1954 года выходит новое постановление: «О ошибках в проведении научно-атеистической кампании среди населения». Это постановление, естественно, сваливая все на местных работников и не ставя под вопрос атеизм как таковой, было знаком отбоя. В нем говорилось: «Ошибки в антирелигиозной пропаганде в корне противоречат программе коммунистической партии по отношению к религии и верующим, являются нарушением неоднократных указаний партии о недопустимости оскорблений чувств верующих». Сейчас трудно понять, что было причиной этого постановления. С одной стороны, постановление от 7 июля вызвало резкую критику на Западе, с другой стороны, среди хрущовского Политбюро было много наследников Сталина, если не симпатизировавших Церкви, то по крайней мере понимавших ее социальную роль и полезность. Среди них следует упомянуть Ворошилова, Молотова, Булганина[[8]] и в особеннности Маленкова (в старости ставшим церковным чтецом)[[9]], с которыми приходилось считаться Хрущову. Однако Н.С. Хрущов избавляется почти от всех их в результате июньского пленума 1957 г. (изгнание из ЦК «Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова»), к концу 1958 году концентрирует всю полноту власти.

Предчуствуя новые гонения, патриарх Алексий I в мае 1958 добивается встречи с Н.С. Хрущевым, ставит вопрос о передаче Церкви типографии, о переселении жильцов Троице-Сергиевой Лавры, открытии 13 храмов. Все эти просьбы были отклонены[[10]]

В это время начинает раскручиваться кампания по борьбе с Церковью. 4 октября 1958 года ЦК КПСС принимает секретное постановление «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам»; «О недостатках атеистической пропаганды». В нем предписывалось общественным организациям «развернуть организованное выступление на религиозные пережитки советских людей». Новое по сравнению с постановлением 1954 года было то, что государственным органам предписывалось осуществить мероприятия административного характера, направленные на ужесточение условий существования религиозных общин[[11]]. В соответствие с буквой и духом этого документа 16 октября 1958 года выходят два постановления Совета Министров СССР: «О монастырях в СССР» и «О повышени налогов на доходы епархиальных предприятий и монастырей». В первом постановлении практически ставился вопрос о уничтожении монастырских угодий и сокращении числа монастырей. Во втором постановлении Церкви запрещалось продавать свечи по ценам более высоким, чем они приобретались в свечных мастерских. Это означало банкротство для большинства храмов, роспуск платных хоров, сокращение персонала и закрытие свечных мастерских. У монастырей отнимались удобные угодья и оставлялись неудобные, которые сами насельники с трудом могли обработать из-за запрета наемного и добровольного паломнического труда, а также из-за запрета принимать лиц моложе 30 лет. Сама по себе цифра 30 лет была выработана в результате беседы Святейшего Патриарха Алексия I c председателем Совета по делам Русской Православной Церкви Карповым Г.Г. в сентябре 1958 года. Последний требовал от патриарха сокращения числа монастырей и запрещения приема в монастыри лиц моложе 40 лет, патриарх снизил эту цифру до тридцати и не пошел на закрытие монастырей.

Вслед за постановлениями грянула атеистическая кампания, сравнимая разве с вакханалией двадцатых-тридцатых годов. Газеты заполнялись кощунственными карикатурами и богохульными статьями наполненными оскорблениями в адрес религии и священнослужителей. По площадям и улицам городов прокатилась волна антирелигиозных шествий и карнавалов[[12]]. Комсмольцы стали устравиать дебоши в храмах во время богослужения, попытки сопротивления приводили к столкновениям и закрытию храмов. Начались систематическое и организованное закрытие храмов и монастырей. Первоначальный удар нанесли по сельским церквями, было закрыто 348 приходов и не только в тех местах, откуда жители мигрировали в город, но и там, где прихожане еще могли содержать храм. За 1959 год было закрыто 18 монастырей (6 мужских и 12 женских) и четыре скита из общего числа 56 монастырей и семи скитов. Параллельно шла травля верующих. Атеисты следили за активными верующими, предлагали им отречься, в случае их упорства устраивали публичные собрания, организовывали их изгнание с работы. Священников начали лишать регистрации по самым абсурдным поводам.

Епископ Гермоген (Голубев) Ташкентский в письмах в Совет по делам Русской Православной Церкви возмущался давлением школьных учителей на верующих детей и их родителей, угрозами поместить их в интернат[[13]]. Позднее в некоторых случаях такие угрозы приводились в исполнение[[14]].

Одним из приемов атеистической борьбы был поиск предателей и ренегатов среди священнической Среды. Священнослужителей пытались подкупить, шантажировали их и их родственников, принуждали отрекаться от сана и выступать с атеистическими заявлениями. Показательно, что несмотря на такое давление, за все пять лет хрущовских гонений из приблизительно тринадцати тысяч священнослужителей нашлось только двести предателей (то есть процент отпавших составил 1,5%[[15]]). Они отказывалиьс от сана и начинали выступать с атеистическими лекциями, печататься в антирелигиозных брошюрах. По большей части судьба их была незавидна. Прихожане старшего поколения помнят судьбу одного священника, служившего в Ленинграде, в церкви Смоленской Иконы Божией Матери. В 1959 году он отрекся от веры, стал читать атеистические лекции в Музее истории религии и атеизма (Казанский собор). Через несколько месяцев его попросили уйти — лекции его надоели быстро в силу их серости и бесцветности. Ничего делать он не умел, и в конечном счете этот расстрига покончил с собой — повесился. Несмотря на конкуренцию выпускников кафедр научного атеизма, самые выдающиеся ренегаты в награду получали теплые места в различных атеистических структурах. К числу подобных даровитых отступников относится профессор Ленинградской Духовной Академии протоиерей Александр Осипов, выступивший 5 декабря 1959 года в «Правде» со статьей, хулящей Бога и Церковь. Мотивация этого поступка со стороны Осипова достаточно проста: он был запрещен в священнослужении за вступление во второй брак и решил искать себе иной карьеры. Будучи человеком высоко образованным и красноречивым, он ездил с лекциями по всей стране, выпускал книги и брошюры, например, «Откровенный разговор с верующими и неверующими». Верующих эти лекции как правило не смущали: «Он нас обманывал, теперь вас обманывает», — говорили они атеистам, когда те думали приводить Осипова. Святейший Синод во главе с патриархом Алексием имел достаточно мужества и духовного достоинства, чтобы 30 декабря 1959 года в более мягкой форме повторить анафему 1918 года на безбожников[[16]]. В определении Святейшего Синода относительно протоиерея Александра Осипова и других преподавателей Духовной Семинарии (протоиерея Николая Спасского, свящ. Павла Дарманского и преподавателя Е. Дулумана) говорилось следующее: «Бывшего протоиерея и бывшего профессора Ленинградской Духовной Академии Александра Осипова, бывшего протоиерея Николая Спасского и бывшего священнослужителя Павла Дарманского и прочих священнослужителей, публично похуливших имя Божие, считать изверженными из священного сана и лишенными всякого церковного общения… Евграфа Дулумана и прочих бывших православных мирян, похуливших имя Божие, отлучить от Церкви»[[17]].

Священноначалие не ограничивалось одними анафемами, оно реально пыталось действовать и как-то изменить ситуацию. Оно вынуждено было действовать и в силу своих обязанностей, и в силу того, чтобы подать пример мирянам, которые зачастую самоотверженно отстаивали церковное достояние, не пускали представителей властей в храмы, не давали описывать церковное имущество, закрывать церкви. Вот один из примеров. 1959 год. Казанская церковь в поселке Вырица (под Ленинградом, рядом с ней похоронен преподобный Серафим Вырицкий) не имеет священника, служб нет. Приходят представители властей закрывать храм, разорять его содержимое и т.д. Идут к старосте — простой русской женщине Евдокие Васильевне Ивановой. «Где ключи?». «Нет ключей, не было и не будет». «Да мы тебя…» «Хоть в тюрьму сажайте, хоть убивайте, не выдам ключей». Походили вокруг дверей, двери старые, дубовые, замки мощные — не сломаешь. Так и уехали ни с чем… Нашлись ходатаи, которые отстояли храм. Некоторые миряне на свой страх и риск собирали сведения о закрытых храмах и пытались воздействовать на общественное мнение. В архиве Совета по делам Русской Православной Церкви есть жалоба «инициативной группы верующих» г. Москвы, которая призывает патриарха «возвысить свой авторитетный голос, прося наше правительство пресечь все насилия, учиняемые повсеместно уполномоченными по делам Церкви и другими новоялвенными инквизиторами над церковными общинами, у которых одно за другим отбираются и закрываются церковные здания… Мы собрали многочисленный материал об уже закрытых храмах, монастырях, духовных школах. Нами зафиксированы подробности и мельчайшие данные о «механизме» этих насильственных закрытий… никакая бесчестная макулатура с намалеванными подписями, насильственно взятыми у запуганных епископов не обелит их… и если Вы бессильны оградить Церковь нашу от уничтожения, то мы вынуждены будем предать все эти фактические данные о физическом истреблении нашей церкви на форум ООН».

Несправедливо было бы говорить, что в эти годы патриарх и епископат молчали. Нет, они действовали. Еще до начала широкомасштабных гонений Патриарх пытался получить типографию, добиться передачи храмов. В последующие месяцы 1958-го — 1959-го гг. он неоднократно грозил своей отставкой властям. В январе 1958 года митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), председатель ОВЦС, поставил Карпову вопрос о том, почему власти не допускают избрания духовенства в Советы, как это происходит в других странах «народной демократии». Его-де об этом спрашивают иностранцы, и это будет весьма выгодно для советского правительства, когда духовенство с трибуны Верховного Совета будет выступать за мир во всем мире и в защиту советской политики. На самом деле мудрого и осторожного митрополита Николая заботили вовсе не выгоды советской внешней политики, а возможность защиты Церкви от гонения через ее представителей в законодательных органах.

Он рассчитывал обменять внешнеполитическую лояльность и покорность Церквиp[[18]] на внутриполитическое представительство, способное по его мнению затруднить преследования Церкви, коль скоро ее клирики будут на виду и в законодательных органах.

Недаром Карпов насторожился: с чего это вдруг встает подобный вопрос, который никогда раньше не поднимался [[19]]? Государство в этот момент не было расположено ни к какой торговле и ни к какому представительству Церкви в местных Советах, тем более в Верховном.

В конце 1958 года (октябрь-декабрь) митрополит Николай предпринимает ряд демаршей с тем, чтобы остановить гонение. В беседе с Карповым он протестовал против травли и дискредитации духовенства в прессе и пригрозил, что в подобной обстановке он либо закроет журнал Московской Патриархии, либо превратит его в сугубо информационный бюллетень, что не преминут заметить иностранцы и сделать соответствующие выводы. Митрполит Николай также протестовал против отнятия земли у монастырей и постановления о налогах, подрывающее церковный бюджет. В это же время епископ Дмитровский Пимен и управляющий делами Московской патриархии протопресвитер Николай Колчицкий пригрозили, что если власти не снизят налоги, то придется информировать иностранцев о бедственном положении, в котором оказалась Русская Православная Церковь. Отметим, что у него та же логика, что у инициативной группы. В силу ряда причин, о которых мы поговорим ниже, эта угроза не была приведена в исполнение.

В мае 1959 года (16 мая) патриарх Алексий и митрополит Крутицкий Николай обратились с письмом к Н.С. Хрущову, в котором сообщали о незаконных закрытиях храмов, оскорблении религиозных чувств духовенства и верующих, их травле, незаконных административных мерах по материальному удушению церкви. Это письмо, как и ряд других обращений, осталось без ответа. Карпов через несколько месяцев цинично сообщил иерархам, что «факты, изложенные в письме, естественно, не подтвердились». Тем не менее Хрущову косвенно пришлось признать клеветнический характер некоторых публикаций: 21 августа 1959 года в Правде вышла статья «Против религиозных предрассудков», в которой «указано на имеющиеся недостатки в атеистической пропаганде» (читай «недозволенные приемы») [[20]].

Иногда обращения епископов как бы достигали цели; реакция Совета по делам РПЦ была более объективной и примирительной. Так в ответ на вышеприведенное письмо епископа Ташкентского Гермогена (Голубева) о шантаже верующих детей педагогами и угрозах отдать детей в интернат в Совете обещали разобраться, принять меры, предупредить директоров о недопустимости подобных приемов. Дальше обещаний, однако, дело не дошло.

В большинстве других случаев, однако, реакция Совета по делам РПЦ была жесткой и необъективной до абсурда. Вот один из примеров. В апреле 1959 года Патриарх Алексий I поддержал жалобу епископа Ульяновского Иоанна (Братолюбова)[[21]] на областного уполномоченного Совета, который шантажировал священников Ульяновской епархии и предлагал им отказаться от сана, а также убеждал верующих не посещать церкви. Г.Г. Карпов вместо того, чтобы унять зарвавшегося подчиненного, обрушился на епископа Иоанна, обвинив его в голословных и неподтвержденных жалобах, а также в том, что он повышает голос на местного уполномоченного и не слушает его советов. Далее Карпов весьма настоятельно порекомендовал слить Куйбышевскую епархию с Ульяновской, а епископа Иоанна отправить на покой. Столь жесткая реакция преследовала несколько целей: в корне подавить всякое сопротивление кампании, наказать епископа, посмевшего жаловаться, а также слить епархии с тем, чтобы в дальнейшем можно было удобнее закрывать храмы. Трагизм ситуации состоял в том, что патриарх Алексий был вынужден подчиниться «рекомендации» Совета, в мае 1959 года епископ Иоанн был отправлен на покой. Сколь мучительно давались патриарху подобные решения, можно судить по его словам в беседе с уполномоченным, когда он говорил, что ужасно трудно принимать антицерковные решения, что на патриарха жалуются, будто бы он потакает властям[[22]]. Не совсем понятно, говорил ли патриарх о своей отставке, чтобы воздействовать на власти, или действительно думал об уходе. Во всяком случае в выступлении в Совете по делам РПЦ митрополит Николай 24 ноября 1959 года заявил, что патриарх чувствует, что он оказался в таком положении, когда фактически он как глава Церкви, призванный защищать ее интересы, стал сторонником ее ликвидации. Поэтому он считает, что ему целесообразнее уйти в отставку. «Пусть Церковь ликвидирует мой преемник». В это время патриарх еще надеялся на то, что удастся встретиться и договориться с Хрущовым, он написал ему письмо, которое осталось без ответа. Тем не менее, патриарх решил бороться дальше.

В этой решимости его поддерживает митрополит Николай, который перешел внутри страны к открытой критике атеистической пропаганды. Если перед зарубежной общественностью митрополит Николай был вынужден скрывать правду о действительном положении Церкви в России, внутри страны перед простыми прихожанами он дерзновенно обличал нелогичность, несостоятельность государственного атеизма, насколько возможно, говорил правду о преследованиях и призывал верующих стоять за Православие[[23]]. Храм святых Петра и Павла на Преображенке, где он служил, был всегда полон народа, митрополит Николай пользовался заслуженным влиянием и любовью как талантливый проповедник[[24]] и подлинный пастырь.

В начале 1960 года Патриарх Алексий и митрополит Николай решают обратиться к советской общественности и поднять перед ней вопрос о гонениях на Церковь. Не рассчитывая на религиозные чувства или совесть общественности, патриарх и митролодит Николай решили напомнить о социальном, государственном, культурном и патриотическом значении Церкви, о ее миротворческой роли. Повод вскоре представился. 16 февраля 1960 года в Кремле состоялась конференция советской общественности за разоружение. Ее-то и использовал патриарх Алексий для того, чтобы обратиться к советской общественности и информировать ее о бедственном положении Церкви. В своем выступлении, исполненном силы и великого достоинства, патриарх высказал следующие мысли:

«Я здесь стою перед вами как голос Русской Православной Церкви, представляющей миллионы граждан этого государства. Как свидетельствует история, это та Церковь, которая при зарождении русской государственности помогала установлению гражданского порядка на Руси…, укрепляла законные основы семьи, утверждала положение женщины как юридического лица, осуждала ростовщичество и рабство, развивала чувство долга и ответственности в человеке и нередко при помощи собственных канонов заполняла пробелы государственного законодательства. Это та же Церковь, которая создала замечательные памятники, обогатившие русскую культуру, которые по сей день являются предметами национальной городсти нашего народа. Это она, наша Церковь, укрепляла дух народа своей верой… в свободу, поддерживая в народе чувство национального достоинства и нравственной силы. Она была поддержкой Русскому государству в его борьбе против иностранных завоевателей и в Смутное время, и в Отечественную войну 1812 года. Она осталась с народом и в последнюю Великую Отечественную войну… Эта же Церковь в 1948 году призвала христиан всего мира к борьбе за мир. И сегодня наша Церковь осуждает все формы вражды, все виды антагонизма и вражды между народами, стоит за разоружение и благослвляет все стремления народов к разоружению, ибо христианству, как религии любви и милости, абсолютно чужды любые формы насилия. Призыв советского правительства «перековать мечи на орала» принадлежит пророку Исаии, которого мы, христиане, называем ветхозаветным евангелистом, ибо он предсказал рождение нашего Спасителя мира задолго до этого события. Так Библия, которая является сборником священных книг Христианской Церкви, представляет собой источник идеи мира во всем мире, которая ввиду развития самых опасных видов оружия должна быть признана, вероятно, самой важной идеей для человечества нашего времени. Однако, несмотря на все это, Церковь Христова, которая стремится ко всеобщему благополучию, подвергается оскорблениям и нападкам от людей. Тем не менее она не отрекается от своего долга, призывая человечество жить в мире и любить друг друга. Утешение в своем нынешнем положении Церковь находит в словах Христа о непобедимости Церкви, когда Он сказал: врата адовы не одолеют Церкви [[25]]».

Эта речь действительно является исторической. Во-первых, впервые после патриарха Тихона из уст Высшей Церковной Власти высказана правда о гонениях на Церковь. Во-вторых, миротворческая миссия Церкви изложена не в абстрактных гуманистических терминах, а в ясных библейских и христологических понятиях, эта речь действительно носит катехизический и миссионерский характер, ибо она была направлена к самому дикому племени — советской интеллигенции. В третьих, социальное, культурное и патриотеческое значение Церкви в этой речи выявлено с такой силой, что советская интеллигенция была поставлена на внутренний суд совести: с кем она — со своим народом, со своей родиной, со своей русской культурой или против? И выяснилось, что к сожалению та советская интеллигенция, что была подобрана для совещания 16 февраля, была против и Церкви, и России, и Русского народа, и Русской культуры. По окончании речи патриарха, вместо апплодисментов раздались яростные крики из зала: «Вы хотите уверить нас, что вся русская культура была создана Церковью, это неправда» [[26]]. Советской интеллигенции был предложен выбор: религиозный патриотизм или атеистический космополитизм. Она выбрала… Без преувеличения можно сказать, что от того совещания 1960 г. в Кремле потянулась ниточка к голосованию Верховного Совета 1991 г. по одобрению Беловежских соглашений.

Чтобы хоть как-то спасти положение и принять удар на себя, митрополит Николай объявил, что он является автором этой речи. Это вызвало настоящий скандал. Через несколько дней Г.Г. Карпов был снят с поста председателя Совета по делам Русской Православной Церкви (вероятно за то, что пропустил речь патриарха, не уследил за ним) и на его место назначен куда более жесткий Куроедов. Он продолжает линию своего предшественника, но более жестко и целенаправленно. Закрытие храмов в 1960 году проходило еще с большим размахом, чем в предыдущем году. Было закрыто 1437 храмов, многие были разрушены или взорваны (в Харькове разрушен собор святого Александра Невского, в Златоусте была взорвана церковь на глазах у верующих прямо с утварью и т.д.). Было закрыто одиннадцать монастырей и скитов (один мужской, остальные женскиие). Власти переходят к арестам священнослужителей (чаще всего по финансовым поводам). За 1960 г. было арестовано несколько десятков священнослужителей, которых судили по уголовным статьям, преимущественно за мнимые финансовые нарушения. Впервые после 1945 г. в марте 1960 г. был арестован епископ. Это был архиепископ Казанский Иов (Кресович). Он езил по городам и селам и призывал свою паству твердо стоять за храмы Божии и не допускать закрытия приходов. Архиепископ Иов был арестован по асурдному обвинению в сокрытии доходов и неуплате налогов. Вся его вина состояла в том, что он не подавал в налоговую службу сведения о так называемых представительских расходах, которые по закону он не обязан был декларировать. Тем не менее в июне 1960 года он был осужден Верховным судом Татарской АССР к трем годам лишения свободы с конфискацией имущества. То, что это был предлог, прекрасно понимали все, в том числе митрополит Николай (Ярушевич), как он и рассказал владыке Василию (Кривошеину): «Архиепископ Иов предложил все уплатить, что с него требовали. Тем не менее его приговорили к трем годам». Митрополит Николай был одним из немногих, кто не оставил владыку Иова в беде и продолжал о нем заботиться и после приговора, как об этом рассказывал сам архиепископ Иов архиепископу Василию: «Знаете, когда я попал в тюрьму, все меня бросили, все отреклись от меня… Испугались. Один митрополит Николай не испугался. И до суда, и после осуждения поддерживал меня, писал мне. Он один» [[27]].

Этого-то мужества, поддержки опальных, сопротивления закрытию храмов, обличения властей и не могли простить коммунисты митрополиту Николаю. Однако Куроедов начинает добиваться отставки митрополита Николая с поста председателя ОВЦС еще и по следующей причине: митрополит был противником экуменизма и вступления во Всемирный Совет Церквей. Как выходец из Белоруссии, он не понаслышке знал, что такое католицизм, прекрасно понимал антихристианский дух латинства и протестантизма. Вместе с архиепископом Серафимом (Соболевым) он подготавливал всеправославное совещание 1948 года, осудившее экуменизм, как «попытку строителтьства новой вавилонской башни». И хотя в своих зарубежных поездках он показывал, что остстаивает интересы Советского государства, тем не менее он неизменно противился государственному нажиму, загонявшему Русскую Православную Церковь во Всемирный Совет Церквей. Ценой покорности и двусмысленных заявлений, митрополит Николай пытался отстоять веручительную и каноническую чистоту Православия. Между тем Советскому руководству вступление Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей было необходимо по следующим причинам.

1. Так называемая политика «разрядки», проводимая Хрущовым, требовала хороших взаимоотношений с максимальным количеством религиозных организаций. ВСЦ в высшей степени удовлетворял этим требованиям.
2. Членство Русской Православной Церкви в ВСЦ объективно способствовало углублению раскола с Русской Зарубежной Церковью.
3. Борясь с религией, Советское руководство стремилось дискредитировать священноначалие Русской Православной Церкви в глазах простых верующих по линии догматической чистоты и верности Православию.

Митрополит Николай становится на дороге вступления Московскго Патриархата в ВСЦ. Более того, в своих внешнеполитических заявлениях он отходит от прежней односторонности и говорит о том, что обе стороны оправдывают себя в страшной гонке вооружений, а также о «каких-то глубоких причинах, которые мешают Западу и Востоку проникнуться взаимным доверием». На Эзоповом языке это означало то, что впоследствии прекрасно выразит Солженицын: «Запад и Восток — два атеистических мира и не столь чужды друг другу» [[28]]. Власти были очень недовольны. 15 июня 1960 Куроедов при встрече с патриархом Алексием выразил глубокое неудовольствие деятельности ОВЦС, в частности отсутствием наступательности и «слабым разоблачением клеветническогй пропаганды о положении религии и Церкви в СССР». Куроедов порекомендовал, а точнее приказал уволить митрополита Никодима с поста председателя ОВЦС. Патриарх согласился, добавив, что митрополит Николай тяготится этой обязанностью и предложил на его место его заместителя — архимандрита Никодима (Ротова) [[29]]. 16 июня 1960 г. митрополита Николая освобождают от обязанностей Председателя Отдела Внешних Церковных сношений (якобы по собственному желанию), выразив, правда, благодарность за самоотверженную и успешную работу на посту председателя. На его место назначают молодого архимандрита Никодима с возведением в сан епископа Подольского (10 июля 1960 года) [[30]]. В 1961 году архиепископ Никодим приведет Русскую Церковь во Всемирный Совет Церквей.

Дальше события приобрели трагический характер. Куроедов потребовал удаления митрополита Николая из Москвы. Патриарх предложил митрополиту Николаю Ленинградскую или Новосибирскую кафедру на выбор, тот не согласился. По возвращении из отпуска он был лишен возможности служить в московских церквях, а 16 сентября 1960 года митрополита Николая освобождают от Крутицкой и Коломенской Кафедры и отправляют на покой (якобы по его собственному желанию, по причине болезни сердца) [[31]]. Митрополит Николай был потрясен подобным исходом, он не думал, что Синод и Патриарх не защитят его. В 1961 году митрополита Николая совершенно здорового госпитализируют в Боткинскую больницу, где он находился в полной изоляции. Там он умирает 13 декабря 1961 года, якобы от сердечного приступа, возможно, в результате принятия сильнодействующего, не показанного ему лекарства. Исходя из принципа «кому выгодно» можно предположительно считать, что КГБ ответственен за его смерть. Полностью загадка кончины владыки Николая выяснится, когда откроют архивы КГБ. Но как вспоминают современники[32], церковное общественное мнение как на Западе, так и в России не сомневалось в том, что владыка Николай был отравлен органами. Если это так, то помимо уничтожения неугодного пастыря, эта акция была предупреждением его преемнику архиепископу (впоследствие митрополиту) Никодиму, и не только ему.

Дело не кончилось устранением митрополита Николая. 15 сентября 1960 года по требованию Совета по делам Русской Православной Церкви был устранен со своей кафедры епископ Ташкентский и Среднеазиатский Гермоген (Голубев), который мужественно боролся с закрытием церквей и с атеистической кампанией, много сил уделял проповеди и укреплению паствы, а также ремонту и реставрации храмов. Ему вменялось в вину то, что он «взял на себя функции религиозных обществ по ремонту и охране молитвенных зданий, создав при епархиальном управлении специальный аппарат во главе с инженером-строителем» [[33]]. Обращает на себя внимание попытка пусть надломленного, но сопротивления: архиепископа Гермогена не увольняют на покой, а отправляют в отпуск и в 1962 году поставляют на Омскую кафедру.

1961 год ознаменовался дальнейшим усилением гонений на Православную Церковь. Новым этапом явилось постановление от 16 марта 1961 года «Об усилении контроля за выполнением законодательства о храмах» [[34]]. В нем предусматривалось наложение подоходного налога на всех церковнослужителей, а не только приходских священников, разрешалось вводить ограничение на колокольный звон (читай — колокольный звон запрещался), и самое главное — решения о снятии с регистрации и закрытии храмов отныне принимались не на центральном, а на местном уровне (по согласованию с советом по делам РПЦ), таким образом, открывалась дорога к необузданному произволу. 31 марта 1961 года патриарх и постоянные члены Синода были приглашены в Совет по делам религий. Его председатель В.А. Куроедов потребовал от иерархов провести реформу приходского управления. Ссылаясь на недемократичность власти одного лица то есть священника, он потребовал передать все хозяйственные и финансовые полномочия исполнительному органу общины, так называемой двадцатке. Это грубое вторжение во внутреннюю жизнь общины и навязывание ей «демократических норм» имело своеобразное юридическое обоснование — постановление ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 1929 года «О религиозных объединениях», где священник был отстранен от хозяйственной деятельности, как «лишенец» — лицо лишенное избирательных прав, хотя Конституция 1936 года гарантировала всем гражданам без различия равные избирательные права.

На встрече с Куроедовым 18 апреля патриарх Алексий, митрополит Крутицкий Питирим и архиепископ Тульский Пимен пытались поднять вопрос о неправильных действиях в связи с закрытием храмов, а затем предложить свой проект решения Синода о восстанволении прав исполнительных органов в финансово-хозяйственной сфере. В нем отстутствовало самое главное для Совета — четкое указание о передаче настоятелями храмов всех финансово-хозяйственных дел исполнительным органам общин, на что и было указано Патриарху. Он понял, что сопротивление бесполезно и уступил. В тот же день было составлено соответсвующее решение Священного Синода, по которому клирики устранялись от финансово-хозяйственных дел. Это вызвало тревогу и беспокойство целого ряда епископов: архиепископа Ермогена (Голубева), архиепископа Винницкого Симона (Ивановского), епископов Доната Новосибирского (Щеголева) и Черниговского Андрея (Сухенко). Особенно горячо отозвался архиепископ Симферопольский Лука (Войно-Ясенецкий). Он вполне справедливо писал: «Отныне подлинными хозяевами Церкви будут только церковные советы и двадцатки, конечно в союзе с уполномоченными. Высшее и среднее духовенство останутся только наемными исполнителями богослужений» [[35]]. Председатель совета по делам РПЦ требовал отправить на покой архиепископа Луку за подобные высказывания, но патриарх не согласился на это. Для того, чтобы утихомирить толки, требовался собор. Он и состоялся 5/18 июля 1961 года в Троице-Сергиевой Лавре при достаточно странных обстоятельствах. Епископы не знали, что едут на собор, их пригласили на праздник преподобного Сергия. Тех, кто мог протестовать против приходской реформы, не пригласили. Кто пришел незваным (как архиепископ Гермоген), не пустили на заседание. Перед собравшимися выступил патриарх Алексий I c докладом, содержащим объяснение смысла приходской реформы. Патриарх утверждал, что пастырю для того, чтобы быть свободным от нареканий со стороны внешних, необходимо быть свободным от «мирских попечений» и «пребывать в служении слова», подавая пастве благой пример и воздействуя на нее исключительно духовно. Все это выглядело бы достаточно радужно и наивно-идеалистически, если бы не суровые реалии гонения. Слушатели все понимали и не осуждали патриарха. В своем докладе патриарх также утвердил необходимость присутствия трех постоянных членов Синода в Москве, а также приветствовал вступление в ВСЦ. О приходской реформе сделал сообщение архиепископ Тульский Пимен (Извеков, будущий патриарх), в нем он доказывал ее целесообразность и каноничность. С особым докладом о вступлении во Всемирный Совет Церквей, о роли в нем Русской Православной Церкви, а также о ее миротворческой деятельности выступил митрополит Никодим (Ротов). По докладам практически не было дискуссии, были простые выступления в поддержку изменений. Самые принципиальные решения, в том числе о вступлении в ВСЦ, проходили в несвободной обстановке, связанной с давлением властей, в остутствии соборности. Впрочем таковы были реалии времени.

Надежды на то, что архиерейский собор поможет смягчить преследования Церкви, не оправдались. Гонения свирепствовали. На 1 января 1961 года в Православной Церкви был 11572 приход, на 1 января — 10149 (в том числе 1489 молитвенных домов). Потери Русской Православной Церкви составили 1400 приходов. Страшный удар понесла также Гузинская Православная Церковь, у нее осталось всего 40 приходов. Было зарегистрировано 10221 община, то есть 72 общины своих церквей не имели, несмотря на обилие пустующих церквей или используемых не по назначению (около 10000 зданий) [[36]].

В одном Ленинграде число действующих храмов с 40 сократилось до 15. Особенным ударом было закрытие в 1961 году часовни Ксении Блаженной. В ней устроили мастерскую. Была закрыта и взорвана замечательная греческая церковь святого Дмитрия Солунского (XIX в.), был закрыт и ряд других церквей. Иногда власти разрешали переносить убранство церкви в другое здание (как в случае с Александро-Невской Церковью в Шувалово).

Особо следует сказать о репрессиях против духовенства и прежде всего против епископов. В 1961 году судили архиепископа Иркутского Вениамина (исповедника, уже раз осужденного в 1944 году на 12 лет по статье 58). В этот раз против епископа Вениамина выдвинули абсурдное обвинение в… «покупке по дешевке краденого вазелинового масла». Обвинение было настолько абсурдным, что его оставили на свободе. Архиепископ Черниговский Андрей (Сухенко) мужественно отстаивал храмы своей епархии от закрытия, призывал народ сопротивляться атеистической пропаганде. В 1961 году его арестовали и осудили на восемь лет по ложному обвинению в «экономическом злоупотреблении и безнравственности».

Продолжались репрессии против священников, всего их было осуждено за годы хрущевских репрессий не менее сотни. Обыкновенно давали три-четыре года.Так на четыре года был осужден священник Николай Авраменко из Днепродзержинска, на три иподиакон Андрей (Щур) из Почаевской Лавры и многие другие. Особо следует сказать о Почаевской Лавре. За время хрущевских гонений число ее насельников сократилось втрое (с 101 до 35), у обители отняли почти все угодья, монахов и мирян избивали, выгоняли из монастыря. Была отнята гостиница, а затем мирянам было запрещено ночевать в храмах, затем вообще были запрещены многолюдные паломничества. Если бы не вмешательство иностранцев, Лавру бы закрыли.

Но эта участь постигла Киево-Печерскую Лавру, которую закрыли в 1963 году под предлогом реставрации обители и обвала пещер. Жизнь однако показала, что обвалы начались, как только кончились богослужения.

В ряде случаев архиереям на местах удавалось спасти монастыри, тем или иным способом привлекая к ним внимание мировой общественности. Так в 1961-м – 1964-м епископу Таллинскому и Эстонскому Алексию (Ридигеру, будущему патриарху) удалось спасти от закрытия Пюхтицкий монастырь. В апреле 1962 года он привез туда делегацию Евангелической Церкви ГДР во главе с президентом Густавом Якобом, следствием чего были восторженные статьи в немецких газетах, затем там появились делегации Национального Совета Церквей Христа, Всемирного Совета Церквей и т. д. Вопрос о закрытии Пюхтицкого монастыря отпал сам собой [[37]]. Но не все епископы имели подобные возможности, не все были заместителями председателя ОВЦС.

Обратимся к судьбе семинарий. На 1959 год их было восемь (Ленинградская, Московская, Киевская, Белорусская, Одесская, Волынская, Саратовская и Ставропольская). К 1965 году их осталось три (Ленинградская, Московская, Одесская). Уничтожение семинарий происходило по-разному. Ставропольскую вначале слили с Саратовской, конфисковав здания, купленные церковью, затем закрыли и Саратовскую. Киевскую просто закрыли в 1960 году. Белорусскую и Волынскую не закрывали, туда просто не допускали новых учащихся, поэтому они закрылись сами. В результате число учащихся и следовательно рукоположений стало недостаточно даже для поддержания минимального числа духовенства. Впрочем оно сокращалось вместе с приходами [[38]]

Если на 1 января 1963 года насчитывалось 10100 приходов Русской Православной Церкви, то на 21 августа на регистрации осталось лишь 8314 православных общин, (из них в Грузинской Церкви 44). Не могло быть иначе, ибо новые двадцатки, всецело находившиеся под влиянием уполномоченных, расходились почти без сопротивления и подавали заявления о снятии регистрации.

Если в 1966 году было 7525 приходов, а в брежневские времена закрывалось по пятьдесят приходов в год, то ясно, что конец 1964 года церковь встретила с 7630 приходами, то есть за 1963 — 1964 годы было закрыто около 700 приходов. Это меньше, чем в пиковые 1960 — 1962 гг., но больше чем в 1959 г. Из монастырей осталось восемнадцать — двенадцать мужких и шесть женских, всего с полутора тысячами монашествующих [[39]].

Хрущов и не думал по-настоящему останавливать преследования: в 1980 году он собирался «показать последнего попа по телевизору».

Партийные идеологи Суслов, Ильичев подхлестывали; нельзя благодушествовать и рассчитывать, что религия, как антинаучная идеология, отомрет сама [[40]]. В конце 1963 года идеологическая комиссия ЦК приняла развернутый план «Мероприятия по укреплению атеистического воспитания населения». В нем подразумевался строгий контроль над деятельностю религиозных объединений, учет крещений, венчаний и погребений, индивидуальная работа с верующими, в том числе с детьми и подростками. Уполномоченные на местах устно приказывали священникам не причащать, не исповедывать детей и даже не пускать их в храм. Двадцатки и общины пронизывались представителями спецслужб, которые сообщали, по возможности, о всех верующих.

Церкви грозила гибель, поэтому подлинным проявлением промысла Божия было снятие Хрущева с поста секретаря ЦК КПСС 14 октября 1964 года в день Покрова Божией Матери. К власти пришло более национальное и более реально мыслящее руководство во главе с Л.И. Брежневым. Преследования стихают, но не сразу, на местах еще сохранялась инерция. Характерна история с отцом Павлом (Эдельгеймом), служившим в Казахстане, который захотел построить храм в 1966 году. Его посадили «за экономические злоупотребления», в лагере он потерял ступню.

Однако гонения, как массовый целеноправленный процесс, стихают к началу 1965 года.

Итак, перечислим основные черты хрущевского гонения:

1. Сравнительно мало арестов (не более нескольких сотен), совершенное отсутствие расстрелов. Всего два ареста среди епископов.
2. Стремление уничтожить церковь не извне, а изнутри, через институт двадцаток, подчиненных уполномоченным и через давление на Патриарха и Синод.
3. Удар по материальной и учебной базе Московской Патриархии (удушение монастырского хозяйства, продажи свечей, закрытие семинарий).
4. Устранение настоятелей от руководства финансами и имуществом церкви.
5. Запрещение детям и молодежи присутствовать в храме.
6. Активный поиск ренегатов среди духовенства и верующих.
7. Идеологическое прикрытие «научной антирелигиозной пропагандой» и создание иллюзии добровольности закрытия приходов.

Каков был ответ Церкви на эти гонения?

Вопреки распространенным мнениям иерархия не оставалась равнодушной и молчаливой во время гонений. Насколько возможно, она пыталась защитить приходы и монастыри от закрытия. Характерны две фазы сопротивления иерархии: активная (1958 — 1960 гг. до отставки митрополита Николая) и пассивная (1961 г.). Решения Архиерейского собора 1961 года не были благоприятны для Церкви, но они были необходимы. Отчасти необходимым было и вступление в ВСЦ, спровоцированное как давлением власти, так и собственно церковными нуждами – необходимостью повышать авторитет Церкви вне и внутри страны.

[1] Виталий Боровой (протопресв,) Воспоминания о митрополите Никодиме//Человек Церкви М. 1999, с. 131.

[2] И. Бунич Золото партии. Спб . 1993 с. 223

[3] Митрополит Иоанн. Самодержавие духа. Спб. 1994. с. 320

[4] Виталий Боровой (протопресв,) Воспоминания о митрополите Никодиме//Человек Церкви М. 1999, с. 131.

[5] Владислав Цыпин. История русской Церкви. 1917-1997./История русской Церкви книга IX с. 363. М. 1998

[6] Поспеловский Д.В. Русская православная Церковь в XX веке. М. 1995. С. 280

[7] Правда от 7 июля 1954 г.

[8] Из сообщения прот. Владислава Цыпина «Юридический статус Русской Православной Церкви в советское время»на конференции «200 лет со дня рождения св..Иннокентия Московского».(в печати)

[9] Дмитирий Поспеловский. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. Москва. 1996. с. 322.

[10] ЦГАОР оп.2, ед хр. 254, л. 1

[11] Владислав Цыпин. История русской Церкви. 1917-1997

[12] Цыпин История русккой церкви 1917-90. С. 380.

[13] Поспеловский. Русская православная Церковь в XX веке.с. 286

[14] Шафаревич И.Р. Законодательство о религии в СССР. Париж. 1973. с. 53-56

[15] Струве Н. Из глубины. Париж. 1967. С. 269

[16] Дмитирий Поспеловский. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. Москва. 1996. с. 323

[17] Журнал Московской Патриархии. 1960 N2. c. 27.См. монографию Фирсов С.Л. Апостасия. Спб 2003. Рассказывают, что перед самой своей смертью, последовавшей от рака в 1980 году, Александр Осипов раскаялся, захотел примириться с церковью и причаститься, что ему не дозволили, и тем не менее, он, лежа под капельницей, пел псалмы. Я не имел возможности проверить достоверность этого рассказа (сообщил мне его некий диакон Александр, ранее служивший в Казанской церкви пос. Вырица).

[18] Внешняя политика Церкви при митрополите Николае была направлена на всецелую поддержку Советского Правительства и на сокрытие истинного положения Церкви в России. Как известно, зарубежному общественному мнению представлялось положение вещей, при котором Церковь в России не терпит никаких притеснений. Зачастую митрополит Николай перекладывал неприятную обязанность делать соответствующие заявления на своих сотрудников, к числу которых относился архимандрит Никодим (будщий митрополит). слыша очередную ложь о «Свободе Церкви в России», он однажды сказал с горькой улыбкой: «Будь я на их месте, я, возможно, говорил бы то же».

[19] ЦГАОР оп.2 ед хр. 227, л.2-4.

[20] Гордун С. Русская Православная Церковь в период с 1943 по 1970 год. ЖМП 1993 N 2. C 12

[21] Митрополит Мануил (Лемешевский) в своей книге Русские православные иерархи с 1893 по 1965 г. т. III c. 282 характеризует его как человека с солидными богословскими знаниями и серьезным умом. На 1959 год он был одним из немногих действующих архиереев, посвященных святейшим патрархом Тихоном

[22] Поспеловский . Русская Правосславная Церковь в ХХ веке с. 287-288.

[23] Возможно такая позиция митрополита Николая, помимо давления государственных органов, а также исконно русского нежелания «выносить сор из избы» была связана также с трезвым пониманием того, что реально Запад все равно ничем не помог бы Православной Церкви.

[24] См. его проповеди, изданные в 1947-52 году (переиздание – 1996 г.)

[25] Цыпин Владислав (протоиерей) История Русской Православной Церкви. 1917-1990 с. 157.

[26] Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М. 1995 С. 290

[27] Из воспоминаний архиепископа Василия о соборе 1971 года//Вестник Русского Христианского Движения 147. (1986). 219,

[28] А.И.Солженицын. Интервью радиостанции Свобода.//Вестник РХД за 1974 г.

[29] Архимандрит Никодим в 1959 году вернулся из Святой Земли, где управлял миссией и сразу стал заведующим патриаршей Канцелярией и заместителем начальника ОВЦС (Человек Церкви. с. 3)

[30] Русская Православная Церковь в советское время. М. 1995. Книга 2. с. 23.

[31] Цыпин Владислав (прот.) История Русской Церкви. 1917-1997. с. 387

[32] Таковы были воспоминания ныне покойного о. Михаила Арранца.

[33] Гордун Сергий . Русская Православная Церковь в период с 1943 по 1970 год. ЖМП 1993 N 2. с. 25.

[34] Правда за 16 марта 1961 года.

[35] Лука (Войно-Ясенецкий) епископ. Я полюбил страдание. М. 1996. С. 199.

[36] Цыпин Владислав (прот) История Русской Церкви. 1917-1997.. с. 397.

[37] Патриарх Алексий II. Я с надеждой смотрю в XXI век.//Церковь и время. N1 (8). 1999. c. 16.

[38] Поспеловский. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 300-301.

[39]Цыпин Владислав (прот.) История Русской Церкви. 1917-1997.

40] Алексеев В. «Штурм небес отменяется». Критические очерки по истории борьбы с религией в СССР. М. 1992.