Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...
Федор Тютчев
Митрополит Ленинградский и Ладожский Иоанн (Снычев) Эта ситуация меня всегда интересовала. Вот, мы открываем рот, произносим слова... И куда они деваются-то? Исчезают, что ли? И как бы их и не было? Как-то не верилось никогда. Ну, должно же что-то случаться, пусть не сейчас, пусть когда-то, пусть не сразу. Должно! Откуда-то взялась эта уверенность. И это тоже непонятно: откуда?
Ну, да ладно. Там вопрос тянет вопрос. Чем больше их задаешь – тем больше становится неопределенность: интонация имеет значение, близость к объекту, пол, возраст, интеллект, язык (вот, я на русском, а если на украинском, к примеру?) и пр. Да и какое слово вылетело – доброе? А если злое? И все это «тоннами» прет из людей, и ну бродить по свету... Может, лучше вообще помолчать?
Мы ехали с другом в машине. Я уже третьи сутки не ел, не пил, не спал, а только им и занимался. Практически таскал его на руках, успокаивал, разговаривал, ходил в магазин, готовил ему поесть, укладывал спать, выполнял его работу (мы были напарниками). Состояние у него было жалкое: полная депрессия, он мало тогда походил на того резкого и могучего дагестанца, которым был еще несколько дней назад. Я боялся оставить его одного хоть на минуту, вывез все колющие, режущие, стреляющие предметы из его дома, отобрал ключи от машины и от квартиры.
Диагноз «рак почки». Эка невидаль! Но этот диагноз сломал моего друга
А что же случилось? Да вроде, не такое уж страшное – диагноз «рак почки». Эка невидаль! Ну, не пристрелили же! А это могло каждый день случиться тогда. Но этот диагноз сломал моего друга через секунду после того, как врач его озвучил. И вот, сейчас я вел машину и боковым зрением, в тревоге, постоянно контролировал то, что сидело справа от меня. На человека это мало было похоже. Мне стало тяжко. Я достал случайную кассету из бардачка и вставил в магнитофон. Магнитофон запел голосом Олега Скобли. Звучала его песня «Лаврские колокола». Мой друг встрепенулся на переднем сиденье, он внимательно слушал, взгляд приобрел осмысленность. Нет, мне самому эта песня нравилась, но чтобы такое впечатление произвести...
Могила митрополита Иоанна (Снычева) Мой друг заерзал на сиденье, как-то резко собрался и как-то резко ожил прямо на глазах. Дослушал, кашлянул и хриплым голосом произнес:
– Про кого песня?
Я ему:
– Про митрополита Иоанна Снычева. Говорят, великий был человек.
Опять последовал вопрос:
– Кто поет, автор кто?
– Священник, духовное чадо владыки.
– А где могила митрополита?
– Да тут рядом, 5 минут, в лавре Александра Невского (мы были на Охте).
Он:
– Поехали.
Я молча развернул машину.
Мы съездили на могилку владыки. Друг долго стоял над ней, возложив цветы
Непонятно, что случилось. Мы съездили на могилку владыки. Друг долго стоял над ней, возложив цветы. Я терпеливо ждал. Потом зашли в собор и приложились к мощам Великого святого князя. Через несколько дней друг покрестился, были на литургии, после которой протоиерей Иоанн Миронов подарил причастнику икону Божией Матери «Пантанасса», благословив на операцию. Говорят, эта икона помогает онкобольным. Потом мой друг, уже окончательно воспрявший духом, был прооперирован. Забыл о своей болячке, пережил 1990-е, что само по себе уже было чудо. И до сих пор жив.
Вот я и думаю: отошел ко Господу святой человек митрополит Иоанн, по любви к нему появилась песня, которую случайно услышал в тяжкую минуту своей жизни мой друг. И жизнь его в одночасье резко поменялась. А всего лишь надо было услышать слово, просто слово, исходящее из любящих сердец. Или, думаете, тут случайность, а слова – всего лишь мычание бессмысленное?