Сретенский монастырь: мой дом, моя судьба

Часть 1

Как восстанавливали монастырь

Когда восстанавливали монастырь, братии приходилось очень много работать по ремонту и строительству. А места было мало, братия все увеличивалась. Разрешили нам надстроить один этаж в келейном корпусе и использовать чердачное пространство. И мы надстроили еще один этаж без согласования. Тут же прибежали из охраны памятников истории и культуры. Самострой! Чтобы его узаконить, по всяким комиссиям мы ходили. В конце концов в 2008 году к нам в монастырь приехал тогдашний мэр Юрий Лужков, и мы рассказали ему, что никак не можем согласовать свой проект и получить разрешение на надстройку. И нам узаконили надстройку еще одного этажа.

Как мы галерею к храму пристраивали

Интересная история была со строительством галереи вокруг храма. Сначала мы решили закрыть южное крыльцо. Все согласовали, закрыли его. Потом с батюшкой Тихоном думаем: надо бы галерею пристроить. Многие же храмы такой же архитектуры и такого же времени, как наш, имеют обходные галереи. В Дмитрове, например, – как раз там моя дочь работала, они реставрацию церкви проводили: храм того же времени, что и наш, и с галереей – и это естественно смотрится.

Экономом тогда был отец Пимен. Мы с ним везде ходили – и в Росохранкультуру, и по разным комиссиям. У нас тогда был молодой архитектор-реставратор Алексей Котов, он окончил архитектурный институт по реставрации, очень хорошо сделал крыльцо: правильные пропорции окон, столбов.

Пристройка галерей

Леша нарисовал нам и галерею. И вот мы ходим по комиссиям, рассказываем, что мы задыхаемся, что просто нет никакой возможности всех прихожан принять: не хватает места в храме, люди стоят на улице, зимой холодно, осенью дождь, даже Чашу на улицу выносят… И Причастие, и исповедь – все на улице, в выходные и праздники это обычная история.

– А вы постройте другой храм! – нам отвечают.

– Да где же нам его построить?!

И в самом деле: где же нам строить? В общем, нарисовали мы проект и ходим с ним, упрашиваем, чтобы нам разрешили строительство галереи. А наш храм – федеральный памятник, это охранная зона, строить в ней ничего нельзя и тем более пристраивать что-то к храму. И некоторые категорически возражали, а кто-то говорил, что в принципе пристроить можно и это никак не повредит архитектурному облику церкви.

Мы даже выдвигали такие аргументы, что пристройка галереи будет способствовать сохранности фресок в храме, потому что сейчас вход с улицы прямо в храм, а при пристройке галереи все-таки будет какая-то защитная зона. И еще пристройка галереи разгрузит храм. Потому что, когда встречали Владимирскую и еще какой-то праздник был, конденсат капал прямо с фресок. И мы эти доводы приводили, пояснительные записки писали, ходили в Росохранкультуру, но ничего у нас не получалось.

В конце концов, благодаря молитвам батюшки Тихона, благодаря его авторитету и личному обаянию, нам написали ответ на все наши письма: дескать, «разрешается временная пристройка галереи». У нас тогда работал архитектор Александр Борисович Щукин, он на основании эскизного проекта Леши Котова нарисовал кладку, сделал технические чертежи.

Стали мы строить. Лешины эскизы были очень грамотными, все эти окна, арки, столбы, пилястры были в том самом стиле, что и сам храм. Никто не мог сказать, что это что-то чужеродное: галерея выглядела так, словно она здесь была всегда. Все считали, что так и было.

Никто не мог сказать, что галерея – это что-то чужеродное: галерея выглядела так, словно она здесь была всегда

Построили мы довольно быстро. Как раз исполнилось десять лет возобновления нашей монастырской жизни, и было уже много насельников. А это разрешение на пристройку у меня до сих пор хранится.

За счет галереи площадь храма увеличилась на треть. Галерея, конечно, великое дело! Там у нас теперь исповедь идет. Справа появилось помещение для братии и для студентов нашей семинарии.

Еще у нас получилось сделать придел в честь преподобной Марии Египетской. И это очень хорошо, поскольку когда-то здесь был храм с престолом в честь Марии Египетской, пока советская власть его в 1930-е годы не сломала. В иконостасе нашего храма имелась даже икона святой Марии Египетской, покровительницы царицы Марии Ильиничны Милославской (1624–1669), первой жены царя Алексея Михайловича Романова.

Как мы стену строили

Стройка стены вокруг монастыря

8 сентября 1995 года мы собирались праздновать 600-летие сретения Владимирской иконы Божией Матери, и решили к этой дате все для стены подготовить. Леша Котов нарисовал монастырскую стену, и снова начались мои мытарства. Где только не приходилось мне все согласовывать! А там, в земле, под тротуаром, проходили электрические кабели, там хотели проводить какую-то трубу теплотрассы на нашу территорию. И я должна была с нашим проектом ходить в организацию «Отдел подземных сооружений». Это геологоразведочная организация. Они обычно дают карты, приезжают на место, смотрят, можно ли строить, потом только дают разрешение.

В то время, а это были 1990-е годы, еще шли с охотой навстречу Церкви, люди прямо с радостью тебя встречали. Приходишь, срок согласования, скажем, месяц, а они все за неделю делали. Было лето, стояла жара. Я ходила, носила работникам этих служб в подарок книжечки, разговаривала с ними, объясняла, что вот 600-летие, такая дата… И они шли навстречу, во всем помогали. Ходила еще в кабельную сеть, в мэрию, в префектуру, уже не помню куда – носилась по этим учреждениям и кабинетам…

В конце концов получила разрешение возводить стену. Когда стали рыть яму – открылись фундаменты старых храмов, стоявших вдоль Лубянки. Их в 1930-е годы ломали и улицу расширяли на четыре-пять метров. И сейчас, когда мы идем по тротуарам вдоль монастырской стены, как раз идем по фундаментам.

Наш сад

Когда появилась стена, мы начали разводить сад, ведь пока ограды не было, машины с улицы по тротуару заезжали на нашу территорию. Наш садовник отец Аркадий – садовод от рождения. Он начал разводить цветы, выписывать кусты – батюшка благословил. Отец Аркадий был родом из Ивано-Франковска, из Западной Украины, так он и оттуда что-то привозил, и тут закупал… Потом уже из интернета мог что-то выписать.

Это он создал весь наш роскошный сад. У нас ведь не было никакого сада, земля – сплошной строительный мусор, битый кирпич, известка, цемент, оставшиеся после сноса храмов. Он доставал какие-то невероятные кусты роз, какие-то сорта цветов. Еще хотел выкорчевать все большие деревья, чтобы только посадить свои розы. Но я отстояла эти деревья, стояла насмерть, сказала: «Только вместе со мной!»

Земля вокруг – строительный мусор! Но отец Аркадий, садовод от рождения, удивительный сад на такой земле взрастил

У него было сито, такая большая сетка, так он копал на метр в глубину, а там все был строительный мусор после сноса храмов. Как сейчас помню: сидит он у аллейки, землю просеивает… Это были, конечно, героические усилия. Причем всегда находились доброхоты, помощники, которые приходили ему помогать. Они просеивали землю – а это все строительный мусор. Так что еще завозили землю. Теперь это все растет и благоухает. Входишь с сумасшедшей Лубянки – и словно попадаешь в другой мир.

Смешная история была. Отец Аркадий насадил кипарисы, какие-то южные растения. А на зиму их нужно укрывать. И он обратился к женщинам-прихожанкам с просьбой, чтобы принесли тряпки для утепления. И вот все несут с радостью какое-то тряпье. Прихожу я на работу – а вокруг все обмотано старыми колготками, старыми халатами – чем только не обмотано! Да все разных цветов! В общем, картина называлась: зимний сад преобразился и расцвел! Как еще порток не повесили! Видимо, батюшка увидел, дал команду, чтобы все было цивилизованно. Потом уже завели одинаковые черные мешки для утепления растений.

Подземный храм

Где-то в 2000 году мы решили сделать подземный храм. Сотрудников почти не было. Работала небольшая инженерная группа, Валентина Ильинична, опытный строитель, очень верующая женщина. Она занималась теплотрассой, канализацией. Приходилось делать много согласований в Охране памятников. Это ведь центр: куда ни ткни – везде коммуникации. Там, где крипта сейчас, где копия Плащаницы, был тепловой узел: вентили, трубы.

Позвали археологов, сделали проект. Как раз в это время меняли теплотрассу. И мы хотели узнать, есть ли подвал под храмом. И стали археологи рыть вглубь, обнаружили только насыпь. Оказалось, что храм не имеет подвала, просто стоит на насыпном основании. А в другом месте, в другом помещении была ниша, и как-то мы еще раньше, без археологов, хотели посмотреть, что там, так прибежали от соседей – из ФСБ: видимо, к чему-то мы подобрались… Больше уже не рыли.

Убрали вентили, трубы, сделали крипту, батюшка из Америки плащаницу привез, ее патриарх освящал как Нерукотворный образ Спасителя. Эту плащаницу мы и поместили в крипту.

Французская школа

Строительство нового храма – это была целая эпопея. Сначала мы писали письма, чтобы нам отдали школу. Она находилась на исконно монастырской территории, была построена в 1952 году на месте снесенного келейного корпуса. Тут когда-то были и келейный корпус, и сад. Имелось тут, судя по старым источникам, и старинное кладбище, хоронили на нем до 1812 года и наших, и французов. По иронии судьбы школа тоже была французская. И мы с первых лет писали просьбы о возвращении нам этой территории. Между нами и школой находился забор, но школьники по праздникам у нас бегали, братия даже шприцы находила – видимо, были такие, кто кололись. В конце концов где-то в 2005–2006 годах в мэрии приняли решение построить новую школу, старую перевести туда, а здание передать нам.

С отцом Анастасием. Вторая слева - автор - Н.Н. Шабалина

В 2008 году, это я хорошо помню, Лужков по субботам устраивал выезды по Москве со своей большой командой чиновников из разных комитетов. Они приезжали на какие-то строящиеся и проблемные объекты. И наконец он приехал к нам.

Мы к этому его визиту очень готовились. Помню, с отцом Никодимом подготовили целую выставку фотопланшетов, где отражалась история монастыря и его нынешнее состояние. У нас уже был надстроен келейный корпус – самострой. Отцы писали доклады, и я писала, чтобы Лужков мог себе все это представить.

Да, перед этим его визитом подготовка была несусветная: две недели его чиновники к нам ездили почти каждый день. И мы водили их по разным «маршрутам», где должен был пройти Лужков, готовили, как это сейчас называется, «презентацию» и все показывали. Мы с отцом Никодимом этим занимались. Со всей администрацией Лужкова я перезнакомилась, один из чиновников до сих пор мне звонит, со всеми праздниками поздравляет, больше десяти лет уже с того времени.

Может, оно и к лучшему…

И вот в конце концов в бывшей старой библиотеке, в корпусе на Лубянке, состоялось совещание. Народу было много из мэрии, из префектуры и представителей разных городских структур – кого только не было! И из печати, и из Охраны памятников. Отец Тихон делал доклад, и обсуждалось, какие у нас проблемы и что мы просим. Мы рассказали, что у нас очень тесно, помещений не хватает. Студенты живут по четыре человека в 8-метровых кельях.

В результате заседания решили: школу нужно освобождать и передавать монастырю. Мы терпеливо ждали. В Правительстве Москвы появился сын протоиерея Александра Меня, Михаил Мень (он был в то время министром строительства и жилищно-коммунального хозяйства страны), он стал батюшке очень помогать. Возник вопрос о строительстве нового храма. Хоть у нас и была уже галерея, но народ на службы всё прибывал, и места всё равно не хватало. В праздники и воскресные дни опять люди стояли на улице.

В результате заседания решили: здание школы нужно передать монастырю. Мы терпеливо ждали

Сначала была идея снести школу и на ее месте построить храм. И Моспроект разработал такой проект, макет, где храм стоял на месте школы. И главный архитектор города, и Моспроект – все нас поддержали и нашу идею приняли. А потом на градостроительном совете вдруг выступает Лужков и говорит:

– Нет, храм мы строить не будем. Школу мы снесем, а храм строить не будем. Пусть на этом месте будет большая соборная площадь. А то со старинным храмом будет соседствовать какой-то другой, современный храм – это нехорошо.

Я тоже решила выступить. А там народу на градостроительном совете больше ста человек – все сплошь заслуженные архитекторы, члены разных комиссий.

Я говорю:

– Вы знаете, ведь это история каждого монастыря, каждого монастырского комплекса. Если посмотреть на любой монастырский комплекс, там тоже постройки разных времен и храмы разновременные, разностильные. И всё это как-то вписывается в монастырский архитектурный ансамбль, потому что естественно. Обитель растет, братия увеличивается, и, конечно, пристраиваются все новые здания, строятся еще храмы.

А совещание – сначала все были за снос школы и строительство храма, а после выступления Лужкова – сразу все стали против. И «против» все проголосовали. Я сразу после совещания звоню батюшке, рассказываю обо всем, а он отвечает:

– Ну что ж… Может, оно и к лучшему. А то стройка, грязь, машины будут возить стройматериалы…

Это счастье – учиться в такой семинарии!

Я подумала и говорю батюшке:

– Если строить храм на этом месте не будем, зачем нам ломать эту школу?! Хорошее здание. У нас семинаристы ютятся: там класс, тут класс, в каких-то маленьких помещениях.

Батюшка согласился, и мы написали письмо Лужкову, что в связи с теснотой и нехваткой классов для семинаристов просим оставить здание школы для переоборудования его под семинарию. И нам разрешили! Так семинаристы получили прекрасное место для учебы. Я очень рада, что мы сохранили это здание в качестве семинарии. Здание очень крепкое, добротное, 1952 года постройки. Прекрасное здание. А наши студенты мыкались, и общежитие где-то – все кое-как, а теперь они учатся в прекрасной семинарии. Сделали проект реконструкции. Такие комнаты, такие кельи, такие классы! И оформление… Где такое найдешь?! Патриарх, когда приехал, увидел, был просто поражен. Это счастье – учиться в такой семинарии!

Если отец Тихон что-то делает – делает это все на полную

Это, конечно, только благодаря батюшке. Если он что-то делает – делает это все на полную. И оформление, и всякие облицовочные материалы, и мебель – он во все вникал, в каждую мелочь. Принимал все близко к сердцу, старался дойти до сути в каждой мелочи, сделать все возможно самым лучшим. Поэтому и в семинарии, и в новом храме – и отделку, и мебель – все принимал сам.

Все благодаря батюшке!

Все благодаря ему… В моей семье все прямо тут, при монастыре, выросли, и внучек моих всех батюшка крестил. Как появилась тут Даша, батюшка всегда давал ей работу. Сначала она книжки детские делала, открытки оформляла. Он говорил про нее в шутку: «моя крепостная художница»… Тут все – куда не кинь, и в храме, и везде – наша работа. В 2005 году реставрацию храма делали – он же был черным… Сейчас уже снова пора реставрацию делать: храм потемнел, все снова надо промывать, чистить.

А было… Я сама лазила на леса – туда, под купол. Там весь красочный слой, штукатурка вся отслаивались. Так что не только все было черное, первая задача была штукатурку укрепить, чтобы она не отвалилась. А ведь она могла отвалиться – в таком состоянии всё было. Художники все укрепили, и только потом начали промывать.

Я сама лазила на леса – туда, под купол. Там весь красочный слой, штукатурка вся отслаивались

А реставрация в старом храме была давно – в 1970–1980-х годах, и прежние реставраторы все фрески покрыли желтком – а он почернел, и его не смоешь ничем. Приходилось где-то скоблить даже. Потом, когда все реставрационные работы провели, Охрана памятников наших художников хвалила, что они так хорошо все восстановили, на высоком уровне. А часть фресок в известные времена была безвозвратно утрачена.

Фотографии старые этих росписей есть – черно-белые, конечно. Но по ним можно было восстановить то, что раньше было.

После первой реставрации в 1970 году стены были побелены. И мы сначала просто покрасили. Отец Тихон пришел:

– Нет, не годится…

И художники – все переделывать. В конце концов они взяли за основу сохранившийся орнамент и расписали храм. Над дверями херувимов, серафимов восстановили, цветы.

Как мы новый храм собирались строить

Вот еще хотела рассказать, как мы новый храм собирались строить. В нашем старом храме народ по-прежнему не помещался во время служб, места не хватало, и прихожане стояли на улице, поскольку храм у нас действительно маловат. И задумка со строительством нового нас не покидала.

Так что решили все-таки построить новую церковь. Вы даже не представляете, каким трудным было воплощение нашей мечты. Если бы не город, если бы не Сергей Семенович Собянин и его помощники, если бы не авторитет нашего батюшки – этого было бы годами не свернуть. Построить в центре церковь, причем построить ее в зоне памятника федерального значения, где можно проводить только ремонтные работы, – это было очень сложно.

Вид на храм из окна семинарии

Каким же трудным было воплощение нашей мечты – построить новую церковь!

Здесь была неимоверная теснота, машина не могла проехать – бордюр задевала. Причем, чтобы построить храм, нужно было снести два дома – два небольших здания постройки самого конца XIX века. Один дом был недавно нами же и отремонтирован (его мне было жалко), другой находился в аварийном состоянии. Это были постройки, действительно не представлявшие никакой исторической или архитектурной ценности. Но все равно нужно было делать экспертизу.

Мы позвали искусствоведов и комиссию, которые провели обследование-расследование, написали целые тома итогов экспертизы и сделали заключение. Мы вышли на комиссию – и поднялась такая буча! Есть и комиссия, которая называется «несносная» – они как раз по сносу. А есть еще блюстители – Архнадзор: это такая, можно сказать, самодеятельная группа, которая следит за памятниками старины. Это, с одной стороны, хорошо, поскольку они следят за сохранностью этих памятников старины. Но, с другой стороны, как мы выяснили, их субсидирует не кто иной, как Гельман, и они были явно против строительства храма. Они всегда занимаются противодействием строительству храмов и организуют подписи против.

И вот против нас поднялась настоящая кампания: и в печати, и письма Президенту, и письма Патриарху. Они объясняли, что нельзя эти домики сносить, поскольку они – памятники архитектуры. Конечно, это были неплохие домики, но они были совсем никакие не памятники архитектуры, а обычные хозяйственные постройки.

В конце концов мы победили: нам разрешили снос. Городские чиновники нас поздравляли, говорили, что наша победа – это вообще немыслимое дело. И вот у нас в результате получились огромная площадь и новый огромный храм. Я хожу и каждый раз думаю: откуда взялась такая огромная площадь?!

Возможно ли было все это себе представить в 1994 году, в тот снежный вечер под Сретение, когда в сугробах служили Всенощную? Можно ли было тогда представить себе эту прекрасную семинарию, этот чудесный огромный храм, этот цветущий сад и всё прочее, чем является сейчас наш любимый Сретенский монастырь?!