Отец Макарий Симонопетрский: О послушании духовнику, старце Паисии, последних временах и святых-мирянах

– Отец Макарий, Вы впервые в Киеве? Доводилось ли Вам раньше посещать Киево-Печерскую Лавру?

– Я хорошо знаю и очень люблю каждого из печерских угодников, я внимательно собирал материалы о каждом из них, но личная встреча с ними произошла только теперь. Я приехал в Киев, чтобы передать афонское приветствие конференции, проводимой ЮНЕСКО.[2] Удивительно, что походить по Пещерам меня пригласил ни кто иной, как руководитель ЮНЕСКО, господин Франческо Бандарин, с которым мы много беседовали и о киевских угодниках, и о монашеской жизни Афона, и о разных духовных вопросах. Мы привыкли, что чиновники и светские ученые, особенно западные, видят в памятниках архитектуры только древние камни; но сегодня некоторые люди даже в светских организациях уже приходят к осознанию, что настоящее содержание этих стен – это та молитвенная жизнь, которую они заключают. Это понимание, что нужно сохранить не только здание, но и традицию, очень ценно… Так что западный человек тоже может пребывать в каком-то духовном поиске. Нам не стоит слишком поспешно применять к Западу манихейские схемы, упрощающие историю и замысел Божий…

– Много ли на Афоне иноков западного происхождения? Вообще, много ли из Ваших соотечественников принимают православную веру? Как Вы сами пришли к Православию?

– На всем Афоне только 20-30 человек из Западной Европы. Но в целом западным людям также присуща духовная жажда, которую не всегда способно удовлетворить западное христианство. Поэтому многие люди и во Франции, и в Англии интересуются православием (в частности под влиянием покойного митрополита Антония Сурожского). Только принимают его в итоге лишь некоторые. Лично я изучал восточно-христианскую традицию в Сорбонне, специализируясь по византийской литургике. Это был поиск, и интеллектуальный, и богословский, и вместе с тем стремление окунуться в живую традицию. И в литургике, и в житиях святых мы видим практическое выражение богословской мысли Церкви. Прежде своего ухода в монастырь я защитил диссертацию по духовности Триоди… В началале 70-х я встретил в Румынии отца Эмилиана, вокруг которого собиралось много благочестивой молодежи – и юношей, и девушек. Некоторое время мы подвизались в монастыре Большая Метеора в Греции, а для учениц о. Эмилиана была создана обитель в Ормилии,[3] женский монастырь вблизи Святой Горы, находящийся под духовным руководством Афона; сейчас старец пребывает там на покое. Афон в то время переживал кризис – не из-за гонений, как у вас, а из-за секуляризации, – там оставалось лишь немного старых монахов. Когда в заброшенную афонскую обитель Симона Петра (Симонопетра) вдруг пришла эта молодежь из Метеоры, чтобы возобновлять монашескую жизнь на этом месте, многие смотрели на это с подозрением…

– Есть ли у вас в монастыре святыни?

– У нас есть чудотворная икона Божией Матери – только одна. Она называется «Элеовритисса» («Елеоточивая»). Она находится рядом с тем помещением, где мы храним оливковое масло. Однажды монах, которого послали осмотреть огромные канистры перед заготовкой нового урожая, сказал, что две емкости полны масла. Сначала мы подумали, что он что-то путает – этот брат немного рассеянный, – но оказалось, что он прав. Это было в канун праздника Введения Божией Матери во Храм. Мы не знали, зачем Богородица послала нам масло: мы не просили у Нее масла, мы не нуждались в нем, да мы могли бы и купить его… Видимо, это чудо, случившееся в 1974г., через год после нашего перехода в монастырь Симонопетра, было знамением, что Пресвятая Богородица благословляет возрождение обители. [4] С тех пор это чудо происходило еще однажды – в 1989г. А летом следующего года на Афоне был огромный пожар. Он начался на западном побережье, в Ивироне, и охватил почти весь полуостров. Вокруг нашего монастыря огонь обошел со всех сторон, и это настоящее чудо, что сама обитель практически не пострадала от пожара. Это выглядело очень страшно – особенно со стороны, – снаружи весь монастырь был охвачен стеной огня. Пожарные велели нам эвакуироваться, монахи бегали из стороны в сторону, пытались выносить какие-то вещи. В какой-то момент я тоже поддался панике и побежал за распоряжениями к нашему игумену, архимандриту Эмилиану. Но он совершенно спокойно отправил меня назад в келью – молиться. Только когда пожар уже закончился, игумен сказал нам, что накануне ему являлась Божья Матерь. «Огонь обойдет монастырь стороной», – сказала Она. Но старец никому ничего не открыл, – должно быть, его забавляла эта беготня… (смеется).

– Отец Макарий, расскажите о Вашем труде. Правда ли, что Ваш Синаксарь содержит жития всех святых?

>– В общем-то, я старался объединить в этом издании жития всех известных Церкви святых. Я думаю, что там действительно можно найти свидетельства о каждом святом, по крайней мере из основных традиций Православия – таких как византийская, русская, грузинская, румынская, сербская (мне очень помогал мой друг из Украины, о.Паисий, знающий все славянские языки). При помощи моих арабоязычных друзей, я также ввел в сборник некоторые арабские жития, представлены там и коптские святые. Что касается православных святых Запада, я включил в сборник сотни имен из этого многотысячного сонма – самых видных миссионеров, епископов, основателей монастырей и т.д. В нашу эпоху, когда общение значительно упростилось, ничто не препятствует ввести в общецерковный Синаксарь жития этих ранее неизвестных нам святых. Этот вселенский характер православия должен быть явлен. Все это я подавал в сжатом изложении, в календарном порядке, так чтобы жития действительно можно было читать изо дня в день. Византийские и другие агиографы позволяли себе писать жития по 20, 50, а то и 200 страниц: они составляли эти тексты для конкретных храмов, – ведь паломникам хотелось узнать как можно больше о святом, к которому они пришли на поклонение. Но чтобы объединить в одной книге все традиции Православия и представить их в удобной для читателя форме, пришлось излагать их гораздо лаконичнее.

Я начал с того, что просто для себя перевел на новогреческий Синаксарь преп. Никодима Святогорца. Но там не было вселенского охвата – там не было славянских святых, не было греческих новомучеников, только древние византийские святые. Другие Минеи некритически опираются на западные источники; говоря об отцах Вселенских Соборов, они делают акцент на чудесах, и очень мало сообщают об их исторической деятельности. Но ведь главное чудо свт. Василия Великого или свт. Афанасия – это их битва за истины веры! Кроме того, Минеи свт. Димитрия Ростовского, например, были предназначены не только для каждодневого обращения к ним, а для торжественного чтения в месте паломничества, или в день памяти святого. Поэтому они весьма объемны, слишком объемны, чтобы каждодневно прочитывать жития всех святых данного дня.

Я старался создавать единые и лаконичные «нарративные иконы»: показать, как в биографии святого выразилось его учение. В течение многолетней работы наш Синаксарь стал действительно наиболее полным православным собранием. Конечно, обретая новые инструменты и новые сведения, я стараюсь обогащать Синаксарь, но все же главное здесь – не сумма информации, а подход, угол зрения.

– Мы очень мало знаем о ранних западных учителях Церкви. От блаж.Августина до Раскола их было множество, – взять хотя бы Беду Достопочтенного. Можем ли мы относиться к ним, как к учителям?

– Августин – великий святой и гений невероятного размаха. Именно ввиду его гениальности, его учение не всегда просто согласовать с учением Церкви. В своем богословии он высказывает глубоко личный опыт. Это могло бы быть приемлемо, если бы весь Запад не стал августинианским. Исключение дальнейшими богословами всего кроме Августина, всего, что было рядом с Августином, богословски изолировало Запад. Как только в это вмешалась политика, акцент был поставлен именно на том, отличало Августина от других отцов, на том, что отличало Запад от Византии. Речь идет о Filioque и т.п. Это привело Западную Церковь к трагедии раскола. Но это не помешало Западу вплоть до схизмы ХI время приносить миру тысячи новых святых – мучеников, преподобных. Вспомним удивительных святых Ирландии, – чтобы преодолеть страстные помыслы, ирландцы бросались в ледяную воду, часто они часами молились в ледяной воде! У этих святых были реальные отношения со Христом; так и мы должны жить традицией православия не для того, чтобы колоть ею глаза «еретиков», а для того, чтобы обретать личные отношения с Богом.

– Вошли ли в Синаксарь современные святые, посвятившие себя идеалу социального служения, такие как мать Мария Скобцова?

– Да, в ХХ в. было много таких святых, которые занимались помощью бедным и т.п. добрыми делами. Но все-таки это не означает, что древний монашеский идеал безмолвия и непрестанной молитвы утратил свое значение сегодня. Поэтому я привожу житие матери Марии, но с примечанием, что некоторые ее высказывания о христианской жизни представляют лишь ее личный взгляд.

– Вот это да! Значит, агиограф может в чем-то не соглашаться с героем своего жития?

– Да. Могут быть разные точки зрения. Вот, к примеру, ваш покровитель, святитель Петр Могила,[5] много сделал, чтобы спасти Православие на вашей земле, но в полемике с иезуитами он часто вынужден был прибегать к их же, латинскому, стилю мышления, – в тот момент это было необходимо. Я указал на это в комментарии к его житию.

А вот житие Кирилла Лукариса, причисленного к лику святых Александрийским Патриархатом, я вовсе отказался приводить. Этот патриарх был выдающимся деятелем ХVІІ в., в тот момент он, по сути, спас свою церковь, но учение его Катехизиса по факту не является православным, – там мы находим чисто протестантские воззрения.

– При подготовке Синаксаря Вы обращались и к новейшим научным изысканиям; а случалось ли, что исторические данные вступали в коллизию с данными традиции?

– В Синаксаре я стремился представить традицию, но традицию просвещенную. Я хотел, чтобы были привлечены все материалы доступные разуму. Надо сказать, что благодаря трудам западных ученых, в частности болландистов, стали известны древние византийские жития, существовавшие всего в одной-двух рукописях. И все же агиографический дискурс имеет свое своеобразие. Все больше ученых говорят о том, что житие – это не то же, что биография. Здесь все отличие между фотографией и иконой. Даже если мы возьмем икону современного святого, она очень отличается от фотографии: икона несет свидетельство о присутствии Святого Духа, преображающем жизнь человека. Во все времена жития читали не для того, чтобы уточнить факты биографии святого, а для того чтобы приобщиться жизни святого, войти с ним в молитвенное общение. Также как и Евангелие – это не биография Иисуса Христа: это присутствие Самого Христа, благовествующего пришествие Царства, – при всей исторической укорененности этого Благовестия . Ошибкой рационализма Нового времени была попытка искать в Библии и в житиях точных научных данных. Это началось с критики библейского текста и перекинулось на все сферы Предания. Сейчас мы только начинаем понимать, что это лишь одна из точек зрения, взгляд, который видит в памятнике лишь одни мертвые камни. Житие – это словесная икона святого. Опираясь на историческое основание, мы приближаемся к этой иконе, мы всматриваемся, как в жизни этого человека действовал Господь. Сегодня даже библейская критика уже понимает, какую огромную роль в Евангелиях играют чудеса – знаки приближения Царствия. (Удивительно наблюдать, как исследователи сверхзаточеным языком науки вновь начинают говорить о вещах, которые всегда были для нас родными и понятными!) Чудеса святого также являют присутствие Христа среди нас.

– Как Вы относитесь к тому, что миряне часто прибегают к тем или иным святым за исцелением от определенных недугов: один святой лечит желудок, другой – легкие и т.д.?

– Я думаю, в этом нет ничего страшного. Но в монашестве чтение житий имеет свою специфику. Обычно монахи читают Писание и что-то из классических святоотеческих источников, таких как Добротолюбие, чтобы подготовить себя к ночной молитве и к последующей Литургии. Это и было первоначальным заданием Синаксаря – настроиться на молитвенное общение со святым.

– Отец Макарий, а много ли в Синаксаре житий святых мирян?

– Нет, не много. О святых монахах писали их ученики, а о праведниках, живущих в миру, часто никто не знает. Конечно, среди них встречаются не менее великие святые. Помните, преподобный Антоний просил Бога указать ему кого-то большего, чем он сам, и Ангел показал ему одного простого труженика из Александрии. Миряне во все времена зачитывались житиями преподобных и мучеников, – но это не значит, что все должны стать мучениками или преподобными. Множество людей почитают преп. Симеона Столпника, – но не всем надо восходить на столп. Столп – символ духовного восхождения. Жития святых – это высокий идеал, который каждый призван преломить через свою призму и каким-то неповторимым образом воплотить в своей жизни – будь-то священник, мирянин или монах.

– И все-таки, существуют ли словесные иконы семьи?

– Да, конечно. Семейные люди могут по-своему воплощать идеал святости. Это просто другой путь. У монахов и у мирян – одна жизнь, просто она по-разному организована, у каждого свой путь святости. Конечно, у монахов нет работы, нет семьи, поэтому у нас больше времени для молитвы. Мы на Афоне как дети, резвящиеся на площадке на глазах у Матери. Я говорю так не потому, что живу на Афоне… А те, у кого есть работа, семья, должны даже больше жертвовать собой, и они могут быть даже более близки к Богу. Я нахожусь на послушаниях у игумена несколько часов в день, а семейный человек, возможно, круглосуточно на послушании у своей супруги. Это путь жертвенного служения друг другу. Супруги, дети, работа – это все не препятствует стяжанию святости, и сексуальность тоже не препятствует. Важно, чтобы во всем было воздержание, – как с едой: мы едим, но не для наслаждения.

– Но среди мирских хлопот нам тяжело исполнять молитвенные правила, мы вычитываем молитвы на бегу, в транспорте…

– Это не страшно. Можно молиться в любом месте, даже между делом или стоя в пробке, – это же лучше, чем слушать радио. И интеллектуальная деятельность не препятствует молитве (хотя многие монахи, имея хорошее образование, все же предпочитают заниматься физическим трудом). Можно даже читать серьезную книгу и при этом не утрачивать Иисусовой молитвы, – это не невозможно, это дело привычки… Важно, чтобы все эти правила не шли только «из-под палки», только из чувства, что это «надо». Старец Эмилиан говорит: «“Надо” – это начало провала» (“Πρεπει” ειναιηαρχητηςαποτυχιας). Конечно, это нельзя воспринимать слишком прямолинейно, –когда-то я должен говорить себе: надо. Но в духовной жизни не может быть юридического подхода. Молитва – это каждодневная встреча с Богом. Когда я ожидаю человека, я желаю его увидеть, жду его с теплом. Чем дальше ты продвигаешься в любви к Господу, тем больше ощущаешь свободу. Цель молитвы – это любовь.

– Сейчас некоторые священники, читая Авву Дорофея, настаивают на необходимости абсолютного послушания. Правильно ли это?

– Есть тенденция смешивать монашеское послушание старцу и отношения мирянина с духовным отцом. Это все хорошо, но это неправильно. Миряне не давали обетов абсолютного послушания; духовник не может знать всех подробностей их жизни, поэтому им нет смысла поминутно звонить по мобильному и спрашивать его обо всех мелочах. Вообще, наш старец часто говорил: «Наставник не идет перед учеником, – он идет позади, поддерживая его. Я помогаю, но инициатива за тобой». Когда я только пришел в монастырь, я спросил старца, как мне молиться: в какое время, в каком порядке и проч., и он сказал: «Как хочешь». Я сказал: «Как это? Ведь я пришел сюда не за тем, чтобы делать, что я хочу, а чтобы учиться послушанию!» Но он сказал: «Молись, как хочешь, а там мы посмотрим». Послушание – это очень важно, но еще важнее свобода: духовный отец нужен для того, чтобы научить послушника быть свободным – свободным от эгоизма, от страстей. Для этого духовный отец должен иметь настоящие отношения с Богом.

Сейчас у вас происходит возрождение веры, вы отстраиваете храмы, печатаете книги и делаете все эти прекрасные вещи, но вам еще нужно сделать главный шаг – возобновить свою связь с духовной традицией. Монахи из России говорят: мы отстроили 800 монастырей, но мы не знаем, что делать в этих монастырях. Мы служим Литургию, даже лучше, чем на Афоне, но мы не знаем, что такое монашеская жизнь. Поэтому и говорят об абсолютном послушании. Но на Афоне это не совсем так – это более тонко. Конечно, есть более строгие монастыри, есть более либеральные, потому что каждый духовник – это личность. Настоящий духовный отец – не человек, который много прочитал, а человек, имеющий подлинный духовный опыт. Он должен с любовью передать ученику этот опыт, – а не какое-то интеллектуальное учение. Поэтому нет школ для духовных отцов, нет правил, как стать хорошим духовником.

Конечно, начало духовной жизни – это исповедь. У вас исповедуются перед каждым причастием; это имеет свои преимущества. Но для многих людей это превращает исповедь в некую обязанность. Исповедь – это не просто рассказ священнику о своих грехах, – это что-то более полное, это духовное общение. Ведь личность сложна, у нее есть и темные, и светлые стороны, с ветхим человеком соседствует человек новый…

Старец много учил нас не забывать, что главное в духовной жизни – радость, и нет ничего более далекого от спасения, чем грусть и уныние. Сейчас люди утратили эту радость, они пребывают в тревоге и волнениях. Здесь на конференции ко мне подошла одна женщина и сказала: «Я не хочу выдавать замуж свою дочь, ведь потом она захочет развестись, а на все это нужны деньги…» Дело идет к свадьбе, а она уже сразу думает о разводе! (смеется).

– Это как некоторые говорят об антихристе больше, чем о Христе…

– Да, это точно, о приходе антихриста сейчас говорят больше, чем о пришествии Христа. У нас в Греции, как и у вас, распространены всякие движения – против ИНН и т.п. Это беспокойство очень далеко от святоотеческого духа. Само слово «антихрист» означает не только «против Христа», но и «перед Христом» (гр.αντη-Χριστος). Это значит, после него придет Христос!

– Отец Макарий, вы знали старца Паисия Святогорца? Расскажите о нем.

– Да. Иногда я бывал переводчиком между ним и западными паломниками. О старце Паисие ходит много рассказов, известны многие его чудеса, о них можно прочитать в книгах. Но главное, что Бог дал ему, – это не чудеса, а удивительное веселье, чувство юмора, которым светилась его проповедь. Это, к несчастью, сделало его знаменитым. К нему тянулись тысячи людей, он никогда не мог уединиться. Это было ужасно. Он говорил: это благословение от дьявола и проклятие от Бога. Его келья была огорожена забором на расстоянии 50 метров, и он сам сделал калитку из проволоки, но люди часами ждали его у ворот. Старец был очень практичным человеком, он протянул проволоку из кельи к воротам; когда по этой проволоке спускался ключ, это означало, что можно открыть и войти. Всех гостей О.Паисий потчевал рахат-лукумом и свежей водой, – надо было есть много этого лукума, он все повторял: берите, берите еще. Но сам ничего не ел. Он был как скелет. Часто он сразу называл пришедших по имени, пока я еще не успевал их представить; он видел человека насквозь. У него не было учеников, хотя вокруг его кельи жили некоторые монахи, которые могли часто общаться с ним. О.Паисий говорил: «Считают, что я живу уединенно, но у меня все-таки есть один ученик». Он наливал в стакан немного воды и делал так: тщ-тщ-тщ-тщ-тщ, и к нему приползала змея, которая пила воду из стакана.

Это чувство веселья свойственно многим афонским старцам. Так насельник скита святой Анны, матери Богородицы, приглашал паломников поклониться ее иконе: «Идите, поздоровайтесь с бабушкой!»… А еще наша братия много окормлялась у старца Иосифа Исихаста – это был выдающийся подвижник, по-своему даже глубже, чем Паисий. Также мы много общались с Ефремом из Катунаки, – не знаю, переведены ли его слова на украинский язык.

– Как можно связаться с монастырем Симонопетра? Что нужно, чтобы приехать к вам?

– Никак нельзя связаться. Почему-то монастырь Симонопетра посещают 70% всех паломников на Афон. Мы уже не отвечаем на телефонные звонки, только на факсы, – и, как правило, отрицательно. Но у нас все равно каждый день заняты все места. Это очень тяжело. Один брат из нашей обители поселился во Франции, на маленьком острове прямо напротив Сен-Тропе, – в самом густонаселенном месте мира! Остров ежедневно посещают тысячи туристов, но там есть гора, и он живет на самой ее вершине. Его келья – как маленькая крепость. У него большая дверь и вовсе нет звонка. Поэтому он в Сен-Тропе наслаждается таким покоем, какого у нас нет на Афоне! Монах полезнее для людей не когда он разговаривает, а когда он молится...

Ну, простите меня за многословие, я больше не стану вас задерживать…

Текст подготовила Дарья Морозова

Centre of St. Clement