Докопать до смирения

В продолжение темы «Хлеб в поте лица: христианин и его работа»

Когда работа яркая, интересная, творческая, с ней все понятно. А как быть, если ваша работа — это тяжелый, непрестижный физический труд, которым к тому же вы вынуждены заниматься, имея диплом о высшем образовании? Как, с христианской точки зрения, следует относиться к такой ситуации? Своим опытом делится бывший рабочий-землекоп, а ныне настоятель храма во имя святого великомученика и целителя Пантелеимона при 1-й городской клинической больнице города Саратова иерей Дионисий Каменщиков.

— По окончании вуза я оказался абсолютно не у дел: мое высшее образование никому не было нужно. Я пытался работать по профессии, и получилось так, что на проезд к месту работы я тратил больше, чем мне там платили. Поработал немного ради стажа в трудовой книжке и понял, что с этим нужно заканчивать.

Начал искать работу. Проанализировав объявления, пришел к выводу, что нашей стране в ту пору нужны были только охранники, разнорабочие и продавцы. Охранником я работать не хотел: сидячая работа, меня она как-то не привлекала. К торговле тоже не тянуло. И я выбрал путь разнорабочего на стройке, тем более что и фамилия у меня соответствующая: видимо, среди предков были строители. Для человека без квалификации на стройке открывались два пути: работать грузчиком или землекопом. Второй вариант показался мне более привлекательным. Здоровья тогда было много, сил тоже. И работа оказалась интересной и очень полезной во многих отношениях.

— Вам эта работа что-то дала для понимания жизни и для будущего священнического служения?

— Это была очень хорошая жизненная школа! Она позволила лучше узнать людей. С кем только не доводилось встречаться! Например, трудился у нас бывший врач-стоматолог. Он написал диссертацию — и перед самой защитой оказалось, что в стоматологии совершено какое-то открытие, которое сделало его диссертацию абсолютно неактуальной. Вот такая судьба — бывший врач, без пяти минут кандидат наук, человек, потерпевший определенный жизненный крах. Встречались бывшие военные-отставники. Много было студентов или молодых людей с высшим образованием, которые, как и я, еще не сумели найти себя.

Словом, калейдоскоп судеб. Это учило смотреть на жизнь без иллюзий, понимать, что она сегодня может повернуться так, а завтра — по-другому. Считается, опять-таки, что землекопы — это опустившиеся, сильно выпивающие маргиналы, из социально неблагополучных слоев, не могущие двух слов связать без нецензурной лексики. Есть и такие, конечно, но есть и вполне интеллигентные, замечательные, умные люди, в силу различных жизненных обстоятельств оказавшиеся в этих условиях. Кстати, без ума там вообще нечего делать — если хочешь заработать, нужно очень умело им пользоваться. Пожалуй, главный опыт, вынесенный из работы на стройке, — понимание людей и видение жизни без прикрас.

— Бывали моменты, когда этот тяжелый физический труд ощущался как творчество?

— Бывали. Творчество в каком плане? Постоянно надо думать, как лучше выполнить порученный объем работ. Вот, например, есть у нас в Саратовской области такая красноватая глина. Если на нее нарвешься, то ломом ее можно колупать очень долго и безрезультатно. Но есть одна тонкость: если эту глину полить водой, то она копается, как песок. Или, например, как копать траншею в замерзшей земле в сильный мороз? Надо землю прогреть углями или раскаленным песком. То есть постоянно возникают ситуации, в которых надо думать о том, как это сделать лучше.

Бывает, что копаешь трассу, а там по пути следования этой трассы попадается железобетонная плита. Как ее обойти? У нас была бригада казахов, которые придумали такой способ: встречаясь с плитой или с большим камнем, они брали 30‑килограммовый лом, собирали свою бригаду со всей траншеи, вставали в очередь, каждый подходил и делал по удару, и через какое-то время всё раздалбливали. Тоже ведь своего рода творческий подход.

Но тут есть еще и такой момент, как творчество над собой, над своим душевным устроением. Потому что труд очень тяжелый, неблагодарный — дождь, слякоть, сроки горят, и очень часто нужно уметь переступить через себя. Кстати, этот навык тоже очень пригождается в священническом служении: есть слово «хочу», и есть слово «надо». Когда слово «надо» преобладает в твоих жизненных принципах, как-то проще решать все проблемы. А работа на стройке — действительно очень тяжелая, и под палящим солнцем, и на морозе, и тут, конечно, без молитвы не обойтись. Бывали даже, дерзну сказать, чудеса. Например, выполняли мы однажды сложную, ответственную работу: выкопали траншею, и нужно было проложить в ней очень дорогостоящий кабель в медной обмотке. Его тянули трактором и укладывали в траншею. А я тогда уже был бригадиром, отвечал за эту укладку. И вот, я шел вдоль траншеи и размышлял: такой серьезный объем, серьезная работа, наверное, Господь нам помогает, и помолился: «Господи, Ты уж помоги нам до конца». И только я эти слова произнес, как вспомнил, что трактор поехал на другой конец траншеи, а по пути его следования лежит еще не убранный в траншею этот дорогостоящий кабель. И если трактор на него наедет, то поломает обмотку. Меня эта мысль буквально прожгла, я развернулся и помчался за трактором. Траншея была длинная, несколько километров, и я еле-еле успел добежать, когда от трактора до кабеля оставался десяток метров. Вот такие чудесные случаи бывают, и они свидетельствуют, что Господь заботится даже о таких, казалось бы, мелочах. Словом, взгляд из траншеи на жизнь дает определенный ракурс, в котором раскрываются многие вещи, и жизнь кажется другой. Например, я на опыте узнал, что, набирая бригаду, лучше брать деревенских, а не городских. Потому что городские ребята к труду абсолютно не приучены, а деревенские не только физически лучше подготовлены, но и проще, и трудолюбивее. То есть начинаешь разбираться в людях.

Вот, к примеру, ситуация, когда тяжелый кабель надо протянуть. Обычно собираются десять человек и начинают его тащить. И ты видишь, что реально из десяти тянут один-два, а другие на нем просто висят, как Владимир Ильич на бревне на известной картине, изображающей субботник. Твоя задача — сделать так, чтобы тянули все, организовать работу коллектива таким образом, чтобы все одинаково выкладывались.

И еще такой навык: людей при расчетах обижать ни в коем случае нельзя, как это делают некоторые бригадиры. Я так никогда не поступал, всегда расплачивался с рабочими честно и знал, что, если понадобится выполнить какую-то срочную работу и я им скажу: «Ребята, надо», — они меня тоже не подведут.

Когда я уже после окончания семинарии, после принятия сана стал заниматься молодежным отделом епархии, мне навыки работы с людьми, организации людей, полученные на стройке, очень помогли.

— Если к Вам придет человек и начнет жаловаться, что у него физически тяжелая, выматывающая, малоинтересная работа, что Вы ему скажете?

— Таких абстрактных советов я бы давать не дерзнул, нужно разбираться в каждом конкретном случае. Если работа действительно не нравится и есть возможность ее сменить — почему не сменить? Однако чаще всего такой возможности нет. Но если человек живет с Богом, то все вокруг него преображается, в том числе и работа. Если он находит утешение в молитве, в размышлениях о Боге, то самая наискучнейшая работа может стать своего рода подспорьем в духовной жизни, помимо того что еще и обеспечивает материальное существование. Неслучайно египетские монахи в древности занимались плетением корзин. Работа ведь тоже очень однообразная и скучная. Тем не менее если человек, плетя корзину, читает Иисусову молитву, это значит, что его тело стеснено трудом, но на фоне этого идет духовная работа. Преподобный Силуан Афонский, если помните, работал на мельнице. Он был физически очень сильным человеком и таскал мешки с зерном и с мукой — а тогда мешки были не 50 килограммов, а значительно тяжелее.

При этом даже самая интересная работа со временем может начать приедаться. Это происходит, если человек не научился так выстраивать свои отношения с работой, что она — лишь подспорье в духовной жизни. А если он живет с Богом, радеет о молитве, то любая работа может показаться интересной. Работа скучная — это еще не повод ее менять. Может, не работа скучная, а ты неправильно к ней относишься.

— Безусловно. Вообще, для меня этот период был периодом смирения. Ведь что получилось? Я в институте отлично учился, преподаватели мне прочили научную карьеру, а когда такое слышишь, начинаешь воспарять и становишься о себе очень высокого мнения. А потом ты оканчиваешь вуз — и все твои дарования и амбиции оказываются никому не нужны. И ты понемножку начинаешь смиряться. И возникает понимание, что не такой уж ты прекрасный и незаменимый, как раньше о себе думал, превосходно общество без тебя обходится. А года идут, сидеть у родителей на шее неудобно, неприлично.

Конечно, когда с высшим образованием копаешь траншеи, возникает ощущение какой-то ненормальности, абсурдности этого процесса. А с другой стороны — у Бога ничего абсурдного нет, и я сейчас понимаю, что все это было для чего-то. Я не могу сказать, что научился смирению в должной мере. Но все же понял, что наши представления о себе не всегда соответствуют действительности.

Я однажды, еще в студенческие годы, шел из института, размышляя над одной научной биологической проблемой, и увидел, как рабочие в оранжевых жилетах открывают канализационный люк. Собрались вокруг него и что-то обсуждают. И я подумал: «Какая ужасная судьба у этих людей! Как они несчастны!» — и решил, что сам никогда не смог бы этим заниматься. А потом прошло лет пять — и я фактически занимался тем же самым. Так что траншея строительной площадки — вполне успешная школа смирения. И школа жизни тоже.

Журнал «Православие и современность» № 31 (46)

Беседовала Оксана Гаркавенко