У Христа за пазухой

Слава Богу, у нас такие и за завтраком, и за обедом, и за ужином. Но бывает подчас очень тяжело. Большие проблемы с пенсионерами. Добрые души, получив пенсию, не могут «не угостить» ближних. Сначала угощаются сами, теряют «тормоза», потом поят остальных.

Когда приближается время выплаты чьей-то пенсии, я занимаю пост в трапезной, через которую проходят все пути внутри дома. Вот послушник Б. одевается и выходит наружу. Спрашиваю: «Если не секрет, куда ты?» Отвечает: «Так... Погулять». Я очень ценю его, он благообразен, не лодырь, благоговейно относится к святыням. В храме, где он стоит обычно возле печки, я поручил ему зажигать лампады. Иногда он что-то мастерит, вырезает из дерева животных, птиц - хорошо, счастливо наблюдать за этим.

Сейчас понятно, куда он уходит. В магазин, за пойлом. Ожидаю, однако он что-то задерживается. Навстречу посылаю другого брата, но уже поздно - пойло передано в окно подвала.

Подслушивать, подглядывать, подозревать - это противно христианской душе. Этого делать я не буду. Пускай делают что хотят. Ухожу в свою келью, но не нахожу себе места. Да это же вражья мысль - «пусть делают что хотят». Надо идти к ним, не надо давать места дьяволу. Беру акафистник, спускаюсь в подвал к пьяной братии и начинаю читать акафист Божией Матери - без икон, без свечей, сидя на кровати (стоять к вечеру уже нет сил). Потихоньку всё затихает, успокаивается.

Утром решаю увезти Б. обратно домой. Его случай - не первый. Прежде всех напоил пенсионер В., которого тоже пришлось отправить домой. Оказывается, нечистая сила через пенсии разрушает вокруг этих людей благочестие, мир и спокойствие, а я не знаю, как этому противостоять, кроме удаления братьев из общины. Сколько бед от этих свободных денег в общине, которые жгут руки, искушают и разрушают.

Везу Б. обратно домой, сердце кровью обливается. Едем в нашей «Ниве». И Б. резюмирует: «Да, пожил я в раю. Везут меня в ад. И кто везёт? Отец Игнатий! Да, сам отец Игнатий везёт меня в ад. Надо же, никогда бы не поверил, что священник может отправить человека в ад. Ну а тут сам отец Игнатий!» Меня, конечно, его упрёки прожигают, но я уже не новоначальный священник - мне известно, что не каждый попадает в рай, а лишь тот, кто приложит усилия, понудит себя. Не сможет попасть туда не способный к покаянию. Я не наложил запрета на возращение Б., он может сделать это в любой момент, но при условии, что пенсию будет класть на свою карточку, не имея к ней доступа в Визябоже. Я говорил это и ему самому, и тем людям, у которых живёт. Однако пока это ни к чему не привело.

Вот другая история. Послушник Д., живущий за счёт христианского милосердия, несколько раз уходил от нас, но мы из жалости принимали его обратно - оборванного, растерянного. Лечили, обували-одевали, назначали послушание по силам и способностям - ухаживать за скотом. Как-то раз матушка Мария отправилась покормить кошек и обнаружила, что скотина и птица больше суток не кормлена и не поена: бычок, козёл, шесть коз, двенадцать кроликов, петухи и куры. Потом был ужин, за которым Д. был весел, доволен жизнью. При всех прямо за столом спрашиваю: «Ты правда их не поил и не кормил?» И он, который дважды за минувшие сутки поужинал, а ещё завтракал и обедал, говорит: «Да они и за трое суток не сдохнут». Конечно, его отругали, пошли все вместе, затопили печку, убрали навоз, напоили и накормили наших питомцев.

Утром, на литургии, подумалось: «Ты сам, отец Игнатий, виноват. Надо контролировать послушания». Рядом был отец Александр Митрофанов, и я тут же поисповедовался, а перед причастием в храме на коленях попросил прощения. Надеялся, что Д. тоже попросит прощения. Но мои надежды не оправдались. Он как стоял на службе в позе Наполеона, так и продолжал стоять, а потом нагнал меня в келье и не попросил, а потребовал денег на дорогу. Даю, но прошу братию уговорить его, чтобы остался. Увы, Д. уходит, пешком за 30 километров, чтобы сэкономить, потратив все деньги на фанфурики - пузырьки со спиртом, якобы настоянным на боярышнике. Однако никаких признаков боярышника там нет. Это просто обман со стороны производителей и торговцев, чтобы можно было продать пойло, минуя акцизы.

О случившемся советуюсь со старым другом и сослуживцем - иеромонахом Феодосием (Михайлиным). Он говорит: «Перед Д., батюшка, ты пометал бисер. Он ведь ничего не понял. Но сам ты показал братии образ смирения, и они, конечно же, получили пользу».

На литургии читаю Евангелие, стоя лицом к народу. Смотрю: никто из братии не слушает - один зевает, другой потягивается, третий с четвёртым разговаривает, пятый смотрит в окно. Сильно огорчаюсь. Это же невольники! Позволь им - и с радостью разбегутся со службы. А ведь невольник не богомольник. Но кто же их неволит? Похоже, я. А почему же мне они подчиняются? Бог подчинил. Во-первых, священноначалие поставило меня здесь руководителем. Во-вторых, им некуда деться, мир их не ждёт. В-третьих, у них нет денег, а в их возрасте стартовать снова уже не получится. Кстати, мы с матушкой Марией в таком же положении. Чтобы купить участок в Визябоже, нужно не менее восьмисот тысяч рублей, ещё миллион - чтобы построить небольшой домик. Но денег у нас нет, и нам остаётся только смириться, признать себя избранниками Божьими, так как мамона от нас отшатнулся.

Всё что нам остаётся - сплотиться и жить вместе. Вместе легче. На четырнадцать человек, не считая гостей, обходимся одним домом. За ужином говорю братии: «Мне уже трудно без вас. И воды одному не натаскать, и дров не заготовить. Мне без вас не прожить». Они отвечают: «И нам без вас, батюшка, будет трудно. Нам всем друг без друга будет трудно. Мы одна семья». Как нищие из Евангелия благовествуем да ещё Божий храм строим, поэтому и живём как у Христа за пазухой. Приезжайте посмотреть, сами убедитесь.