Жить по-христиански — жить для Христа

Широкую известность село Давыдово в Ярославской области получило благодаря проводимым тут летом лагерям для особых детей — ментальных инвалидов. Началось всё десять лет назад, когда к настоятелю местного Владимирского храма иерею Владимиру Климзо приехали летом пожить несколько мам из Подольска со своими ребятишками. Постепенно работа с такими необычными детьми стала интересна и важна другим людям. Вместе со своими семьями они переезжали из городов в Давыдово, и здесь, опираясь на свои профессиональные знания и опыт, организовывали мастерские, начинали заниматься сельским хозяйством. К участию во всем этом привлекались в том числе и особые дети. Их так и хочется назвать сельской православной общиной, но отец Владимир считает, что до настоящей общины пока еще далеко.

Фото Алексея Реутского

«Мы строили храм, а храм строил нас»

В Давыдово гитарных дел мастер и будущий священник Владимир Климзо приехал с семьей из Москвы. Друзья отговаривали: «Куда вы едете?! Вся еда в Москве! А дочки? Дикие вырастут!» Местные тоже долго не могли понять «странный» поступок: «Вы из Москвы приехали? И квартира была? Но что вы здесь забыли?»

«У нас на это было порядка десяти ответов, — улыбается отец Владимир, — детям полезно быть на свежем воздухе, тут парное молоко, активный физический труд и т.д.»

На самом деле сельская жизнь была им с женой по душе. А опыт строить срубы, ловить сетью рыбу, топить печку и баню, косить сено и доить корову уже был — за три года до этого они жили в Карельской глубинке, откуда до ближайшего райцентра 80 км.
«В Давыдове мы увидели одичание деревни и развал всех хозяйств. Тут у молодежи были только две русские народные игры. Одна — «катуля», когда сгибаешь проволоку и катишь на ней колесо. Другая — подражание пьяным родителям, когда ребенок трех — пяти лет идет, кривляясь, по дороге с пустыми бутылками, притворяясь пьяным. Это был кошмар русской деревни, которая теперь пытается возродиться, но уже вокруг храма», — говорит отец Владимир. Здесь он планировал зарабатывать на жизнь производством гитар. Даже успел одну сделать, но вышло иначе.

В Давыдове стоял полуразрушенный храм. «В нем деревья толщиной с руку росли, крыша давно провалилась, земли по окна, и на душе от этого было очень тяжело, — вспоминает священник. — И однажды приехавший погостить к нам друг, глядя на эти развалины, предложил: “А может восстановим?” “Ты что, серьезно?” — удивился я. Слишком огромным казался тогда объем этих работ, даже несмотря на весь мой опыт бригадира. Просто Господь постучался в наши сердца». Местные жители поддержали инициативу и не только охотно подписали прошение к правящему архиерею на благословение строительства, но и приходили на субботники.

«Только тогда мы с женой и поняли окончательно, почему и зачем уехали из Москвы, — продолжает священник. — Нам хотелось что-то изменить в своей жизни, и это что-то Господь прояснил. А именно мысль, которую ангел-хранитель старался в уши вложить, а мы всё не слышали. И получилось, что мы строили храм, а храм строил нас. Господь дал сил, людей, и средства». Когда церковь в честь Владимирской иконы Божией Матери была построена, по благословению духовника Владимир принял священический сан и стал настоятелем храма.

С тех пор прошло ровно десять лет. За это время в Давыдове появился приходской детский сад, куда ходят малыши со всей деревни, начальная школа, социальный приют и ежегодные летние лагеря для особых детей (аутистов, детей с синдромом Дауна, ДЦП и др.). Инициатива социализации таких детей нашла отклик у многих людей, которые ее активно поддерживают в разных формах: мате­риально, информационно, личным трудом, консалтингом, стройматериалами. Более того, из городов стали приезжать и селиться многодетные семьи. А с прошлого года всё это оформилось еще и в Центр социальной помощи инвалидам, семье и детям «Преображение».

«Наша задача — не специальное заведение для особых детей, — поясняет отец Владимир. — Мы хотим, чтобы они жили среди нас и были такими же братьями и сестрами, с которыми мы молимся в храме. Мы сознательно и с радостью берем на себя крест помощи ближнему своему, следуя заповедям Христа».
Не всем община по плечу

Со стороны может показаться, что Давыдово — село как село с храмом в самом центре. Если б только на его окраине не было целого городка прилепившихся друг к другу строительных вагончиков, в которых живут летом особые дети, их мамы и волонтеры. Теперь для них есть и удобное, в том числе и для колясочников, общежитие на 20 семей. Конюшня, ферма с тремя коровами, быком и свиньями. Цех по производству металлоконструкций, питомник по выращиванию саженцев лиственных и хвойных деревьев. В ближайшее время планируется открыть столярное производство. Возле храма — трапезная, где организовано трехразовое питание для воспитанников приюта и всех, кто своим трудом участвует в жизни центра. И всё это дышит, живет и развивается, хотя в Давыдове немноголюдно — вместе с коренными жителями и переселенцами из городов не больше 80 человек, половина из которых дети.

«Получается, вам удалось осуществить мечту многих людей, сбежавших из городов в сельскую глубинку в начале 1990-х, чтобы, создав общину, в труде, молитве и в православной вере воспитывать детей? Не у всех это получилось. А у вас?» — спрашиваю отца Владимира.

Он начинает издалека: «Этот год у нас был очень интересный и творческий. Мы впервые за десять лет постарались проанализировать всё, что делали до этого. Обсуждали, что такое община, читали статьи, книги на эту тему, стараясь понять, что было до нас и что сейчас существует вокруг. Казалось, найдем готовую, прекрасную модель, примерим на себя и заживем. Не тут-то было! Более того, жизнь показала, что мы не являемся общиной. Я понял для себя, что община — это то, что создают не люди, а Господь. Он призывает в общину людей. Но кто тогда мы? Общность православных людей, чья цель кроме совместной молитвы и дел милосердия теперь и создание общины».

В чем же главный принцип сельской православной общины для моего собеседника и его единомышленников? Если в двух словах — постоянной жертвенности и самоотдаче, потому что в селе никаких дел милосердия без этого не получится и никакая община не сложится. В городе проще — приехал на вокзал, покормил бомжей и уехал. А здесь ты живешь постоянно и должен поддерживать всю инфраструктуру. Значит, кроме основной работы на тебе лежит еще и общественная работа. Кто-то с детьми играет в хоккей, футбол, кто-то фольклорный кружок ведет, и каждый отдает себя этой работе целиком и безвозмездно.

«Не все этого хотят, не каждому это нравится, у нас были люди, кто приезжал, жил какое-то время и уезжал. Бывало, и с обидой», — вспоминает священник. Воздушные замки легко разрушаются, когда душа не готова к напряженной духовной, молитвенной жизни.
«Поначалу человек вдохновлен — исповедуется, причащается, читает правило, живет в постоянном духовном напряжении. Господь посылает благодать, и всё хорошо. А когда первый порыв проходит, он начинает “сдуваться” — правило пропускать, вечернюю службу, на Литургию уже к Херувимской приходить. И благодать от человека отходит, — объясняет отец Владимир. — Он теряет духовное видение и перестает понимать, что происходит. С ним уже невозможно сотрудничать, ему нужна помощь, которую он не просит ни у Бога, ни у людей. Он просто говорит: я работал — заплатите мне деньги, я столько здесь пахал. Но разве другие не пахали?»

Проблема в том, что надо постоянно работать над собой, преодолевать свои духовные немощи. Нет готового рецепта счастья. Люди приходят в храм не за счастьем в его обыденном понимании сытости и удовлетворенности в чем-то, но чтобы быть наполненными Христом. Во Христе нет удовлетворенности, а есть радость, и жить в ней и ради нее готов далеко не каждый. Но если ты хочешь это понять и принять, приходится как-то менять свою жизнь и приоритеты в ней.

Община — это любовь, продолжает отец Владимир. Но эту любовь надо еще вырастить в себе, а это непросто. Господь собирает таких, и они, падая, подымаясь, ругаясь, прощая друг друга, идя на исповедь, причащаясь, потихоньку становятся взрослее духовно. В какой-то момент Бог делает так, что у общины появляется будущее, она не распадется уже, что бы ни случилось. Община — это нечто живое, а не что-то закостенелое, не модель. «Меня не будет, а община останется и будет жить и развиваться. Смотри, сколько книжек дореволюционных у меня, — отец Владимир кивает на книжную полку, — где крестьяне мечтали об идеальной общине. Но по сути, что поражает, это всё про экономику, про наделы, про дележ и трудовые союзы, где Бог, конечно, присутствует, но как-то в стороне. Всё это была мечта о колхозе. Ну и домечтались».

«А если к вам придет человек и скажет: я хочу жить и работать с вами, трудиться, молиться, детей в православной вере воспитывать. Но у меня семья, содержать же ее как-то надо, а на что?» — спрашиваю у священника.

«Мы ему скажем: попробуй поживи с нами год-другой, посмотрим, подходим ли мы тебе, а ты — нам. Давай Бога послушаем. Что Он скажет? Ты можешь взяться за бизнес — мы найдем тебе инвестиции, если ты достойный человек и мастер своего дела. Нет проблем. Хочешь, купим тебе породистую скотину, и ты будешь ей заниматься. Ты мастер на все руки? Мы купим тебе хороший станок. Но обязательным условием должно быть, чтобы в этот трудовой процесс были включены особые члены общины. В производственной цепочке для них должно быть свое посильное звено. А если ты просто рабочий и что-то умеешь, прожив всю жизнь в городе, увы, скорей всего, под тебя тут нет специально заточенных мест. Тогда найди дело по душе из того, что тут востребовано. Мы открыты для всех, но решение — будешь ты жить здесь или нет — принимается всеми сообща», — говорит отец Владимир. Человек должен определиться с приоритетами, действительно ли он хочет жить в православной общине и воспитывать в этой среде детей. Потому что городские представления о православной среде в селе не всегда совпадают с реальностью.
«Наша община только один из путей спасения во Христе. Бог смотрит в сердце человеку и знает, что ему нужно. Если человек устойчив в своем сердечном горении и желаниях, Бог это слышит и, как любящий отец, дает человеку возможность реализовать себя во Христе», — делится наблюдениями священник.

Покинувшие города

Все, кто приезжает в Давыдово и хочет вступить в общину, стремится к тому, чтобы в основе его жизни здесь лежала Божественная литургия и молитва, а всё остальное этому подчинялось. Взаимовыручка и поддержка, дружелюбные отношения и внимание друг к другу — это лишь естественное следствие. Распорядок дня не регламентирован, как в городе: работа, выходные, отпуск. Иногда день начинается на заре и на вечерней заре заканчивается. Выходные есть не всегда, но зато есть православные праздники, музыкальные номера и угощение, которые готовит каждая семья.

«Мы стремимся создать такую среду, где найдется место для творчества каждому. И если ты не придешь, то праздник уже не будет таким, каким мог бы получиться с тобой», — говорит многодетная мама и педагог Яна Антонова. Для нее жизнь в деревне — это постоянное творчество и такая степень внутренней и внешней свободы, о которой городской житель может только мечтать. К слову, Яна совместно с Олесей Гладковой, профессиональным этномузыкологом, руководит давыдовским фольклорно-этнографическим ансамблем «Улейма». Им удалось собрать самую полную в стране фонотеку народных песен Ярославской области. Коллектив «Улеймы» с успехом исполняет их в многочисленных поездках. В нем поют все от мала до велика, поэтому с церковным хором, как и с алтарниками, у отца Владимира нет проблем. Так что Давыдово — это еще и центр фольклора.

Александр Бурбаев, в прошлом менеджер крупной российской компании, а сегодня помощник по хозяйству отца Владимира, узнал о Давыдове, когда пришел в храм. Он убежден, что здесь можно осуществить идеал той жизни, которой он желал бы для своей семьи: «Рано или поздно у каждого человека возникает вопрос — для чего ты живешь? Что главное для тебя, а что второстепенное? Что полезно, а что — нет, с точки зрения спасения своей души? Большую часть времени я посвящал работе, мотался по командировкам, а потом вдруг увидел: дети-то выросли без меня. И подумал, а можно жить так, чтобы и Богу служить, и семью свою видеть каждый день, и делать одновременно что-то полезное и важное для других? Познакомившись с батюшкой, мы с сыном несколько раз приезжали в лагерь помогать. И я понял, что всё это возможно осуществить здесь». Александр говорит, что город делает из детей потребителей, а в деревне у ребенка естественно формируется много полезных навыков, необходимых для жизни в целом. «Мы живем в той среде, которую создаем сами. Тут нет чужих детей — моему ребенку, например, любой член общины может сделать замечание, если он неправ», — говорит он. И, возвращаясь к теме занятости, добавляет: «Организовать бизнес тут несложно, лишь бы нашелся человек, который взялся бы за это дело. Главное только, чтобы на первом месте у него был Бог, а не козы или пчелы. И служение ближнему, а кем ты служишь — неважно. Господь поставил тебя на это место, потому что у тебя есть опыт».

Для многодетной мамы Анны Замбржицкой, которая живет в Давыдове уже семь лет, главное — воспитание детей и богослужебная жизнь. Она, как и большинство прихожан, учится относиться к храму как к своему. «Не принесешь цветов, храм не будет украшен, не уберешься — будет грязно», — говорит она. В Москве ей каждый раз, идя на службу, приходилось решать проблему, как добраться до храма с тремя детьми. «На Литургию мы успевали только к Херувимской, храм был далеко, времени на личное общение с прихожанами и участие в приходской жизни храма уже не оставалось. А здесь совсем другое дело», — улыбается Анна. Если есть необходимость, можно договориться с такой же многодетной мамой или отвести малышей в детский сад. И не нужно беспокоиться за тех, кто постарше, когда они гуляют на улице — в деревне все друг друга знают. Анна окончила Тимирязевскую академию вместе с мужем Александром, работавшим в городе системным администратором, они выращивают саженцы клена, липы, рябины, ясеня и хвойных пород для городского озеленения. Когда жена предложила переехать в деревню, он быстро согласился: «Деревенский уклад мне больше по душе, я не испытываю такого нервного напряжения, как в городе. Не нужно подстраиваться под действительность, занимаясь тем, к чему не лежит душа». В деревне он обучает давыдовских детей хоккею и футболу. Его детская хоккейная команда тренируется зимой на льду пруда. Он не согласен, что город дает больше для дополнительного образования детей, чем Давыдово. Основное образование дети получают в известной Ивановской школе (об этом см.: ЖМП. 2013. № 7) Борисоглебского района (директор Владимир Мартышин), где воспитание так же важно, как и образование.

Особые дети

Отец Владимир постоянно подчеркивает, что экономическая сторона жизни в давыдовской общине важна ровно настолько, насколько это способствует главному делу — молитве и добрым делам, на которые призывает Господь. И, конечно, основное из них — работа с особыми детьми. «Мы никого не исцеляем, мы не врачи и не считаем их больными. Мы только помогаем такому человеку в желании научиться жить в обществе и обслуживать самого себя. И еще мы их воцерковляем», — говорит священник.
Наталья приехала в детский лагерь в Давыдово этим летом вместе с сыном Никитой и, когда обе смены закончились, осталась пожить еще. Никите десять лет, он особый ребенок (аутист). Несмотря на то, что в Москве с Никитой занимались в специализированном центре, никак не удавалось научить мальчика правильно строить отношения с близкими. В какой-то момент Наталья поняла, что бабушке, которая сидела с внуком, не справиться. Тогда от врача ее сына она узнала о Давыдове и решила поехать. Тут Никита изменился. Он не только окреп физически, подрос, но и стал более общительным и спокойным, улучшилось его взаимопонимание с мамой. Тьютер (специалист, сопровождающий в процессе индивидуального обучения) научил его простым молитвам, соблюдению распорядка дня, завязывать шнурки, благодарить и т.д. «Он охотно ходит в храм и может два часа сидеть на ступеньке клироса, открыв рот, слушая песнопения, — говорит Наталья, — ему очень нравится там, хотя аутисты обычно избегают скопления людей. К Чаше он подходит теперь совершенно спокойно, а раньше мог дернуться, рукой махнуть». Она чувствует себя здесь очень комфортно, даже если Никита вдруг начинает кричать в храме, все относятся с пониманием и стараются помочь, если это требуется, не боятся отпускать детей играть с Никитой. «Я и сама изменилась, — улыбается Наталья, — я ведь не была воцерковлена до этой поездки. Здесь учусь терпению. И, несмотря ни на что, чувствую себя счастливой, у меня появилась надежда на Бога, что Он поможет стать сыну более самостоятельным в жизни».

Работа священника с мамами — важная часть общего труда по социализации особых детей.

Как найти для них слова утешения, как помочь избавиться от давящего горя и мыслей о безрадостной перспективе? Разговаривая с ними, отец Владимир переводит проблему в духовную плоскость: «Я говорю им обычно, кем бы вы хотели видеть вашего ребенка: инженером, менеджером? А в Бога вы верите? Вы спросили, что Он хочет для ваших детей? Что лучше — быть в грехах по самые уши или аутистом родиться и помогать другим людям своим существованием рядом с ними? Ведь в загробную жизнь не возьмешь ни образование, ни всё “непосильным трудом нажитое”. А что возьмешь? Духовные достижения, другого же не будет там ничего».
Люди смотрят на инвалида и думают: бедный, несчастный ребенок, как ему не повезло. Это чувство называется жалостливость. Это не любовь, когда ты можешь как-то действенно ему помочь, а теоретическая примерка на себя состояния этих детей.
«А он-то себя хорошо чувствует, чего его жалеть? Он сейчас побежит, прыгнет в лужу — ему классно, а тебе плохо. Смотришь, как он лежит в луже: “Господи, помилуй, какой бедный ребенок!” Это ты бедный — в лужу лечь не можешь, а он может. Чего плохого в этом? Ах, он не сможет найти хорошую престижную работу, как я нашел, никогда не станет таким, как я, умным. А почему ты решил, что ты умный? Страшный суд покажет, какой ты — умный или неумный», — смеется священник. И рассказывает одну из типичных историй из личной практики: «Приехала к нам недавно мама, которую 16-летний, очень подвижный, с агрессивным поведением сын-аутист довел до тяжелого депрессивного состояния. Она была уже между двух крайностей — мыслями о суициде и желанием сдать его в психоневрологический интернат. Их отношения были адом. Мама было бесконечно далека от Церкви, приехала с последней надеждой, что хоть тут помогут. Первый раз в жизни пришла на службу, исповедовалась, причастилась. Вместо тоски в глазах появилась надежда. Следом пришел на исповедь ее сын. Я его спрашиваю: “Ты грешен? Что-то плохое делал, маму обижал?” На всё один ответ: “Нет”. Ты святоша, что ли? Тогда иди отсюда, раз тебе каяться не в чем. Он попытался меня ударить и убежал. Обиделся. И чего-то еще орал по дороге. Прошла неделя, и он снова пришел на службу. Исповедовался, причастился. И я чувствовал, что он был искренен, исповедовался в силу своего умения и осознания. Он же понимал, что маму обижает, что ей плохо с ним. А с другой стороны невоцерковленная, совершенно депрессивная мама, которая, уже расслабившись и разогнувшись, поняла, что есть свет в конце тоннеля. На последней неделе они снова исповедались и причастились и уехали лучшими друзьями. И оба светились от радости! Таково действие исповеди и причастия, реальной благодати».

Исповедь про маму

Исповедуя особых детей, отец Владимир старается максимально повысить «планку» нравственной самооценки ребенка, хотя и учитывает при этом, что у каждого из них своя история отношений с Богом. Не всегда за три недели можно научить их исповедоваться, не поняв языка, жестов, особенностей, говорит он, хотя и не разделяет мнения, что особых детей можно причащать без исповеди, как младенцев. Как минимум пытается напомнить им о совести: «Сделал маме больно? Нахамил? Пойди ее обними, извинись перед ней». «Когда я вижу, что он пошел обнял мать, меня это очень радует. Нам неведомо, что для них Бог, что они себе думают и понимают о Нем, многие из них “не речевые”, и у них свой язык, который ясен только очень близким людям, — продолжает отец Владимир. — И можно судить о том, какие у них отношениях с Богом только косвенно, наблюдая, как они меняются в течение трех недель в отношении службы и молитвы, по их стремлению чаще посещать храм».

Видя неадекватное поведение аутиста и не зная его, очень трудно понять, что в таком поведении от хамства, невоспитанности, а что от болезни, от реактивности внутренних процессов. Поэтому, когда особый ребенок подходит к аналою, священник спокоен, ведь, если он пришел к Богу, неважно, как он себя ведет. «Естественно, я допускаю их до причастия такими, какие они есть. Ведь они стремятся к причастию, постятся, с утра не едят, не пьют, прислушиваясь к маме, как бы ни капризничали. Но если он мне уже знаком и я в курсе его плохого поведения, то тут, конечно, настаиваю на осознании им своих дурных поступков», — говорит священник.

Но есть один фактор, который, как ни странно, мешает особым детям приблизиться к Богу: это их отношения с матерью. Если мама сама не стремится в храм, то не дает это сделать и ребенку. Они считают, что изменить поведение ребенка, решить внутрисемейные конфликты помогут врачи. И матери ходят по одному и тому же кругу — терапевт, психолог, психиатр, коррекционный педагог. По мнению отца Владимира, каждый из них решает свою задачу, но никто из них не будет говорить с мамой особого ребенка о смысле жизни, о поведении, воспитании и т.д. И очень часто то, что врачи называют агрессией, является просто прямым хамством и грехом, тем более когда он хамит маме. Тут нужно учитывать, что они вдвоем — это «сросшаяся» пара, и один провоцирует другого. Оторвать мать от ребенка-инвалида — самое сложное в социализации. Да, она сама страдает от его хамства, но, с другой стороны, уже прикипела к нему. Есть такие, кто и в зрелом возрасте не хотят отпускать от себя ребенка, ходят и ходят по специалистам и говорят про болезнь. Отними его у нее, и ей станет незачем жить: она же большую часть жизни возле него прожила. Мать вроде и мечтает о его будущем, а на самом деле его не отпускает. И не всегда понятно, кому тут в первую очередь нужна помощь.
«В лагере три группы социализации: мама особого ребенка, сам ребенок и волонтер, который с ним работает», — поясняет отец Владимир. Волонтеры — это городские дети, иногда ровесники особых детей, православные прихожане, которые тоже вырастают здесь духовно. Три недели общения с аутистом — это отдельная страница их жизни, когда ты перестаешь жить для себя и вынужден жить для него. Должен жертвовать собой, и это не проходит бесследно — взамен Господь посылает тебе благодать.
Так уж устроена жизнь в давыдовской общине, что все, кто на неделю, месяц или навсегда приезжает сюда, прямо или косвенно участвуют в делах милосердия, которые стали естественным продолжением духовной жизни, заменив материальное благополучие и городской комфорт. И услышанная автором этих строк фраза «Жить по-христиански — значит жить для Христа» в Давыдове звучит совсем без пафоса — это просто констатация факта.

Справка

Летний лагерь для особых детей (аутизм, синдром Дауна, ДЦП) в с. Давыдове проходит ежегодно с 2005 г. в две смены по три недели — в июне и июле. Дети приезжают со всей России (в частности, Ярославль, Краснодар, Новороссийск, Барнаул, Воркута, Питер, Москва), а также из дальнего зарубежья — из Австрии и Франции (семьи российских эмигрантов). К каждому ребенку приставлен волонтер, который помогает, если это необходимо, выполнять послушания, способствующие реабилитации (например, уборка территории, покраска, прополка на огороде, складывание дров в поленницы, уход за лошадьми и др.). Дети участвуют в жизни общины — в богослужениях и православных праздниках. В настоящее время летний лагерь рассчитан на 25 семей в одну смену.