Радовались, что живы…

Горячее лето 2010 года помнят многие. Вслед за аномальной жарой в Центральную Россию пришли лесные пожары. Воздух городов наполнился дымом и гарью, люди ходили в масках. Тлел торф на осушенных и брошенных болотах. Но это всё это оказалось мелочью по сравнению с новой опасностью. Пожар широким фронтом пошёл на людей, слизывая целые поселения. Центром и незабываемым символом тех страшных событий стало село Верхняя Верея, сгоревшее дотла в тот страшный вечер 29 июля.

Справка

В селе Верхняя Верея 29 июля 2010 года сгорело 337 домов из 341. Без крыши над головой остались почти 580 человек, 12 погибли. От пожара сгорели поселки Рожновский, Шернавка, Мирный, село Семилово, пострадали село Борковка и деревня Тамболес. Всего в Выксунском районе в то лето погибло 22 человека.

Дорогу к Верхней Верее с обеих сторон плотно обступают уже довольно высокие молодые берёзки. В ветвях щебечут и суетятся птицы. Но не всё идеально в этой картине. Сквозь буйство зелени то тут, то там проглядывают мёртвые стволы того, прежнего леса. Молчаливо и зловеще возвышаются обгорелые мачты над зелёным морем свежей листвы, как бы напоминая деревьям и людям: «И вы не вечны…».

Отстроенное заново село, поначалу напоминавшее посёлок нефтяников в тундре, теперь больше похоже на канадскую деревню с открытки. Типовые домики приняли обжитой вид, зелёная травка аккуратно подстрижена, молодые деревца дружно взялись на каждом свободном пятачке, наполняя пространство зеленью. Посреди села, за кованой оградой – бревенчатая церковь, окружённая цветниками, и приходской дом. О пожаре напоминает разве что тот же пейзаж на горизонте со всех сторон – молодая поросль и торчащие из неё мёртвые стволы. Но память тех дней осталась внутри – в каждом домике, в каждой живой душе, что обитает в этих сайдинговых стенах. Жизнь каждого тут разделена на «до» и «после» пожара.

Обыкновенный день, кто-то топил баню, кто-то поливал огород

Вспоминает Никита Чалышев, в 2010-м ему было 19 лет:

– В тот день я проснулся поздно и пошёл на край деревни. Там собрались мужчины нашего села, обрубали ближайшие к домам деревья, тракторами пропахивали ров. Мама дома смотрела какую-то передачу с Малаховым, и вообще не было ощущения, что сегодня что-то случится. Обыкновенный день, кто-то топил баню, кто-то поливал огород. В пять часов я ещё думал о том, как вечером в городе встречусь с девушкой и мы пойдём в кино… А через час я уже выносил вещи из дома.

Хвост дыма висел над лесом уже неделю или больше. На него поглядывали с тревогой, но, в общем, привыкли. 25-го июля всех всколыхнула новость: сгорело село Семилово в 20 километрах от Вереи, все 25 домов. Но эвакуироваться всё ещё не решались, думали: обойдёт, отстоим… Хотя кое-кто уже отправил в город детей и самое ценное из имущества.

29-го утром ветер разогнал смог. Дышать стало легче. Люди ходили с иконами вокруг домов. Выли собаки, и от этого брала жуть. Вечером назначили Крестный ход, повесили объявление на остановке.

Людмила Анатольевна Лизунова, в 2010-м году – глава администрации р. п. Виля:

– Штаб у нас был в Сноведи (село в 12 км от В. Вереи – ред.), потому что пожара ждали там – огонь из Семилова медленно продвигался в ту сторону. В Сноведи была сосредоточена вся техника. Из Верхней Вереи мне звонили, спрашивали с тревогой, как обстановка. Я повторяла то, что мне отвечали вышестоящие: «Всё под контролем, не волнуйтесь, всё нормально».

29 июля огонь уже был на подходе, но ветер вдруг переменился и погнал огненный фронт в сторону Вереи. Пожар разыгрался, перешёл в верховой и перепрыгнул через дорогу. Больше его ничто не останавливало.

– С водителем собираюсь ехать в Верею, но выезд перекрыт, – вспоминает Людмила Анатольевна – Ругаемся с пожарными и едем напролом. Дорога вся в дыму, вообще ничего не видно. И вдруг из этого дыма вырывается огонь, он идёт на нас, он с боков. Я открываю дверь, вылетаю из машины. Бегу в одну сторону – там огонь, в другую – и там огонь… Упала на землю и начала причитать, что сын меня не увидит, я сгорю. Водитель выбежал из машины, с руганью меня посадил обратно. У меня была паника в тот момент…

В километре от Вереи, в глубине соснового бора, располагался посёлок Рожновский. На берегу пруда, между огромных сосен, живописно расположились крепкие деревянные дома. Вспомнили про посёлок в последний момент. Глава администрации отправилась туда.

– Я приехала, а там солнышко светит, гарью не пахнет. Забежала в один дом, где пенсионер знакомый жил. Говорю: «Николай Николаевич, надо уходить». Он говорит: «Никуда я не поеду, до нас не дойдёт, у нас тут пруд». Тогда я упала на колени и говорю: «Я вас прошу не как глава администрации, а как дочь». И тогда он испугался.

Посёлок эвакуировался за час. Некоторых пришлось вывозить силой. Забегая вперёд, скажем, что Рожновский в этот день сгорел дотла.

В Верею приехал батюшка из Вили. Прихожане собрались у полуразрушенной церкви и двинулись крестным ходом по улицам села. Пели: «Спаси, Господи, люди твоя…». Навстречу им стеной надвигалась плотная пелена густого дыма. Из неё выскочил мотоциклист и закричал: «Уходите все! Там такое творится!» В какие-то мгновения всё вокруг окутала непроглядная тьма. Люди прямо с крестного хода, не заходя домой, садились в эвакуационный автобус.

Доброволец из Выксы Владимир тоже в тот вечер стоял на страже у границы с лесом. От его описания пожара становится не по себе:

– Ждём. За лесом валит дым, постепенно он становится интенсивней и черней. Слышен гул. Вокруг становится темно, как будто затмение солнца. Над лесом появляется красное зарево. Гул нарастает и становится ближе. Вот уже над лесом за деревьями видны языки пламени. Усиливается ветер, постепенно переходя в ураган. Поднимается вся пыль, и всё в глаза летит, смотреть трудно. Затем сразу отовсюду огонь проступает – сверху, слева, справа. Пламя высотой с десятиэтажный дом. Мы стоим метрах в 50 от леса, но ощущаем жар. Все эти лопатки, гидранты, шланги от пожарной машины выглядят перед двадцатиметровым пламенем как зубочистка перед слоном…

Пламя высотой с десятиэтажный дом. Все эти лопатки, гидранты выглядят перед двадцатиметровым пламенем как зубочистка перед слоном

В шестом часу машинист Дмитрий Николаевич забрался на крышу дома, посмотреть, как обстановка. С утра он опахивал село на собственном тракторе, а потом пошёл домой готовиться – эвакуация уже не казалась чем-то невозможным.

То, что он увидел с крыши, описывает так:

– Это было похоже на сцену из фильма. Такие огромные огненные бомбы летят и падают в поле. А поле не пашут уже сколько! И травой, и кустарником поросло – порох! И что там эта горстка людей с лопатами сделает…

Дмитрий Николаевич понял, что дело плохо. Спустился, отсоединил от трактора плуг и прицепил телегу. Усадил в неё семью. Потом попрощался с домом.

– Был у меня до пожара свой дом, с русской печью, со своим колодцем, – делится хозяин. – Три поколения его строили. Перед пожаром сена я запас для коровы и телёнка с избытком, а дров сколько было!.. Подошел я к дому, упал на колени, и поклонился трижды. Ни ружье не взял, ни дембельский альбом свой – все сгорело…

На другом конце села спасать семейное имущество настроился Никита Чалышев. В панике он, как и многие другие, хватал не то, что нужно, какие-то бесполезные мелочи, о чём сейчас сильно жалеет.

– Самое глупое, что можно было делать в такой момент – спасать вещи, – рассказывает молодой человек. – Холодильники какие-то или телевизоры... Первое, с чего нужно начинать, – это даже не документы. Фотографии! Старые альбомы и памятные вещи, семейные реликвии. Даже дом можно отстроить, а это никогда не восстановишь…

Автобус продвигался к выезду из села. Салон битком, кто-то пытается затащить козу. Водитель паникует, орёт на пассажиров. Людмила Анатольевна Лизунова в это время находилась рядом, пытаясь контролировать эвакуацию.

– И вдруг – какая-то вспышка, – рассказывает она. – Оборачиваюсь, думаю: почему это так светло? Свет был какой-то неестественный, мне даже в тот момент показалось, что я ослепла. Мы были на возвышении, и с него я увидела, что село начало гореть, причём не в одном месте. Дома вспыхивали как спички то тут, то там. Разом всю деревню охватило. До сих пор у меня мурашки, как вспомню…

Село начало гореть. Дома вспыхивали как спички то тут, то там. Разом всю деревню охватило

Очевидцы в один голос называют тот пожар огненным штормом. Вихрь пламени перепрыгивал на огромные расстояния, выхватывая постройки в разных частях села. Многие рассказывают об огненных шарах, которые катились по воздуху, поджигая дома. Температура была такой, что все горючее моментально испепелялось, изгибалось железо, даже рельсы скручивало винтом. Кирпичи рассыпались в пыль.

Тем временем Дмитрий Николаевич доехал до села Проволочного, ему позвонил друг. Тот на «Волге» собирался ехать в Верею, забрать мать, которая по телефону сообщила сыну, что село горит, а она сидит в реке. Дмитрий отправил семью в город, а сам пересел в «Волгу» товарища. С ними напросился сосед Алексей – мол, может, помощь нужна будет.

Приехав в село, друзья оставили соседа караулить машину, и, если что, тушить, а сами пошли вдоль реки.

– Видимость нулевая, трава под ногами горит, но местность знакомая, – вспоминает Дмитрий, – по кочкам сориентировались, нашли мы её. Старушке 80 лет. С ней еще двое сидят. Мать босая, повели её по горящему полю, она говорит: «Бросьте меня, а то сами погибнете». Но всё-таки дошли, и ещё одного пассажира по дороге прихватили. Приходим к машине, а Лёхи нет. Искали его долго, звали… Всё уже горит кругом, дым и пламя стоят стеной…

Поиски соседа пришлось прекратить. Хозяин «Волги» надавил на газ и вслепую рванул прямо в дым, по памяти. Проскочили, вернулись живыми. А вот от Алексея потом не нашли даже останков, так он и числится пропавшим без вести.

Дом Никиты Чалышева находился на краю села, со стороны, противоположной той, откуда пришёл пожар. Дворы тут по одну сторону улицы, по другую – небольшой прудок и широкое поле. Молодой человек был не один – остался и сосед со своим сыном. Их дома были отделены переулком, и была надежда, что огонь не перескочит.

– Сначала мы пытались что-то сделать, ломали заборы, чтобы по ним не перекинулось пламя, – вспоминает Никита. – Но когда загорелось последнее строение за переулком, я увидел, как от жара и тепла дом через дорогу начал дымиться, а потом вспыхнул весь разом. Это происходило на наших глазах, но что-то сделать вообще нельзя было! Мы были беспомощны.

Мужчины ныряли в пруд, чтобы охладиться, но через 10 минут одежда снова высыхала. Небо заволокло чернотой, непонятно – день или ночь. Только жёлтый свет от полыхающих домов. Горела вся улица.

– Я в последний раз забежал домой, зачем-то взял печенье из холодильника, – продолжает молодой человек, – потом забежал в свою комнату и взял со стола ручку. Хорошая такая металлическая ручка у меня была, которой в школе писал. Электричества в деревне тогда уже не было, и меня удивило, что в комнате какой-то необычный свет. А светло было оттого, что в нескольких метрах от окна горел дом моего соседа, и в комнате от жара начали трескаться стёкла. Тут забегает сосед и кричит: «Всё, Никита, выбегай, здесь больше нельзя оставаться!» Попрощался я с домом и выбежал. Дом у нас был большой, бревенчатый, отец его 7 лет строил. Я последний, кто был в нём.

С последними эвакуантами Людмила Анатольевна Лизунова попала в соседнее село Проволочное. Мимо ещё ехали машины.

– Люди не понимали, что делали, кричали, посылали мне проклятия: «Будь ты проклята, чтоб ты в этом огне сгорела!» – с горечью вспоминает женщина. – «Как вы могли допустить, ты же тоже власть, как ты могла допустить такое? Как нам жить?» Может быть, мне надо было уйти, а я не могла. Стояла как вкопанная, пока все не проехали… Когда муж меня нашёл, я расплакалась, говорю: «Не знаю, как мне жить, люди меня ненавидят». Я даже думала: «Зачем я ушла из этой Вереи? Лучше бы я там сгорела!» Огромное было это ощущение людской ненависти, страшное. Муж меня поддержал тогда, говорит: «Не переживай, если наш дом не сгорит, мы его продадим и уедем». Потом, конечно, когда всё прошло, подходили, извинялись. Я не обижаюсь, потому что представляю, в каком тогда состоянии все были.

Утром перед глазами тех, кто остался в селе, предстала жуткая картина. Сквозь густой смог виднелись груды пепла и кирпичей, обгоревшие машины, исковерканное железо. От деревянных построек не осталось даже головешек – все просто испепелилось. Прогорели даже срубы колодцев в земле.

От деревянных построек не осталось даже головешек. Прогорели даже срубы колодцев в земле

– Очень грустный момент, что я не успел поймать кошку, – делится Никита Чалышев. – Она убежала, и я подумал: ну, сама спасётся… Больше я её не видел. А собака с утра прибежала. И курица одна прибежала. Что интересно, она совершенно не боялась ни собаки, ни человека. Я сидел возле уцелевшего чудом забора, а они ко мне с двух сторон прижались и не уходили. Потом мы в поле обнаружили какую-то бабушку, она там лежала. Мы перенесли её к нашему месту, напоили. Ей было лет 80, и она рассказала, что толком и ходить-то уже не могла, но во время пожара схватила документы и побежала. Говорила, что дом ей не жалко, радовалась тому, что жива. И мы радовались. Не было какого-то состояния трагедии.

С раннего утра верхневерейцы потянулись в село. Кто-то бродил по пепелищу, с трудом узнавая обжитое место, кто-то оплакивал погибших родных. Вернулся к своему бывшему дому и Дмитрий Николаевич. О впечатлениях хозяин говорит немного сбивчиво, но его простой рассказ берёт за душу.

– Вот ты знаешь, когда мужики плачут? Это ведь предел, их ведь ещё довести до него надо!.. Пришёл я на другой день в село – ну, чисто Хатынь, одни трубы кругом торчат. Теленок и поросёнок были перед пожаром. Выпустил в последний момент. После нашёл – один испёкся, другой задохнулся тут, неподалёку.

Позже нашёл в маленьком прудке на задах свою корову. Шкура животного была сильно опалена.

– Залез я в пруд по пояс, веревку зачалил, тащу из этой жижи её, а она упирается… Вымя огромное, и каменное просто – мастит начался. И обожжённое всё, по траве горящей шла… – с болью в голосе говорит хозяин.

Уже утром на пожарище прибыли Владимир Путин, Сергей Шойгу и губернатор Валерий Шанцев. То, что увидел в селе премьер-министр, потрясло его. После посещения пожарища была организована встреча, на которой присутствовала в числе прочих и глава посёлка Вили Людмила Анатольевна Лизунова.

– У Путина была джинсовая рубашка с коротким рукавом, голубая, – вспоминает Людмила Анатольевна. – Цвет лица его был точно такой же. Он был неестественно бледным. Потому что картина в Верхней Верее была ужасающей. Скотина, люди – трупы, гарь… Есть такое выражение «лица на нем не было». Вот и я увидела человека без лица…

Трудно представить, что переживает человек, когда в одночасье привычный мир уничтожен, и всё приходится начинать сначала. Трудно представить, какой след оставил в душе тот страх, который испытали очевидцы бедствия. Рассказчики называют это адом и концом света. Говорят, что и после пожара некоторые жители Верии долго не могли смотреть на открытый огонь.

Храм в честь прп. Сергия Радонежского в Верхней Верее

Но за бедой последовало и утешение. Путин строго распорядился, чтобы село было отстроено заново к осени, и взял это поручение под свой личный контроль. На третий день после пожара в село уже прибыла техника, начали разгребать завалы. Погорельцев расселили в санатории, бесплатно кормили, заботились. На чужую беду откликнулась вся Россия – гуманитарную помощь присылали из всех регионов, и даже из-за границы.

Уже 1 сентября торжественно сдали первый дом, а к зиме в новые жилища переехали все оставшиеся без крова семьи. В отстроенном заново селе прибавилось несколько новых улиц, на который переселили погорельцев из других сгоревших посёлков. Улицы так и назвали: Семиловская, Рожновская, Шернавская. Везде проложили асфальт, который прекрасно держится до сих пор. В каждый дом теперь подведены газ, вода, телефон, скоростной Интернет. Построили детский сад, новые магазины, фельдшерский пункт. Выстроили новый храм, теперь в селе есть свой батюшка.

Прошло уже 10 лет, и за это время много было сказано о событиях того страшного лета. Но есть в этих историях моменты, объяснить которые трудно до сих пор.

Тем страшным утром многих поразило то, что посреди горелой пустыни остались нетронутыми два зелёных островка – школа и кладбище. Вокруг школы и по сей день шумят раскидистые старые тополя, а на древнем кладбище возвышаются массивные сосны, которых не коснулось пламя. Очевидцы рассказывают: ограда сгорела, а в нескольких метрах от нее – деревянный крест на могиле младенца стоит нетронутый. Кстати, кладбища остались невредимыми и во всех других пострадавших от огня населённых пунктах.

Одна из женщин, обратившись в сторону кладбища, закричала: «Мама, папа, спасите нас!» И пожар вдруг повернул в другую сторону

Журналисты записали такую историю, произошедшую в те жаркие дни в селе Шиморском. Огонь подступал к домам, уже дымились крыши, и тут одна из женщин, обратившись в сторону кладбища, закричала не своим голосом: «Мама, папа, спасите нас!» И пожар, уверенно шедший на село, вдруг повернул в другую сторону.

Не молитвами ли предков-праведников сохранил Господь это место?

После пожара в селе осталось целыми четыре дома. То, что сохранились три из них, можно объяснить, хоть и с натяжкой, естественными причинами. Один дом был построен отдельно от всех, недалеко от школы. Другой – рядом с несгоревшим кладбищем. Третий – кирпичный – особняком стоял напротив алтаря заброшенной деревянной церковки. Но то, что остался невредимым четвёртый дом, можно объяснить только чудом. Он был первым по улице Ленина, прямо около леса, с той стороны, откуда шёл пожар. Обычный деревянный домик-сруб, в котором жили пожилые супруги Карповы. Мама старушки была в своё время старшей у бабушек-молилок, как их тут называли, знала Устав. А её дедушка прислуживал в церкви, и даже пострадал за веру – его арестовали после революции. Не им ли, небесным заступникам, обязаны хозяева уцелевшего дома?

Имели место и другие загадочные явления. Дмитрий Николаевич, о котором идёт речь в нашем повествовании, утром обнаружил целёхоньким деревянный домик, построенный для детских игр – на нём даже не облупилась краска. На крыше лежала детская кепочка, а внутри – раскраски. Рядом – груда кирпичей от дома и обугленный ствол берёзы.

Было и так: сгоревшая дотла баня, а рядом с ней небольшой детский бассейн – даже не съёжился от температуры.

На одном из участков остался целёхоньким стол, который соорудил, уходя в армию, сын семейства. Над столом развевается российский флаг.

Жители посёлка Шернавка рассказывали журналистам, что прямо под стеной сгоревшего дома после пожара обнаружили наседку, сидящую на яйцах. У птицы был лишь немного обожжён гребешок.

И ещё одно чудо находится прямо в центре села. Мёртвая обгорелая берёза, которую забыли спилить, простояла до следующего лета и вдруг… очнулась! Проклюнулись листочки, свежая зелень покрыла чёрные ветки. Стоит она теперь, возвышаясь над молоденькими деревцами, над одинаковыми домиками, над людьми, что всё реже вспоминают свою беду. Стоит как памятник, как символ победившей жизни.