«Человек – это звучит…»

Так что же значит у нас это удивительное слово – человек?

Интерес к языку возник у меня давно, чуть не с раннего детства. Вспомним, так называемые сложные слова, все эти самолеты и паровозы, пулеметы и самовары, являются таковыми лишь по устроению своему. На самом же деле нет в них главного – тайны, которой так жаждало мальчишеское сердце. Но зато ее таили в себе совсем иные слова, такие простые непростые, как хлеб, небо, дождь. Почему они звучат именно так? В ту давнюю пору никто мне этого так и не объяснил, и лишь гораздо позже, нередко интуитивно, приходили эти маленькие, но от этого не менее радостные озарения. Однако слово человек оставалось для меня в течение нескольких десятилетий главной тайной, оно словно лежало поперек моей жизни непостижимым загадочным сфинксом.

Вспоминаю, как четыре с половиной десятилетия назад соседи наши приобрели маленькую, но, как выяснилось, очень породистую собачку, у которой, к тому же, имелся документ с человеческим названием – паспорт. Но гораздо более внушительный, ибо в нем было зафиксировано своеобразное родословное древо этой шавки, и именно это обстоятельство было предметом особой гордости ее хозяев. Более того, оказалось, что породистое животное вообще нельзя называть произвольно: в его кличке обязательно должна присутствовать память об отце и матери, хоть по буквочке из их кличек. Вот это да! Какое завидное, какое трогательное тщание по отношению к «братьям нашим меньшим». И такое скорбное безучастие, когда речь заходит о нас самих, о нашем общем звании. Еще одно обстоятельство поразило меня: получается, что кличка (по сути, имя) этой крошечной твари вовсе не случайно, здесь не одна лишь прихоть ее нынешних хозяев, оно складывалось десятилетиями (а у иных породистых животных столетиями). К тому времени я уже знал, что лев – это «царь зверей», а человек, как нас тому учили в школе, «царь природы». Но не может же быть такого, чтобы у этого «царя» само название его не таило бы в себе великую тайну?! И мне удалось-таки, правда, много лет спустя, найти ответ на мучивший так долго вопрос. Воистину, «ищите, и найдете» (Лк. 11, 9).

Не «чело» и не «век»

И все же – что все-таки значит слово человек? Не скрою, по этому поводу существует несколько точек зрения, однако мне ближе та, что высказана А.С. Шишковым, возводящим его этимологию непосредственно к понятию слово: слово – словек – цловек – чловек – человек. И дело не только в том (хотя и это немаловажно), что таким образом подчеркивается главное отличие людей как существ словесных, мыслящих словами, от всего живого, сотворенного Богом. Эту же мысль находим мы и в письме ученого схиигумена Парфения (Агеева) к М.П. Погодину, датированном 8 апреля 1869 года: «А от чего произошли слова: словянин, словяне и человек? Это все произошло от слова: словесный, потому что все животные безсловесные. Еще не более 500 лет писали: «словек», и не более 250 лет писали: «чловек»; это видно в требнике Петра Могилы. А потом начали произносить: «человек».

Вот и в известном «Полном славянорусском словаре» протоиерея Григория Дьяченко читаем: «Самое славянорусское название «человек», по исследованию профессора Казанской Духовной Академии А. Некрасова (в «Православном Собеседнике»), образовалось из «селовек» или «словека», т.е. существо словесное, – следовательно, – указывает на дар слова как на отличительную способность человека».

Эта мысль блестяще развита у Шишкова: «Бог сотворил человека бедным, слабым, но дал ему дар слова: тогда нагота его покрылась великолепными одеждами; бедность его превратилась в обладание всеми сокровищами земными; слабость его облеклась в броню силы и твердости. Все ему покорилось; он повелевает всеми животными, борется с ветром, спорит с огнем, разверзает каменные недра гор, наводняет сушу, осушает глубину. Таков есть дар слова или то, что разумеем мы под именем языка и словесности. Если бы Творец во гневе своем отнял от нас его, тогда бы все исчезло, общежитие, науки, художества, и человек, лишась величия своего и славы, сделалось бы самое несчастное и беднейшее животное».

Да, все мы обретаемся в стихии Слова, или Логоса, если называть по-гречески. И даже когда подолгу молчим, не перестаем мыслить, а это происходит – пусть незаметно для нас самих – лишь посредством слова. И не только те из нас, кто привычно эти слова произносят, но даже и лишенные этой способности, орфоэпии, кого называют немыми. Ведь это для них бежит строчка на экране телевизора и так замечательно трудятся сурдопереводчики, а еще не первый век оттискиваются особым образом книги. А как замечательна эта их способность читать по чужим губам.

«Книга Исхода» содержит во многом поучительную для нас сцену безмолвного моления святого пророка Моисея ко Господу и слышащего от Него: «что ты вопиешь ко Мне?» (Исх. 14, 15).

Продолжая, теперь уже самостоятельно, наши размышления в этом направлении, приходим к иному, совершенно потрясающему открытию. Ведь Слово – это прежде всего имя Самого Бога, Имя Христа! На какую же неизмеримую высоту поднимает нас эта мысль, какое высокое достоинство, при таком рассмотрении, придано всем нам. Вспомним первые строки Евангелия от Иоанна, знакомые даже тем, кто ни разу не брал Евангелия в руки: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1, 1). Эта же мысль звучит торжественным гимном в известной молитве Владычице Небесной «Достойно есть»: «Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем».

И еще одна весьма немаловажная деталь. Да, в том же азербайджанском языке человек назван именем первого человека (по-азербайджански «человек» – «адам»), – нашего пусть праотца, но все же человека. Согласитесь, что это родство по плоти, иначе, по горизонтали. В русском же языке запечатлено высочайшее родство человека с Богом, с Самим Христом, по духу, суть, по вертикали. Вектор русского языка мистически устремлен, таким образом, в Небо, а потому он уникален еще и в силу этой своей особенности. Вот и хочется возразить известному горьковскому персонажу, его напыщенной декларации, звучащей так пародийно на самом дне жизни, среди опустившихся людей: «Человек – это звучит гордо!». Да нет, не гордо звучит человек в русском языке, но воистину – божественно!

А потому так понятны встреченные недавно слова широко известного когда-то радетеля русского языка Е.И. Классена: «Беда современного языкознания в том, что во главе угла – человек. Но разве он был вначале? Разве сначала словесное стадо, а затем Пастух, Слово?»

Как же – не в лучшую сторону – должно было сместиться сознание наше, чтобы этим высоким словом стали некогда звать, да нет, что там звать – попросту окликать… официантов?! «Эй, человек…» В нескончаемых интернетовских чатах высокое слово «человек» вообще низвели чуть не до частицы – чел (!). А еще, помнится, не так давно сотням миллионов (!) людей из поколения в поколение само государство настойчиво внушало мысль об их «обезьяньем» происхождении. Русская же поговорка гласит как раз о том, что если, к примеру, человеку раз сорок скажешь, что он свинья, то на сорок первый раз он громко хрюкнет. Что мы и имели возможность наблюдать десятилетиями, да и сегодня лицезреем в безчисленном количестве вариантов. Как прискорбно это свинское отношение к самой жизни, к вере, к таинству смерти, к святыням, и – страшно промолвить! – к Самому Создателю. Да и чего можно ожидать от того, кто ведет свой род, простите, от обезьяны? Посмотрите, словно говорит он нам, кто выстроился нескончаемой вереницей у меня за спиной? Узрели? Так какой же с меня-то спрос? То-то-с…

А вот мнение одного знакомого, очень мудрого человека, которое довелось мне слышать относительно этого вопроса, показалось и впрямь занимательным. Он не отрицает с ходу совершенно очевидную внешнюю схожесть человека и высших приматов. Однако выводы, которые при этом делают, не имеют ничего общего с дарвинизмом. Обезьяны, полагает он, есть, возможно, тупиковая ветвь древних людей, до такой степени погрязших во всевозможных страшных грехах, что неизбежно привело их к этой пугающей мутации. А что, в этом есть резон: как глянешь иной раз на манеры какого-нибудь самодостаточного индивида, всерьез полагающего себя хозяином жизни, у которого «все схвачено», – ну просто осталось сделать пару-другую коротеньких перебежек по направлению к давно заждавшейся его, призывно покачивающейся лиане…

«Отче наш…»

Мы так привыкли к этой молитве, произносимой нами столько раз на дню, что порой забываем о поразительном смысле слов, сказанных в ней Самим Господом. В ней Он повелевает нам обращаться к нему со словами: «Отец наш» (!). И это не мы так высоко о себе подумали, это, повторяю, Он так повелел нам. К тому же молитва эта – единственная из сотен и сотен – заповедана нам Самим Христом. Еще и еще раз хочу обратить внимание на то, что слово Отец здесь вовсе не иносказательно, не «как бы Отец», не «вроде Отца»… припомним, как прискорбно язык наш за последние два десятилетия «обзавелся» всевозможными: как бы, типа того, вроде как. Здесь же все предельно конкретно – Отец. Осознаем ли мы высокую значимость этих двух коротких слов, произнесенных Им в Нагорной Проповеди (Мф. 6, 9)?

Что же касается всего этого нашего мусора, всей этой словесной шелухи, то здесь тоже все непросто. Это ведь вовсе не слова-сорняки, как может показаться на первый взгляд. Редко можно встретить человека, у которого не было бы в речи этих самых «сорняков». Иной раз устану или переволнуюсь, – и давай выдавать это свое «так», попросту, «такать». Жена реагирует мгновенно: «Так не так, перетакивать не будем!» И как рукой сняло! Здесь же случай иной. И вот почему. Как-то раз молодая женщина подводит меня к молодому же мужчине, говоря при этом: «Знакомьтесь, это как бы мой муж!». Ну, думаю, сейчас грянет скандал, даже сжался внутренне. Да нет, ничего подобного, гляжу – «как бы мужа» такое положение собственного статуса нисколько не оскорбляет. Ну, думаю, ладно. Сам-то я давно уже женат, а потому что такое муж знаю наверняка; заодно осведомлен о нескольких вариантах того, что не муж. А потому до сей поры пребываю в неведении, – кому же это меня представили? А в одной организации, куда был приглашен для чтения лекции, мужчина, встретивший меня у входа, представился, согласитесь, довольно странно: «Я здесь типа директор». Ничего себе! Можно быть заместителем директора, просто исполняющим его обязанности, но – «типа»?! Это уже слишком. Можете представить себе ситуацию, чтобы, придя в Православный храм, услышать из уст батюшки о том, что он-де здесь «как бы настоятель» или же «типа настоятель»?! То-то же… Господи, помилуй!

Однако, поразмыслив немного, я, как мне кажется, понял, в чем тут дело. Вспомнил вначале первого молодого мужчину повнимательнее и понял, что и в самом-то деле он «как бы муж», спутница его нисколько мне не соврала. Да и другой был «типа директор». Это я выяснил позже. Речь в данном случае идет о наших весьма своеобразных портретах, незаметных для непосвященного взгляда. Сотворенные Самим Словом, мы – пока храним в себе Образ Создавшего нас – пребываем в этой жизни отцами, мужьями, директорами… Когда же Образ Божий в нас размыт, то и словесное наше наполнение размывается, как в нечетком фото; отсюда эта приблизительность, как печальная примета нынешнего времени. Вот и ходят по земле нашей как бы мужья, типа отцы, вроде как матери и дети… типа того!

…А еще при упоминании этой удивительной молитвы нередко вспоминаю школьные свои годы, когда, стоя у доски и не зная каких-то очевидных вещей, скажем, количества материков или температуры кипения воды, неизменно слышал от учительницы, что это надо знать как «Отче наш»! Вы представили себе живо, осознали – кто, когда и кому это говорил? Поразительнее всего, однако, было то, что я, хлопая глазами, неизменно соглашался с этим доводом. Да, качал я послушно повинной (октябрятской, пионерской, комсомольской) головой, все правильно, надо знать как «Отче наш». Держу пари, что недавняя прилежная выпускница советского педагогического вуза сама имела весьма приблизительное представление о продолжении этого словосочетания, если вообще таковое имела, что вряд ли. Парадоксальность, впрочем, как и комичность, ситуации заключались именно в том, что мы оба (согласно обоюдной негласной договоренности!) были убеждены в том, что, скажем, формулу воды или форму земного шара следует знать, конечно же, как «Отче наш». Так невидимо, упрямо преодолевая заслоны, жестко возводимые безбожными властями, к нам приходило, вернее, нас не покидало религиозное сознание. Таким было то время, так несхожее с нынешним. А вот, на мой взгляд, грустная современная история.

Младшая дочь моя, ученица девятого класса обычной московской средней школы, поведала нам занимательную историю, которой хотелось бы поделиться с вами. Учительница литературы предложила всему классу прочесть на память молитву «Отче наш». И в результате (весьма печальном) из двадцати восьми учеников, двадцать из которых природные русские люди, только двое, как выяснилось, знали Господню молитву. И это в Москве, призванной стать Третьим Римом! Самое же интересное случилось позже: как только прозвенел звонок с урока, товарищи окружили этих двух с просьбой переписать для них эту молитву. Не могли не откликнуться детские сердца! И в то же время какая поучительная для всех нас история. В течение многих и многих веков выражение «знать как «Отче наш» стало нарицательным на Руси. Еще бы, ведь из сонма христианских молитв эта – единственная, дарованная нам Самим Христом, и именно потому Господня, в который Творец всего сущего называет нас с вами Своими детьми. Этого нет ни в одной другой религии! Господи, в который раз убеждаешься в том, что не полюбить Тебя просто невозможно! Можно не знать Тебя.

Вдумаемся, привычное питание человека воспринимается нами как насущная потребность, не подлежащая никакому сомнению. Но что же тогда есть воспитание? Наверняка такая же, как между хождением и восхождением. И вправду, если результат питания, простите великодушно, привычно устремлен банально вниз (вспомним классическую иллюстрацию процесса пищеварения из школьного учебника биологии), то вектор подлинного воспитания, напротив, направлен к Горнему. Справедливости ради следует отметить, что бытует еще мнение о том, что воспитание – это восполнение питания, дополнению к естественному питанию плоти, памятуя о двухсоставности человека. Полагаю, что оно никак не противоречит первому.

У меня же после рассказа дочери, помню, возникло острое желание посмотреть в глаза родителям этих мальчиков и девочек, ее одноклассников. Наверняка они немало пекутся о питании своих любимых чад, да чтоб компьютер не хуже, чем у других, и обувка, и одежка…