Фотограф Михаил Масленников: Каждый кадр — пытка

Каллиграф, живописец, график и дизайнер — москвич Михаил Масленников — профессионально занялся фотографией два года назад. Случайно или нет, но фотографию как искусство он открыл для себя лишь после прихода в храм. И тогда же пустился путешествовать. С фотокамерой.

Человек из богемы

С фотохудожниками так же трудно говорить, как и с поэтами (а в сущности они и есть поэты, только поэзия их не в строфе, а в кадре). Отвечать понятно они могут только на прямо поставленные вопросы:

— Вы курите?

— Бросил.

— Женаты?

— Нет.

— Сколько вам лет?

— Сорок три.

— Пользуетесь единым проездным билетом?

— Зачем он мне в архангельской тайге или в чукотской тундре?

«Монах и колокол». Поселок Провидения, Провиденский район, Чукотка, Россия. 10 сентября 2007 года

Естественно, мы сидим на кухне (где еще можно поговорить по душам с поэтом?), естественно, в углу горит лампадка и стоит икона, естественно, передо мной ноутбук с открытой страницей блога Михаила Масленникова в ЖЖ — чтобы видеть его творческий портрет целиком.

— Михаил, почему, имея стабильную работу и высокую зарплату, Вы бросаете все это, берете в руки фотоаппарат и отправляетесь на Север в какие-то путешествия по святым местам, сначала с группой, потом в одиночку?

— В моей жизни случилось так, что когда я пришел в храм, то отошел от творческого процесса как от такового. И «высокое» искусство, где человек творит — творит как вольный художник,— я увидел несколько иначе. Оно действительно стало для меня излишней вольностью. Вольностью, которую я считал для себя уже мало допустимой и не выражающей или недостаточно выражающей и отражающей мое миросозерцание.

Именно жизнь в храме подтолкнула меня к путешествиям, которые больше напоминали паломничества и сочетались с послушанием. Я водил от храма некие молодежные группы, и в основном мы ездили на Север (Карелия, Архангельская область). А потом я открыл для себя одиночные путешествия, причем в такие места, куда и пути-то вне сезона нет, куда ведет не дорога даже, а таежная узкоколейка и зимник.

Эти многочисленные путешествия я воспринимал как необходимость в своем личном духовном развитии. Осознания и понимания фотографии у меня тогда еще не было. Я вообще не считал фотографию сферой искусства в достаточной мере. Я был художником, человеком богемы. И действительно считал, что творчество здесь может проявляться исключительно человеческими талантами, буквально тактильно. Когда кисть художника — это продолжение его руки, когда ты ставишь точку или проводишь линию, а в итоге получается портрет или пейзаж. Это как раз и есть искусство, во всяком случае, его воплощение в непосредственном творческом процессе.

Но друзья говорили: эти поездки настолько удивительны, что одних твоих рассказов нам не хватает, нужна еще и картинка. И давали мне в дорогу свои фотоаппараты. Именно в этих путешествиях, в удаленных от больших городов, почти заброшенных деревнях, монастырях и скитах, нашел близкие моему сознанию сюжеты. Так и появились на свет мои первые кадры.

Всякий человек, с кем мне довелось повстречаться до сих пор, удивителен для меня и поразителен, потому что у этих людей, на мой взгляд, совсем другая ментальность.

— В тех краях жить непросто, многие там спиваются.

— Не все, потому что надо работать, иначе не выживешь. Там, где тайга, конечно, живут лесом. Деньги не великие, но на жизнь хватает. И если все в порядке с головой, то зарабатывают на жизнь. Но есть и те, кто спивается — безусловно.

«Петр Тимофеевич». Деревня Соболевщина, Подпорожский район, Ленинградская область

— Известный фотограф Павел Кривцов говорит: «Мне, чтобы фото сделать, нужно образ внутри себя создать», а у Вас как этот процесс происходит?

— Есть различная техника, различные жанры и подходы к ним. Если фотограф занимается постановкой, то в центре его творческого процесса, прежде всего, стоит идея. Нет моделей. Не существует изначально того самого персонажа, который играет роль его образа. В этом плане в творческом процессе имеет место создание и воплощение образной идеи фотографа, то есть поиск персонажа — не главное, важнее калька образа, рожденного сознанием фотохудожника. Это также может быть небезынтересным, но на данном этапе еще ближе для меня — найти этот образ в реальности. Не создавать в воображении, а просто вырвать его из толпы — увидеть человека или ситуацию. Я стараюсь не привносить в историю ничего своего надуманного, я пытаюсь быть предельно отрешенным от навязывания зрителю своей точки зрения, помимо, может быть, идеологической. Но, безусловно, мне также хотелось бы высказаться, чем-то удивить и порадовать зрителя, однако для этого я просто фотографирую то, что хочу. И не фотографирую ничего другого. Я «щелкаю», потому что именно этот образ хочу донести до зрителя.

— Но чтобы в реальности найти, увидеть и узнать этот образ, он должен уже существовать у Вас в душе или сознании, разве не так?!

— Говоря без лишнего пафоса, всегда есть пути Господни. Я всегда еду в НЕИЗВЕСТНОСТЬ, всегда нахожусь на грани неизвестности. И никакого образа там я не создаю, не вижу, не знаю и не могу предугадать. Но я точно знаю, что я приеду на место, и там он появится. Я просто путешествую и постоянно фотографирую. Это совершенно случайные люди, имя которых я услышал в форточку отъезжающего автобуса, чтобы подписать работу…

Однажды я со своей паломнической группой остановился на пару дней в Введено-Оятском. Случилось так, что на следующий день, окунаясь в святом источнике, я увидел в другой группе паломников девчушку, которую в своей жизни больше никогда бы не встретил — это я понимал. Размышлял не долго: сорвался с места, примчался в свою келью, достал фотоаппарат, взял благословение у священника, который сопровождает эту группу: «Я фотограф. Мне надо эту девочку сфотографировать». Он разрешает, я подзываю ее… И конечно, тут нужен контакт, нужно найти язык, что-то такое сказать, чтобы человек тебе доверился…

И таких ситуаций — десятки. Может быть, в процессе фотосессии мне разрешат сделать всего три-четыре кадра, а может быть — пятьсот три, или потом могут попросить не публиковать ни одного из них. Например, можно идти по берегу реки три часа и не сделать ни одного кадра, и только споткнувшись о какой-то камень, понять — это то, что я ищу.

— Вы влюбляетесь в своих героев?

— Кажется, я не мог бы без любви сфотографировать столько людей, чтобы потом проявить пленку, отсканировать, обработать и выложить в Интернет… Без любви это вообще невозможно. Со многими из них мы потом поддерживаем добрые отношения. Конечно, при интенсивной работе и некоторой ротации лиц невозможно полноценно развивать эти отношения со всеми в полном объеме, но с некоторыми чуть ли не судьба связала. Но главное в моей работе — образ должен меня удивить. И жанр, которому я отдаю предпочтение (хотя как фотограф могу работать в любом) — это жанровый портрет. Так же в сферу моих предпочтений попадают чистый портрет или чистый жанр, иногда удаются пейзажи.

Лесное такси

— А в Ваших путешествиях было что-то удивительное, необычное для Вас?

— Архангельская тайга на много километров покрыта сетью заброшенных узкоколеек. Разрабатывает лесхоз где-то делянку, возит туда тепловоз несколько лет лесорубов, а потом про делянку забывают. А узкоколейка остается. И местные мужики разъезжают по этим узкоколейкам со своими надобностями без всяких проблем. Мы с приятелем хотели попасть в один монастырь, но своим ходом неделю бы шли. Мужики вызвались нас отвезти до какой-то Тяпо-горы, откуда до монастыря два дня по зимнику. Они достали из сарая маленькую дрезину, поставили ее на рельсы, закрепили мотор от мотоцикла — и вот вам готовое такси. За 150 рублей мы проехали с ними 40 километров по тайге. Где-то толкали дрезину в гору, где-то она буксовала.

«Мостки на север». Деревня Погост, Пудожский район, Карелия, Россия. Июль 2007 года

Уникальность этого похода была в том, что этим маршрутом туда никто не ходит летом. Потому что пройти по зимнику летом очень трудно — он то и дело пропадает в болоте. На всем протяжении полуметровые колеи от тракторных гусениц заполнены водой. Но идти параллельно зимнику по лесу, где через каждые пять метров — поваленное дерево, еще трудней. Выматываешься уже через 500 метров.

Почти все время под дождем, в воде по щиколотку, мы шли двое суток в сапогах. Неприятно, что почва под тобой колеблется, хотя это не трясина — идти можно. Но если каждое болото обходить по контуру — месяц уйдет.

Этот поход удивителен был тем еще, что там для меня все было новым, даже внутренние физические ощущения. Мышцы другие работали, которые в обычной жизни я никогда не задействовал, хотя в молодости занимался многими видами спорта. И тело изнывало от совершенно других ощущений, хотя в походы часто ходил.

Из ЖЖ Михаила Масленникова: «Когда шел пешком до монастыря (Важеозерского — М.В.) от трассы, часа в четыре утра, постоянно останавливался, потому как зайцы табунами прыгали вокруг меня: выскочит косой на дорожку, встанет в стойку, обязательно в профиль, и наблюдает за мной, ну, я, конечно, не Мазай, но метров на 40 все же подпускали — потом в рассыпную в лес. Позже монахи рассказали, что поблизости медвежонок с мамашей бродят, этих я не встретил, да и слава Богу…».

— Ну, а какие-нибудь неожиданные встречи с людьми из мест не столь отдаленных были?

— Пара ножей серьезных в этих путешествиях у меня всегда с собой. Но в опасных ситуациях помогает молитва. Например, идешь по лесной дороге, и откуда ни возьмись на пути появляются «пришлые» на Севере люди. Они начинают уважать тебя, только если ты дашь им почувствовать свою силу, прежде всего силу духа. Молишься, и в последнюю секунду происходят какие-то движения, человек может опешить, и вы разойдетесь. Не могу смаковать и описывать, но в этих ситуациях молитва придает больше уверенности в своих возможностях.

Но вот конкретный случай, рассказанный в одном из монастырей (название я умышленно не называю). Тайга полна расконвоированными людьми, теми, кто освободился из заключения или даже беглыми. Они там оседают. По инерции кто-то живет разбоем. И монастырь вот стоит — почему бы не зайти туда? Один малый, которому в голову пришла такая мысль, вышиб ногой дверь в келью к одному таежному иеромонаху Алексию. Отец Алексий долгое время один жил в заброшенном монастыре, тогда на молитве стоял. Обернулся и видит в полутора метрах направленную на него в упор двустволку. Не знаю, что он этому «гостю» сказал, но после его слов раздался выстрел. В этот момент двустволка раздвоилась, и два патрона ушли влево и вправо, не причинив монаху вреда. Разбойник рухнул на колени и стал просить прощения.

Фотография как искусство

— Все-таки в чем заключается искусство фотографии?

— Давайте разделим вопрос на две части. Что искусство для зрителя и что оно для автора?

Возложение венцов (серия «Венчание»)

Но когда рассматриваешь фотографические работы признанных мастеров, начинаешь понимать, насколько все это не просто так. И пытаясь осуществить все это на практике, сталкиваешься с невыразимыми трудностями. Для меня до сих пор каждый кадр — это пытка. Потому что каждое мгновение — секундное, перед тобой проносятся десятки вариантов. В одно мгновение умещается огромная аккумуляция твоих усилий и множество параллельных мыслей. И здесь уже не может идти речь о простом нажатии на кнопку. Ты должен не просто выбрать мгновение, ты должен попасть в цель.

Может быть, у кого-то это и случайно получится: действительно сам собой сложится кадр, и фотография будет самоценна. Но когда фотограф сам прогнозирует, когда сам прикладывает усилия, видит сюжет, оценивает все факторы, влияющие на качественный результат фотографии, и это все учитывается в его сознании и душе — это тоже искусство. Поэтому искусством фотографа я прежде всего называю его труд, его уникальное видение, которое сродни видению художника. То есть для фотографа искусство — это процесс.

Из ЖЖ Михаила Масленникова: «Перед вами последний кадр, сделанный на Анзере, после которого моя фотосессия в этом паломничестве, ввиду того, что в фотокамере накрылись батарейки, промыслительно споткнулась. Я стоял, благословленный отцом Евлогием, скитоначальником Голгофо-Распятского скита, на самой высокой точке острова, прислонившись спиной к куполу реставрируемой церкви Страстей Господних, ранним утром, после Божественной литургии и плакал. Мне было жаль, что сдохли батарейки, мне было жаль, что я чего-то упускаю в этой жизни, мне было жаль себя... Тем временем солнце с невероятной скоростью взлетало над горизонтом… Я стоял завороженный, продолжая плакать, и улыбался...».

— Есть ли в фотографии такие средства, чтобы передать веру? Или это всегда — кто-то на фоне храма, икон или иной православной символики?

— Не обязательно, но в истории моих фотосюжетов большое количество храмов и классического христианского символизма. Это происходит неумышленно, просто рассказанная история без этой символики невозможна. Внутренняя жизнь персонажа не отделима от того момента, в который мы с ним встретились. Это очень естественно и гармонично, но не специально. Я поднимаю камеру и вижу в видоискателе крест. Если его нет, то пусть будет чистая монастырская стена — все это исходя из того места, где мы находимся. Поэтому если атрибутика православная есть, то я только рад этому. Мне остается всего лишь сохранить тот или иной христианский символ в кадре, вполне лаконично вписав его в реальное и естественное для данного сюжета композиционное пространство. Я не специально показываю персонажей на фоне креста. Сам персонаж всем своим внутренним миром соответствует этим сакральным знакам. Всем, что отображается у него на лице и в одежде, в его глазах и, как ни странно, в его руках. Руки человека тоже очень о многом говорят. На фотографии руки — это вторые глаза…

Процентов восемьдесят моих фотогероев — верующие люди. Это мой круг общения, хотя я общаюсь с разными людьми. По комментариям на мои фотографии на сайтах и в ЖЖ мне стало ясно, что посетители поняли безо всякой атрибутики, что на фото — люди верующие.

— Но в самой технике есть какие-то средства, позволяющие передать веру человека без символов?

— Да. Это всем известные формы благочестия и целомудрия. Их можно найти в традиционной одежде или увидеть во взгляде человека. Это угадывается. Прежде всего чувствуется. И если я как автор вижу и чувствую это в момент съемки, то, наверное, это чувствует и зритель. Если он не совсем глух и слеп. Это и есть часть нашей веры.

— Вера в Бога влияет на Ваше творчество?

— Вера неотделима от моего творчества. Кроме того, вера помогает мне оставаться христианином в фотографии. Любой заказ, который мне предлагают, я рассматриваю с позиции сюжетной линии и отношусь к этому очень взвешенно. Если это будет реклама, то для меня важно, что рекламируется. Это не диктат, а внутренняя доктрина, которая позволяет мне оставаться свободным в своем творчестве и делать то, что я делаю. И почему я должен в работе изменять своим убеждениям?

Беседовал Максим Волошин
журнал "Православие и современность" №7 за 2008 год

Михаил МасленниковМихаил Масленников родился в 1964 году в Подмосковье.
Окончил полный курс художественного технического училища по профессии чертежника-конструктора архитектурного профиля. Работал в репроцентре Государственного Издательства «Пресса» (бывшее Издательство "Правда"). Занимался графикой, шрифтами и живописью в мастерских московских художников Дмитрия и Андрея Бисти, Владимира Брайнина. Работал помощником начальника полиграфического отдела в дизайнерском бюро Концерна «Видеосервис». В качестве арт-директора принимал участие в проекте «Byzantium.ru» некоммерческой организации НП «Центр Содействия Развитию Современного Православного Искусства “Византия”».

В период с 2002 по 2005 год обучался на богословском факультете в Православном Свято-Тихоновском государственном университете. По благословению настоятеля одного из московских храмов организовал выпуск периодического издания прихода.

Путешествовать по Русскому Северу начал в 2002 году. С середины 2005 года начал снимать полевые репортажи. Всерьез задумался о фотографическом процессе как образе особой передачи авторской мысли в миссионерском ключе.