«Монах вчера и сегодня тот же»

Епископ Кронштадтский Назарий находится на посту наместника Александро-Невской лавры почти 27 лет. В интервью журналу «Монастырский вестник», с которым мы знакомим читателей нашего портала, епископ Назарий рассказывает о том, почему император Петр Великий выбрал для монастыря именно это место, об особенностях монашеского подвига в центре большого города, о важности красоты в обители и собственном выборе монашеского пути.

Первый год своего наместничества владыка Назарий, тогда архимандрит, начал с того, что освятил старинное Распятие, найденное на территории Лавры. Исследователи считают, что это Крест петровских времен, когда-то он венчал первый храм обители – деревянную Благовещенскую церковь, не сохранившуюся до наших дней. Освященное Распятие было установлено над надвратным храмом Лавры. Таким образом, путь наместника начался водружением православного Креста над Невским проспектом…

Владыка, вверенный Вам монастырь расположен в сердце Северной столицы. Когда в XVIII веке выбирали территорию для будущей Александро-Невской лавры, это было довольно глухое место, сейчас обитель находится в центре Петербурга. Мешает ли это монашескому уединению? В целом, какова специфика городского монашества сегодня?

Думаю, император Петр Великий, избирая данное место, предполагал, что оно будет в городской среде. Он, вероятно, представлял себе перспективу развития новой столицы и надеялся, что это будет великий город. С самого начала Петр I указал, что монастырь будет носить имя святого Александра Невского, хотя его мощи еще почивали во Владимире.

Отношение к монашеству у императора было сугубо практическое. Например, он хотел, чтобы при нашей обители действовал госпиталь для увечных воинов, но эта и многие другие задумки, слава Богу, не осуществились. Монастырь в русской церковной традиции – особое место. Приходской храм служит насущным проблемам каждого дня. Посещение монастыря мирянами всегда расценивалось как дело особенное. Сюда шли и ехали на генеральную исповедь, старались предварительно перед этим в обители пожить. Считалось, что монастырские духовники более опытные. Да и сейчас многие уверены, что монахи, пребывающие в молитве и созерцании, вдали от суеты, не обремененные житейскими заботами, скорее могут дать какой-нибудь мудрый духовный совет.

Наш монастырь, хотя и не такой древний, как многие другие русские обители, тоже несет эту функцию сегодня. Люди любят Лавру и приходят сюда за духовным советом. Но поскольку монастырь все же находится в городе, он имеет в себе и черты прихода: множество людей, особенно живущих неподалеку, ходят к нам на богослужения постоянно. Поэтому нашим священнослужителям рассказывают и об обычных житейских проблемах, как и на других приходах.

Мы очень надеемся, что нам удастся сохранить прихожан после тех масштабных реставрационных работ, которые запланированы и уже начались. Конечно, это будет сопряжено с неудобствами для людей. Но думаю, что они по-прежнему будут сюда приходить, чтобы получить утешение и совет, да и просто побыть в атмосфере, которая сильно отличается от привычной им обстановки.

Недаром храмы и монастыри всегда старались наполнить произведениями искусства, думали не только о чистоте и тишине, но и о красоте. Это попытка создать некий образ Царствия Небесного, хотя, конечно, мы даже приблизительно не можем представить, что нас ожидает «в будущем веце». Я не понимаю тех, кто говорит: «Зачем в храмах все это убранство, золотые ризы?» Человек, приходя в храм, должен почувствовать, что приходит в совершенно особое пространство. Видя эту красоту как отблеск Царствия Небесного, он понимает, к чему дóлжно стремиться.

Интересная особенность Александро-Невской лавры в том, что обитель была воздвигнута не подвижником веры, как это чаще всего бывает, а императором – через семь лет после основания города и за два года до перехода к нему столичных функций. Каково Ваше отношение к личности императора Петра I и его преобразованиям?

Мне кажется, сложность отношений Петра Великого и Церкви во многом раздута историографами. Наша историческая наука, к сожалению, чаще всего находится в положении служанки тех или иных режимов. При оценке личности императора и его поступков я бы исходил из фактов.

Известно, что, когда Петр I хотел побыть в одиночестве, он приезжал в строящийся монастырь, чтобы побыть с Богом, с духовными людьми. У него даже кровать здесь была. Он часто пел на клиросе, читал Апостол. А так, каждая эпоха будет «лепить» из него то, что ей угодно. Ну да, бороды обрезал, кафтаны снял, космы расчесал. Конечно, многие были этим недовольны. Но уже четвертый век мы ходим в европейском платье и нас это совершенно не смущает. Вот то, что при нем водку стали продавать, – это, наверное, положительно оценить нельзя. Хотя спиртные напитки и раньше были и упиться ими можно было легко при желании.

Город Санкт-Петербург заложен в этих местах совершенно не случайно. Князь Александр, думается, тоже знал, за что он здесь воевал. Он мог видеть перспективу, возможность выхода к морю, чего очень не хватало тогдашней Руси. И мощи именно святого князя император перевез сюда не случайно. Он мог своим повелением любого другого святого выбрать. К примеру, преподобного Сергия Радонежского. Приказал бы – куда бы делись, привезли бы, хоть и со слезами. А он выбрал Александра Невского. У меня сложился такой образ, я об этом часто говорю: царь Петр открыл окно в Европу, а у дверей поставил святого стража – великого князя Александра Невского. Дескать, мы-то к вам идем, а вы к нам не суйтесь, у нас есть надежный защитник.

Конечно, Петр Первый был личностью сложной, деяния его были неоднозначными. Но не порицают только того, кто ничего не делает. А он многое сделал, поэтому всегда будет много голосов и «за», и «против». Других императоров тоже по-разному оценивают. Ту же Екатерину Великую, при которой в основном наш монастырь и приобрел тот вид, который мы имеем сегодня.

Небесный покровитель у обители тоже не совсем обычный, поскольку по повелению Петра I святого князя Александра Невского стали изображать на иконах не в монашеском облачении, а как князя-воина, защитника Отечества, чьим преемником видел себя император. Какой образ святого Александра сложился лично у Вас и у лаврской братии? Кто он – монах или все же воин?

Все-таки мне ближе образ князя, который защищал нашу Родину в то непростое время. Вся его жизнь протекала в борьбе: с одной стороны, дипломатической борьбе на востоке, с другой – военном противостоянии на западе. И, как неоднократно подчеркивал Святейший Патриарх Кирилл, князь всегда прекрасно понимал, что запад шел сюда с духовной экспансией, а востоку был нужен лишь кошелек.

Да, монашество было итогом его жизни, но я не знаю, сколько вздохов он успел сделать как монах. Была такая традиция: перед смертью правители принимали постриг, что подчеркивало духовный смысл их служения. Но основной его заслугой, когда он жил, была заслуга князя – воина, правителя, дипломата, героя, в конце концов. А то, что он принял постриг, – слава Тебе, Господи, мы имеем еще и монаха Алексия, молитвенника за нас на небесах. Теперь уже в жизни вечной он молится за нас у престола Божия.

Недавно Александро-Невской лавре наконец вернули храм ее небесного покровителя. На каком этапе сейчас его реконструкция? Принимают ли братия участие в этом процессе?

Мы сами, после того как весной 2021 года нам вернули храм, привели его в порядок, чтобы там можно было совершать богослужения. Конечно, нам помогли, но это были пожертвования простых прихожан. Монастырь вложил определенные средства, чтобы привести храм в достойный вид. Поставили иконостас временный, но вполне приличный. Всему этому предшествовала длительная борьба. К сожалению, она еще не завершилась, потому что церковь двухэтажная и нижний Благовещенский храм нам пока не передали. Передача его для нас имеет глубоко символическое значение. В 1713 году первая Божественная литургия была совершена в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы в деревянной церкви, которая предшествовала нынешней каменной. Таким образом, именно этот день стал днем рождения обители. Процесс идет, и, я надеюсь, он увенчается успехом.

Для храма на втором этаже уже изготовлен новый иконостас, но пока он находится в разобранном виде. Перед тем как его устанавливать, надо решить проблемы по устройству полов в алтарной части, солеи и т. д. Пока мы не проведем эти работы, мы не можем устанавливать иконостас, который сооружен в максимальном соответствии с единственной сохранившейся фотографией, которой мы располагаем. Это один из первых каменных храмов Петербурга, памятник архитектуры, поэтому мы ничего не предпринимаем без согласования с комитетом по охране памятников. Храм, несмотря на наличие в нем отопительных приборов, холодный, зимой в нем служить довольно сложно, особенно для городских прихожан…

Владыка, Вы окончили Крымский сельскохозяйственный институт, работали в Центральном республиканском ботаническом саду Академии наук Украинской ССР и довольно часто упоминаете о своей светской специальности. Расскажите, пожалуйста, о садах и цветниках, которые появляются не только в Лавре, но и в лаврских скитах. Это Ваша инициатива?

Некоторые говорят, что цветы – дело женское, но мне кажется, цветы – это творение Божие, отблеск Царствия Небесного на земле. На территории монастыря не должны расти лопухи и лебеда. Когда человек переступает ворота святой обители и видит там прекрасные цветники, его душа легче открывается Богу. Разведение цветов не такое уж легкое дело. Надо и знания иметь, и деньги. И у людей, которые этим занимаются, есть работа, им есть на что жить. Я всегда хотел, чтобы цветы, которые здесь выращивают, успешно размножались всеми возможными способами: отводки, отростки, семена…

Труд на земле очень облагораживает и точно приближает к Царствию Небесному, потому что он тяжелый, но радостный, поскольку видишь результат. Волнуюсь, что при реставрационных работах наши цветники пострадают, буду добиваться, чтобы часть средств была предусмотрена на исправление того, что, возможно, будет испорчено.

Что касается скитов, то в Никольском мы в позапрошлом году, когда отмечалось 800-летие со дня рождения святого благоверного князя Александра Невского, разбили сирингарий (сад сирени) его имени – «Александровский». Двести с лишним кустов, сто десять сортов. Сирень мною выбрана не просто так: я вырос на Украине, все детство провел под кустами сирени. Она цветет очень короткий срок, но цветение можно продлить, если совмещать разные сорта. Люди благодарны сирени за краткую, но такую нежную красоту. Все ждут, когда она снова зацветет. Кроме того, сирень нетребовательна к почвам, выдерживает довольно сильные морозы. В Петербурге она появилась уже после императора Петра, первые кусты были завезены из Франции. При хорошем уходе сирень может жить двести лет, поэтому, когда будет отмечаться 1000-летие со дня рождения святого князя, возможно, некоторые кусты из числа посаженных нами до этого доживут.

Много ли в Лавре насельников с высшим образованием и применяют ли они навыки своих светских профессий в монастыре? Какие это в основном специальности?

Любое светское дело, если делается без благословения Божия, обречено на провал. А если с благословением, то его ждет успех. Мы живем в городе, поэтому любые светские навыки находят применение. Один из наших ученых монахов преподает в Русской христианской гуманитарной академии – это светский вуз. Несколько монахов сопровождают паломнические группы, проводят экскурсии: они обязаны не только церковную историю знать, но и общую. Самый лучший экскурсовод тот, кто не отделяет одну историю от другой, потому что в жизни все взаимосвязано.

Светские знания, которые я приобрел в сельхозинституте, мне очень пригодились – и не только для цветников. Хорошо, что на дальнем скиту у нас есть земля, мечтаю сделать из нее сельскохозяйственные угодья. Для этого, кстати, приходится знания обновлять. Мы уже картошку выращиваем, некоторые овощи. Два года назад посадили фруктовый сад.

Если кто-то из насельников имеет желание и склонность работать с деревом, с металлом, я только «за». Мы приветствуем все, что нам может пригодиться. Не надо пренебрегать теми навыками, которые приобрел в миру. Приходя в монастырь, ты будешь не только молиться, но и трудиться. Удаляться от мира монахам надо, но больше в мыслях, в поведении, в поступках. Особенно если ты насельник городского монастыря.

С недавних пор насельники Александро-Невской лавры занимаются на курсах базового богословского образования для монашествующих. Как братия восприняли новое послушание? Идет ли процесс легко или есть какие-то затруднения?

Лавра – городской монастырь, и без начатков хотя бы базового духовного образования братии будет трудно отвечать на запросы людей, которые сюда приходят. Поэтому наши насельники обязаны пройти такую подготовку. Многие из братии имеют дипломы об окончании семинарии и академии. А для тех монахов, кто не собирается пока принимать священный сан, есть теперь эти базовые курсы, где преподает их же собрат, прошедший обучение в Духовной академии. Особых трудностей нет, разве что подготовка разная у опытных монахов и у послушников, но слушатели курсов друг другу помогают, «подтягивают» по программе.

Однако наше дело все-таки молиться. Богословие, теологию развивают те, кто работает в соседней с нами Духовной академии или учится по упомянутым специальностям в светских вузах. Когда-то духовные школы были частью Лавры, они здесь зародились, однако сейчас мы идем параллельными путями, но к одной цели – спасению души.

Какая связь у Лавры с Санкт-Петербургской духовной академией, кроме соседства? Сколько в обители пострижеников, пришедших в монастырь из академии?

Духовные школы хотя и базировались довольно долго на территории Лавры, но постоянно дистанцировались от монастыря. Не надо забывать, что на рубеже XIX–XX вв. семинаристы отличались весьма вольным духом, многие из них «ушли в революцию». И сегодня во многом сохранился вольный студенческий дух. У нас, как я уже сказал, есть насельники – выпускники духовных академий, которые пришли в монастырь гораздо позже, через много лет после окончания. Есть те, кто пришел в обитель, а потом попросил благословения получить духовное образование.

А вот чтобы выпускники Санкт-Петербургской духовной академии по окончании выстраивались в очередь, чтобы сделаться насельниками Лавры, – этого нет. Отношения у нас добрососедские, мы участвуем в жизни друг друга, но каких-то особо теплых отношений между Лаврой и Академией нет.

Владыка, поделитесь, пожалуйста, что повлияло на Ваш личный выбор монашеского пути, ведь Вы приняли такое решение, уже находясь в Ленинграде?

Да, я не мечтал быть монахом с детства, просто с раннего возраста любил приходить в храм, в основном с мамой. Когда поступал в семинарию, были мысли, что у меня будет семья, стану белым священником. Но когда проучился первый год – а я закончил два года за один экстерном, – мое настроение изменилось. Мой относительно поздний приход к духовному образованию был связан с лишениями, препятствиями, в том числе семейными: кроме мамы, никто не поддержал мой выбор. Я стал думать, что если уж служить Церкви, то нужно отдаться этому всецело.

Окончательное решение стать монахом созрело в четвертом классе семинарии. И на первом курсе Духовной академии я написал прошение о постриге, что за двадцать или тридцать лет случилось там впервые: обычно постригали на последнем курсе. Мое решение было очень твердым, обдуманным, и, наверное, покойный митрополит Антоний (Мельников) и архимандрит Мануил (Павлов), впоследствии митрополит Петрозаводский, увидели мою решительность, мой взвешенный выбор. И я ни минуты об этом не жалел.

Каково Ваше видение проблем современного монашества? С какими главными вызовами сталкиваются монашествующие сегодня?

По сути современное монашество мало отличается от того, что было раньше. Ну, есть телефоны, за пределами монастыря монахи иногда носят светскую одежду, подстригают волосы и бороды. Но внутренне монашество не поменялось. Очень изменилось в жизни соотношение мирского и монастырского. Много людей не имеют никакой связи с Церковью и у них совершенно превратное отношение к монастырю и монахам. Часто приходится слышать такие глупости! Однако монах, который приходит в монастырь спасаться и молиться о спасении мира, остался тем же.

Конечно, современные гаджеты могут отвлекать человека от молитвы, но тут уже все зависит от самого человека. Никакие технические новшества сами по себе не препятствуют спасению. Знаю, что некоторые настоятели не благословляют насельникам иметь мобильные телефоны, особенно тем, кто в монастыре недавно. Но я считаю, что все запретное кажется более сладким. Человек все равно телефон заведет и будет его прятать – ничего хорошего. Просто монахи должны понимать, что не всё, что они видят в телефоне, им полезно, и время «общения» с телефоном надо ограничить, надо его отложить и заниматься другими делами.