Архимандрит Никита (Сторожук): «Ситуация у нас сложная и запутанная»

Когда я позвонил архимандриту Никите (Сторожуку) с информацией о моём научном проекте и с просьбой об интервью, секретарь Черновицкой епархии ответил очень доброжелательно: «Приезжайте. Остановитесь у нас в епархии. Если уже забронировали жильё, отменяйте бронирование». Такое гостеприимное предложение прозвучало для меня весьма неожиданно; тем более что я путешествовал с беременной супругой и, конечно, не хотел никого стеснять (да и проблем снять в Черновцах жильё у нас не было). Но отец Никита заверил, что место найдётся и для меня, и для жены. И действительно: за те два дня, что мы пробыли в Черновцах, нас, жителей Беларуси, принимали как самых дорогих гостей: предоставили бесплатное (и очень комфортное) жильё, кормили, и даже посодействовали с перемещением по области, попросив о помощи священника Александра Штефаница – уроженца этих мест, связанного с Беларусью своей учёбой в Минской духовной семинарии.

Черновицкая область, значительные территории которой являются частью исторической Буковины, граничит, помимо других регионов, с Тернопольской и Ивано-Франковской областями – одними из наиболее националистических на Украине. На Тернопольщине и Ивано-Франковщине число приходов Украинской Православной Церкви крайне невелико, особенно в сравнении с греко-католиками и новосозданной «Православной церковью Украины» (ПЦУ). На Буковине ситуация несколько иная: приходов УПЦ много (более 400), но при этом население области едва превышает 900 тысяч человек (из них немалая часть, около 20%, – румыны и молдаване).

Черновцы

– Не вызывает ли соотношение «общины/население» проблемы иного рода – нехватку уже не приходов, как в некоторых соседних регионах, но духовенства – для того множества общин, которые действуют по всей области?

– Нет, сейчас мы не испытывает нехватки духовенства, – ответил отец Никита. – Наши люди – довольно активные прихожане своих храмов, в том числе и молодёжь. Среди молодёжи престижно поступать в духовные учебные заведения или искать другой способ стать священнослужителем. Да, мы наблюдаем некоторый спад в числе украиноязычных кандидатов во священство, но это, вероятно, связано с тем, что многие наши ребята остаются в других епархиях, особенно в Киеве (так как нынешний Митрополит Киевский, владыка Онуфрий – бывший митрополит Черновицкий). Но румыноязычная молодёжь после учёбы обычно возвращается в родные края.

– Интересно, почему же священническая стезя считается престижной среди молодёжи Черновицкого региона?

– Это сложный вопрос. Видимо, таковы традиции. Во всяком случае, материальная составляющая здесь явно не играет ключевой роли.

– Материально духовенство обеспечено, я так понимаю, неоднородно?

– Да, ведь приходы разные. В некоторых населённых пунктах храм на 2–3 тысячи человек, а иногда – на 200–300 человек. В крупном городе могут быть мини-приходы – например, храм на историческом кладбище в Черновцах (он вмещает всего 30–40 человек). Или храм в СИЗО, где прихожане объективно не могут обеспечивать своего священника. Тем не менее мы ищем варианты, чтобы священник был как-то обеспечен. Иногда помогает епархия. В некоторых случаях священники работают: например, шьют облачения, изготовляют свечи, кадильные угли. У нас два священника-врача и около десяти священников-учителей.

Архимандрит Никита (Сторожук) – И в какой степени у духовенства получается совмещать работу врача (учителя) и служение священника?

– Получается вполне нормально, хотя, конечно, такое совмещение не совсем вяжется со словами Евангелия, что невозможно служить двум господам. Но всё же руководители школ и больниц идут навстречу священнослужителям, и стараются сделать так, чтобы у них всегда была возможность совершать богослужения. Конечно, есть профессии, которые священникам не подходят (например, артисты). Хотя у нас есть работники сцены, священники. Это певцы, которые работают в таком прекрасном коллективе, дружественном Церкви, дружественном нашей епархии, – камерном хоре «Черновцы». Как правило, они исполняют православные песнопения, хотя, конечно, не обходится без того, чтобы исполнять и какие-то западные песнопения. Иногда приходится видеть небольшую долю лицедейства в их деятельности. Но всё-таки руководитель этого хорового коллектива понимает, что является допустимым, а что – нет. Она с кем-то советуется, в том числе со мной, и мы находим общий язык.

– Отец Никита, как много в епархии приходов, использующих в богослужении румынский язык? И есть ли приходы, где служат на украинском (всё же в отдельных епархиях УПЦ присутствует и такая практика)?

– Из 418 приходов у нас 106 – румыноязычные. На украинском мы не служим. У нас может использоваться особый церковнославянский, отдалённо напоминающий местное наречие – то есть вариант украинизированного церковнославянского, или «сельский» церковнославянский. Но проповедуем мы всегда на национальных языках – украинском или румынском. Даже проповедуем на украинском в тех городах, где есть русскоязычное население.

– Почему? Что мешает проповедовать на русском там, где живут русскоязычные христиане?

– Всё же не хочется даже в таких простых моментах конфликтовать с местными властями, у которых вполне известное отношение к языковому вопросу (особенно в последние годы). И я думаю, что проповедь на русском может быть упрёком в наш адрес как со стороны властей, так и со стороны «ПЦУ». ПЦУшники нас часто упрекают, что мы молимся «на языке агрессора» (на русском). Но зато они не могут нас упрекнуть, что мы проповедуем на русском.

– Полагаю, они прекрасно знают, что и молятся в УПЦ не на русском, а на церковнославянском?

– Складывается впечатление, что или не знают, или притворяются, что не знают.

– Если вы не против, поговорим чуть более подробно о проблеме юрисдикций. После создания «ПЦУ» (и частичного её признания в греческом мире) был ли отток прихожан епархии в структуры новосозданной «церкви»?

– Был, но совершенно незначительный. Я, к примеру, служу (в основном) в кафедральном соборе в Черновцах. У нас людей ушло очень мало, несколько человек. В других приходах, по словам священников, отток прихожан тоже был совсем незначительный.

– Какова мотивация людей, которые решили покинуть УПЦ и перейти в «ПЦУ»? Как они сами это объясняют?

– Я не знаю, как они это объясняют, но мне кажется, что здесь прослеживается зависимость от политической конъюнктуры и средств массовой информации. То есть речь идёт о людях, которые легко меняют свои взгляды под влиянием СМИ.

– Отец Никита, здесь ситуация в целом понятная. Но можно ли говорить о неких тенденциях ухода прихожан (священников, общин) из УПЦ – возможно, ещё со времени «автокефальной церкви» и «Киевского патриархата»? И не только об уходах, но и о захватах храмов УПЦ в Черновицком регионе?

– Конечно. Пик переходов был при создании Киевского патриархата, в 1992–93-м годах – тогда от нас ушло примерно 70 приходов. Потом был период затишья, с небольшим числом переходов – 4–5 в год (как правило, из-за неправильного поведения священнослужителей). С приходом к власти Ющенко (2005 год) были попытки возобновить эти «переходы». Но самое сильное давление мы испытали в конце 2018–2019 годов. За 2 года (включая 2020) мы потеряли 18 приходов. Хотя мы совершенно не согласны, что их потеряли. Политика канцелярии такова, что даже папки с делами этих храмов мы оставили на своих местах. Хотя по этим вопросам у нас идёт 8 судебных дел. При этом почти во всех случаях «переходов» (16 из 18) у нас возобновилась церковная жизнь. Только в двух случаях этого не произошло. Первый случай – когда перешла община села Шишковцы со священником. Ушли почти все, за исключением 6–7 семей – они сейчас ходят в соседнее село в храм. И второй случай – село Пядиковцы. Там в УПЦ осталось 15–20 семей, но они почему-то ещё не проявили большого желания возобновить жизнь своей общины и предпочитают посещать храм вблизи своего села.

– Понятно, что, рассказывая о «переходах» с конца 2018 года (создание «ПЦУ»), вы имеете в виду случаи, когда нужно говорить о переходах недобровольных, о захватах храмов. Означает ли это, что ранее переходы носили более осмысленный, добровольный характер?

– Вы знаете, всё было по-разному, но намного честнее, чем в последние несколько лет. Даже со стороны властей. Люди в начале 1990-х ждали чего-то нового. Они вошли в новое государство, отделились от старого центра, и думали, что всё должно быть новым. Первая волна раскола была в чём-то правдивее, многие люди шли в «Киевский патриархат» по убеждениям. Но вот за последние годы более заметен политзаказ, который ещё и неплохо оплачивался. Но, слава Богу, на сегодняшний день у нас затишье.

– А вы замечаете какие-то изменения в отношении со стороны органов власти? Например, если сопоставлять время Евромайдана (2014 год) и создания/признания «ПЦУ» (2018–2019 гг.)?

– В целом по Украине, я думаю, ничего не изменилось. В нашем регионе представитель власти от Порошенко (и.о. губернатора) был главным инициатором так называемых «переходов». Нынешний представитель власти (от Зеленского) ведёт себя сдержаннее. Он старается не вмешиваться в эти религиозные войны. Но всё же губернатор побаивается националистов. Мы приходили к нему, рассказывали о ситуациях, когда многие наши приходы росчерком предыдущего главы области были переведены в «ПЦУ». Там всё остаётся у нас – здание храма, община, священник, – все в УПЦ. Но храм формально числится в… «ПЦУ». Доходит до абсурда: наши священники (УПЦ МП) платят по счетам, которые выставлены их приходу как приходу «ПЦУ». Все эти ситуации ещё более распаляют вражду. Мы просили губернатора отменить распоряжение его предшественника по пяти храмам, где совершенно очевидно, что наши люди удерживают ситуацию, там всё спокойно и никаких проблем нет. Но он боится.

Наши священники (УПЦ МП) платят по счетам, которые выставлены их приходу как приходу «ПЦУ»

– Вы сказали, что губернатор боится националистических сил. Но всё-таки Черновицкая область – не Тернопольская и не Ивано-Франковская. На Буковине украинские националисты не имеют такого политического веса и влияния, как в регионах, находящихся севернее или западнее.

– Ситуация у нас сложная и запутанная. ПЦУшники, которые осаждают наши храмы (например, в Михальче), представлены молодчиками из Ивано-Франковской области, с какими-то непонятными повязками. Конечно, зародыш национализма – это Львовская, Тернопольская и Ивано-Франковская области. Но они имеют своих последователей в разных регионах. Буковина довольно близко находится к Галичине. Националистов у нас не так-то и много, но их больше, чем, например, на востоке Украины. И, как они говорят, «если мы кинем клич соседям, то они придут и наведут порядок…». Некоторые вещи вообще абсурдны. Вот пример: в здании Черновицкой областной администрации живёт некий атошник Чернышёв. И он себя считает «комендантом здания» – например, спрашивает у приходящих священников, кто они такие, к кому идут и так далее. Я как-то поинтересовался: «А ты сам кто такой?», на что он ответил, что «первый, кто вошёл в это здание», уже свободное от власти Януковича, и чуть ли не главный местный революционер. Конечно, так оно и было в 2014-м году, но по какому праву этот человек распоряжается сейчас в здании администрации? И губернатор, и охрана только пожимают плечами, но прямого ответа никто дать не может (или не желает).

– Если такова позиция власти, то, видимо, такой важный момент деятельности Церкви, как сотрудничество с учреждениями образования, тоже практически не реализуется?

– Да, это так. Эпизодические возможности были до революции 2014 года – наши священники могли приходить в учебные заведения для бесед с учащимися. Сейчас в украинских школах есть преподавание христианской этики, но в основном – в националистически настроенных сёлах, и, понятно, там преподаёт духовенство «ПЦУ». Вот в румынских поселениях христианская этика преподаётся намного чаще, чем в украинских, и нередко священниками УПЦ. Кстати, это тоже один из методов зарабатывания духовенством себе на пропитание. Христианская этика может преподаваться только как факультативный предмет (и в румынских сёлах её выбирают намного чаще, чем в украинских). Возможно, это связано с тем, что румыны как национальное меньшинство в большей степени сплочённые. Но если в украинском селе есть храмы двух юрисдикций (УПЦ и «ПЦУ»), то руководство учебных заведений обычно вообще никого из духовенства не приглашает, чтобы не провоцировать ещё большие разделения и вражду.

– Отец Никита, насколько в этой ситуации Церковь может выполнять свою миссию в больницах, тюрьмах, воинских частях?

– Здесь ситуация немного лучше, чем в сфере образования. У нас в епархии есть два храма при пенитенциарных учреждениях: при СИЗО в Черновцах и исправительной колонии в городе Сокиряны. Есть храм при Третьей городской больнице в Черновцах (как подворье одного из монастырей). И ещё есть храм при военном госпитале, но поскольку это воинская часть, министерство обороны Украины запретило совершать там богослужения, так как юрисдикционно мы относимся к религиозной организации, центр которой находится в стране, признанной у нас «страной-агрессором».

– Это было официальное распоряжение Минобороны?

– Скорее, неофициальное (или секретное) письмо, о котором и мы узнали неофициально. Оно разослано в воинские части по всей Украине. Хотя в открытом доступе, например, на сайте Кабинета министров или Минобороны, текст этого письма найти невозможно. Надо сказать, что капелланы «ПЦУ» хотели захватить этот храм, неоднократно приходили к командиру воинской части, требовали ключи от церкви. Но командир, на мой взгляд, поступил мудро: он попросту закрыл храм. Такая патовая ситуация сохраняется и на сегодняшний день.

– Какое сейчас сложилось отношение к УПЦ среди местных средств массовой информации?

– Это отношение в 75% случаев негативное (согласно шаблону «политики партии»), и, примерно в 20% случаев мы можем говорить о нейтральном отношении. Как правило, нейтралитет формируется тогда, когда мы стараемся объяснять, а порой и работать со СМИ не совсем обычными способами. Например, журналист пишет, что «Российская Церковь» открыла ещё один монастырь на Буковине, а потом следуют рассуждения в духе связи с Россией, агрессором, Путиным. До этого он писал, что «московские попы» сбежали с похорон воинов АТО. Мы стараемся объяснять этим людям, что нужно придерживаться базовых этических принципов в отношении УПЦ. Иногда, если идёт откровенная ложь (как это было с информацией в газете «Молодой буковинец» о том, что якобы митрополит Мелетий и я заразились ковидом), приходится ставить их на место. Ведь после того, как я сходил в редакцию и достаточно жёстко с ними поговорил (в присутствии видеооператора), указав на факты клеветы и нарушения закона, они стали писать о нас более мягко, обтекаемо, объективно.

– И последний вопрос, отец Никита. В контексте «закона о переименовании», принятого в декабре 2018 года, который предполагает изменение названия УПЦ (как вариант, в «РПЦ в Украине»), были ли какие-то конкретные требования по отношению к епархии, структурным подразделениям епархии?

– Нет. Думаю, что местная власть боится народа. У нас проходили молитвенные стояния перед администрацией; мы подчёркивали, что «УПЦ є Українська Церква». Есть, конечно, иная проблема: у нас не регистрируют новые приходы, которых на очереди уже девять. Приходится искать какие-то обходные пути, но, безусловно, всё это осложняет жизнь приходов и в целом не способствует оздоровлению нашей ситуации.