О патриархе Пимене

Платон Извеков (будущий патриарх Пимен). Фото 20-х годов

Сына в семье ждали долго: после рождения старшей дочери Марии все дети Извековых: Анна, Владимир, Михаил, Людмила – умирали в младенчестве. И тогда мать дала обет: если будет сын, посвятить его Богу. Так родился Сергей Извеков – дитя молитвы и обета.

Отец Сергея работал механиком на Глуховской фабрике Арсения Морозова под Богородском, где и жила его семья. Матери удалось рано приобщить сына к чтению духовной литературы. «Я с детства увлекался творениями “русского златоуста” – архиепископа Херсонского Иннокентия», – вспоминал в 1970-е годы Святейший Патриарх.

Вместе с матерью мальчик совершал паломничества по святым местам; особенно часто они бывали в Троице-Сергиевой лавре. Пелагея Афанасьевна исповедовалась у старца Зосимовой пустыни преподобного Алексия (Соловьева). Вспоминая свое первое паломничество в Троице-Сергиеву лавру, патриарх говорил: «Привезенный своей родительницей в святую лавру Сергиеву, когда мне исполнилось 8 лет, я впервые исповедовался и причащался святых таин в Зосимо-Савватиевской церкви лавры».

Когда Сергей немного подрос, он начал ездить по православным обителям один или в сопровождении друзей. Святой митрополит Макарий (Невский), живший на покое в Николо-Угрешском монастыре, сказал ему: «Помолись за меня, у тебя великий, но тяжелый путь». Блаженная Мария Ивановна Дивеевская, увидев юношу, вскочила и запричитала: «Смотрите, смотрите, владыка к нам пришел, владыка. Поставьте его калоши отдельно. Владыка, владыка пришел».

Очень рано при помощи опытных наставников овладев секретами регентского и певческого искусства, мальчик пел на клиросе в богородском Богоявленском кафедральном соборе, сам пробовал руководить хором. Был иподиаконом при епископах Никаноре (Кудрявцеве) и Платоне (Рудневе).

В Богородске Сергей Извеков в 1925 году одним из лучших учеников заканчивает школу. В этой школе, преобразованной из гимназии, еще работали старые преподаватели. В годы учебы проявился интерес Сергея к изобразительному искусству и поэзии. В августе 1925 года Сергей приехал в Саровскую пустынь, выразив желание принять здесь монашеский постриг. В это время здесь подвизалось около 150 монахов. Один из старцев пустыни благословил будущему патриарху ехать в Москву: «Тебя ждут там». Приехав в Москву к празднику Сретения Владимирской иконы Божией Матери, Сергей Извеков оказывается в Сретенской обители, где его друг, будущий церковный историк Михаил Губонин, знакомит его с настоятелем монастыря епископом Борисом (Рукиным). Епископ Борис летом-осенью 1925 года совершал достаточно много монашеских постригов, намереваясь пополнить состав братии молодыми монахами. Сергей Извеков произвел хорошее впечатление на епископа Бориса своим регентским мастерством и остался в Сретенской обители. Здесь, 4 декабря 1925 года, от руки епископа Бориса он принимает иноческий постриг с именем Платон.

Молодой инок Платон не захотел остаться в братии монастыря, когда вскоре после ареста митрополита Петра (Полянского) 9 декабря 1925 года образовался григорианский раскол, одним из лидеров которого был епископ Борис, да и монашеская жизнь в Сретенской обители после ухода в раскол ее настоятеля сходила на нет.

Знание богослужебного устава и церковного пения всегда отличали служение будущего патриарха. Он прекрасно руководил церковными хорами. Живший в то время в Москве брат святителя Илариона (Троицкого), возглавлявшего Сретенский монастырь в 1923 году, епископ Даниил (Троицкий) попросил инока Платона стать регентом храма Спаса Преображения в Пушкарях, который находился недалеко от монастыря на Сретенке. В 1926 году инок Платон руководил хором в храме во имя Флора и Лавра у Мясницких ворот, возле Центрального почтамта, а затем в храме преподобного Максима Исповедника на Варварке. В том же году инок Платон становится регентом правого хора храма святителя Пимена в Новых Воротниках. Прослужил здесь будущий патриарх до 1932 года. Настоятелем храма в годы служения в нем будущего патриарха был протоиерей Николай Бажанов, который и пригласил юного регента в свой храм.

4 октября 1927 года, в день памяти святителя Димитрия Ростовского, по распоряжению управляющего Московской епархией архиепископа Филиппа (Гумилевского) в Параклитовой пустыни Свято-Троице-Сергиевой лавры инок Платон был пострижен в мантию. Постриг совершил игумен Агафодор (Лазарев) с наречением имени Пимен – в честь подвижника Египетской пустыни преподобного Пимена Великого. «В одном из самых уединенных скитов лавры, – вспоминал Святейший Патриарх, – в пустыни Святого Духа Параклита состоялось мое пострижение в монашество, и там проходили первые шаги моего монашеского искуса, “вся вменяющего во уметы, да Христа приобрящу”. Здесь же я насыщался от сладостной трапезы бесед и наставлений, исполненных глубокой мудрости, огромного опыта и духовной настроенности, всегда любвеобильного и благостного приснопамятного наместника лавры архимандрита Кронида, много добрых семян посеявшего в мою душу». Принимая монашество, 17-летний юноша отчетливо понимал, что он уготавливает себе нелегкий путь: гонения на Церковь только набирали обороты. Это был год, когда борьба с духовенством достигла своего пика. Духовенство лишалось жилья, земли; налоги, которые накладывались на него, многократно превышали его доходы. Сотни священнослужителей слагали с себя сан, желая выжить. 19 февраля 1930 года митрополит Сергий (Страгородский) направил председателю комиссии по делам культов при Президиуме ВЦИК памятную записку о нуждах Православной Церкви в СССР, в которой описывал ужасающее положение духовенства. Но страх за свою жизнь и возможную судьбу не мог остановить будущего патриарха в его желании полностью посвятить себя служению Богу.

«Мое имя Пимен, в переводе с греческого “пастырь”, – говорил впоследствии Святейший, – дано мне в монашестве не случайно и обязывает ко многому. Господь судил мне быть пастырем. Но Он же заповедал в Евангелии: “Пастырь добрый полагает душу свою за овец своих”». Столь юный возраст не позволил сразу же совершить диаконскую хиротонию монаха Пимена. В иеродиакона он был рукоположен 16 июля 1930 года, накануне своего 20-летия, в день памяти святителя Филиппа, в Богоявленском соборе в Дорогомилово архиепископом Филиппом (Гумилевским). 25 января 1931 года тем же архиереем в Богоявленском соборе он был рукоположен во иеромонаха. Вскоре после этой хиротонии, 8 февраля 1931 года, архиепископ Филипп был арестован.

9 сентября 1931 года иеромонах Пимен был награжден набедренником. А в 1932 году к празднику преподобного Пимена Великого новый управляющий Московской епархией архиепископ Дмитровский Питирим (Крылов) возложил на отца Пимена наперсный крест.

В апреле 1932 года 21-летнего иеромонаха арестовывают в первый раз. Он подпал под массовые аресты священнослужителей, проводившиеся с целью ликвидации нелегальных монашеских общин. В своих показаниях на допросе 20 апреля 1932 года он не побоялся исповедовать Христа перед гонителями Церкви: «Я человек глубоко верующий, с самых малых лет я воспитывался в духовном духе. Имею письменную связь с сосланным, с Варнавой иеромонахом, которому иногда помогаю материально. Антисоветской агитацией я никогда не занимался и не занимаюсь. Ни в какой а/с группировке не состою, никогда не распространял провокационных слухов, что в СССР идет гонение на религию и духовенство. Воспитанием молодежи в антисоветском духе я не занимался. Состою регентом при церковном хоре, после окончания богослужений и до ко мне приходили на квартиру певчие хора, но а/с разговоров я с ними не вел». Девятнадцать человек, проходивших по делу, были освобождены, среди них был и иеромонах Пимен. Заседание коллегии ОГПУ, утвердившее решение о его освобождении, состоялось 4 мая 1932 года. Арестовывавшиеся в этот период священнослужители в основном находились в оппозиции митрополиту Сергию, и возможно, что решение об освобождении иеромонаха Пимена было принято, когда следователи поняли, что он не принадлежит к непоминающим.

Иеромонах Пимен и епископ Антоний. Павел Корин. 1935 г.

Власти после убийства С.М. Кирова 1 декабря 1934 года все больше ужесточали внутреннюю политику. Начались массовые депортации «бывших людей», в том числе духовенства, из крупных городов, прежде всего Москвы и Ленинграда. Был закрыт «Журнал Московской Патриархии», сведена к минимуму деятельность Московской Патриархии. К этому периоду относится работа иеромонаха Пимена с П.Д. Кориным. В начале 1930-х годов рождается великий замысел художника Павла Корина – картина крестного хода, выходящего из царских врат Успенского собора и вбирающего в себя всех лучших людей церковной России – «Русь уходящая». В центре композиции – три патриарха: Тихон, Сергий, Алексий. А справа, в первом ряду, – в полный рост фигура 25-летнего иеромонаха Пимена. Будущий патриарх действительно нередко бывал, по воспоминаниям, в 1935 году в мастерской Павла Корина на Пироговке. Ни никто никогда не мог объяснить, как, по какой таинственной интуиции делает художник молодого иеромонаха практически центром своей картины, пророчески видит в нем подлинный лик церковной России – Руси восходящей.

В начале 1937 года последовал новый арест иеромонаха Пимена. Постановлением особого совещания при коллегии ОГПУ он приговорен к принудительным работам на строительстве канала Москва-Волга. Он был направлен в Дмитлаг, располагавшийся в районе подмосковного Дмитрова. Дмитровский исправительно-трудовой лагерь НКВД СССР – громадное лагерное объединение, предназначенное для строительства канала Москва-Волга (кроме самого канала с его многочисленными шлюзами, плотинами, водохранилищами, узники Дмитлага построили в Москве стадион «Динамо», Южный и Северный (Химкинский) порты и др.). Пригодилась полученная в армии специальность ветеринара: он следил за здоровьем работавших на строительстве многочисленных лошадей. Люди на непосильных работах при крайне скудном питании и отсутствии медицинского обслуживания умирали тысячами. Хоронили их, просто засыпая грунтом на дне самого канала. Работа по строительству канала была закончена в 1937 году, в связи с чем в январе 1938 года Дмитлаг был ликвидирован. Часть заключенных Дмитлага была выслана в Узбекистан. Среди них был и зэк Извеков. Об этом времени патриарх говорить не любил или говорил кратко: «Тяжело было. Слава Богу, что все прошло». Как-то он сказал: «Да-да… Пришлось рыть каналы». На вопрос, откуда он знает узбекский язык, он ответил: «Да… пришлось… Я там ведь работал, рыл каналы».

На февраль 1939 года он – санитарный инспектор, который должен был проверять качество питания в местах общепита Андижана. В начале августа 1939 года Сергей Михайлович Извеков – так он проходил по документам – переводится на работу заведующим областным домом санитарного просвещения отдела здравоохранения Ферганской области в городе Андижане, где поработал до июля 1940 года. В августе 1939 года он побывал в командировке в Москве на конференции работников санитарного просвещения. В это время на свободе оставалось только четыре архиерея, которые ежедневно ожидали ареста.

Летом 1940 года он оставляет работу и поступает в институт. В 1940–1941 годах Сергей Михайлович Извеков – студент литературного факультета Андижанского вечернего педагогического института. Учебу он начал совмещать с учительством. 25 октября 1940 года он был назначен преподавателем и завучем Андижанской школы № 1. Иеромонах Пимен успел закончить только первый курс института. 10 августа 1941 года он был призван на военную службу в ряды Красной армии. Гитлеровцы рвались к Москве…

Военная специальность, полученная до войны, а также гибель кадрового офицерства в первые месяцы войны способствовали быстрому присвоению офицерского звания. Несколько месяцев обучения в пехотном училище закончились в начале 1942 года присвоением звания младшего комвзвода. 18 января 1942 года он был назначен командиром пулеметного взвода, входящего в 462-ю стрелковую дивизию, однако на фронт, как большинство младших офицеров, учившихся с ним, он тогда отправлен не был. Сказалось образование, полученное в институте, и работа учителем: грамотные штабные работники армии тоже были нужны. 20 марта 1942 года он был назначен помощником начальника штаба по тылу 519-го стрелкового полка, который находился в резерве ставки верховного главнокомандующего.

В мае 1942 года его полк начал сражаться с гитлеровцами в составе Южного фронта. В это время началась разработанная в ставке Харьковская операция. Она проводилась в основном силами Юго-Западного фронта под командованием генерала Р.Я. Малиновского, под общим командованием маршала С.К. Тимошенко. 12 мая началось контрнаступление, и к 15 мая войска продвинулись в среднем на 25 километров. Однако группа армий «Юг», перебросив значительные подкрепления, начала окружать прорвавшиеся советские части. Командование фронтом боялось прекратить операцию, чтобы не вызвать гнев в ставке. В боях приняло участие и правое крыло Южного фронта, где воевал иеромонах Пимен. В результате войска были окружены немцами и уничтожены или взяты в плен, только 22 тысячи бойцов смогли выйти из окружения… Вероятно, к этому времени относится следующий рассказ: «Во время войны полк, где воевал будущий патриарх, попал в окружение и в такое кольцо огня, где люди были обречены. В полку знали, что среди солдат есть иеромонах, и, не боясь уже ничего, кроме смерти, бухнулись в ноги: “Батя, молись. Куда нам идти?” У иеромонаха была потаенно-запрятанная икона Божией Матери, и теперь под огнем он слезно молился перед ней. И сжалилась Пречистая над гибнущим воинством: все увидели, как ожила вдруг икона, и Божия Матерь протянула руку, указав путь на прорыв. Полк спасся». Другой рассказ военных лет повествует об этом так: «Подразделение, к которому он принадлежал, попало в окружение. Спасение пришло, по словам будущего патриарха, от Самой Божией Матери: он увидел на тропе неожиданно появившуюся плачущую женщину, подошел спросить о причине слез и услышал: “Идите прямо по этой тропе и спасетесь”. Войсковой командир, которому отец Пимен передал сказанное, внял совету, и воины действительно вышли из окружения». Адриан Егоров пересказывал слышанную им от патриарха такую историю: «Однажды ему поручили доставить командованию пакет с донесением. Помолился, перекрестился и сел в седло. Лошадь звали Судьба. Как рассказывал потом патриарх Пимен, опустил он поводья и тронулся в путь. Дорога лежала через лес. Благополучно прибыл в часть и вручил пакет. Его спрашивают: “Откуда прибыл?”, и он в ответ показывает рукой направление. “Нет, – говорят ему, – оттуда невозможно приехать: там все заминировано».

28 июля 1942 года Сталин издал приказ № 227, который предусматривал карательные меры вплоть до расстрела за отступление без приказа. Приказ получил на фронте название «Ни шагу назад!». 29 июля 1942 года отец Пимен был контужен. Затем были четыре месяца лечения в военном госпитале. 4 марта 1943 года началась Харьковская оборонительная операция. Противник стремительно рвался к Белгороду. Чтобы остановить врага, ставка начала выдвигать для усиления Воронежского фронта стратегические резервы. 13 марта 1943 года полк старшего лейтенанта Извекова в составе 7-й гвардейской армии начал боевые действия на этом направлении. 25 марта наступление врага было остановлено. Попытка врага взять реванш за Сталинград не удалась. В кровопролитных сражениях марта-апреля 1943 года под Харьковом участвовал старший лейтенант Извеков. 16 апреля 1943 года отец Пимен был вновь контужен: авиабомба взорвалась рядом с местом, где укрывалась рота, которой командовал старший лейтенант Извеков. «Солдатики мои были щуплые, маленькие. А у меня спина широкая, я и прикрыл их собой», – рассказывал потом Святейший Патриарх Пимен, когда боли в спине давали о себе знать.

После этого в том же году старший лейтенант Извеков был назначен адъютантом командира дивизии 7-й гвардейской армии генерал-майора Ф.И. Шевченко. 7-я гвардейская армия находилась на переднем крае фронта за Белгородом, имея за собой реку Корочу. 3 августа войска Воронежского фронта перешли в наступление.

Преследование противника продолжалось до города Харькова до 20 августа. 23 августа был взят Харьков. Войска 7-й армии вышли к городу Мерефа, что недалеко от Харькова. Здесь немцы создали мощный оборонительный рубеж. Нужно было под обстрелом врага, в том числе с воздуха, переправиться через р. Уду, приток Северного Донца. Патриарх говорил потом об этом эпизоде: «Командир у меня был добрый. Под пули меня не посылал. Но однажды пришлось переправляться через реку…»

28 августа 1943 года операция была закончена. Но среди выживших старшего лейтенанта Извекова не нашли. В штатно-должностной книге офицерского состава полка 30 сентября 1943 года была сделана запись: «Старший лейтенант Извеков Сергей Михайлович пропал без вести 26.08.43 Мерефск[ий] р[айо]н Харьк[овской] обл[асти]». Однако отец Пимен был жив, хотя его военное командование не знало об этом. Он был направлен в госпиталь в Москву, где проходил лечение после ранения.

29 ноября 1944 года он был задержан милицией в Москве. Выяснилось, что он проживал на Сущевском валу у двух монахинь. Было предъявлено обвинение в том, что он «скрывался от ответственности под видом служителя религиозного культа».15 января 1945 года военный трибунал Мосгарнизона приговорил его к десяти годам лагерей. 24 ноября на встрече с архиереями – участниками Архиерейского Собора, прошедшего в Москве 21–23 ноября 1944 года, глава Совета по делам РПЦ Г.Г. Карпов заявил, что «все священнослужители, состоящие на службе в церковных приходах, освобождаются от призыва по мобилизации, независимо от возраста». Таким образом, отец Пимен не мог быть назван дезертиром, так как подлежал освобождению от службы как священнослужитель. Однако осуждение последовало.

Иеромонах Пимен был доставлен по этапу в Воркуто-Печорский лагерь (Воркутлаг) 4 марта 1945 года. Условия этого лагеря были гораздо более жесткими, чем в Дмитлаге, где отец Пимен отбывал наказание в 1930-е годы. Суровые морозы, отсутствие санитарных условий и нормальной пищи обрекало на смерть большинство заключенных. Как мы видели, отцу Пимену не раз приходилось смотреть в глаза смерти, и каждый раз молитва и упование на Бога побеждали страх смерти. Специальность санитара пригодилась и здесь: в лагере отец Пимен работал санинструктором. Протоиерей Тихон Стрелецкий, отбывавший здесь срок, оставил воспоминания о встрече с отцом Пименом: «На 102-м квартале в Коми на одном участке иду я с кладбища. Смотрю: на конюшне из трубы дым идет. Значит, думаю, кто-то есть внутри. Захожу в конюшню. На постели лежит жеребенок, покрыт одеялом, только голова выглядывает. Я подошел, погладил. Осмотрел я келью, думаю: здесь живет не простой человек. Обогрелся я у печки. Через некоторое время входит молодой человек высокого роста. Я ему говорю: “Почему у тебя жеребенок на постели лежит?” А он отвечает: “Это сиротинка. Его мама сломала ногу на вывозе леса, и ее по лагерному обычаю зарезали и по 10 грамм мяса раздали заключенным. Та же участь ожидала жеребенка. Я пожалел его и взял на воспитание”. “Вижу, вы не простой человек”, – говорю ему. “Да, я – иеромонах. В лагерях уже во второй раз”».

18 сентября 1945 года на основании указа Президиума ВС СССР от 7 июня 1945 года иеромонах Пимен был освобожден по амнистии для участников войны. Оказалось, что он болен туберкулезом позвоночника. До февраля 1946 года он находился на лечении в Московском областном туберкулезном институте.

По выходе из больницы он, как бывший лагерник, не получил места в Москве и вынужден был искать место служения «за 101-м километром». Помог старый знакомый и сослужитель, с которым отец Пимен познакомился в 1925 году в Сретенском монастыре, – иеромонах Серафим (Крутень). Он прошел лагеря и ссылки и после войны стал служить в Благовещенском соборе г. Мурома, где принял схиму с именем Савватий. В 1946 году он стал духовником Одесского архиерейского дома. 20 марта 1946 года иеромонаха Пимена по рекомендации схиигумена Савватия назначили в штат Благовещенского собора бывшего Благовещенского мужского монастыря г. Мурома. Иеромонах Пимен служил в соборе, препоясав позвоночник жестким кожаным корсетом, так как проблемы с позвоночником постоянно давали о себе знать.

Переведенный в Одессу схиигумен Савватий рекомендовал отца Пимена епископу Одесскому и Кировоградскому Сергию (Ларину). В августе 1946 года епископ Сергий назначил иеромонаха Пимена сразу на несколько должностей: казначея Одесского Ильинского монастыря, благочинного монастырей епархии и настоятеля архиерейской крестовой церкви. В Одессе находилась летняя резиденция патриарха Алексия I, проводившего здесь отпуска, так что иеромонах Пимен оказался на глазах у Святейшего.

К Пасхе 1947 года по представлению епископа Сергия он был возведен в сан игумена. К этому времени прошло почти 20 лет с момента его монашеского пострига. Это были годы труднейших испытаний, годы исповедничества за Христа. Он прошел тяжелые испытания, выпавшие на его долю: арест в 1932 году, двухлетнюю армейскую службу, новый арест в кровавом 1937 году с двухлетней каторгой на строительстве канала Москва-Волга, среднеазиатскую ссылку; воевал, рискуя жизнью, на самых опасных участках фронта, чудом Божиим будучи спасен из окружения, от вражеской пули и снаряда; перенес несправедливое осуждение за дезертирство, чуть не погиб в Воркутлаге; пережил тяжелейшую болезнь и не менее трех ранений… А о многих бедах, выпавших на его долю, мы ничего не знаем.

Начало 1947 года иеромонах Пимен провел в Рязани. Сюда был переведен его старый друг, с которым он принимал постриг в Сретенском монастыре в 1925 году, епископ Иероним (Захаров). Последний служил в Молдавии и под давлением Совета по делам РПЦ был переведен в Рязань. С ним и отправился отец Пимен. Прихожане очень полюбили высокого и добродушного иеромонаха, произносившего прекрасные проповеди, в которых он говорил и о вопросах, относящихся к области, как бы мы сейчас сказали, естественнонаучной апологетики, применяя свои знания в области биологии. Храм стал быстро наполняться народом, в том числе и молодежью. За несколько месяцев пребывания в Рязани у него появились духовные чада, помнившие его затем всю жизнь. Рязанский уполномоченный Совета по делам РПЦ был всерьез обеспокоен этим и добился отъезда отца Пимена из Рязани. Покойный митрополит Симон (Новиков)рассказывал, что в октябре 1972 года, принимая его как нового епископа на Рязанской кафедре, Святейший Патриарх Пимен сказал: «Мне там в молодости здорово досталось за проповеди».

В декабре 1947 года отец Пимен последовал за епископом Сергием (Лариным) в Ростов-на-Дону, где стал секретарем епархиального управления и ключарем кафедрального собора. В июле 1948 года вместе с епископом Сергием он побывал в Москве на Всеправославном совещании глав и представителей Православных Церквей. А в Ростове отец Пимен имел возможность достаточное время посвящать духовной поэзии. Уезжая из Ростова, отец Пимен так наставлял своих чад: «Каждый день, как только наступит 11 часов ночи, я буду молиться о вас и представлять, что сейчас, в эту же самую минуту, вместе со мной молятся и все дорогие мои чада… Горячо любите всех, чтобы познали все, что вы “Христовы ученицы”».

Административные способности, проявленные игуменом Пименом, способствовали его назначению 11 августа 1949 года наместником Псково-Печерского монастыря, где были живы традиции православного старчества. После получения телеграммы протопресвитера Николая Колчицкого о своем назначении, отец Пимен сразу же выехал в обитель, чтобы принять дела у бывшего наместника монастыря епископа Владимира (Кобца). Последний, побывав в обители через некоторое время, поразился тому, как много удалось сделать новому наместнику. Однако самоотверженные труды не прошли бесследно: Святейший вспоминал, что именно в это время у него появился сахарный диабет.

Отец Пимен любил совершать торжественные службы, с чтением акафистов, с торжественными молебнами. Прибыл он в обитель для настоятельства в конце 1949 года и пробыл здесь четыре года – до декабря 1953 года. К Пасхе 1950 года он был возведен в сан архимандрита. Братия обители относилась к своему настоятелю с искренним уважением и любовью. «За годы управления древней обителью архимандрит Пимен благоустроил ее как в духовном, так и в бытовом отношении, заслужив у братии и многочисленных богомольцев любовь и уважение», – писал бывавший в это время в обители будущий патриарх Алексий II. Нынешний наместник обители архимандрит Тихон (Секретарев) свидетельствует о предсказании, сделанном тогда старцем Симеоном (Желниным): «Старец Симеон предсказал архимандриту Пимену о его архиерейской хиротонии и патриаршем служении».

Возглавив в январе 1954 года Троице-Сергиеву лавру в качестве наместника, отец Пимен много трудился и по устроению Московской духовной академии. Вместе с ректором протоиереем Константином Ружицким он добился возвращения академии Покровского храма и совершил в нем первую службу. Наместник принимал участие во всех академических торжествах, присутствовал на защите магистерских диссертаций, иногда просто приходил пообщаться со студентами. Архимандрит Пимен совершал монашеские постриги выпускников духовных школ. В годы его наместничества лавра активно восстанавливалась, были открыты два придела Трапезного храма, отреставрирована Смоленская церковь. Архимандрит Пимен 12 апреля 1954 года «во внимание к многолетнему усердному служению Церкви Божией» был удостоен Святейшим Патриархом Алексием I права ношения двух крестов с украшениями. Святейший Патриарх Пимен называл четыре года, проведенные в лавре, «особенно ответственным периодом» в своей жизни: «За этот прекрасный и содержательный отрезок жизни много получено духовного утешения и неведомой для мира радости, радости, понятной только инокам».

Патриарх Алексий I хотел видеть архимандрита Пимена архиереем. К этому времени обозначилась острая нехватка деятельных и глубоко церковных архиереев. Поставленные в середине 1940-х годов епископы «старой школы», такие как Григорий (Чуков), Варфоломей (Городцов), Иоанн (Разумов), старели и становились менее активными, а епископы, поставленные из числа бывших обновленцев, не пользовались доверием патриарха и к этому времени находились на второстепенных кафедрах или за штатом. Епископы-репатрианты не могли продвигаться из-за предубежденности против них Совета по делам РПЦ. Патриарху в 1957 году исполнилось уже 80 лет, ему нужны были деятельные помощники.

Как было положено, вопрос был рассмотрен в Совете по делам РПЦ. Хотя Совет не был в восторге от кандидатуры архимандрита Пимена, политическая конъюнктура того времени еще не позволяла грубо вмешиваться в вопросы архиерейских назначений. Хиротонию в викарные епископы Одесской епархии решено было совершить в Одессе 17 ноября 1957 года, но вскоре патриарх начал просить Совет разрешить перевести епископа Пимена викарием в Москву. Епископ Пимен получает сложные послушания: он возглавляет хозяйственное управление, а затем становится управляющим делами Московской Патриархии. Именно митрополит Пимен сделал доклад о реформе приходского управления на Архиерейском Соборе 18 июля 1961 года. В своем выступлении на Соборе патриарх Алексий I сказал, что «умный настоятель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем и что он может всецело отдаться духовному руководству своих пасомых». В этих словах была справедливость: патриарх знал, что многие священники вместо окормления паствы занимаются строительством, хозяйством… Сам митрополит Пимен позднее в своем кругу, говоря о приходской реформе, призывал «вытащить этот ржавый гвоздь из тела Церкви».

В 1961 году он стал митрополитом Ленинградским, оставив ключевую должность управляющего делами Патриархии. Приехав в город на Неве, он написал:

«Пусть в град Великого Петра
Придет лишь радость и надежда,
Не тронет моего одра,
Ни клеветник, ни злой невежда».

Три патриарха: Патриарх Алексий I, митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен, архиепископ Таллинский и Эстонский Алексий

Власти собирали на него досье, знали многие мелочи его жизни, распорядок дня и прочие подробности. Совет докладывал в ЦК: «В основном пребывает в своей епархиальной резиденции, живет же большую часть в Перловке (на своей старой квартире) и на новой двухкомнатной квартире, которую он купил в кооперативном доме и дал телефон ее: АД 1-48-52; сказал, что его обслуживает одна монашка, которая живет в Перловке». Его не раз пытались вызвать на «откровенность», однако безуспешно. Сотрудники Совета отмечали его «замкнутость» и «молчаливость» как отрицательные качества, а он знал по лагерному и военному опыту, что за каждое слово нужно будет дать ответ не только в будущей жизни, но и в этой, земной. На просьбу «рассказать о себе откровенно» он сказал: «Видите ли, по натуре своей я замкнутый человек и не хочу скрывать этого. Мало с кем общаюсь, если нет конкретных деловых вопросов. Понимаю, что может создаться впечатление, что я избегаю деловых контактов, чувствую, что редко обращаюсь в Совет, но существенных вопросов не возникает, а по пустякам идти считаю несолидным». «С московскими архиереями отношения нормальные, – продолжал Пимен. – Сам я ко всем отношусь хорошо и думаю, что нет оснований плохо относиться ко мне». Его «закрытость» раздражала и некоторых архиереев, считавших его «выскочкой», который «оттер более достойных». Однако митрополит Пимен не был карьеристом, он привык следовать воле Божией, привык смирять свою волю. На вопрос о сплетнях и слухах вокруг его будущего он отвечал: «Бывают разные слухи, но я смотрю на это сквозь пальцы: мало ли что говорят».

Несмотря на то, что он был погружен в людскую среду, наполненную человеческой греховностью, внутренне он всегда был наедине с Богом. Он говорил: «Что такое духовное совершенство? Это постоянное молитвенное общение с Богом, постоянное духовное горение». При этом он повторял слова своего небесного покровителя преподобного Пимена Великого: «К кипящему сосуду не прикоснется и муха; если же остудить сосуд, какие только гады не войдут в него!» Он помнил советы духовных наставников, архиереев, у которых учился в первые годы своего церковного служения. Особенно он почитал память архиепископа Илариона (Троицкого); в Сретенском монастыре, где он принял постриг в 1925 году, когда архиепископ был уже на Соловках, память о нем была жива всегда. В 1969 году митрополит Пимен записал в своем дневнике: «28 декабря. Воскресенье. Литургию совершал в патриаршем соборе. 40 лет со дня кончины архиепископа Илариона. Молились».

Митрополит Пимен более года был местоблюстителем патриаршего престола. В своих письмах за рубеж он объяснял, что Поместный Собор не может быть собран до лета 1971 года из-за сурового российского климата, не имея возможности написать о том, что власти не разрешают Собор в год 100-летнего юбилея Ленина. Ко времени Собора он рассматривался как единственная кандидатура на патриарший престол. Еще в 1966 году глава Совета по делам РПЦ предлагал патриарху Алексию рассмотреть кандидатуру митрополита Никодима, на что Святейший ответил: «Он еще молод. Пожалуй, это не поймут. Пимен на пост патриарха больше подходит. Патриарху совсем не нужно быть активным путешественником по другим странам. Он может быть как бы в стороне, а выступать патриарху следует тогда, когда это нужно». Власти внимательно зондировали мнения среди архиереев о будущем патриархе. В 1970 году Совет докладывал в ЦК партии общее мнение большинства епископата, которое выразил митрополит Орловский Палладий: «Митрополит Пимен – уважаемый всеми церковный деятель, он больше, чем другие архиереи, известен среди духовенства, а также и верующих, его больше уважают, он скромнее. И если бы стали голосовать, то голосовали бы за Пимена».

Он понимал, что за ним ведется постоянное наблюдение; он вынужден был согласовывать в Совете все решения Синода. Как и в годы явного исповедничества, в эти годы, когда это исповедничество не было заметно внешнему наблюдателю, патриарх Пимен черпал силы в молитве. Часто казался он внешне молчаливым, инертным, скучающим. Но кто знал его ближе и видел, как он часами, страдая в последние годы от болезней, сидел в безмолвии перед чтимым образом, тихо перебирая четки, тот понимал, что патриарх был великим делателем умной молитвы. Покойный профессор МГУ А.Ч. Козаржевский говорил о патриархе Пимене: «Самородок был. Очень преданный, убежденный человек! Монах в полном смысле слова. Не ханжа, монах по всей строгости… Ему было трудно в “золотой клетке” в Чистом переулке. Он раскрывал себя на службе».

Бог судил ему дожить до рубежных событий в возрождении духовности в нашем обществе. «Если вспомнить, какими благами по милости Божией мы располагаем, – сказал однажды патриарх, – главным из них нужно признать время. В чем его положительная ценность? Время не только уходит, но и приходит». Еще при его жизни процесс церковного возрождения в России стал необратимым, и в этом его заслуга. В середине 1980-х пришло время возрождения и воскресения. В 1984 году его усилиями был возвращен Церкви Данилов монастырь, где был создан административный центр Московского Патриархата; сюда в 1986 году переехал ОВЦС.

Много лет созданная волей Патриарха синодальная комиссия готовила празднование 1000-летия Крещения Руси. Его защита от властей и помощь позволила митрополиту Питириму создать мощный издательский центр, где был собран уникальный научный и авторский коллектив. 29 апреля 1985 года впервые за 40 лет глава государства принял в Кремле патриарха и членов Синода.

Всенародное, почти государственное празднование 1000-летия Крещения Руси стало подлинным знамением новой эпохи в истории Церкви и ее отношений с государством. Главным здесь было не только историческое осознание определяющей роли Православия в прошлом, в строительстве русской державы и русской культуры, но и реальное, практическое освобождение от семидесятилетнего духовного наваждения, возвращение к национальным истокам, к неустаревающим ценностям Евангелия.

После 1988 года началось активное церковное возрождение. За пять первых месяцев 1988 года открыто было более 60 храмов, а в оставшиеся месяцы года Церкви возвратили около 1000 храмов. Процесс восстановления приходов продолжался и в 1989 году. Общее число приходов Русской Православной Церкви на 1 января 1990 года составляло более 11 000. Осенью 1989 года патриарх возглавил празднование 400-летия патриаршества на Руси в Успенском соборе Московского Кремля.

О пасхальном богослужении, которое совершал в Богоявленском соборе патриарх Пимен в 1981 году, вспоминает протоиерей Всеволод Чаплин: «Тогда мне довелось присутствовать на пасхальном богослужении, молиться за пасхальным богослужением, которое совершал в Богоявленском соборе покойный патриарх Пимен. Конечно, на меня оказало очень глубокое воздействие эта служба, и тогда такие юношеские впечатления были во многом связаны с тем, что было впечатляюще видеть неподдельную радость людей…»

В середине 1980-х годов у патриарха обострились недуги, он с большим трудом мог ходить. В октябре 1988 года врачи обнаружили у него злокачественную опухоль кишечника. Министр здравоохранения Е.И. Чазов сообщил, что без операции Святейший проживет не более шести месяцев и кончина его может быть мучительной. Однако патриарх отказался от операции и прожил еще полтора года, предав душу Богу безболезненно.

Митрополит Сурожский Антоний в своей проповеди на смерть патриарха, последовавшей 3 мая 1990 года, сказал: «Многие годы, когда здоровье его уже было подорвано, он оставался человеком молитвы. Он не только участвовал во всех многочисленных и подчас изнурительно долгих богослужениях, но молился и постился у себя тайно, веруя – справедливо, – что невозможное людям возможно Богу, Который единый может претворить сердца каменные в сердца плотяные. Однажды я спросил одного верующего в России, чего он ожидает от патриарха: “Чтобы он был молитвенником пред лицом Божиим за нашу землю. Патриарх – печальник перед Богом”». Таким исповедником за веру Христову и молитвенником за православный русский народ и вошел в историю Святейший Патриарх Пимен.