Куда приводят школьные реформы?

Почему ситуация с русским языком и литературой в школе наводит на мысль о национальной катастрофе? Как в век суперкомпьютеров мы теряем элементарные человеческие навыки? Что в этих ужасающих условиях может предпринять государство, а что — только родители нынешних школьников? Об этом говорим с кандидатом экономических наук, научным редактором журнала «Эксперт» Александром Приваловым. Он вошел в состав Общества русской словесности, которое было учреждено в марте этого года и которое возглавил Патриарх Кирилл.

Что происходит в школе?

— Александр Николаевич, Общество русской словесности было создано по решению президента страны. Почему на проблемы преподавания русского языка и литературы в школе пришлось обратить внимание высшему должностному лицу?

— Потому что ситуация с преподаванием русского языка и литературы в школе очень тревожная. За последние годы даже результаты ЕГЭ по русскому языку стали ужасающими. Настолько, что в 2014 году Министерство образования было вынуждено задним числом резко снизить планку допустимого результата. Если до экзамена объявлялось, что удовлетворительной оценкой будут считаться 36 баллов, то после экзамена решили считать удовлетворительными 24 балла. Если называть вещи своими именами — то узаконили двойку. Иначе очень большая часть выпускников того года просто не получила бы аттестат.

За последние годы число часов на русский язык и литературу многократно уменьшено: минимум в три раза, а в некоторых случаях — в шесть раз. Преподавание русской словесности в школе на очень низком уровне. И вроде бы все понимают, что русская словесность — это хребет нации. Как тогда получилось, что хребет нации загнан в подполье? Что литература стала даже не второстепенным, а пятистепенным предметом в школе?..

— Почему именно русский язык и литература — хребет нации? Почему не история, не физика?

— Потому что язык — это способ мышления. Мы же все без рефлексии, сразу понимаем, что Иван Сергеевич Тургенев в знаменитом стихотворении в прозе говорит правду — именно наш язык держит страну; он настолько богат и настолько великолепен, что дает нам ментальный инструмент для решения любых необходимых задач — для существования. А сколько-нибудь полно овладеть языком без русской литературы — дело едва ли возможное.

Сейчас люди перестали толком понимать прочитанное. Перестали ловить интонацию текста, видеть иронию, сарказм, оскорбление, если оно выражено не напрямую. Они водят глазами по строчкам, но не отслеживают логики текста. Многие не способны заметить даже откровенных логических провалов. В журнале «Эксперт» аудитория, я бы сказал, элитная — но даже здесь количество людей, которые способны правильно прочесть три абзаца подряд, уменьшается.

Этого быть не должно. Не может быть нации, не умеющей читать и говорить! Школа должна всему этому учить, чего она совершенно не делает. А ведь это нельзя наверстать когда-нибудь потом. Либо в школьном, именно школьном возрасте дети научаются читать, писать и говорить — а значит, и думать, и общаться, либо они остаются безнадёжными невеждами.

— Что делать со всеми этими проблемами, о которых Вы говорите?

— Я не готов — да, полагаю, и никто сейчас не готов — дать сколько-нибудь полную программу исцеления запущенной болезни. Споры между филологами и педагогами по многим весьма важным вопросам пока не утихают. Тем не менее есть вещи достаточно очевидные. Первое: совершенно очевидно, что нужно увеличить часы преподавания русской словесности. Того времени, которое сейчас осталось в школах на русский язык и литературу, недопустимо мало.

Второе: что бы ни решили эксперты Общества, понятно, что реализовывать эти решения должны будут простые учителя. А учительский корпус сегодня не в лучшем состоянии. Да, есть много хороших учителей, есть даже сколько-то великих учителей, но в среднем учитель довольно слаб. Существующая система как будто нарочно направлена на выдавливание сколько-нибудь самостоятельных творческих людей.
Я учительский сын и знаю, что учитель никогда не жил по-царски. У учителя всегда была масса обязанностей и масса начальства. Но такой затурканности, такого полного бесправия, как сейчас, не было никогда. Заслуженный учитель, выпустивший тысячи детей, может получить выговор от чиновников за то, что сказал не «рабочее поле», а «тетрадь», не «обучающийся», а «учащийся»; за то, что он, в августе составляя план уроков на весь учебный год, написал в апреле что-то такое, с чем сам потом не совпал. Это просто позор! Я печалюсь, что лучшие учителя уходят, но я их не виню. Человек, уважающий себя, не должен работать в таких условиях. Такие условия надо ломать — и, в общем-то, хорошо известно, что для этого надо делать. То, что этого упорно делать не желают, есть беспримерное безобразие.

Третье: если мы хотим иметь в школе что-то разумное, мы должны немедленно заняться педагогическим образованием, разгромленным в нашей стране за последние несколько лет. Две трети педагогических вузов закрыты, остальные переформатируются. От перевода педагогического образования на четыре года вместо пяти, в уныние приходят все серьёзные педагоги, с которыми мне приходилось общаться. Нельзя за четыре года дать человеку достаточно: а) фундаментальных зданий и б) ремесла. Потому что педагогика — это ремесло, это масса педагогических, методических навыков. Чтобы им научить, нужно время.

Катастрофическое падение уровня подготовки учителей-словесников гарантирует нам, что результаты обучения русскому языку и литературе, которые мы называем ужасными сейчас, через десять лет будут казаться нам раем, потому что дети будут тотально безграмотны. Не может учитель, который сам ничего не знает, чему-то научить других.

Что делать родителям школьников?

— Ситуация критическая, но понятно, что на серьезные сдвиги в системе образования нужно время. Тем не менее дети растут, ходят в школу с таким количеством часов и с таким уровнем преподавания, каковы они есть. Что бы Вы посоветовали родителям делать в этих условиях?

— Образование ваших детей, будем честны, — это только ваша ответственность. Это не школа делает что-то такое важное, чему вы можете посодействовать. Это вы воспитываете вашего ребенка, а школа чем сегодня может, тем и помогает. Я бы переставил акценты именно так.

В первую очередь нужно выбирать школу. Если это невозможно или если даже выбранная школа недостаточно хороша, надо искать товарищей по несчастью, объединяться, находить учителей, звать их в эту школу, либо организовывать групповые занятия. Обязательно нужно помогать друг другу и школе. Речь не о деньгах — во всяком случае, не только о них. Речь именно о человеческой помощи. Мы ведь постоянно друг на друга орем — от этого страшно устают и родители, и учителя! Последние уже на стенки кидаются, когда видят идущую в коридоре мамашу. Это неправильно. Разговаривайте, беседуйте, спрашивайте, чем помочь. Можете прочесть школьникам интересную лекцию — прочтите. Можете привести интересного человека, чтобы он что-то рассказал детям, — приводите.
Попытайтесь создать вокруг вашего ребенка благоприятный микроклимат. Желательно прямо в школе, а если невозможно, то со знакомыми родителями, друзьями вашего ребенка. Потому что учит не учебник. И порой даже не учитель. Учит атмосфера заведения.
И конечно, важнейшая часть этого микроклимата — лично вы. Средние родители, по моим наблюдениям, интересуются вопросами школы всего три года — с 9-го по 11-й: поступит их ребенок в вуз или не поступит. Остальное абсолютно безразлично. Такого, честно говоря, запоздалого интереса — мало.

Если для вас важно, только чтобы ваш сын хоть куда-то поступил, не попал в армию, а потом получил диплом, если вы не понимаете, зачем в действительности нужно образование — ничего не выйдет. Попытайтесь понять, чего вы хотите от ребенка. Но думаю, вы согласитесь, что читать, писать, понимать и говорить он должен уметь. Это база любого другого умения, навыка, способности, таланта. Неважно, какая профессия будет у вашего ребенка. Общаться устно и письменно, понимать интонации — без этого не может быть ни образованного, ни культурного человека.

— А что делать, если ребенок не любит и не хочет читать?

— Нет способа приучить ребенка к чтению, если ты не читаешь и не любишь читать сам. Другой возможности я не знаю.

— Как реализовать это в жизни? Читать что-то вместе с ребенком? Или читать что-то свое, чтобы ребенок тебя видел?

— Видите ли, я так давно не имел дела с маленькими детьми, что не хочу давать безграмотных советов. Разберитесь в этом вопросе сами, поспрашивайте у людей. Но каждый дом, каждая семья должна заниматься чтением и пониманием. Если для этого ваше дитя надо держать за ручку, держите. Если надо показывать ему, как вы сами читаете, — читайте. Конечно, если вы сами не любите читать, долго врать вам не удастся, но постарайтесь хоть что-то сделать. Главное, мы должны искренне думать, что чтение — очень высокая ценность. Это передается.

Кого и зачем читать?

— К каким образцам мы должны обращаться, чтобы научиться настоящей русской речи? К каким авторам, книгам?

— Прежде всего, я бы убрал слово «должны». Я говорю, что ребенок должен прочесть «Капитанскую дочку» — но это все же метафора. Конечно, никто никому ничего не должен — но все-таки очень желательно «Капитанскую дочку» прочесть.

Никакого образца, кроме проверенной временем классики, я посоветовать не могу. Хотите послушать настоящую русскую речь? Ставьте старые записи Малого и Художественного театра. Хотите почитать настоящую русскую речь? Читайте Пушкина и Лермонтова. Столь же желательно прочесть и какие-то базовые книги других великих литератур. Вся Европа в школьных программах читает Чехова и Достоевского — давайте и мы с вами будем читать Шекспира, Мольера и других замечательных зарубежных авторов.

— Кто учил читать Вас?

— Все было очень просто. Мои покойные батюшка и матушка работали по 14 часов в сутки, а я выказал абсолютную неспособность к посещению детского сада — заболевал на второй же день. Поэтому меня просто оставляли дома. А там, кроме книжных шкафов, ничего не было — и уже лет с четырех-пяти я читал все, что находил на книжных полках. Вот привычка к чтению как самому естественному занятию и осталась на всю жизнь.

— Какая книга в памяти?

— Например, двухтомное подарочное издание «Дон Кихота» — большущего формата, на роскошной бумаге. С чудными картинками и большими буквами. Мне было года четыре или пять, когда я его впервые прочел.

— Говорят, что по-настоящему любимые книги — это те, которые мы перечитываем. У Вас такие книги есть?

— Есть. С великим сожалением должен заметить, что перечитывать я люблю больше, чем читать, в чем многие серьезные люди усматривают леность: ведь чтение, помимо всего прочего, — еще и труд. Конечно, есть масса книг, которые я время от времени перечитываю. А как иначе — они же любимые.

— Можете их назвать?

— Нет, разумеется, — их же много. Человек, который говорит вам, что у него есть любимая книга, прочел не больше двух. У меня любимых книг довольно много, и они очень разные.

Справка «Фомы». Александр Привалов

Александр Привалов родился в 1950 году в Москве. Окончил механико-математический факультет Московского государственного университета. Кандидат экономических наук. С 1993 года принимал участие в создании делового еженедельника «КоммерсантЪ». Один из основателей и научный редактор журнала «Эксперт». Занимал должность первого заместителя главного редактора газеты «Известия», был одним из ведущих программы «Однако» на Первом канале. Автор многочисленных книг, научных трудов и статей.

Фото Владимира Ештокина