Яко несть в смерти поминаяй Тебе: во аде же кто исповестся Тебе?
(Пс. 6: 5)
Вот ныне или завтра придет смерть…
и запечатлеет собою участь нашу навсегда,
ибо после смерти нет покаяния.
Свт. Феофан Затворник
Предисловие
Читая описания посмертного опыта, свидетельства тех, кто перешел в мир иной, а потом по промыслу Божию был возвращен для покаяния, мы часто видим два явления, которые могут на первый взгляд показаться противоречащими одно другому. С одной стороны, чувства души, освободившейся от оков тела, оказываются более ярки и сильны – особенно если тело перед смертью было больным и немощным. С другой стороны, мы знаем, что после смерти для человека уже нет покаяния, и душа нераскаянного грешника оказывается как бы связанной в том состоянии, которое было у нее перед смертью. Собственно, образ этих посмертных уз дал нам Сам Господь Иисус Христос:
После смерти душа нераскаянного грешника оказывается как бы связанной в том состоянии, которое было у нее перед смертью
«Царь, вошед посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов; ибо много званных, а мало избранных» (Мф. 22: 11–14).
Блаженный Феофилакт (архиепископ Болгарский) так изъясняет эту притчу:
«Вход на брачный пир происходит без различия: все мы, добрые и злые, призваны только по благодати. Но затем жизнь подлежит испытанию, которое царь производит тщательно, и жизнь многих оказывается оскверненною. Содрогнемся же, братья, помыслив, что у кого не чиста жизнь, для того бесполезна и вера. Таковой не только извергается из брачного чертога, но и посылается в огонь. <…> Много таких, которые, обольщая себя тщетными надеждами, думают получить Царство Небесное и, высоко думая о себе, причисляют себя к лику избранных. <…> Далее, Господь говорит слугам, карающим ангелам: “свяжите ему руки и ноги”, то есть способности души к действию. В настоящем веке мы можем поступать и действовать так или иначе, а в будущем силы душевные будут связаны, и нельзя нам будет сотворить какое-либо добро для умилостивления за грехи; “тогда будет скрежет зубов” – это бесплодное раскаяние. “Много званных”, то есть Бог призывает многих, точнее, всех, но “мало избранных”, немного спасающихся, достойных избрания от Бога. От Бога зависит избрание, но стать избранными или нет – это наше дело»[1].
1. Чувства души после смерти
Очевидно, что эта притча говорит не о чувствах души за порогом смерти. Мы знаем, что, по выражению иеромонаха Серафима (Роуза), «после смерти душа жива, и чувства ее обострены, а не ослаблены»[2].
Святитель Амвросий Медиоланский учит:
«Поскольку душа продолжает жить после смерти… душа не удерживается никакими препятствиями, ставимыми смертью, но более деятельна, потому что действует в своей собственной сфере без всякой связи с телом, которое ей, скорее, бремя, чем польза»[3].
Преподобный авва Дорофей говорит:
«Ибо души помнят все, что было здесь, как говорят отцы, и слова, и дела, и мысли, и ничего из этого не могут забыть тогда. А сказано в псалме: “В той день погибнут вся помышления его” (Пс. 145: 4); это говорится о помышлениях века сего, т. е. о строении, имуществе, родителях, детях и всяком деянии и поучении. Все сие о том, как душа выходит из тела, погибает… А что она сделала относительно добродетели или страсти, все то помнит и ничего из этого для нее не погибает… И ничего, как я сказал, не забывает душа из того, что сделала в этом мире, но все помнит по выходе из тела, и притом лучше и яснее, как освободившаяся от земного сего тела»[4].
Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин пишет, что разумные силы души после смерти действуют даже лучше, чем при жизни:
«Души после разлучения с этим телом не бывают праздны, не остаются без всякого чувства; это доказывает евангельская притча о богатом и Лазаре (Лк. 16: 22–28)… Если мы захотим обратить внимание на то, что говорится разбойнику: “ныне же будешь со Мною в раю” (Лк. 23: 43); то ясно будет, что в душах не только живет прежний разум, но и наслаждаются они воздаянием по качеству своих дел и заслуг. <…> Ибо не плоть, а душа его может войти в рай со Христом. <…> Этим ясно доказывается, что души умерших не только не лишаются своих чувств, но не теряют и расположений своих, т.е. надежды и страха, радости и скорби… они еще живее становятся и ревностнее прилепляются к прославлению Бога. И действительно, если, рассмотрев свидетельства Св. Писания о природе самой души… то не будет ли безумием – хоть слегка подозревать, что драгоценнейшая часть человека (т. е. душа), в которой… заключается образ Божий и подобие (1Кор. 11: 7; Кол. 3: 10), после отложения от этой дебелости телесной, в которой она находится в настоящей жизни, будто становится бесчувственной – та, которая, содержа в себе всякую силу разума, своим причастием даже немое и бесчувственное вещество плоти делает чувствительным? Отсюда следует: и свойство самого разума требует того, чтобы дух после сложения этой плотской дебелости, которой ныне ослабляется, свои разумные силы привел в лучшее состояние, восстановил их более чистыми и более тонкими, а не лишился их»[5].
Святитель Феофан Затворник писал своей умирающей сестре, утешая ее, что смерть над душою не властна: «Ведь ты не умрешь. Тело твое умрет, а ты перейдешь в другой мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая»[6].
Преподобный Паисий Святогорец объяснял, что «происходит и с теми, кто живет греховно. Эти люди подобны пьяным. Они не понимают, что делают, не чувствуют своей вины. Однако, когда они умирают, из их головы выветривается хмель и они приходят в себя. У них открываются душевные очи, и они осознают свою вину, потому что душа, выйдя из тела, движется, видит, ощущает все с непостижимой скоростью»[7].
О том, что душа, выйдя из тела, чувствует и мыслит ярче, чем прежде, свидетельствует и рассказ о посмертном опыте, написанный от первого лица К. Икскулем – человеком, который умер, воочию увидел духовный мир мытарств и воскрес по молитве к Богородице. Книга К. Икскуля «Невероятное для многих, но истинное происшествие» была одобрена в 1910 году как не содержащая ничего не соответствующего православному учению о загробной жизни выдающимся духовным писателем и миссионером архиепископом Никоном Вологодским (Рождественским).
В частности, К. Икскуль в ней рассказал о чувствах своей души после смерти: «я… вдруг почувствовал, что мне стало легко. Я открыл глаза, и в моей памяти с совершенной ясностью до малейших подробностей запечатлелось то, что я в эту минуту увидел. …Вспоминая и продумывая впоследствии свое тогдашнее состояние, я заметил только, что мои умственные способности действовали и тогда с удивительной энергией и быстротой…»[8]
2. Почему после смерти нет покаяния
Читая эти и другие подобные свидетельства, многие недоумевают: как же увязать более четкие чувства души с невозможностью для нее покаяния? А дело в том, что покаяние – это больше, чем простое чувство. И за гробом возможно раскаяние, как пишет в приведенном выше толковании блаженный Феофилакт (архиепископ Болгарский) – но оно будет бесплодно у тех, кто не каялся при жизни. Преподобный Ефрем Сирин говорит о том же: «Бывают слезы покаяния, когда душа возжелает вечных благ, они весьма сладки и полезны. Бывают слезы раскаяния там, где “плач и скрежет зубов” (Мф. 8: 12), и эти слезы горьки и бесполезны»[9].
И за гробом возможно раскаяние, но оно будет бесплодно у тех, кто не каялся при жизни
Дело в том, что покаяние – это не только осознание своих грехов, но и желание и возможность перемениться, очиститься от них, духовно преобразиться. Такое преображение возможно только движением человеческой воли с одной стороны и действием благодати – с другой, а «время и место для действия благодати – только здесь», как пишут святые отцы.
Праведный Иоанн Кронштадтский говорил:
«Страшная истина. Нераскаянные грешники после смерти теряют всякую возможность измениться к лучшему и, значит, неизменно остаются преданными вечным мучениям – грех не может не мучить. <…> Kто не знает, как трудно без особенной благодати Божией обратиться грешнику с любимого им пути греха на путь добродетели… Если бы не благодать Божия, кто бы из грешников обратился к Богу, так как свойство греха – омрачать нас, связывать нас по рукам и ногам. Но время и место для действия благодати – только здесь: после смерти – только молитвы Церкви и то на раскаянных грешников могут действовать, на тех, у которых есть приемлемость в душах, свет добрых дел, унесенный ими из этой жизни, к которому может привиться благодать Божия или благодатные молитвы Церкви»[10].
Блаженный Феофилакт Болгарский писал:
«Удалившись от света правды, грешник и в настоящей жизни уже находится во тьме, но так как здесь еще есть надежда на обращение, то по этой причине эта тьма и не есть тьма кромешная. По смерти же будет рассмотрение дел его, и если он здесь не раскаялся, то там окружает его кромешная тьма, ибо надежды на обращение тогда уже нет, и наступает совершенное лишение божественных благ. Пока грешник здесь, то хотя он и немного получает божественных благ, – говорю о чувственных благах, он все еще раб Божий, потому что живет в дому Божием, между творениями Божиими, питаемый и сохраняемый Богом. А тогда он совершенно отлучается от Бога, не имея участия ни в каких благах: это и есть тьма, называемая кромешною, сравнительно с тьмою здешнею, но кромешною, когда грешник не отсекается совершенно»[11].
Святитель Феофан Затворник, рассуждая на эту же тему, писал так:
«Вот ныне или завтра придет смерть, и покончит все наше и запечатлеет собою участь нашу навсегда, ибо после смерти нет покаяния. В чем застанет нас смерть, в том предстанем мы и на суд»[12].
«Закон жизни таков, что коль скоро кто положит здесь семя покаяния, хоть бы то при последнем издыхании, то уж не погибнет. Семя сие возрастет и плод принесет – спасение вечное. А коль скоро кто здесь не положит семени покаяния и перейдет туда с духом нераскаянного упорства во грехах, то и там навеки останется с тем же духом, и плод от него вовеки будет пожинать по роду его, Божие вечное отвержение»[13].
Как мы видим из этих слов, спасительное изменение за гробом возможно только для тех, у кого, по слову праведного Иоанна Кронштадтского, есть «приемлемость в душах, свет добрых дел, унесенный ими из этой жизни, к которому может привиться благодать Божия».
Надежда на спасение из ада есть у всех православных христиан, которые скончались в покаянии
Надежда на спасение из ада есть у всех православных христиан, которые скончались в покаянии, хотя бы они и не успели принести достаточных для очищения души плодов покаяния и потому не достигли рая: им могут помочь молитвы живых. Их тягостное положение может быть изменено. Их, пусть и небольшое, «семя покаяния» может молитвами Церкви принести плод вечной жизни.
Послание Патриархов Восточно-Кафолической Церкви о Православной вере (1723 г.) гласит:
«Мы веруем, что души людей, впавших в смертные грехи и при смерти не отчаявшихся, но покаявшихся еще до разлучения с настоящей жизнью, только не успевших принести никаких плодов покаяния (такими плодами могли быть их молитвы, слезы, коленопреклонения при молитвенных бдениях, сокрушения, утешение бедных и выражение в поступках любви к Богу и ближним), – души таких людей нисходят в ад и терпят за учиненные ими грехи наказания, не лишаясь, впрочем, надежды на облегчение. Облегчение же они получают по бесконечной Благости Божией через молитвы священников и благотворения, совершаемые за умерших, а особенно силою Бескровной Жертвы, которую, в частности, приносит священнослужитель для каждого христианина за его близких, и вообще за всех повседневно приносит Кафолическая и Апостольская Церковь».
То есть не в том дело, что любовь Божия отвращается от грешника за гробом, а в том, что за гранью смерти меняется сама душа, и если в ней нет «приемлемости света» или «семени покаяния», то она уже не сможет восприять помощь Божию и преобразиться покаянием. Об этом единогласно пишут святые отцы. Приведу только несколько примеров.
«Что означают плач и рыдание, как не безмерность жестоких и ужасных мучений? и что изображается скрежетом зубов, как не величайшее сожаление о содеянных грехах? Тогда – а это случится наверно – тогда начнем негодовать на самих себя, раскаиваться скрежеща зубами, когда покаяние не будет иметь места, когда не будет от него никакой пользы, когда время, данное на покаяние, минует»[14].
Святитель Григорий Нисский:
«После смерти уже никому не будет возможности уврачевать памятью о Боге болезнь, причиненную грехом, потому что исповедь имеет силу на земле, а в аду этого нет»[15].
Преподобный Иоанн Дамаскин утверждает в своей книге «Точное изложение православной веры»:
«Нужно знать, что падение для ангелов то же, что смерть для людей. Ибо после падения для них нет покаяния, как и для людей оно невозможно после смерти».
Почему же это происходит? Дело в том, что личность после смерти неизменяема. Вступая порогом смерти в вечность, душа начинает и жить по закону вечности.
О том, что за порогом смерти человек вступает в иной способ существования – из временной жизни – в вечность, неизменяемость, учит святитель Игнатий (Брянчанинов):
«Смерть – великое таинство. Она – рождение человека из земной временной жизни в вечность»[16].
Качественное состояние души, приобретенное ею при жизни, после вступления в вечность уже не может измениться
«Видимое временно, а невидимое вечно» (2 Кор. 4: 18), – говорит Священное Писание о том, что ждет любого человека за гранью временной жизни. Свойство вечности – качественная неизменяемость явлений. Качественное состояние души, приобретенное ею при жизни, после вступления в вечность уже не может измениться. Поэтому для души после смерти тела возможно лишь изменение в пределах того качества, которое уже было приобретено ею в земной жизни: восхождение в добродетели или падение во грехе. Тот, кто стяжал при жизни покаянное духовное устроение, стремление к добру, – будет благодатью Божией усовершенствоваться в добре; а тот, кто не имел в душе покаяния, но всецело служил страстям, будет все больше падать в глубины зла.
Об этом краткой, но очень глубокой фразой говорит архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий):
«Жизнь мозга и сердца и необходимая для них совокупная, чудно скоординированная жизнь всех органов тела нужны только для формирования духа и прекращаются, когда его формирование закончено или вполне определилось его направление»[17].
Петр Калиновский объясняет глубинные смыслы этих слов святителя Луки:
«Эти слова архиепископа Луки говорят о самом главном – что дает человеку жизнь на земле. Архиепископ Лука, сказав о смысле нашей жизни на земле, продолжает, говоря, что в бессмертной душе человеческой после смерти тела продолжается вечная жизнь и бесконечное развитие в направлении добра или зла.
Самое страшное в этих словах архиепископа то, что в момент смерти тела уже определилось все дальнейшее развитие души в направлении к добру или злу. В загробном мире перед душой две дороги – к свету или от него, и душа после смерти тела уже не может выбирать дорогу. Дорога предопределена жизнью человека на земле. <…> Однако сама по себе темная душа грешника, оставшаяся темной и после смерти тела, измениться уже не может.
Это же говорит и Сам Господь Иисус Христос: “Отец Мой – виноградарь. Всякую… ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода”. Это из Евангелия от Иоанна (Ин. 15: 1–2).
Для человека, осознавшего, что его жизнь на земле – это только часть его жизни и что за гробом он будет продолжать развитие, начатое здесь, все его временное существование приобретает особый смысл»[18].
Преподобный Иоанн Дамаскин пишет об этом свойстве вечности:
«А вечная жизнь и вечное мучение обозначают нескончаемость будущего века. Ибо время по воскресении уже не будет исчисляться днями и ночами, или лучше – тогда будет один невечерний день; так как Солнце правды ясно будет светить праведным, а для грешных настанет глубокая нескончаемая ночь. Поэтому, каким образом будет исчисляться тысячелетнее время оригеновского восстановления?»[19]
Святитель Феофан Затворник так же объясняет неизменяемость личности в вечности:
«Вы забываете, что там будет вечность, а не время; стало быть, и все там будет вечно, а не временно. Вы считаете мучения сотнями, тысячами и миллионами лет, а там ведь начнется первая минута, да и конца ей не будет, ибо будет вечная минута. Счет-то дальше и не пойдет, а станет на первой минуте, да и будет стоять так»[20].
Монах Митрофан объясняет это явление, основываясь на Слове Божием:
«“Днесь со мною будешь в раю”, – сказал Иисус Христос благоразумному разбойнику. Значит, каждая душа, по отделении от своего тела, будет или в раю, или в аду. Когда? “Днесь”, – сказал Господь Иисус Христос.
Как понять слово «днесь»? Как согласовать с учением Церкви о 3-м, 9-м и 40-м днях? На земле есть дни и ночи, и годы, а за гробом вечность – или светлая, или темная. Итак, слово «днесь» означает время за гробом – вечность. Дни 3-й, 9-й и 40-й – это дни на земле, а за гробом их нет: там только «днесь» и другого дня нет.
Таинство смерти есть дверь, через которую душа, расставшись со своим телом, вступает в вечность»[21].
Об этом пишет и святитель Лука (Войно-Ясенецкий):
«Вечное блаженство праведников и вечную муку грешников надо понимать так, что бессмертный дух первых, просветленный и могущественно усиленный после освобождения от тела, получает возможность беспредельного развития в направлении добра и Божественной любви, в постоянном общении с Богом и всеми бесплотными силами. А мрачный дух злодеев и богоборцев в постоянном общении с диаволом и ангелами его будет вечно мучиться своим отчуждением от Бога, святость которого познает наконец, и той невыносимой отравой, которую таят в себе зло и ненависть, беспредельно возрастающие в непрестанном общении с центром и источником зла – сатаной…»[22]
3. «Когда со смертью отнимется воля»
А теперь время вернуться к тому, с чего я начала эту статью. К тому, что Сам Господь Иисус Христос в притче о брачном пире дал нам образ посмертных уз грешников, предостерегая нас не откладывать покаяние. Напомню, что блаженный Феофилакт Болгарский объясняет, что узы – это связанность сил души:
«Господь говорит слугам, карающим ангелам: “свяжите ему руки и ноги”, то есть способности души к действию. В настоящем веке мы можем поступать и действовать так или иначе, а в будущем силы душевные будут связаны, и нельзя нам будет сотворить какое-либо добро для умилостивления за грехи».
Прп. Арсения (Себрякова) пишет об «отнятии воли» за гранью смерти
Преподобная Арсения (Себрякова) выражается еще более ясно: она пишет об «отнятии воли» за гранью смерти:
«Когда человек живет земною жизнью, то он не может познавать, насколько дух его находится в порабощении, в зависимости от другого духа, не может этого вполне познавать потому, что у него есть воля, которой он действует, как когда хочет. Но когда со смертью отнимется воля, тогда душа увидит, чьей власти она порабощена. Дух Божий вносит праведных в вечные обители, просвещая их, освещая, боготворя. Те же души, которые имели общение с дьяволом, будут им обладаемы»[23].
Святитель Симеон Солунский связывает свободу выбора, возможную только в этой жизни, с возможностью покаяния:
«…здесь у нас время для заглаждения проступков, пока мы имеем свободу выбора; а тогда будет одно время – разлучения и воздаяния по заслугам того, что каждый избрал себе. Никто из одержимых грехами или каким-либо заблуждением в оправдание или услаждение себе да не обманывает себя подобными (обольщениями); мучение для нераскаянных – вечно. Для сего-то и (открыто) покаяние до последнего издыхания: в самом деле, если бы там от него была польза, то оно вовсе не было бы дано здесь. Да и что удивительного сделало бы домостроительство Спасителя, если бы там было покаяние или конец мучения? Видишь ли безумие нечестивцев?»[24]
Необходимо понимать, что здесь речь идет не о воле вообще, а о той части воли, которой человек выбирает, в частности, покаяться ли во грехах, или нет – о гномической воле. Несколько слов о том, что это такое.
Священник Герман Каптен пишет, что преподобный Максим Исповедник первым начал говорить о различии волевых способностей человека: о естественной воле, принадлежащей сущности, и гноме – способности разумного выбора.
«Естественная воля, по его мысли, была блага по сотворении и не несла никакого зла. Напротив, она необходима человеку для существования в этом мире, для регуляции всех способностей человека, начиная c жизненно необходимых – питание, дыхание – и заканчивая более тонкими интеллектуальными потребностями.
Грех Адама толкуется св. Максимом не как юридическое преступление, а как гномический выбор, отвративший разум от Бога к υλη (материальности без всякого оформления).
Максим Исповедник показывает, что свободный выбор зла испортил сущность нераскаянного грешника так, что возвращение к совершенству стало ему уже не по силам. Для преподобного онтологическим местом испорченности является воля, вернее, ее раздробленность.
Изначально гномическая воля Адама была лишь в возможности, но после грехопадения он и его потомки постоянно должны выбирать. Любой выбор несет с собой мучение – переживание самой необходимости выбирать и последствий своих решений»[25].
Можно предполагать, что гномическая часть воли человека может существовать только в границах времени, а в вечности она действовать не может. «Сам выбор возможен только при наличии времени»[26], – пишет священник Герман Каптен.
Архимандрит Рафаил (Карелин) подробно объясняет посмертное изменение воли человека, этой важной для покаяния силы души:
«Слова “не простится грех ни в этом веке, ни в будущем” означают не тяжесть совершенного греха, а внутреннее состояние человека, которое делает его неспособным к покаянию; а то “что связано на земле, будет связано и на небесах”. Если человек не каялся в грехах во время земной жизни, он не сможет принести покаяние посмертно, грех станет его личным свойством, а загробная жизнь – демоноуподоблением».
Напоминая пророческое слово «Во аде же кто исповестся Тебе? (Пс. 6: 6)», архимандрит Рафаил (Карелин) пишет:
«Исповедаться – значит выражать свою веру и принадлежность к определенной конфессии. Душа неверующего и иноверца не может принять после смерти в аду православную веру, т.е. родиться вновь. В загробной жизни раскрывается то, что составляет содержание человеческой души, что приобретено в земной жизни.
В творениях святых отцов звучит один и тот же призыв, как звон набата: дорожить временем земной жизни, дорожить каждым днем и часом – после смерти будет уже поздно. Апостол Павел пишет, что человеку предстоит один раз умереть, а затем суд – частный суд над душой до Страшного Суда.
В аду душа человека не может помочь сама себе. Там нет выбора исповедания или перемены веры
…В аду душа человека не может помочь сама себе. Там нет выбора исповедания или перемены веры. Только лишь живые, оставшиеся на земле, и сама Церковь, молясь за усопших, могут помочь спастись некоторым, но при двух непременных условиях: 1) если человек был православным и принадлежал к земной Церкви; 2) если он каялся в грехах, делал добрые дела, но не мог нужным образом исправить себя и умер в неопределенном духовном состоянии, когда добро в его душе было смешано со злом. Тогда Церковь может восполнить недостающее, не изменяя направления самой личности. <…>
Преподобный Максим Исповедник, великий христианский мыслитель, в споре с монофизитами указывает, что в самой человеческой воле можно различить два аспекта: природную волю как хотение (у древних отцов она называлась раздражительной силой, у некоторых современных богословов – реактивной) и гномическую волю – возможность выбора. <…> Преподобный Максим Исповедник говорит о том, что свобода человека осуществляется через жизнь по Богу, и тогда гномическая воля соединяется с природной. Когда человеком овладевает сатана, он оказывается порабощенным, и его воля подвергается саморазложению. Этот процесс разрушения гномической воли имеет свое завершение в аду… В аду остается природная воля человека, а гномическая перестает действовать, так как вера – это царство свободы – перешла в очевидность, а нравственная композиция души – в статику, которую может изменить молитва Церкви, включая сюда и частные молитвы. …После смерти нераскаянные грешники будут детерминизированы собственным грехом…
…земная жизнь грешника и его посмертная участь… зависит не от его желания, а от его грехов. На самом деле грешник говорит “да” или “нет” искушениям в его земной жизни. Здесь гномическая воля делает выбор между добром и злом, правдой и ложью, добродетелью и грехом, благодатью и страстями, Богом и сатаной. Здесь свободная человеческая воля находится в состоянии постоянной возможности выбора мотивов и решений, но после смерти начинается другой процесс – раскрытие того нравственного потенциала, который собрал человек. Здесь грешнику может помочь только сила со стороны – сила молитв и милостыня, и то при условии веры во Иисуса Христа, покаяния в грехах и добрых дел, которые он успел совершить до смерти»[27].
О том, что спасительное для нас покаяние – выбор воли, обращающейся к Богу (греч. metanoia – «перемена мыслей») – возможно лишь в этой жизни, говорят все святые отцы. За гробом уже нет покаяния, там душа нераскаянного грешника не может воспринять спасающего воздействия благодати, ее воля становится полностью покорена греху, которому она произвольно покорялась при жизни.
В завершение повторю, что, какой бы ни была наша вечная участь, мы убедимся, что сами создали ее своей земной жизнью, сами выбрали своим фактически ежедневным выбором. Выбирая как в важном, так и в кажущихся мелочах следование воле Божией или греху, мы сами создаем свою вечность.
Преподобный Иустин (Попович) пишет о том, что Бог не нарушает нашей свободы, уважая выбор личности:
«Промысл… не нарушает, не уничтожает, не сковывает свободы, поскольку сама свобода – это дар Божий; дар, составляющий суть естества разумных существ; дар, делающий их тем, что они есть; дар, врученный им от Бога как их неприкосновенное, неотъемлемое, личное свойство. …Бог как неизменно Благий не истребляет и не спутывает дарованной свободы… свобода Его творений неизменно остается неприкосновенной.
…если же воля свободным хотением тяготеет к злу, то Промысл ее оставляет, чтобы она действовала самостоятельно. <…>
Бог не устраняет зла в мире, так как это значило бы истребить свободу разумно-нравственных существ, которой Он Сам их наделил; не препятствует Он и злу в мире, так как в противном случае Он ограничил бы свободу действий этих существ. …Впрочем и самое попущение греха нельзя понимать как Божие невнимание к участи сотворенных существ, но единственно и исключительно как Его желание не ущемить их свободы и дать ей ход, чтобы они самостоятельно избирали или добро, или зло, добровольно направляясь к тому или другому»[28].
Те люди, что при жизни выбрали зло, останутся в вечности с плодом этого выбора
Те люди, что при жизни выбрали зло, останутся в вечности с плодом этого выбора. Зло будет царствовать в них, и Бог удалит их от Себя, потому что они удалили себя от Бога.
Святитель Ириней Лионский объясняет логику лишения спасения:
«И всем, соблюдающим любовь к Нему, Он дает Свое общение. Общение же с Богом есть жизнь, и свет, и наслаждение всеми благами, какие есть у Него. А тех, которые по своему произволению отступают от Него, Он подвергает отлучению от Себя, которое сами они избрали. Разлучение с Богом есть смерть, и удаление от света есть тьма, и отчуждение от Бога есть лишение всех благ, какие есть у Него. Посему те, которые чрез отступничество свое утратили вышеупомянутое, как лишенные всех благ, находятся во всяческом мучении, не потому, чтобы Бог Сам по Себе наперед подвергал их наказанию, но наказание постигает их вследствие их лишений всех благ. Но блага Божии вечны и без конца, поэтому лишение их вечно и без конца…»[29].
Святитель Иоанн Златоуст пишет о праведности суда Божия над теми, кто сам своей жизнью выбирает не благословенные дела, а дела проклятия:
«Господь… осуждаемым говорит: “Идите от Меня, проклятые, – не от Отца, так как не Он проклял их, но собственные их дела, – в огонь вечный, уготованный”: не вам, а “диаволу и ангелам его”. Когда говорил Он о царствии, то, сказав: “Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, – присовокупил: уготованное вам от создания мира”; а говоря об огне, сказал не так, а присовокупил: “уготованный диаволу”. Я царство готовил вам, говорит Он, огонь же не вам, но “диаволу и ангелам его”; но так как вы сами ввергли себя в огонь, то и вините сами себя»[30].
Для того, чтобы этой беды не случилось с нами, Господь Бог и дает каждому из нас и жизнь, и время, и свободу выбора. И цена этого выбора – вечность.