Между позором и надеждой: почему на Всенощной гасят свет

Посредине Всенощного бдения есть особый момент -- начало утрени. В храме тушат все верхнее освещение и свечи. Горят только лампады перед иконами. Делается это ради сугубого внимания -- читается Шестопсалмие.

Эта подборка из шести Псалмов (№ 3, 37, 62, 87, 102 и 142) появляется в монашеских уставах с VII века. Она предназначена для молитвенного сопровождения перехода от ночи к дню. Перехода как в буквальном, так и в переносном смысле. На смену ночи, мраку, безысходности, вражде, искушению, позору, смерти приходят день, свет, надежда, мир, праведность, слава, жизнь. И приходят не сами по себе, а от Бога. Поэтому в Шестопсалмии звучат и мольбы, свойственные вечерним псалмам (зов к Богу о помощи), и хваления, характерные для псалмов утренних (прославление Бога за Его милости). Главная идея каждого из шести псалмов выражена в особом стихе, который повторяется в конце. Эти повторы указывают и на то, что Шестопсалмие в древности пелось как антифоны.

Психология грешника
Лейтмотивом первого псалма Шестопсалмия (Пс. 3) выбран стих, через совершенно обыденный образ выражающий упование царя Давида на покровительство Божие в самые трудные минуты жизни:
Аз уснух и спах, востах, / яко Господь заступит мя.
«Я [смог] уснуть и поспать, [а затем] встать, / ибо [я уверен в том, что] Господь защитит меня».
Уверенность псалмопевца выражена еще в одной строке, в которой отразилась историческая реальность (псалом был сочинен во время бегства Давида из-за восстания его сына Авессалома):
Не убоюся от тем людей, / окрест нападающих на мя.
«Не испугаюсь тысяч людей, / со всех сторон нападающих на меня».
Но для укрепления своей веры Давид не забывает попросить Бога о помощи:
Воскресни, Господи!.. т. е. «Встань, Господи, [на мою защиту]!..»
Эти слова воспринимаются христианами как относящиеся к воскресению (оно же -- «восстание из гроба», оно же -- «пробуждение») Спасителя, благодаря которому мы, говоря словами поэта-царя, «не боимся… нападающих на нас», ибо Сам воскресший Господь всегда защищает нас.

Третий псалом (Пс. 62) написан в пустыне Иудейской. И царь-псалмопевец в пронзительнейшем на все века образе пустыни передает стремление человека к Богу:
Боже, Боже мой, к Тебе утреннюю: / возжада Тебе душа моя, / коль множицею Тебе плоть моя / в земли пустей, и непроходней, и безводней.
«Боже, Бог мой, с раннего утра я ищу Тебя: / возжаждала Тебя душа моя, / а еще более плоть моя / в земле пустой, непроходимой и безводной».
Эта жажда Бога очевидно не осталась без ответа свыше, о чем свидетельствуют слова, ставшие припевом:
На утренних поучахся в Тя, / яко был еси Помощник мой, / и в крове крилу Твоею возрадуюся.
«В ранние часы дня я думал о Тебе: / Ты был Помощником моим, / и под покровом Твоих крыльев я буду радоваться».

Гимн милосердию
Четвертый псалом (Пс. 87), сочиненный сыновьями Кореевыми, -- это молитва об избавлении от гнева Божия, воспринимаемого человеком как состояние, близкое к смерти:
Привменен бых с низходящими в ров, / бых яко человек без помощи, в мертвых свободь: / яко язвеннии спящии во гробе, ихже не помянул еси ктому, / и тии от руки Твоея отриновени быша.
«Я был причислен к сходящим в могилу, / я стал, как человек, которому не поможешь, [как] лежащий среди мертвецов, / [и] как умершие от ран, лежащие во гробе, о которых Ты уже не помнишь / и которые отринуты от Твоей [защищающей] руки».
Но именно чувство богооставленности и вселяет надежду на избавление:
Еда мертвыми твориши чудеса? / Или врачеве воскресят, и исповедятся Тебе? / Еда повесть кто во гробе милость Твою, / и истину Твою в погибели?
«Разве Ты будешь совершать чудо над мертвыми? / Разве смогут врачи возвратить человека к жизни и прославить Тебя? / Разве в могиле может быть поведана милость Твоя / и истина Твоя -- в месте тления?»
 
На эти риторические вопросы сполна отвечает следующий псалом (Пс. 102), гимн милосердию Божию. Милости Божии верующим выражается в поистине космических масштабах:
Яко по высоте небесней от земли, утвердил есть Господь милость Свою на боящихся Его.
Иными словами -- «насколько высоко небо над землей, настолько высока милость Господня по отношению к боящимся Его».

Последний псалом Шестопсалмия (Пс. 142) делится на две равные части. В первой изображается душевное смятение человека, подвергшегося преследованию врага (в том числе -- и духовного):
Яко погна враг душу мою, / смирил есть в землю живот мой, / посадил мя есть в темных, яко мертвыя века.
«Ибо враг стал преследовать душу мою, / втоптал в землю жизнь мою, / поместил меня в темноту, как давно умерших».
Вторая часть представляет собой усиленную молитву об избавлении:
…Изчезе дух мой; / не отврати лица Твоего от мене, / и уподоблюся низходящим в ров.
«…я совершенно пал духом; / не отвращайся от меня, / чтобы мне не уподобиться сходящим в могилу».
Для припевов выбраны две молитвенные просьбы. Первая -- более беспомощная и смиренная:
Услыши мя, Господи, в правде Твое, / и не вниди в суд с рабом Твоим.
«Услышь меня, Господи, ради справедливости Твоей / и не судись с рабом Твоим».
Вторая -- более уверенная и восторженная:
Дух Твой благий наставит мя на землю праву.
«Дух Твой благой да направит меня в землю праведности».
В контексте Новозаветного откровения последняя фраза пророчески предвозвещает сошествие на Апостолов и -- через них -- на всех христиан Святаго Духа, направляющего их жизнь к праведности. Эти же слова выбраны как прокимен праздника Пятидесятницы, в котором Благий Дух являет Себя как одно из трех лиц Единого Троического Бога, как невидимый, но всегда присутствующий Управитель бытия Церкви Христовой.

Рисунки Веры Маханьковой