Что же, слова Марин Ле Пен сами по себе трудно оправдывать — политику стоило бы быть аккуратнее в высказываниях. Сама риторика, в которой какие-то люди сравниваются нацистами, носит в принципе сомнительный характер. Нацисты — это пример недоговороспособного зла, с которым можно только сражаться до полного его уничтожения, пока оно не уничтожило нас самих, и когда люди кого-то называют «Гитлером» или «нацистами», они обозначают свое отношение — и это отношение непримиримой враждебности. Иронический «закон Годвина» объявляет любую сторону, которая прибегает к таким сравнениям в дискуссии, проигравшей, и этому есть причины — аргумент к Гитлеру это не часть дискуссии, это отказ от нее. О чем можно говорить с Гитлером? Его нужно только поскорее убить.
Сравнивать с нацистами значительную часть своих сограждан по этно-религиозному признаку — это не признак доброты и мудрости. Но вопрос, который перед нами ставит это происшествие, состоит не в том, похвально ли это высказывание Марин Ле Пен — оно, конечно, не похвально — а в том, в чем же состоит эта священная свобода самовыражения, которой нам все уши прожужжали, когда речь шла о принятии у нас законов, ограничивающих оскорбления религии.
Мы все помним массовые демонстрации во Франции, после того, как злодеи убили нескольких сотрудников журнала «Шарли Эбдо» — и еще нескольких посторонних и случайных лиц. Причиной этого послужили чрезвычайно грубые и хамские карикатуры на Муххамеда, которые публиковало это издание — впрочем, оно публиковало и столь же грубые антихристианские карикатуры. Попытки как-то склонить редакцию к тому, чтобы этого не делать, не увенчались успехом, угрозы никого не испугали, и дело кончилось так, как оно кончилось.
Террористы, конечно, злодеи, но не проще ли было бы как-нибудь одернуть безобразников? Это сохранило бы и их жизни, и жизни людей, которые случайно пострадали вместе с ними. И что нанесло больше вреда межнациональным отношениям во Франции — высказывание Марин пятилетней давности, или вся история с карикатурами — когда сначала провокаторы долго и упорно плюют в лицо миллионам людей, потом являются террористы убивают провокаторов (плюс еще случайно подвернувшихся невинных граждан), потом проходят огромные демонстрации с участием ведущих мировых политиков в знак солидарности с провокаторами?
Нам говорили, что, нравятся нам глумливые карикатуры или нет, свобода слова священна, и никому не позволено ее ограничивать. Таковы славные традиции Запада, и если вы в них сомневаетесь, вы люди жалкие и презренные и потомственные рабы. А вот в милой Франции прекрасной Вольтер давно уже раздавил гадину,провозгласив «Я не одобряю того, что вы говорите, но я ценой собственной жизни буду защищать ваше право говорить это».
Никому не позволено ограничиваться свободу самовыражения, особенно террористам. Что террористам нельзя, это понятно — террористам можно только выходить с поднятыми руками. А вот государству — чтобы поддержать мир и выбить почву из-под ног тех самых террористов, можно?
Нам говорили, что категорически нельзя — и в этом то и состоит принцип свободы слова. Угодно творческому человеку глумиться над почитаемыми святынями других людей — значит имеет полное право. Мало ли на что вы еще захотите оскорбиться. Все бы вам запрещать! А вот в цивилизованных странах — свобода слова!
На самом деле в большинстве европейских стран человека вполне могут привлечь к ответственности за публичные высказывания, которые будут сочтены угрожающими общественному миру.
Франция, как мы видим, вполне чужда безбережного вольтерьянства, что выяснилось сразу же после теракта в редакции «Шарли Эбдо», и последовавшего марша за свободу слова, когда Французский комик Дьедонне Мбала-Мбала написал у себя фейсбуке:
«После этого героического марша, который я назову... легендарным! Волшебным мигом, равным Большому взрыву, создавшему Вселенную! Или, по более скромной мерке (более локальной), сравнимым с коронацией Верцингеторикса, - я, наконец, у себя дома. Знаете, сегодня вечером, что касается меня, я себя чувствую Шарли Кулибали».
(Кулибали — террорист, который убил заложников в магазине, в знак поддержки нападения на редакцию). За свои дурацкие шутки комик был арестован и приговорен к двум месяцам тюрьмы условно — и он легко отделался, учитывая, что статья обвинения, «апология терроризма» предполагает до семи лет тюрьмы.
И вот теперь мы видим, как Марин Ле Пен влекут в суд тоже за высказывание — непохвальное, однако никому не причинившее физического вреда. Государство французское не только не одобряет того, что говорят некоторые люди, но и тащит этих людей в суд.
Пафос свободы слова, который так ярко сияет, когда речь идет о нападках на религию, неожиданно пропадает, когда речь заходит о чем-то другом.
В самом деле, где же массовые демонстрации под лозунгами Je suis Marine? Куда делось благоговение перед свободой слова — даже если этой свободой пользуются те, кого мы не одобряем?
На это стоит обратить внимание не для того, чтобы укорять французские власти в лицемерии — ну лицемеры, что мы, лицемеров не видели — а для того, чтобы обнаружить неосновательность ссылок на «свободу слова» для защиты кощунств. Как и ссылок на западный опыт.
Государство пресекает провокации, ведущие к общественным нестроениям и конфликтам — и государство французское в частности. Нет никаких оснований исключать из числа пресекаемых провокаций намеренные оскорбления религиозных святынь. Конечно, это во многом вопрос баланса — кто-то будет выискивать оскорбления там, где их нет, кто-то, наоборот, пытаться привлечь внимание к своей персоне, сознательно нарушая границы.
Но, так или иначе, бессмысленно защищать кощунства ссылками на неприкосновенность свободы слова. Если вы и в самом деле верите в такую неприкосновенность — что же, выходите с плакатом Je suis Marine.