Статьи примирения и Киевский Митрополит Петр (Могила)

Святитель Петр (Могила) В апреле 1632 года, после 45 лет, проведенных на престоле Речи Посполитой, отошел на суд Божий Сигизмунд III из шведской королевской династии Ваза, роковая фигура для народа Южной Руси. За год до этого скончался и Митрополит Киевский Иов (Борецкий). На место его был избран пожилой Исаия (Копинский). Перед конвокационным сеймом православные сплотились вокруг архимандрита Киево-Печерского монастыря Петра (Могилы), дабы в который раз истребовать у будущего короля и правительства возвращения прав своей Церкви. Королевич Владислав оказался более отзывчивым человеком, — в отличие от своего отца, он желал примирения и успокоения религиозной смуты, да и понятно: кому нужны были эти бесконечные словесные баталии в судах и на сеймах между двумя основными конфессиями, то и дело переходящие в вооруженную борьбу, обоюдные насилия и настоящие восстания, заканчивающиеся отнюдь не примирением противоборствующих сторон, но казнями и расправами, ослабляющими и без того обескровленное во внешних войнах польское государство? Владислав согласился рассмотреть на сейме новые жалобы православных, с тем чтобы принять какие-то реальные меры по успокоению общества Речи Посполитой.

Один из послов, прибывших на конвокационный сейм, так рассказывал о «духовном наследии», оставшемся православным после почившего короля:

«В Киеве церковь Св. Софии и другие опустошены, равно как и Выдубицкий монастырь, находящийся во владении униатов. В Луцке церкви обращены в корчмы. В Холме, Львове и других местах запрещено ходить открыто со Святыми Тайнами к больным и провожать тела умерших христиан до могилы. В Вильне церкви обращены в корчмы, кухни, гостиницы; православных выгнали из магистрата и цехов, и людей невинных заключали в оковы, сажали в подземные тюрьмы ратуши; если кто отказывал по духовному завещанию что-либо на церковь, запрещено было принимать; на шляхетских грунтах, по силе королевской грамоты, не допускали ставить каменную церковь (Свято-Духовскую); приказами из надворных судов и иными позывами людям невинным причиняли всякое беспокойство и наносили им притеснения и обиды разными другими способами. В Минске церковный плац отдали под татарскую мечеть. В Полоцке принуждали к унии оковами, а других выгнали из города. В Турове насильно отобрали церкви с имуществами и православного владыку (грека Авраамия (Стагонского)) выгнали из города. В Пинске священников-неуниатов забивали в бочки и мучили. В Орше, Могилеве, Мстиславе и разных других городах церкви запечатывали и не дозволяли молиться Богу даже в шалашах. В Ковне церковь разграбили и церковные земли отобрали. Монастыри Трокский, Лаврищевский, Гродненский и другие до крайности опустошены. В Бельске состоялся такой декрет: если кто из мещан не пойдет за процессией из церкви, то будет казнен смертью. В Мятзеле люди греческой веры были насильно принуждаемы к унии тамошним старостой, и осуждены, подобно арианам, на изгнание из города...».

В Пинске священников-неуниатов забивали в бочки и мучили

Вместе с просьбами от светских и духовных особ свою просьбу передали на сейм и запорожцы. Здесь уже явно просматривалась некоторая угроза:

«В царствование покойного короля, — писали они, — мы терпели неслыханные оскорбления... Униаты отстранили от городских должностей добродетельных мещан нашей веры и засмутили сельский народ; дети остаются некрещеными, взрослые сожительствуют без брачного обряда, умирающие отходят на тот свет без Причащения. Пусть уния будет уничтожена; тогда мы со всем русским народом будем полагать живот за целость любезного отечества. Если, сохрани Боже, и далее не будет иначе, мы должны будем искать других мер удовлетворения».

Владислав IV После многодневных разборов и обсуждения все-таки Статьи примирения были выработаны. В них признавались исконные права Православия в Речи Посполитой, и отныне православные пользовались такими же правами, как католики и униаты; наконец-то юридически признавалась легитимность православной иерархии — как видим, чтобы достичь этого, потребовалось 12 лет сеймовых препираний и ожесточенной борьбы на местах со множеством человеческих жертв; Киевскому Митрополиту возвращался Софийский собор, бывший в руках униатов, а так же все монастыри и церкви как в Киеве, так и в пределах митрополии; православным епископам предоставлялись кафедры Львовская, Перемышльская, Луцкая и Могилевская, учрежденная вместо Полоцкой, которая вместе с останками убиенного в 1623-м году «душехвата» Иосафата (Кунцевича) осталась за униатами; им же оставлялась митрополия и четыре епархии — Полоцкая, Владимир-Волынская, Пинская и Холмская. Разделили «по-братски» и монастыри. Королевич Владислав утвердил Статьи примирения своей подписью 1 ноября 1632 года. Многолетняя заминка с признанием восстановленной Патриархом Феофаном православной иерархии, прежде не признаваемой Сигизмундом III, была разрешена избранием и поставлением новых архиереев. Митрополит Исаия (Копинский) из-за престарелого возраста был замещен молодым и энергичным архимандритом Петром (Могилой), знаменитым духовным писателем и талантливым администратором, принесшим много добра народу Южной Руси.

И, по всей видимости, всё налаживалось. Но в феврале 1633 года, на элекционном сейме, собранном в Кракове для коронования Владислава IV, униаты заявили, что не могут согласиться со Статьями примирения без одобрения их Папой. Одобрения же, конечно, и не могло быть никакого, ибо к открытию сейма были получены письма от римского первосвященника, порицающие как Владислава, так и униатского митрополита Иосифа (Рутского) за допущенные ошибки и слабости. Рутский на сейме заявил протест против Статей примирения, присовокупив, что униатские архиереи не отдадут православным захваченных у них некогда церквей и церковных имений, и более того — не откажутся и от новых захватов, но уступят только там, где будут вынуждены к тому силой...

Митрополит Иосиф (Рутский) прямо провоцировал православных к эскалации насилия

Таким образом, митрополит Иосиф (Рутский) прямо провоцировал православных к эскалации насилия: хотите получить что-то обратно? — применяйте силу тогда... Понятно, что при наличии на днепровских берегах и в целом на обширных землях Южной Руси значительных вооруженных сил запорожцев и городовых казаков этого ожидать было недолго. Каким же был расчет униатского митрополита? Очень простым: применяя силу для осуществления своих прав, декларируемых Статьями примирения, православные снова были бы вынуждены нарушать законы Речи Посполитой, и таким образом становились бы бунтовщиками. Любое вооруженное действие квалифицировалось как восстание и подлежало подавлению, наказанию, казням и лишению прав, — таким образом, православные снова выводились за рамки законов, где им, как мнилось митрополиту, и было самое место. И после ожидаемых мятежей и восстаний ни о каких Статьях примирения нечего было бы и толковать.

Сегодня, рассуждая об этом и пытаясь понять хоть что-то в побудительных мотивах Рутского и его клевретов в деле утверждения унии с Римом на землях Южной Руси, населенных миллионами православных, я все не мог для себя уяснить: неужели митрополит не понимал, что играет с огнем, как ребенок, разжигающий малый костерок из щепок на сеновале ради забавы и любопытства, не понимает, что в какой-то момент этот сеновал займется пожаром, который невозможно будет уже ничем погасить?.. Митрополит, как ни крути, все-таки понимал, ибо имел богословское образование, что со смертью конкретного человека ничего не кончается, но только лишь начинается, — и какой ответ он собирался дать Господу после кончины своей? В каком контексте перечислить все те «подвиги» и дела, совершенные с его благословения всеми этими кунцевичами и прочими ревнивыми не по разуму приверженцами римских пап и их мнимого, ложного первенства?..

Папа Урбан VIII Тем не менее новый король Владислав IV Ваза весьма отличался от своего отца Сигизмунда, и, несмотря на недовольство и неблагословение Папы Урбана VIII, утвердил избрание Киевского Митрополита Петра (Могилы) и даже дал ему право на преобразование Киевского братского училища в коллегию, которая позже стала называться Киево-Могилянской Академией — она стала первым в Восточной Европе православным высшим учебным заведением, официально удостоенным этого звания. Практически весь сонм архиереев XVIII столетия в имперской России получил образование именно здесь. Константинопольский Патриарх дал свое благословение на избрание, после чего Петр (Могила) был рукоположен в сан Митрополита в единственной православной епархии, оставшейся после униатского погрома прошедших десятилетий. Этой епархией была, как это ни странно сегодня звучит, Львовская…

После смерти в 1607-м году Гедеона (Балабана), который не подписал соглашений в Бресте в 1596-м году, униаты пытались захватить Львовскую кафедру, но львовяне воспротивились этому с оружием в руках и избрали Иеремию (Тиссаровского), который по благословению Константинопольского Патриарха стал епископом Волошским, т.е. рукоположенным в Валахии. В самом этом свободном выборе епископа на свою кафедру отчетливо чувствуется сила и влияние Львовского православного братства, его соборная воля, столь часто смущавшая прежних Львовских епископов. Так и почивший Гедеон (Балабан) довольно долго колебался между Римом и Константинополем как раз из-за Львовского братства, и только в последний момент, переступив через накопившиеся обиды и претензии к братчикам, все-таки остался православным и не подписал решений об унии с Римом на Брестском соборе в 1596-м году. Вернувшись из Валахии, епископ Иеремия, прежде всего, успокоил паству окружным посланием, в котором заявлял о своей верности Православию и увещевал львовян и прочих жителей Червонной Руси стоять непоколебимо в своей отеческой вере, несмотря ни на какие гонения от ее врагов.

К этому-то, единственному признаваемому польским правительством иерарху, последнему православному епископу Южной Руси, и отправился Петр (Могила) с тремя епископами, посвященными в сан Патриархом Феофаном в 1620-м году. В братской Успенской церкви в присутствии всего Львовского братства и множества православных дворян совершилось торжество посвящения в епископский сан нового Киевского Митрополита.

Петр (Могила) прославился множеством свершений, которые он успел претворить в жизнь за сравнительно недолгие свои годы

Петр (Могила) прославился множеством судьбоносных дел и свершений, которые он успел претворить в жизнь за сравнительно недолгие свои годы. Я задавался вопросом, кто был бы равен ему по значению, припоминая предшественников Могилы на Киевской митрополии, и не находил таковых. Если бы он оказался во главе Русской Церкви на полвека раньше, во времена Онисифора (Девочки) и Михаила (Рагозы), никакой Брест с Терлецким и Поцеем был бы просто немыслим! Но историю можно, вероятно, переписать и исказить, но нельзя повернуть вспять и переиначить свершившиеся события.

Поэтому я не буду рассказывать здесь о строительных, археологических и прочих деяниях Митрополита Петра, которые были весьма значительны и обширны, а также и о преобразовании им Киевской братской школы в знаменитую Академию, но ограничусь книжной справой и вероучительными заботами его.

Понятно, что Киевскую Митрополию Петр (Могила) принял в крайне расстроенном состоянии — да и что, по сути, могли сделать его предшественники? Михаил (Рагоза) был униатом, и кафедра вдовствовала, можно сказать, четверть века, прежде чем Патриарх Феофан не поставил в Киев Иова (Борецкого), который был стреляным воробьем, стиснутым в державном кулаке — поляки его считали нелегитимным, преступником, агентом Османской Империи и еще Бог знает кем, запорожцы же, в свою очередь, подозревали его в склонности к униатству, — и ему приходилось буквально физически выживать в то бурное время.

Впрочем, время всегда оставалось таким.

Его преемник Исаия (Копинский) в бытность еще архимандритом основал разве что Густынский монастырь под Черниговом и Мгарский монастырь под Лубнами, хотя по тем временам и это вовсе не мало. Будучи рукоположен Патриархом Феофаном в епископа Перемышльского, до Перемышля он так и не добрался, угрожаемый польским правительством, с 1628 года, будучи уже епископом Черниговским, жил в заднепровских монастырях, опять-таки тайно, можно сказать, на нелегальном положении. В 1631-м году он был избран в преемники почившему Иову (Борецкому), но через год его оттеснил молодой и амбициозный архимандрит Киево-Печерской лавры Петр (Могила). Последние годы Копинский провел в Полесье с титулом архиепископа Северского и ничего, кроме составления сборника нравственных изречений «Духовная лествица», после себя не оставил.

Но даже столь скромный итог для тех смутных времен может считаться весьма существенным: основание и устройство двух прославленных монастырей, опасное во всех смыслах существование в чине подпольного архиерея на протяжении десятилетия, избрание на высшую ступень православной иерархии и, наконец, «Духовная лествица»...

Конечно, с Митрополитом Петром (Могилой) никто сравниться не может по значению и по совокупности дел в церковной истории Руси-Украины, с древнейших русских князей и по нынешний XXI век.

При нем расцвели науки, искусство и национальное образование

Петр (Могила) первым делом собрал во единое сообщество лучших православных ученых и богословов, поэтов, полемистов и защитников Православия. При нем расцвели науки, искусство и национальное образование. Был составлен знаменитый катехизис — «Православное исповедание веры» (1640), «Служебник» (1629, одобренный еще Иовом (Борецким) и переизданный в 1639-м году), «Требник Петра Могилы» (1646), использовавшийся Церковью буквально до последних времен и даже переизданный в 1990-х годах; уже в новейшее время издано «Учительное Евангелие» (1637), «Анфологион, сиречь молитвы и поучения душеполезные в душевную пользу сцудеев» (1636) — я даже затрудняюсь сказать, как без этих основополагающих сводов и книг тогдашнее духовенство совершало богослужение, и как вообще духовно существовало православное общество. Наличие этих проблем нашло отражение в окружном послании к духовенству перед Собором 1640-го года в Киеве:

«Наша Церковь, оставаясь ненарушимою в догматах веры, сильно искажена в том, что касается обычаев, молитв и благочестивого жития. Многие православные от частого посещения богослужений иноверцев и слушания их поучений заразились ересью, так что трудно распознать: истинно ли они православные или одним только именем? Другие же, не только светские, но и духовные, прямо покинули Православие и перешли к разным богомерзким сектам. Духовный и монашеский сан перешел в нестроение; настоятели не заботятся о порядке и совсем уклонились от примера древних отцов Церкви. В братствах отвергнута ревность и нравы предков; каждый делает что хочет...».

Снова, как в начале XVII века, расцветает полемическая литература. Митрополит сам сочинил «Литос, или Камень, брошенный с пращи истины Святой Православной Русской Церкви». Это была апологетика против нападений униатов и римо-католиков, а отчасти и литургика с объяснением богослужения, таинств и обрядов, постов, праздников, устройства храмов и прочее. В Москве по указу Царя Алексея Михайловича книга эта под названием «Камень» в славянском переводе списана была еще в 1652-м году.

Митрополит Макарий (Булгаков). Портрет работы неизвестного художника. Начало 1880-х годов. Государственный исторический музей в Москве. Московский Митрополит Макарий (Булгаков) в 1857-м году в «Истории Русской Церкви» писал:

«Имя Петра (Могилы) — одно из лучших украшений нашей церковной истории. Он, несомненно, превосходил всех современных ему иерархов не только Малорусской, но и Великорусской Церкви и даже всей Церкви Восточной, — превосходил своим просвещением, еще более — своею любовию к просвещению и своими подвигами на пользу просвещения и Церкви. Для своей Малорусской Церкви он оказал величайшую услугу тем, что отстоял перед королем Владиславом IV главнейшие ее права, поруганные латинянами и униатами, и мужественно защищал ее в продолжение всего архипастырского служения; восстановил в ней многое, прежде ниспровергнутое или разрушенное врагами, и положил в ней начало для лучшего порядка вещей. Всей Русской Церкви оказал великую услугу основанием и обеспечением своей коллегии, послужившей первым рассадником и образцом для духовно-учебных заведений в России. Всей Православной Восточной Церкви — тем, что заботился составить ‟Православное Исповедание”, принятое и одобренное всеми ее Первосвятителями и доселе остающееся ее символическою книгою».

В своем «Литосе-камне...» Митрополит так характеризует современных ему униатов:

«Неудивительно, что тебе, новообращенному рачителю римского костела, хочется весь римский чин перенести в Восточную Церковь! Как сам ты с одним ухом, так хочешь, чтобы все люди были одноухие и порезали бы себе уши!»

Но он вовсе не против соединения Церквей:

«Восточная Церковь всегда просит Бога о соединении Церквей, но не о таком соединении, какова нынешняя уния, которая гонит людей к соединению дубинами, тюрьмами, несправедливыми процессами и всякого рода насилиями. Такая уния производит не соединение, а разделение...».

А вот в каких сильных выражениях он обращается к отступнику:

«Вместо того чтобы порицать православных, посмотри лучше на свою братию униатов, что они делают с монастырями и церквами, которые наделены были имениями. Мало ли было фундушей у славного монастыря в Литве Супрасльского? Теперь до чего он доведен униатами? Там было... до ста, или по меньшей мере до осьмидесяти человек братии, при архимандрите, кроме певчих, а ныне живет едва несколько монахов... Где те древние иконы, которые со всех сторон обиты были серебряными позлащенными досками? И узнаешь, что униаты употребили их на свои прихоти, а в церкви вместо серебряных поставили иконы полотняные италианские... Посмотри на монастырь Черейский, где под нашим управлением жило несколько десятков иноков, и каждый день славилось имя Божие. Ныне он стоит пустой; в нем не живет ни одного человека. Посмотри на монастырь Новогродский, к которому отчислили села и имения лавришовские: несомненно, там не найдешь больше четырех или пяти иноков, а в церкви этого монастыря, которая есть кафедральная митрополичья, увидишь бумажные иконы... Посмотри на монастырь, называемый Лещь (Лещинский): там увидишь едва одного монаха, а иногда и одного не бывает... Опускаю иные, меньшие монастыри, в Литве, которые вашею униею до основания ниспровергнуты. Пойди еще на Волынь и спроси, что деется в старожитном Жидичинском монастыре, много ли там живет иноков, что там за чин. Посмотри на старожитный монастырь Дорогобужский: не одного ли только архимандрита с послушником увидишь ты там?.. Посмотри и на мирские церкви, из которых иные наделены были богатым имуществом, а иные скудным: до чего доведены они под управлением ваших униатов? Пойди теперь только в Вильну и спроси: кто теперь живет на том месте, где построена была церковь Св. Параскевы мученицы? Тебе укажут, что там стоит теперь корчма и дом позорный. Пойди в Минск и спроси: на каком месте стоит мечеть татарская? Ты узнаешь, что на том месте, где прежде была церковь во имя Рождества Господа нашего Иисуса Христа... Так-то униатская ревность о благочестии умножает славу Божию на Руси!»

Статьи примирения так и остались только лишь на бумаге — своеволие польской шляхты и безнаказанность униатов практически связывали руки короля Владислава IV. Никто ничего не хотел отдавать и делиться, никто не хотел мира и любви, декларируемых вроде бы римскими папами, латинскими бискупами и епископами-униатами: на богослужении и в проповедях говорилось одно, а в жизни совершалось все по-другому, — правда, под видом благочестия и искоренения «ереси», «схизмы», каковой почиталось православное исповедание веры.

Листая Судовые акты тех лет, я снова и снова натыкался на такие обыденные констатации текущих событий: 2 мая 1634 года католики в Луцке совершали крестный ход со Святыми Дарами, и вот, ни с того ни с сего, около ста человек, вооруженных саблями, кортиками и ружьями, ворвались в православный Крестовоздвиженский монастырь под предлогом, что монастырь не приветствовал их крестный ход звоном колоколов. Одни бросились на колокольню, начали звонить и неистово кричать, а другие ворвались в церковь, опрокинули подсвечники, посрывали завесы, ковры и т.д. Третьи бросились в братские келлии, в училище и богадельню, били, рубили, кололи как мальчишек-учеников, так и иноков, стариков и старух.

Били, рубили, кололи как мальчишек-учеников, так и иноков, стариков и старух

Игумену Исаакию нанесли удары камнями и кирпичами по рукам и спине, учителю Босынскому отрубили палец на руке, многим разбили головы, выбили глаза, зубы... Затем разбили два сундука с деньгами, а сами деньги украли. Причинили и другой ущерб. Через несколько дней погромщики снова собрались в отряд и напали на дом православного Николая Лихновича, затем бродили по улицам, вылавливая и истязая православных мещан, уже в сумерках схватили дворянина Ивана Ломинского, о котором было известно, что он прислуживал епископу Луцкому Афанасию (Пузыне), и перед домом ксендза Ласского, с его благословения, забили до смерти палками. В Дрогичине староста Лешневольский отнял у православных три церкви и выгнал священников их из города, лишив имущества. Прочих же горожан преследовал разными способами — бил, заключал в узилище и т.п. Король Владислав лично распорядился вернуть захваченные церкви их исконным владельцам, но староста распоряжения этого не исполнил...

Король Владислав лично распорядился вернуть захваченные церкви исконным владельцам, но староста распоряжения этого не исполнил

Вот такой, по сути, и была реальная власть короля...

Могло ли такое положение дел закончиться чем-то другим, а не открытым всеобщим восстанием, переросшим в губительную для Речи Посполитой войну?..

Не лучшим было положение в Бельске, который входил в епархию того же Афанасия (Пузыны). Местные «соединенные» пытались принудить православных священников к унии, но, потерпев неудачу, пригласили на помощь бравого ротмистра Яна Сокола, при котором было более ста пехотинцев, и напали сперва на Богоявленскую, а затем на Никольскую и Воскресенскую церкви, отняли их у владельцев, запечатали своими печатями, бесчестя при этом православных; одних избили жестоко, других ранили, а наместника отца Паисия взяли под стражу, выдрали бороду и, наконец, заключили в оковы... 9 января 1644 года священником Никольской церкви в том же Бельске была принесена жалоба на униатского священника Ивана Малишевского в том, что он издавна преследует православных, отнимает у них скот, подвергает аресту тела их умерших, нападает на священников посреди улицы, и недавно же, когда приносящий жалобу священник возвращался вместе с причетниками от больного со Святыми Дарами, заступил ему дорогу, ругательно поносил его, бил, таскал за волосы по земле, давил его коленями, стащил с него епитрахиль и иноческое одеяние, отнял у него потир с лжицею и «воздухами», и во время побоев пролил на землю из потира не потребленные болящим частицы Тела и Крови Христовой. Все, добытое с бою, присвоил себе...

Митрополит Петр (Могила) скончался 1 января 1647 года, на пятидесятом году жизни. Он завещал Киевской коллегии 81 тысячу польских золотых, всю свою библиотеку, четверть своего серебра и многие ценные вещи. Сегодня он причислен к лику общерусских святых Русской Православной Церковью.

После его кончины на защиту веры и православного люда Южной Руси выступила новая сила.