Бабушка Лена

Проведя в Рязани полдетства, я ни разу не была в Пощупове, в Иоанно-Богословском монастыре, в месте, куда едут со всей России и из-за рубежа, где принимал людей старец Авель. Старец был духовным отцом моей двоюродной бабушки Лены, схимонахини Елены (Калушиной; 07.06.1919–28.09.2000). Бабушка Лена жила при Скорбященской церкви, и мы довольно часто видели ее, совершенно не задумываясь о том, кто такие монахи. Для нас она была добрая, приветливая, даже веселая бабушка Лена, у которой всегда был припасен для нас гостинец. И денежку она совала в руку, с пенсии, и когда мы смущенно отказывались, она говорила: «Бери, бери, на карандаши». Нас очень забавляла эта формулировка.

Никогда она не пыталась говорить с нами, детьми, о духовном, но позже я поняла, что она горячо о нас молилась. Когда принесли крестить моего братика в Скорбященскую церковь, она посмотрела на большие кулачки младенца и сказала: «О, какие ручищи, в деда Ивана!»

Своего брата, моего деда, она очень любила и всю жизнь скорбела о его неверии. Так и говорила ему: «Что я маме скажу? Какой отчет дам за тебя?»

Дедушка, бабушка и мама Людмилы Селенской. Фото из семейного архива Селенских

Рассказывала моей бабушке сон. «Снится мне, что Ване как будто лет 14, поймали его милиционеры: яблоки воровал. Я одному даю рубль, другому три – отпустите моего Ваню! Вот так молюсь о нем, молюсь, одному батюшке рубль, другому три – молитесь об Иване, поминайте Ивана».

Перед смертью дедушка Ваня сказал: «Да, есть Всевышний», исповедался и причастился, к великой радости жены, бабушки Клавы, и сестры, бабушки Лены.

Перед самой войной бабушка Лена вышла замуж, муж не вернулся с фронта. После войны посватался к ней вдовец. Она спросила мать, бабушку Анюту, суровую женщину, принявшую постриг после смерти мужа: «Мама, вот сватается вдовец, мне пойти за него?» Бабушка Анюта сказала, как отрезала: «Лучше бы ты умерла». Молодая вдова оставила и мысли о замужестве, стала просфорницей при храме. Жила с матерью. Позже приняла постриг.

Бабушка Анюта много не разговаривала. Дочь спрашивает ее: «Мама, много ли выручила за рассаду?» Та отвечает: «Вот корзина, а вот рассада. Иди продай – и узнаешь, сколько выручила».

Собралась бабушка Лена к о. Иоанну (Крестьянкину), сообщает об этом матери. Бабушка Анюта спросила: «Ты уедешь, а помидоры кто поливать будет?» Бабушка Лена спросила приходского священника, как ей быть. Он благословил поехать и добавил шутя: я буду поливать.

Бабушка Лена отсутствовала довольно долго. Помидоры никто не поливал. Когда она вернулась, оказалось, что тем летом у всех помидоры погибли, и только на ее грядках краснели крупные плоды. Бабушка Анюта сказала ей: «Иди поблагодари ‟поливальщика”, батюшку». Бабушка Лена собрала корзину помидоров и понесла в церковь.

Когда мне исполнилось 15 лет, бабушка Лена подарила мне серебряный крестик, для изготовления которого она дала серебряный полтинник. Я еще была не уверена, есть ли Бог, но было убеждение, что крестик носить нужно непременно. В школе уже перестали за крест преследовать, но учительница нас ругала, думая, что мы отдаем дань моде. Я ношу его 31 год. Еще она подарила молитвослов и акафистник дореволюционного издания. А я стала ходить на протестантские собрания.

Бабушка Лена не стала меня ни в чем убеждать, только сказала: «Причащаться нельзя». И я перестала ходить в церковь. Посещая собрания, я много и с огромным интересом читала Библию, но незамысловатые гимны и самодельные молитвы мне не нравились, были оскорбительны для слуха. Я стала чаще и чаще открывать молитвослов, и мне нравились молитвы на церковнославянском языке, они произвели сильное впечатление на меня. А однажды меня напугали рассказом о спиритическом сеансе, и я пришла домой расстроенная. Схватила акафистник и стала читать акафист Ангелу-хранителю, а на тот момент я даже «Отче наш» не знала наизусть. Сразу пришло успокоение и мир.

В акафистнике было краткое изложение основ православной веры. Я прочитала и почувствовала, что верю именно так, и скоро перестала посещать собрания.

Когда я их еще посещала, я вспоминала о бабушке Лене, всей в черном, о других женщинах, живших в церковной сторожке, хлопочущих по хозяйству, и горделиво думала: «Разве эта суета и хождение в черном и есть жизнь во Христе? Куда живей и увлекательней молодые протестанты-евангелисты, которые организуют собрания и конференции, ходят проповедовать в парки и метро». Я произносила мысленные монологи, направленные против старушек в черном и их тусклой, как мне казалось, веры. Я еще не знала об исповедниках и новомучениках, об отце Иоанне (Крестьянкине), но бабушка Лена поспешила на помощь и подарила мне его книжку «О малом доброделании». Книжка потрясла меня, и я расхотела обличать старушек. А потом я захотела соблюдать пост, молиться по молитвослову – и постепенно стала воцерковляться.

Главное влияние бабушки Лены было не в разговорах, а в молитве, а молилась она за нас усердно

Когда я готовилась к Причастию, к которому не приступала около двух лет, посещая протестантские собрания, я накануне пришла с мамой навестить бабушку Лену в церковной сторожке. Как хотелось мне хорошо подготовиться и укрыться от мира в сторожке, поговорить с бабушкой Леной по душам. Но меня увели домой, посчитав, что я помешаю. Долго я потом жалела об упущенной возможности, но позже поняла: главное влияние бабушки Лены было не в разговорах, а в молитве, а молилась она за нас усердно. Рассказывала как-то притчу о двух грешниках в аду. Один из них вдруг улыбнулся. Второй, мучившийся рядом, спросил, почему он улыбнулся. «У нас в роду монахиня родилась». Только родилась, и сразу забрезжила надежда, что поможет, облегчит участь, вымолит.

Как-то раз, приехав в Рязань на каникулы, я пришла с четырехлетним братиком к бабушке Лене. Саша вперил в нее внимательный острый взгляд и спросил: «Бабушка Лена, а когда ты умрешь, кто за нас молиться будет?» Присутствующие замерли от ужаса, а бабушка Лена ласково погладила его по светлой голове своей большой рукой и сказала с улыбкой: «Бог даст, я и там буду за вас молиться». Отведя нас в церковь, она научила Сашу его первой молитве, Трисвятому. Он послушно крестился и повторял за ней молитву.

Мама рассказала бабушке Лене, что женщина в храме, услышав о необходимости соблюдать пост, спросила: «Неужели люди соблюдают? Вот вы, например, постились?» – обратилась она к моей маме. «Постилась», – ответила изумленная мама. Бабушка Лена вздохнула: «Не так надо говорить. Надо отвечать: ‟Постилась – не постилась, а постное ела”». Ведь постная пища – только одна составляющая поста, и только Бог знает, постился человек по-настоящему или нет. Бабушка Лена сказала всем, что Саша предсказал ее смерть, но она прожила еще шесть лет. Перед моей свадьбой она подарила нам с женихом книгу «Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа», которая меня потрясла. А еще она подарила нам венчальные иконы. Времена были тяжелые, бедные, и таких икон еще и не достать было. Очень выручила нас бабушка Лена.

Последний раз я видела ее, нося под сердцем второго сына. Бабушка Лена благословила меня и дала 500 рублей, большую сумму по тем временам. Жили мы в стесненных условиях, мой отец недавно перенес инсульт, и я очень беспокоилась о нем. «Чего о нем беспокоиться? Он еще поживет», – с уверенностью сказала бабушка Лена. С тех пор прошло 20 лет, и папа, милостью Божией, с нами. Бабушка Клава говорила бабушке Лене: «Мне люди говорят: вам хорошо, у вас вон какой столп есть!» Бабушка Лена сидела на кровати, грузная, больная, и, услышав про столп, заворчала себе под нос: «столп какой-то еще выдумали», и я видела, что она не просто не приняла это, но слова эти вообще не имели на нее действия, словно муха пролетела мимо. Через полгода она умерла – после Воздвижения, 28 сентября 2000 г., причастившись на службе. Почувствовав себя плохо, она понудила себя остаться до конца службы. Мне очень хотелось проститься с ней, но я была в Москве, а на руках были старший годовасик и новорожденный второй сынок. Поехала моя мама, делегатом от нас всех.

Бабушка Лена похоронена прямо у храма, и у ее могилы меня охватывает чувство живого присутствия усопшей

На церковном кладбище похоронены мои дедушка, бабушка, дядя и много родных. Бабушка Лена похоронена прямо у храма, и у ее могилы меня охватывает чувство живого присутствия усопшей, тепло. Говорю ей: «Бабушка Лена, едем в Пощупово, старца Авеля при жизни его не видела, как мне найти, где он покоится?» Я же ничего не знала. Слезы текут сами собой, и бабушка Лена все устраивает. Приехав в Пощупово впервые, я не знала, к кому обратиться, кого спросить, и вдруг крестник говорит: «А давайте сюда зайдем», – и мы заходим в какой-то подвальчик, который оказывается костницей, и приветливый батюшка рассказывает о старце Авеле и других подвижниках, покоящихся здесь.

Потом каждый раз по приезде в Пощупово я видела высокую фигуру иеромонаха Мелхиседека, который то костницу нам открывал, то указывал путь к источнику. Минувшим летом я привезла в монастырь третьего сына, Ивана. Выходя из храма после литургии, мы увидели о. Мелхиседека. «Батюшка, благословите сына, двоюродного правнука схимонахини Елены», – прошу. Оказывается, бабушка Лена чаевничала и беседовала с будущим иеромонахом, а теперь я прошу его побеседовать с моим сыном. Иван никак не ожидал внимания к своей персоне, был и удивлен, и обрадован. Трудно сохранить хороший русский язык, живя в Англии, но батюшка убеждает Ваню читать не только по-русски, но и по-церковнославянски.

А я-то ведь и не надеялась увидеть батюшку, но бабушка Лена снова посодействовала встрече.

В Пощупове удивительная атмосфера, и время там течет по-другому. Один из первых моих приездов в монастырь пришелся на время лесных пожаров. Я ехала в автобусе из Москвы, и по обеим сторонам дороги из леса пробивался дым. Пахло гарью. Остановилась у родных, у которых дача в Летове. Сидим в саду, а свежести не чувствуется, все пропитано дымом, и деться некуда. Едва войдя на следующее утро в ворота монастыря, я забыла про дым, перестала задыхаться.

Особенно люблю время перед вечерней службой. В монастыре тихо, все утопает в цветах, а какой вид открывается сверху на поля. Я сижу на камне и читаю про старца Авеля, которого никогда не видела. И невольно приходят на память строки из Вордсворта: «И в сердце мощно властвует покой».