Иуда Бен-Гур (Джек Хьюстон) Подростки не терпят назидательности. Лучший способ поговорить с подростком о серьезных вещах – обсудить книгу или фильм (скорее, фильм, поскольку очень немногие 13–15-летние любят читать). Какой же фильм позволит коснуться таких важных для всякого подростка вопросов, как первое предательство, обида и прощение?
Я бы выбрала «Бен-Гур» (режиссер: Тимур Бекмамбетов, сценаристы: Кит Р. Кларк и Джон Ридли, в ролях: Джек Хьюстон, Тоби Кеббелл, Родриго Санторо, Назанин Бониади, Морган Фримен и др.) – самую, на мой взгляд, удачную экранизацию одноименного исторического романа Лью Уоллеса.
Роман затянут и скучноват, несмотря на обилие приключений, и относится к числу тех толстых книг, которые хочется сесть и переписать заново, отжав «воду». Потому что сюжет замечательный, герои интересные, а все остальное просто ужасно. Именно сюжет и «цепляет», поэтому авторы экранизаций так или иначе его всякий раз до- и перерабатывают. Но Бекмамбетов – лучший: его трактовка приключений иудейского князя Иуды Бен-Гура особенно греет душу.
В романе антагонист главного героя, римлянин Мессала Северус, – «злодей, злодействующий злодейски», из шкурно-карьерных соображений погубивший своего названого брата и его семью. В фильме все сложнее: он – воспитанник в знатной иудейской семье, причем приемный отец умер, а мать его недолюбливает, подчеркивая разницу в отношении к нему и к родным детям. А человек, которого облагодетельствовали не любя, да еще и попрекают своими благодеяниями, имеет определенное моральное право не быть благодарным.
Сценаристы убрали сюжетное ответвление с римским полководцем, спасенным главным героем в морском сражении, – на мой взгляд, история от этого только выиграла, стала более сжатой и упругой.
Финал: в книге покалеченный на гонках Мессала умирает где-то «за кадром», непрощенный и нераскаявшийся. В фильме – Иуда Бен-Гур прощает его после того, как видел казнь Иисуса. А тот никогда не переставал любить своего названого брата и ненавидеть себя за то, что сделал с ним, его матерью, его сестрой, в которую был тайно влюблен. «Фильм индийский про любовь, плачет весь четвертый ряд».
Я смотрела этот фильм в кинотеатре трижды – это мой персональный рекорд. Мне самой было интересно разобраться в том, почему кино с таким количеством спелой «клюквы» до такой степени меня трогает. В юности я пугала влюбленных молодых людей, со смехом объясняя им после просмотра «исторического» фильма, что рыцари Первого Крестового похода не носили топхельмов[1], а готический доспех – вообще преимущественно турнирное (т.е. спортивное) изобретение.
Но где мои семнадцать лет. Я давно переросла стадию юношеского максимализма и считаю, что заострять внимание на матчасти в ущерб идее – в корне неправильно. В конце концов, в Средние века Александра Македонского изображали в рыцарских доспехах, и это никого не шокировало.
Произведение, которое задевает за живое, не может не быть фактом искусства. Фильм глубоко трогает – значит, состоялся
Произведение, которое, при всех своих «узких местах», задевает за живое, не может не быть фактом искусства. Фильм глубоко трогает – значит, состоялся. Дюма-пер тоже к матчасти и исторической достоверности относился легко.
В наше время, когда в тренде – истории страшной мести с финальной пляской положительного (?) героя на костях антагонистов, рассказать историю о прощении, примирении и победе любви над ненавистью – это поступок. Кстати, меня просто поразила волна агрессивной критики, которая обрушилась на режиссера за то, что он снял не очередной триллер о кровавой вендетте, а нечто более сложное (как оказалось, слишком сложное для части критиков).
Есть ли у фильма недостатки? Конечно. Неубедителен Родриго Санторо в роли Христа (лучше бы авторам фильма, как в булгаковской драме «Пушкин», ограничиться минус-приемом[2]). Тем не менее эпизод, когда избитого Иуду римские солдаты тащат в гавань, чтобы присоединить к партии галерных рабов, и Иисус дает ему напиться, производит сильное впечатление. Как и ответная попытка Иуды напоить водой Иисуса, упавшего под тяжестью креста (именно в тот момент в заскорузлой от горя и ненависти, ожесточенной душе мстителя пробуждается доброта).
Многовато «клюквы»: первую половину сеанса я кусала невкусный шарфик, чтобы не смеяться вслух над древними иудейками, ведущими себя как героини Джейн Остин. Голливуд есть Голливуд: история? – нет, не слышали.
Вторую половину – хлюпала носом в тот же шарфик, в унисон с дюжиной подростков обоего пола, забывших про пакеты с попкорном. «Фильм индийский про любовь – слезы капают из глаз».
Так или иначе, за несколько лет это первый фильм, который стал для меня событием. И на то есть причины.
Мессала Северус (Тоби Кеббелл) Во-первых, «цепляет» зрителя становление главного героя – молодого иудейского князя Иуды Бен-Гура. Это путь по спирали: от прекраснодушного юноши, полного иллюзий, – к безжалостному мстителю, от мстителя – к зрелому и великодушному взрослому мужчине. Герой меняется на протяжении фильма. Вначале он все-таки мальчик-мажор – очень добрый, очень обаятельный, но избалованный и легкомысленный. А в конце на смену иллюзиям приходит чувство ответственности.
Во-вторых, «Бен-Гур» – повод поразмышлять самому и поговорить с подростком о пагубном действии страстей. Страсти ослепляют человека, и он нередко не просто делает неверный выбор, но вообще не осознает выбора, перед которым стоит. И это хорошо показано в фильме – в эпизоде, когда жена Иуды Эсфирь приходит к Мессале, чтобы убедить его отказаться от участия в гонках колесниц. А тот и хотел бы не доводить их с братом противостояние до смертельного исхода, но одна мысль о позоре (он, чемпион, публично спасует перед противником?!) для него невыносима. То есть Мессала видит выбор не там, где он есть: ущерб собственной репутации для него страшнее, чем смертельная схватка с когда-то близким и родным человеком.
А во время гонок, когда Иуда падает с колесницы, Мессала уже не помнит, как был потрясен известием о гибели галеры «Астрея» (а значит, и гребцов, один из которых – Иуда): он хочет взять верх, победить любой ценой. И снова смерть названого брата для него ничто по сравнению с собственным поражением.
Вражда и ненависть – это так же банально, как пьянство, блуд и другие пороки. Уникальна добродетель
Мудрые слова произносит арабский шейх (Морган Фримен), обращаясь к Иуде: «Твоя история не уникальна». Действительно, ни в потере благосостояния, ни в предательстве друга, ни в разлуке с близкими нет ничего уникального, с этой горькой стороной жизни так или иначе встречаются все. Каков ответ человека на эти вызовы – вот в чем суть. Жажда мести, желание расправиться с врагом тоже не уникальны: откройте любую скандинавскую сагу – там таких мстителей на дюжину тринадцать, и каждый мнит себя правым. Вражда и ненависть – это так же банально, как пьянство, сквернословие, блуд и другие пороки. Уникальна добродетель, уникален человек, ставший господином своих страстей.
Братья В-третьих, держит в напряжении и не отпускает (разрешаясь в финале подлинным катарсисом) история дружбы названых братьев, предательства Мессалы Северуса и мести Иуды – мести, от которой он в финале отказывается, совершая подвиг прощения.
Чтобы простить, нужно понять некую ограниченность собственной правоты. Герою казалось, что вот он жил себе, жил, никому ничего плохого не делал, и вдруг человек, которому он доверял, разрушил его мир. А потом пришло понимание, что определенная мера ответственности за случившееся лежит и на нем. Ведь это он, глава семьи, так плохо управлял домом, что позволил сестре связаться с зилотами. Мало того – он скрывал в своем доме юного убийцу-зилота, который и устроил покушение на жизнь Пилата. А Мессала три года отсутствовал, он не имел реального представления о том, что происходит в Иерусалиме, и преувеличивал влияние знатных и состоятельных семей на экстремистов (в действительности это влияние отсутствовало: Иуду зилоты чуть не зарезали в собственном доме). Лишь осознав всё это, он нашел в себе силы простить. Потому что сытый голодного не разумеет: воображая себя праведником, трудно проявить милосердие к грешнику.
Прощение – это еще и разделение чувств: пока Иуда считал, что Мессала Северус просто бессовестный негодяй, пока видел только свою правоту и его вину, – он жаждал мести. А потом увидел его боль, его стыд.
Мера раскаяния – изменение в характере: человек как бы пересоздает себя заново, – это конструктивный, творческий процесс
В-четвертых, фильм предлагает поразмышлять о том, что же такое раскаяние и чем оно отличается от бесплодного чувства вины. Мера раскаяния – изменение в характере: человек меняется, пересматривает свои ценности, как бы пересоздает себя заново, – это конструктивный, творческий процесс. А чувство вины разрушительно, оно просто разъедает, как кислота. Мессала Северус все эти годы жил с чувством вины – это особенно заметно в эпизоде, когда ему докладывают о гибели галеры «Астрея», и в момент встречи с Иудой в заброшенном доме. А Иуде перейти от самообвинений к раскаянию помогает его жена Эсфирь (прекрасная актерская работа Назанин Бониади).
Финал В фильме есть момент, когда Эсфирь уходит от Иуды – уходит из-за того, что не узнает в этом страшном, ожесточенном человеке своего любимого мужа. И она же помогает ему перейти от чувства вины к стремлению все исправить. Не просто рыдать: «Я потерял своего брата», а действовать. Если Мессала мертв – похоронить его как члена семьи, если жив – позаботиться о нем.
В-пятых, финал фильма вселяет надежду. Герои нашли смысл в том, что им пришлось пережить. И сам Иуда, пять лет бывший рабом на галерах, и Мессала Северус, покалеченный на гонках колесниц, и мать и сестра Иуды, заболевшие проказой и чудесно исцеленные кровью Спасителя, капли которой упали с креста на решетку подземной тюрьмы. Все они ранены пережитым, но ранен – не значит убит. Они сумели простить друг друга, сумели предпочесть вражде и ненависти любовь и мир.
И в этом – настоящая победа, одержать которую потруднее, чем в состязаниях колесниц.