(Окончание. Начало см.: Часть 1)
Пояна Мэрулуй. Второй Афон
Монастырь Пояна Мэрулуй и его окрестности Это безусловное детище святого Василия, год 1730… Однако уже свечерело, река совсем вышла из берегов, и мне через нее не переправиться никак. Рымник[1] — река, почти окаймляющая монастырскую гору, встает передо мной, как некий рубеж перед высшими мирами, позволяющий переходить туда, только когда тебе суждено.
На другой день мы снова в селе Жития, в сельском магазине на берегу реки, и ищем цыгана-извозчика, который обещал перевезти нас через речку вброд. И вот волны вздымаются до самой груди его бедных лошадок, изо всех сил старающихся удержать равновесие на скользких подводных камнях. А потом они пускаются рысцой по размытой грязи, подбрасывая нас вверх на колдобинах и оглушительно громыхая повозкой по крутой дороге, вонзающейся, казалось, в самое небо.
Невероятно, какие же расстояния проходили тогда пешком монахи святого Василия! Монастыри Дэлхэуць и Пояна Мэрулуй считались чуть ли не одним целым, одной общиной с одним настоятелем, и святой сотни раз проделывал этот путь, который сегодня можно с трудом преодолеть разве что на машине, да и то за несколько часов. Он часто обходил и другие монастыри в горах, все — основанные им, воздвигнутые им, чтобы проверить исполнение в них строгих правил и наставить монахов.
По меньшей мере 11 монастырей духовно окормлял и возглавлял игумен Василий в горах Вранчи и Бузэу
Какое же стечение монахов было здесь в XVIII веке, вокруг знаменитой Пояны Мэрулуй! По меньшей мере 11 монастырей духовно окормлял и возглавлял игумен Василий в горах Вранчи и Бузэу, он один — случай, редко встречающийся во всей истории исихазма. Дэлхэуць, Чолану, Рэтешть, Рогоз, Бонташть, Трейстень, Гэвану, Фундэтура, Кырну, Валя Нягрэ — все эти известные ныне монастыри — его творение, их населяли только воспитанные им ученики, румынские и русские, объединившиеся в этом очаге исихазма, который был известен тогда повсюду в мире как «Второй Афон».
Монастырь Пояна Мэрулуй — это подлинная гигантская деревянная крепость. Дерево! Много дерева, почерневшего, сложенного в какие-то сказочные, неземные конструкции. Эта церковь — самое большое и сложное деревянное здание из всех, какие я видел. Замысловатое русское сооружение из длинных бревен, увенчанное обилием громадных глав, подобное фантасмагорическому дощатому космическому кораблю, приземлившемуся здесь, посреди лужайки с желтыми цветами.
В монастыре пустовато. И так уже несколько месяцев. Только один молодой монах и четыре монахини живут здесь, а верующие особо сюда не идут. И это с тех пор, как епископия Бузэу и Вранчи выслала отсюда отца Макария (Бешлиу), который восстанавливал монастырь после коммунистов и которого бесконечно любили тысячи людей. Было много ожесточенных конфликтов, говорили даже о каком-то проклятии, попрании завещания, оставленного святым Василием в 1764-м году, в котором он грозил анафемой всякому, кто посмеет нарушить афонские распорядки его монастыря и приведет сюда монахинь вместо монахов.
Иконостас старинного храма в честь Всех святых, скит Пояна Мэрулуй, 1730 г.
На это и посягнули менее года тому назад (в 2010-м году). Отец Макарий был насильно отправлен в удаленный скит Мунтиору, а вместо него привели этих бедных четырех монахинь и молодого иеромонаха Дионисия из монастыря Чолану, ни в чем не повинных иночествующих. Новый батюшка встречает меня молча, потупив взор, и лишь потом спрашивает, не приехал ли я «в связи со скандалом». Безропотный, он готов и мне сказать, как многим другим, что ему ничего не остается делать, что он послан сюда Преосвященным за послушание, а монах должен повиноваться. И даже удивляется, услышав, что я пришел не за этим.
Конечно, он покажет мне монастырь, расскажет все, что знает о святом Василии, но он здесь недавно, и я должен его понять… Ему, может, даже хотелось бы уйти, учитывая конфликтное положение, в котором монаху существовать тяжело. Да, он, может, и ушел бы. Если бы год назад, когда пришел сюда в первый раз, не увидел икону святого Василия.
Преподобный Василий Поляномерульский
— Икона изменила мою жизнь. Святой со сложенными на груди руками, что означает сердечную молитву. Я не знаю, что тогда было. Просто влияние иконы? Или то, что она находится в таком благословенном месте? Не знаю. Но с августа, когда я ее увидел, и до ноября, когда пришел сюда, эта икона стояла у меня перед глазами, куда бы я ни шел. Всегда, всегда. Она меня преследовала, звала. Я стал читать об этом святом, приходил сюда и спрашивал, известно ли о нем еще что-нибудь, какие книги он написал, есть ли его мощи. Рукоположили меня 15 ноября, в день памяти преподобного Паисия (Величковского), ученика преподобного Василия Поляномерульского. И 15 же ноября, ровно через год, я был сюда призван.
«Эта икона стояла у меня перед глазами, куда бы я ни шел. Она меня преследовала, звала»
Я тоже вглядываюсь в икону справа от алтаря. Святой Василий — действительно один из самых глубоко одухотворенных румынских святых, иконы которых я видел. Аскет, одна кожа да кости. Довольно высокий, видимо. Глаза над выпуклыми скулами смотрят на меня с трогательной кротостью и жалостью, словно проистекающей из жалости к самому себе.
Он упокоился в 1767-м году в этом монастыре, но из смирения пожелал, чтобы место его погребения сохранили в тайне, и даже указал это в завещании. И всё же монахи по ночам видели вышеестественный свет, исходящий из одного старинного креста в траве за алтарем.
Академия под открытым небом
Это уже стало обычаем: летними вечерами отец Дионисий со своими монахинями сидит на траве, и они наблюдают за тем, как перламутровые лучи луны окутывают фантастическое темное здание церкви. Нереальное, угрюмое, словно из мира иного.
Все смотрят и думают о том, что давным-давно происходило здесь. В этом месте столько старины и святости, что молодой священник без трепета не может говорить об этом.
В этом месте столько старины и святости, что молодой священник без трепета не может говорить об этом
Он понял это, только когда прожил здесь какое-то время. Показывает мне недавно вышедшую книгу итальянского богослова Дарио Ракканелло — похвальные слова, принесенные христианскими учеными и насельниками этого монастыря старцу Василию и румынской духовности XVIII века[2]. Здесь сотни страниц, полные восхищения, и всё — исключительно о Вранче, Бузэу и Пояне Мэрулуй:
«Здесь имеет место древняя исихастская традиция, которая уходит корнями в сами истоки христианства и которая еще жива в наши дни»;
«Мощное филокалическое[3] румынское течение молитвы, просиявшее во всем христианском мире»;
«Святой Василий, глубочайший знаток аскетической византийской литературы и духовности своего времени»;
«Ни один румынский скит не оказал такого влияния на сферу духовной культуры, как Пояна Мэрулуй», — и т.д., и т.д.
Это писали иностранцы. А мы до обидного мало пишем об этом. Итальянский автор то и дело возмущается тем, что «фигура святого Василия до сих пор не стала предметом исследования в румынской богословской литературе, а в учебниках по истории Румынской Православной Церкви имя нашего старца из Пояны Мэрулуй упоминается только мимоходом».
Интерьер малого храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы, скит Пояна Мэрулуй, 1812 г.
Иностранцы восхищаются нашей историей и корят нас за то, что мы не ценим своих сокровищ должным образом. Говорят об этом монастыре как о «великом европейском культурном центре», «уникальном феномене», утверждая, что «редко можно встретить такой скит, как Пояна Мэрулуй, который всего за сотню лет своего существования оставил бы такой глубокий след в религиозной литературе».
Здесь во времена святого Василия имелась престижная библиотека и работал «скрипторий» — мастерская по переписке рукописей
Здесь, в пустыне Вранчанских гор, во времена святого Василия имелась престижная библиотека и работал «скрипторий» — мастерская по переписке рукописей, из которой вышло множество копий бесценных рукописей. Их изготовляли маститые писцы-переписчики, трудившиеся день и ночь не покладая рук. Специалисты по переводу с иностранных языков, ученые монахи, получившие образование на европейском уровне, духовные люди, незаурядные интеллектуалы подвизались когда-то в этих лесах. И над всеми ними неустанно бдел в течение 37 лет всё тот же святой Василий Карпатский.
Здесь, на траве, монахи в те давние времена собирались вокруг своего духовника, у которого «было обыкновение садиться на зеленой траве рядом с церковью, под деревьями, росшими вокруг обители, и тогда братия приходили и садились рядышком со старцем, который начинал поучать их и отвечать на вопросы».
Преподобный Паисий (Величковский), ученик старца Василия, вспоминает, что в этих собраниях, называвшихся «душеполезными беседами», участвовали сотни монахов, они сидели на траве, «насыщаясь духовным медом, капавшим с уст их наставника Василия». Подлинная богословская академия под открытым небом действовала в Пояне Мэрулуй, где витал чрезвычайно мощный дух молитвы. В этой общине, которую церковные летописи тех времен именовали «дивной», монахи пребывали в совершенной гармонии и послушании, любя безмолвие, смирение и материальную нищету и свято следуя правилам своего старца: без мяса, без единой чаши вина. А в пост, за исключением суббот и воскресений, — и без сыра с молоком. Каждодневное чтение Священного Писания. Но самое главное — это делание непрестанной сердечной молитвы, ее постоянное произнесение в уме по определенным «техникам». Всё это сформировало «истинное течение обновления исихастского монашества во всем мире».
Святого Василия считали «самым знаменитым исихастом Румынии. Первым учителем умной молитвы на православном Востоке нового времени, поскольку с хронологической точки зрения преподобный Паисий (Великовский) и преподобный Никодим Святогорец следуют после него», как уточняет известный греческий исследователь Антоний Тахиаос. Вот этим и знаменит в истории старец Василий из Пояны Мэрулуй — наукой произносить пять слов: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».
У него их всего пять. Без «Сыне Божий» и без «грешнаго». Только и всего! А после них — только рай…
Старец Макарий из Мунтиору
Мне предстояло встретиться и с отцом Макарием (Бешлиу), «вторым Василием Поляномерульским», как его называют верующие, в его скиту Мунтиору на вершине горы, куда он был сослан. Добираться туда пришлось тоже на телеге, запряженной лошадьми, но дорога оказалась куда труднее, шел проливной дождь, грязь была по колено, подъем занял часа 2, и я дважды чуть не попрощался с жизнью.
Отец Макарий — духовник с крестьянской жилкой, смекалистый, с седыми прядями волос и высоким лбом. Он тот, кому сам старец Клеопа облобызал руку со словами, что он «рад видеть того, кого преподобный Василий избрал в настоятели своего монастыря». Он тот, кто в 2003-м году в удивительно короткий срок подготовил канонизацию святого Василия, на которой служили 15 архиереев и 150 священников. Он тот монах, который однажды после летней полунощницы при свидетелях видел в Пояне Мэрулуй «в половине первого — час ночи свет, исходящий из одного могильного креста рядом с храмом, свет не от пламени и не от золота, а мягкий, сияющий метра на 3–4, вот так, вокруг креста».
Этот крест стоит в траве за алтарем, и многие думают, что под ним покоятся мощи святого Вранчанина. Но молодой Дионисий знать этого не может. И его предшественник отец Макарий тоже не может этого утверждать. В любом случае раскопки там производить нельзя, поскольку сам святой этого не хотел, о чем и написал в своем завещании, а значит, для эксгумации нет никаких оснований.
И всё же юный отец Дионисий всегда чувствует, что святой Василий рядом. Как? Он этого объяснить не может. Каким-то духом, витающим над этим садом, усыпанным яблоками таких сортов, которые не произрастают больше нигде в стране, к тому же на таких больших высотах… Этой позолоченной иконой справа от иконостаса, которая, впрочем, довольно нова, однако изменила его судьбу… Теми пятью словами, которые он повторяет не переставая в уме, силясь не прервать их нить, не исказить их ритмом своего дыхания, повторяет, даже когда беседует со мной, со своими монахинями, молодыми и робеющими перед своей столь великой миссией, повторяет и когда трудится в саду, и когда бродит среди цветов в воскресенье в ожидании, что люди снова начнут приходить в храм во все возрастающем количестве, вернутся в это благословенное место, которое забыть невозможно. Непрестанно, одни и те же пять слов. Раздающиеся в уме, подобно далекому колоколу: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».
Пять слов. Только и всего. А после них — только рай.