Бог есть любовь, и брак есть любовь

Протоиерей Геннадий Фаст, настоятель храма во имя святых равноапостольных Константина и Елены в Абакане, ответил на наши вопросы о богоустановленности брака, об укорененности Таинства Брака и христианских понятий о семье в Священном Писании.

— К малым грехам не применяли высшей меры. Брак — это основа жизни, ее начало, альфа. Книга Бытия (1, 27): И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. Кем сотворил Бог людей изначально? Мужчиной и женщиной. Это в основе самой природы человека. Преступление против супружеских отношений, незаконное сожительство разрушает не что-то по отношению к человеку внешнее, а именно его природу. Человек, совершающий грех прелюбодеяния, едва ли может называться человеком в полноте этого понятия. Этот человек — не то же, что лжец или вор: он существо, нарушившее свою природу. Как говорит апостол Павел в 6-й главе Первого послания Коринфянам (15–19): Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет! Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? Ибо сказано: два будут одна плоть. А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом. Бегайте блуда: всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела. Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои.

— Но с развитием Священной истории запрет ослабевает, единобрачие перестает быть единственно возможным, возникает многоженство, появляется целое сословие профессиональных блудниц и, наконец, сообщества извращенцев. В чем причина?

— В немощи человеческой. Это ведь началось сразу. Уже у Ламеха, седьмого от Адама, были две жены: в книге Бытия мы читаем, как он похваляется этим (см.: Быт. 4, 23). Единобрачие в Каиновом роду очень скоро перестало быть обязательным. А нарушение единобрачия дает свободу всему букету плотских страстей. Ведь иначе оно не может появиться на свет, оно может быть только порождением страсти.

Так растлилась первая цивилизация, и она была уничтожена потопом. Семейство Ноя спасается; но затем Хам согрешает против отца. И о чем нам сообщает скупое описание в книге Бытия? Хам видит наготу отца и смеется над нею (см.: Быт. 9, 22). В чистом виде — современный порнографический анекдот: нечто, связанное с половой жизнью человека, выставляется в смешном виде.

А после Хама недалеко до Содома и Гоморры. Это не просто города, где совершались плотские извращения. Это человеческие сообщества, в которых такой образ жизни считался нормальным. В Содоме так называемые секс-меньшинства были в чести — на зависть современным борцам за права этих самых меньшинств. И Содом погиб (см.: Быт. 19, 24–25).

Страшно ведь не тогда, когда кто-то совершает грех, а когда грех перестает осознаваться как таковой. Именно тогда общество теряет жизнеспособность. Если для нас сегодня убийство — грех, значит, мы в этом отношении еще живем. Но грех порнографии, например, наше общественное сознание уже воспринимает как норму; пропаганда всех форм извращения не есть преступление теперь, это можно показывать по телевизору, за это даже десяти рублей штрафа не наложат. В этом плане общество растлилось. Исламский фундаментализм, который потрясает нас сегодня своей жестокостью, который несет такую огромную угрозу, — это Божий бич, этого не могло не случиться. Нельзя было, чтоб настолько растлились христианские народы, и чтоб после этого у них все шло хорошо.

Ведь если взять христианское Средневековье, моральный уровень тогда был очень высок. Идеал для окружающих являли и благочестивые семейства, и монашествующие. Нарушения были крайне редки, и они были именно нарушениями, а не нормой. Короли из-за незаконных связей имели проблемы с короной. Это считалось несовместимым с царским достоинством. Потому христианская цивилизация оказалась жизнеспособной.

Вспомним: в начале ХХ века во вновь возникшем СССР был лозунг «Долой стыд», звучали призывы дать свободу «крылатому эросу». Но народ это отверг — вне зависимости от политических убеждений. И товарищи большевики поняли, что ни к чему хорошему таким образом не придут. И о стыде стали говорить все же не как о буржуазном пережитке, и в начале 30-х годов появилось понятие о семье как ячейке общества.

— Но вернемся к Ветхому Завету — в книгах Царств многоженство Давида и его сына Соломона не осуждается. Может быть, все дело просто в обычае, в традиции? Вот у мусульман, например, уже Вами упомянутых, многоженство считается вполне благочестивым, если муж исполняет свои обязательства по отношению ко всем женам.

— Многоженство, как и возможность развода, остается уступкой человеческой немощи. В 19-й главе Евангелия от Матфея Христос говорит о нерасторжимости брака, цитируя книгу Бытия (2, 24): оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одной плотью. Но фарисеи возражают Ему: как же Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с нею? (Мф. 19, 7). И что же они слышат в ответ от Учителя? Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так; но Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует (19, 8–9). Итак, формула брака остается той же, что и в книге Бытия: 1 + 1 = 1 (уже приведенная цитата, 1, 27: …сотворил его — сотворил их). Брак — это не результат греха, нет, а вот многоженство — результат грехопадения. Вот что важно понять.

Многоженство в исламе обосновывается практической необходимостью: первая жена может оказаться неплодной; после большой войны много девушек не находят себе пары и рискуют остаться одинокими, что в мусульманском сообществе немыслимо… А в безрелигиозном сообществе, среди людей, представления которых ограничиваются земной жизнью, все что угодно может быть оправдано тем, что дети нужны: и искусственное осеменение женщины, и суррогатное материнство, и это при допущении абортов, убиении Богом данных детей… Христиане сталкиваются с теми же проблемами, что и мусульмане, что и люди неверующие: нужны дети, женщина может оказаться неспособной к материнству, одиноких девушек даже и без войны больше, чем неженатых мужчин. Но в христианстве все это побеждается тем, что Царство Мое не от мира сего (Ин. 18, 36). Потому христианские супруги имеют только одно дозволение: вдовец или вдова могут жениться или выйти замуж вторично. Однако это тоже вариант двоеженства и потому тоже должен расцениваться как уступка немощи. И то, что для священнослужителей повторный брак в случае вдовства исключен, — тому подтверждение. Ведь если бы это было до конца хорошо, безупречно, это не было бы исключено для священства. Конечно, молодому вдовцу с тремя детьми любой духовник посоветует жениться, чтобы поднять детей. Но это вариант двоеженства, об этом нужно помнить. А лучший способ преодоления этих проблем — помнить о неотмирности духовного Царства, чадами которого мы все являемся.

— Как изменился брак после грехопадения? Что в него вошло? Весьма распространено мнение, что физическая, телесная сторона брака и рождение детей — некая расплата за совершенный первой парой грех, т. е. нечто заведомо болезненное и негативное. Но ведь Бог еще в Раю сказал Адаму и Еве: Плодитесь и размножайтесь… (1, 28).

— В библейском тексте сказано не только это. В нем сказано: И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились (Быт. 2, 25). Вспомним: первое, что произошло с Адамом и Евой после грехопадения: они устыдились своей плоти (см.: Быт. 3, 7). Не желание подраться или украсть было первой греховной реакцией на вкушение запретного плода, а именно плотское движение: они были наги, и устыдились, и поспешили прикрыть свою наготу. Вот первая реакция на грех, на отпадение от Бога. Они почувствовали похоть, и она вызвала у них стыд.

Но именно этот древний налет манихейства создает несколько угрюмое настроение среди женатых христиан. Некоторые из них ощущают себя недохристианами. Свой брак они воспринимают как компромисс, как уступку порочной немощи. Я знал одну такую пару — они даже венчались с угрюмыми лицами… Но «Песнь песен» царя Соломона является абсолютным противовесом такому отношению к браку: в ней любовь, включая интимные отношения, воспевается в самых высоких словах — именно как Божественная. Апостол Павел в Послании к Ефесянам (5, 22–26) писал: Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. (…) Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее. Апостол сравнивает союз Христа и Церкви с союзом мужа и жены. Если бы брачный союз имел бы в себе порочный привкус, вряд ли такое сравнение, такой прообраз был бы возможен.

— И не могло бы освящаться Таинством? Почему брак — одно из семи Таинств Церкви? (Например, погребение или освящение дома — это не таинство, хотя, безусловно, священнодействие.)

— Один батюшка очень хорошо сказал: «Все, что происходит в Церкви, есть таинство». Апостол Павел в Первом послании Коринфянам: каждый должен разуметь нас, как служителей Христовых и домостроителей таин Божиих (4, 1). Ничего другого, кроме как устроение таин Божиих, мы в Церкви не делаем. Нет у нас нетаинств! Мы свечку ставим — это уже таинство. Но есть горы и есть их вершины. Семь Таинств Церкви — крещение, миропомазание, оставление грехов (исповедь), причащение, соборование, священство (рукоположение) и, наконец, брак — это семь вершин. Если на Кавказе есть Эльбрус и Казбек, это не значит, что все остальное — не горы. Семь Таинств — это пики, сугубо значимые для человека священнодействия Церкви. Одно из этих священнодействий — брак. Учение о седмеричном числе Таинств сформировалось поздно, в XIII веке, и в латинской западной схоластике. Потом через Петро-Могилянскую школу пришло к нам, укоренилось, полюбилось. И это хорошо.

Конечно, «уступка порочной немощи» не могла бы освящаться Таинством. Ведь если человеку по немощи его телесного состояния духовник разрешает не поститься, никакого таинства здесь нет. Человек слаб, и чувство собственной слабости для него душеспасительно. Но брак — иное дело: это начало жизни, начало бытия. Человека можно сравнить с лучом в геометрии. Он, как луч, имеет начало (безначален один Бог), но не имеет конца. Рождение человека — начальная точка луча. Это величайшее таинство — из небытия мы получаем бытие. Но это происходит не так, как мир был сотворен Богом — из ничего, а при участии двух уже живущих людей. Так человечество превращается в род. Нет ведь ангельского рода — есть ангельский собор, но не род. У ангелов не бывает детей. А человечество — это древо. Это единое древо — в Адаме и Еве были все. Это сугубая специфика человеческого бытия, рода, отличающая его от Сил бесплотных. Есть человек, есть род, есть человечество. Вот почему совершение брака, венчание есть одно из величайших Таинств Церкви, одна из ее вершин.

— Но почему же тогда Давид плакал Се бо в беззакониях зачат есмь и во гресех роди мя мати моя(Пс. 50, 7)? Ведь его родители были благочестивыми людьми.

— Дело вот в чем: с момента грехопадения человек ничего не умеет делать чисто. Любое его действие сопровождается грехом: если он делает добрые дела, появляется гордыня, если он ест, появляется чревоугодие — во всяком действии присутствует грех. Даже в священнодействии священника есть его личная греховная изнанка. Нет ничего, что бы ее не имело. Но это не говорит, что само по себе действие — зло. Не с плотью, а с похотями плоти мы боролись,— говорил Исаак Сирин. А что касается нашей темы — Бог есть любовь, и брак есть любовь: степень извращения этой любви может быть разной, но стопроцентной чистоты никто не достигает. Не в богоустановленных Таинствах нам надлежит раскаиваться, а в том, что мы не можем совершать их чисто. А само по себе соитие, зачатие, рождение ребенка — порождение любви. Оно свято и божественно.

И если есть в Церкви монашество, то это не потому, что в браке есть что-то порочное. Если человек идет в монахи по той причине, что он гнушается браком, то он по апостольским правилам отлучается. Монашество существует, потому что Христос дал нам добродетель девственности: постриг — это не безбрачие, это брак со Христом в особой форме: душа сугубо сочетается Христу.

— И апостол Павел, которого Вы здесь уже процитировали, и апостол Петр в своем Первом послании, в самом начале 3‑й главы говорят о той христианской модели брака и семьи, которая не соответствует возникшим в ХХ веке понятиям о равноправии, но которая при том представляется именно духовной и спасительной для обоих супругов: Также и вы, жены, повинуйтесь своим мужьям, чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были(Пет. 3, 1). Значит, с понятием равноправия нужно расстаться?

— Далее у Петра: Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами, как с немощнейшим сосудом, оказывая им честь, как сонаследницам благодатной жизни, дабы не было вам препятствия в молитвах (3, 7). Ненадлежащее — без любви — обращение с женой есть препятствие, преграда между человеком и Богом! Жена у христиан не есть существо низшее, она не приложение к мужу, она сонаследница благодати. Христианство началось с Девы Марии, с жен­мироносиц и с целого сонма святых жен и мучениц. В духовном смысле в христианстве, как писал апостол Павел, нет мужеского пола, ни женского, ибо все вы одно во Христе Иисусе (Гал. 3, 28). Но это не говорит о равенстве в секулярном понимании этого слова. Женщины в христианстве могут быть равноапостольными (святые Ольга, Нина, Елена, Фекла…), но не могут быть апостолами. Идеи равенства, эмансипации на корню рушат саму природу брака. Муж — глава семьи, это соответствует природе, это естественно. Послушная жена — это счастливая жена, а не только счастливый муж. Точно так же, как послушные дети — это счастливые дети; солдат, не за страх, а за совесть послушный командиру, — это отличный солдат. Все несчастья жен — от непослушания мужу. Иерархия никем не отменялась — как в человеческом, так и в евангельском сообществе. Человек, находящийся не на высшей ступени иерархии, ничем не ущемлен. Ущемлена может быть только его гордыня. Мудрая жена всегда постарается сделать так, чтоб муж был главой семьи. Патриархальный уклад семьи богоустановлен, как и сам брак.

Журнал «Православие и современность» № 34 (50)

Беседовала Марина Бирюкова