«Одежды патриарха Тихона я писала с натуры»

Сегодня 9 дней со дня преставления ко Господу замечательного иконописца и реставратора Наталии Петровны Ермаковой. Публикуем фрагмент ее воспоминаний о работе в Донском монастыре времен начала его возрождения.

Наталия Петровна Ермакова за работой

Пожар в Донской обители

В Донской монастырь меня привел отец Тихон (Шевкунов), с которым мы познакомились благодаря Елене Чавчавадзе. Отец Тихон был тогда молодым веселым иеромонахом. Мне сразу дали громадную светлую мастерскую и поручили писать икону недавно прославленного патриарха Тихона. Я начала работать 8 марта 1992 года, в первый день Великого поста. День работаю, вечером иду в Большой собор на канон Андрея Критского.

Большой собор всегда был летним и не отапливался, зимой служили в теплом Малом соборе. Но в ноябре 1991 года какие-то злоумышленники подожгли Малый собор, там сгорело много икон, в том числе написанная мной «Державная», многослойные росписи на потолке обвалились до кирпичей, пришлось в зиму начинать ремонт. Самые лучшие московские реставраторы приехали в Донской после пожара, отобрали не полностью сгоревшие иконы и срочно стали их спасать. Для этого иконы перенесли ко мне в мастерскую и развесили по стенам. В мастерской установился сильный запах горелого дерева, а я ведь находилась там все время и спала там же на раскладном кресле, которое раздобыл для меня отец Тихон.

Наталия Петровна Ермакова. Малый собор зимой 1994 г.

В ноябре 1991 года злоумышленники подожгли собор. Там сгорело много икон, в том числе написанная мной «Державная»

В первый день Великого поста на канон пришло много народа, но после зимы там стоял такой холод, что на следующий день половина людей слегла, а хор охрип. Стояли на промерзших чугунных плитах, а по храму гуляли сквозняки. В общем, к четвергу осталась только горстка самых закаленных людей.

В монастыре в тот момент было 3 монаха: наместник отец Агафодор, отец Тихон и старенький отец Даниил (Сарычев – Ред.). Каждый из монахов был яркой личностью. Послушников было человека четыре.

Обретение мощей святого патриарха Тихона

Обретение мощей святителя Тихона, патриарха Московского

Незадолго до моего прихода отец Тихон организовал раскопки, воспользовавшись отсутствием наместника, и под плитами пола в Малом соборе были обнаружены мощи патриарха Тихона.

Молодой отец Тихон распутал детективную историю своего святого, и гроб с телом был обретен

Патриарх Тихон умер в 1925 году, когда советская власть яростно боролась с Православием, желая себя поставить на место Бога. Церкви разрушали, иконы жгли, священников убивали или отправляли в лагеря. На похоронах патриарха Тихона после того, как народ простился с ним, гроб занесли в Малый собор, куда зашли только епископы, и были там долго, больше трех часов. За это время могила для патриарха Тихона была углублена еще на 3 метра, туда и положили гроб с телом. Потом над гробом аккуратно восстановили древний воздуховод – выложенный старинным кирпичом проход для теплого воздуха, идущего зимой от топящейся печи. А над воздуховодом уже сделали сводчатый склеп с мраморной табличкой: «Здесь похоронен патриарх Тихон», засыпали это все землей, положили плиты пола и поставили надгробие. Это было сделано для того, чтобы уберечь тело патриарха от надругательства большевиков. Епископы договорились молчать об этом и сдержали свое слово, никто не проговорился.

В 1927 году в Донском монастыре храм преподобного Серафима Саровского был переоборудован в крематорий. Прошел слух, что чекисты ночью выкопали гроб с телом патриарха Тихона и сожгли в крематории. А если бы чекисты и в самом деле раскопали могилу, то увидели бы пустой склеп.

Но молодой отец Тихон распутал эту детективную историю своего святого, и гроб с телом патриарха Тихона был торжественно поднят из глубины на поверхность.

В этот день я не могла работать

Икона святителя Тихона, написанная Наталией Петровной Ермаковой Патриарх Алексей II отдал свои богатые патриаршие ризы, и тело святителя переоблачили в новые одежды, положили в позолоченную гробницу и открыли для народа. А дубовый гроб и одежды патриарха Тихона наместник распорядился отнести в мою мастерскую. Это было так: я ничего не знала, вдруг открывается дверь, и ко мне вносят десяток столов, следом идут другие люди и покрывают столы чистыми простынями. Потом принесли одежды, в которых патриарх Тихон лежал 70 лет в гробу, а затем – дубовый черный гроб, который поставили на пол. Потом зашел наместник и сказал, чтобы я не впускала сюда ни одного человека, и все ушли. Мантия и саккос патриарха были те самые, которые я видела на фотографиях. Сверху они были совершенно целые, а снизу, под телом, сгнили, как сказал отец Тихон. Я сама к ним не притрагивалась. Там же было красивое Евангелие с золотой обложкой. Все эти вещи нуждались в просушке, ведь когда пожарные гасили огонь, налили море воды.

Дубовый гроб и одежды патриарха Тихона наместник распорядился отнести в мою мастерскую

В этот день я не могла работать, просто сидела обалдевшая. Потом я заметила, что стойкий запах гари, от которого у меня слезились глаза, исчез и заменился свежим хорошим запахом весенней свежевскопанной земли. Ночь я спала спокойно, утром у меня спрашивали, не являлся ли мне патриарх, но ничего такого не было. На первой иконе патриарха Тихона одежды я писала с натуры. Через год они просохли, и пюхтицкие монахини их отреставрировали. Сейчас они находятся в музее патриарха Тихона в Донском монастыре, в келье, где он был в заключении.

За месяц надо было написать икону, так как на 7 апреля было назначено перенесение мощей патриарха Тихона, на котором должны были быть патриарх Алексей II и митрополиты. Я закончила икону, и ее забрали в 12 ночи в канун праздника. Я со спокойной душой пошла по монастырю посмотреть, что там другие делают.

После службы старушки понесли по домам невиданной красоты цветы

Наталия Петровна Ермакова. Донской монастырь. Большой собор. Масло. 1992 г. В Большом соборе было море живых цветов в ведрах, баках, одна чугунная ванна была плотно уставлена красными розами, другая такая же ванна – белыми. Там я впервые в жизни увидела орхидеи, ими украшали икону патриарха Тихона. Всем распоряжалась пожилая женщина, под ее началом были два человека, которые ее беспрекословно слушались. Я увидела, как делают шары из роз, втыкая их в какой-то зеленый кирпич со всех сторон, а потом подвешивая его под паникадилом. При мне начальница решила поставить вазу с цветами на выступ большой колонны. Ее рабочий притащил стремянку, увидел, что стремянки не хватает, принес откуда-то стол, поставил на стол стремянку и с вазой в руках полез наверх. Все сооружение качалось, внизу были чугунные плиты, но он дотянулся и поставил вазу на уступ. Начальница взглянула, ей не понравилось, и он спустился с вазой вниз. Я пошла спать.

Утром приехал патриарх, встреченный звоном всех колоколов, и началась служба. После службы митрополиты подняли раку с мощами патриарха Тихона и понесли ее к Большому собору. Митрополиты все были пожилые люди, отвыкшие от физических нагрузок, им было трудно нести тяжелую раку. Перед ними шли дети и разбрасывали цветы им под ноги. В те годы полки магазинов были пусты, и я подумала: «А не лучше ли было не тратить миллионы на цветы, а раздать людям гречку?». Народ, идущий следом, цветы с земли подбирал.

К вечеру я пошла пройтись по кладбищу. Все давно разошлись, но кто-то всем ангелам, которых много на надгробиях, вложил в руки букеты живых цветов. И я переменила свое мнение: ну раздавали бы людям гречку, тут же все выстроились бы в очередь, началась бы давка, часть пакетов порвались, крупа рассыпалась… А здесь старушки понесли по домам невиданной красоты цветы – здорово!

Ко мне приходили люди и спрашивали: «Чем помочь?»

Первое время после открытия монастыря мы все жили на подъеме, все делали быстро и с радостью, не жалея своих сил. В Большом соборе полы были из больших чугунных плит, на которые в советское время было приклеено несколько слоев линолеума. Женщины приходили вечером после работы в собор очищать полы от линолеума. Воду в ведрах носили из семинарского корпуса и, стоя на коленях в неотапливаемом соборе, очистили полы месяца за два. Конечно, во славу Божию!

Ко мне приходили люди и спрашивали: «Чем помочь?», – и с энтузиазмом растирали краски для икон, мыли окна и полы. Наместник отец Агафодор ходил по монастырю в телогрейке и первым брался за работу – лез на крышу чистить снег или разбирать завалы мусора в башнях.

Наместник ходил по монастырю в телогрейке и первым брался за работу: чистил снег на крыше, разбирал завалы мусора

У меня сложился хороший режим дня: вставала в 6:30, через 15 минут уже стояла на Полунощнице в Малом соборе. Я любила эту совсем короткую службу, полумрак собора. В храме – только послушники и монахи, монастырь еще заперт. Все опускаются на колени, поют «Се, Жених грядет в полунощи» и «Под Твою милость». Потом открывался монастырь, начиналась служба, а я шла на кладбище и читала утреннее правило, которое знаю наизусть. По пути заходила в часовню Левченко к мозаичной иконе Николая Чудотворца и к бронзовой скульптуре Христа, которую любил отец Александр Мень. Потом я возвращалась в церковь, где в этот момент начинался Евхаристический канон, после «Отче наш» я уходила, завтракала у себя и садилась работать. Обедала я с рабочими в столовой. Монастырю отдали постное масло из просроченных армейских запасов, на нем готовили нам еду. Часа в 4 дня меня начинало клонить ко сну. Чтобы побороть лень, я как раз в это время читала неусыпаемую псалтирь, одну кафизму с помянниками – полчаса молитвы, потом опять работа до ужина. После ужина ходила по кладбищу и читала молитвы на сон грядущим. Что-нибудь еще перед сном почитаешь и – спать!

Наталия Петровна Ермакова. У стены. Донской монастырь

Осенью в сумерках я пошла читать правило на кладбище и увидела, что монахи и наместник со своим хором граблями сгребают листву. Я тоже взяла грабли и включилась в работу. Когда совсем стемнело, наместник распорядился закончить, и мы, уставшие с непривычки, гурьбой пошли с песней, как в деревне.

Как святой Никита предостерег от ошибки при написании его иконы

Когда я начинала новую икону, я обычно прочитывала житие святого, которого собиралась писать. Наместник поручил мне написать икону святого Никиты Новгородского. Я пошла в монастырскую библиотеку, прочла его житие и увидела, что его рисуют совсем молодым, без усов и бородки. Я подумала, что получится совсем женское лицо, и решила чуть-чуть в уголках губ наметить пробивающиеся усики. Чудеса я читать не стала, пошла отдавать книгу, а библиотекарь уже записал ее мне и торопился уходить. Ладно, взяла я книгу в келью и перед сном стала читать дальше его житие. А там написано, что одному древнему иконописцу поручили писать икону святого Никиты. Иконописец посмотрел, как его рисуют, и подумал, что лицо-то получится как бы женское, надо ему чуть-чуть усики пририсовать. Ночью явился ему святой Никита и грозно сказал: «Не выдумывай! Не было у меня ни усов, ни бороды, так и рисуй!» Так и меня святой Никита предостерег от ошибки, спасибо ему. [...]

О работе в алтаре

Когда я в 1988 году вернулась со Святой Земли, наместник благословил меня делать росписи в алтаре Большого собора. Он вообще-то хотел меня постричь, решив, что я нагулялась, но я сказала, что не готова. Тогда мне просто сшили подрясник, и отец Кирилл благословил меня работать в алтаре. В помощь мне дали отца Григория, с ним было очень хорошо работать. При малейшем искушении тут же у него исповедуешься – и опять все гладко. Мне было стыдно, что я, мирская женщина, оказалась в таком месте. Отец Лука объяснил мне, как вести себя в алтаре, чего нельзя касаться. Я про себя решила, что не буду есть мяса, пока работаю там.

Работу я начала с главной иконы Спаса в Силах на Горнем месте. Месяца два я писала эту икону и вот уже закончила все, оставалось написать только буквы. Я на субботу и воскресенье, как обычно, уехала домой. Вечером предполагались гости, и я наготовила тушеного мяса. И так получилось, что кроме него в доме еды не было, и я поела мясо.

Одной ногой я уже стояла на лесах, а другая была еще на лестнице. Вдруг лестница поехала, и я полетела назад

В понедельник я вошла в алтарь сразу после утренней службы, положила три земных поклона и полезла на леса. Леса стояли до верха Большого собора, впереди меня залезли двое рабочих, они что-то красили на потолке. Мне надо было подняться только на нижний ярус, это метра 3 высоты. В тот момент, когда я одной ногой стояла уже на лесах, а другая была еще на лестнице, лестница поехала, и я полетела назад. Полы в алтаре из чугунных плит, но непонятным образом я упала не назад, а вбок и повисла на выступе металлических лесов. Я грузная, леса пошатнулись до верха, так что рабочие оттуда чуть не попадали. Лестница грохнулась, а я, радуясь, что не разбилась, спустилась по штанге лесов вниз. Помню, я еще рада была, что на мне черные плотные колготки и все прилично. Отец Лука еще был в алтаре, все собрались и осмотрели меня: на мне ни царапины (нельзя, чтобы в алтаре пролилась кровь). Отец Лука говорит мне: «Сегодня не работайте, идите отдохните».

Я пошла к себе в келью и, хотя было всего 10 часов утра, прилегла и заснула. Проснулась – чувствую, что лежу в мокром. Все-таки на боку у меня была ссадина и кровь сочилась, но это все мелочи по сравнению с тем, что могло случиться.

«Болтливые ангелы», которые не обо всем говорят

Чтобы я не простаивала, наместник благословил меня работать в алтаре во время службы. Но ни разу я не осмелилась быть там во время литургии, а во время всенощной, бывало, работала. И вот однажды, когда я писала Даниила во рву львином, шла всенощная, и я как-то по-другому увидела всю службу – как все слаженно, красиво происходит. Запел хор, быстро прошел дьякон и провозгласил с амвона, из алтаря ему ответил священник. Отец Григорий стоял в алтаре и кого-то исповедовал, наказанный монах клал земные поклоны, опять хор вступил. Как все разумно, гармонично, слаженно. Чувствуется, что Господь всем руководит, а монахи при этом делаются немного ангелами. Я попыталась потом рассказать это отцу Григорию, он улыбнулся и говорит: «Да, болтливые такие ангелы», – потому что он потом стоял с Ермогеном и что-то обсуждал.

За год мы с отцом Григорием расписали нижний ярус в алтаре Большого собора. Успели к 9 ноября, когда должен был приехать патриарх Алексей II. Я взяла неделю отпуска, и в это время у нас дома гостила старушка из Голландии, мне хотелось уделить ей внимание. Накануне праздника позвонил отец Григорий, спросил, буду ли я завтра в монастыре, я беззаботно ответила, что, может, и буду. Наутро мы с моей гостьей решили съездить в Донской, а потом в книжный магазин. Одеваясь утром, я подумала, что раздеваться мне нигде не надо будет, и хотела надеть рабочий свитер, но он был такой рваный, что я надела более приличную одежду.

Наталия Петровна Ермакова

Приехали мы в Донской, народу – тьма, начался крестный ход, и я нарочно шла так, чтобы не попасться наместнику на глаза, чтобы он меня не припахал к какой-нибудь срочной работе. Но он меня заметил и поманил пальцем. Ну, что делать, я подошла, и он мне сказал, чтобы я шла с ним. Пошли с патриархом в Малый собор, отслужили панихиду, потом все пошли пировать в дом наместника, я как привязанная хожу за ним, а он ничего не говорит. Я быстренько сбегала, нашла свою старушку, попросила знакомую съездить с ней в магазин, а домой к нам она сама доберется, и вернулась в дом наместника.

Наверху они пируют с патриархом и гостями, а я сижу внизу. Есть хочется, думаю, пойду наверх, где-нибудь в уголке поем хоть. Проскользнула удачно, а там на столах – изобилие, я наворачиваю. Вдруг слышу, патриарх громко говорит: «Ермакова Наталия Петровна!» – я чуть не подавилась. Народ расступился, и я подошла к патриарху. Вот тут я порадовалась, что не в драном свитере! Патриарх прочел грамоту, из которой я уловила, что за росписи в алтаре Большого собора мне дают медаль, которую патриарх мне и прикрепил, и благословил на дальнейшую работу. Все хорошо, но почему бы отцу Григорию не сказать мне накануне про медаль? Не понимаю.

Не льстите бесам

В 1999 году я делала росписи в храме святителя Тихона. На западной стене надо было написать Страшный суд, как это принято. Я нашла хорошие греческие образцы XII века, начала с центральной фигуры – стоит душа, и на весах взвешивают ее добрые и злые дела. Когда я делала рисунок, то увлеклась и не заметила, что было уже сильно за полночь. Я легко нарисовала справа от души ангела, а потом стала рисовать слева черта, который пытается помешать взвешиванию. Я срисовывала черта с греческой древней иконы, он был там изображен полноватым мужчиной лет сорока, я срисовывала, стараясь сделать фигуру выразительней, и фигура оживала на глазах. Мне не очень нравилось, что он такой живой, но машинально я исправляла кое-что, и фигура становилась все удачнее.

Наконец мне показалось, что мной прямо-таки руководят: «Вот еще исправь немного поворот головы». Я остановилась: что это, зачем мне его делать таким живым? Стала смотреть другие иконы Страшного суда. На русских иконах чертей рисуют вообще без всякой индивидуальности: просто серая фигура без лица в остроконечной шапке. Я поняла, почему это: потому что, например, черту, которого я рисовала, очень хотелось быть изображенным личностью. Подумав еще и прочтя «Да воскреснет Бог», я взяла резинку и стерла начисто изображение черта. Как он сопротивлялся! Он почти вопил: «Не смей, смотри, как я удачно нарисован, я похож, оставь, не стирай!» Когда я полностью стерла его, меня шатнуло так, что я чуть с лесов не слетела. Перекрестившись и непрерывно молясь, я очень осторожно слезла с лесов и пошла к себе. Было уже 3 часа ночи. На следующий день я нарисовала на этом месте по-русски, уже без всяких искушений. С чертом шутки плохи!

Почему сюда ударила молния?

Иногда бывали авралы, приходилось набирать по 10–12 человек помощников, я это не любила. Получается, что мне самой уже некогда работать, надо раздать задания каждому и следить, чтобы не накосячили, заставлять переделывать. Нет, лучше спокойно работать одной!

Мощный электрический разряд прошел из паникадила в край металлической туры

Я делала росписи в храме святого Александра Невского. Работала с туры высоко на стене. Помогала мне молоденькая девушка Ксюша. Пришла гроза, но я не беспокоилась, потому что храм строили при мне, и каркас был сварен из 12 мощных швеллеров, вкопанных в землю. Закончив рисовать в одном месте, я попросила Ксюшу перекатить туру к другой стене. Когда тура проезжала под паникадилом, мощный электрический разряд прошел из паникадила в край металлической туры. Хорошо, что я сидела у другого края и смотрела в сторону! Свет был ярчайший, а удар – как будто тяжелым молотом грохнули по туре. Ксюша замерла, а я говорю: «Ксюша, откати меня скорей отсюда!» Стены храма покрылись большими трещинами, а из киота выпала икона святого Агафодора, подаренная наместнику спонсорами. Физического объяснения этому случаю я не нашла – почему молния ударила в прекрасно заземленный маленький храм, стоящий рядом с высоким Большим собором? [...]