Размышления о регламенте «Святого и Великого Собора», намеченного на Пятидесятницу сего года

По мнению авторов публикации, кандидата богословия иерея Алексия Кнутова и кандидата исторических наук П.В. Кузенкова, регламент «Святого и Великого Собора» не совершенен и требует определенной доработки. Утверждение данного документа в нынешнем виде и проведение Собора в соответствии с прописанным в нем порядком приведет к умалению свободы и равноправия Поместных Православных Церквей и станет очевидной сдачей позиций, которые многие Поместные Церкви отстаивали в борьбе за чистоту православной экклезиологии.

Одним из принципиальных документов грядущего Всеправославного Собора является «Регламент организации и работы Святого и Великого Собора Православной Церкви»^[1]. Внимательное изучение этого документа приводит к выводам о том, что он вносит принципиальные новшества в традиционную экклезиологию, создавая из Всеправославного Собора всемирный надцерковный орган, умаляющий канонический статус поместных Православных Церквей.

C апостольских времен институт cоборов служил для принятия наиболее важных общецерковных решений. Уже в первые века христианства возник институт региональных Соборов, где епископы соседних кафедр собирались для обсуждения вопросов, касающихся церковных дел целой области. Поэтому институт Собора теснейшим образом связан с поместной Церковью и её каноническим предстоятелем, признаваемым в качестве «главы» подчиненных ему архиереев. Однако ни на уровне отдельной епархии (парикии), ни на общецерковном (вселенском) уровне таких регулярных Соборов никогда не существовало. Соборы епископов как институт церковного управления действовали и действуют в рамках поместных Церквей.

Для преодоления наиболее опасных еретических заблуждений и формирования важнейших общецерковных канонических норм в IV–VIII вв. в Римской империи время от времени созывались еще более представительные епископские собрания, получившие наименование Вселенских Соборов. Такие Соборы, будучи чрезвычайными институтами, созывались не предстоятелями какой-либо Церкви — хотя бы даже столичной, — но особыми актами верховной гражданской власти. Это необычное для церковного органа обстоятельство, с одной стороны, подчеркивало неприкосновенность полной самостоятельности Поместных Церквей, а с другой — обеспечивало гарантию соблюдения соборных решений на всей территории империи. Однако для признания авторитета в других государствах даже решения Вселенских Соборов должны были получить одобрение со стороны местных всеобщих Соборов — как это было с принятием символа и канонов Никейского Собора на Соборе Церкви Востока в Вех-Ардашире в 410 году.

В средневековой Европе после отпадения латинской церкви от полноты православия возник особый институт Генеральных Соборов, носивших общекатолический характер. Такие Соборы, хотя и претендовали на прямое продолжение Соборов Вселенских, по форме и статусу представляют собой развитие принципа именно Поместных Соборов. Они созываются папой Римским как «главой» всего католического епископата и решают не экстраординарные догматические вопросы, а текущие административные, вероучительные, миссионерские и иные задачи. Более того, в рамках католической экклезиологии епископ Рима поставлен над любыми Соборами и сам по себе является абсолютным гарантом догматической и канонической непогрешимости.

Константинопольский Патриарх, опираясь на закрепившийся за ним с VI века почетный титул «вселенского», также время от времени созывал Соборы с участием других восточных Патриархов для решения тех или иных вопросов общеправославного характера. Но его право на созыв таких Соборов опиралось на гражданские правовые нормы, а отнюдь не на канонические основания. Более обычным и канонически безупречным способом решения общеправославных вопросов служил обмен посланиями между первоиерархами, их совместные встречи и совещания, а также приглашение предстоятелей других Церквей на важнейшие Соборы поместного значения.

В XX веке усиление межправославного взаимодействия столкнулось с определенными вызовами. Одним из них было стремление Константинополя присвоить себе исключительное право созыва общеправославных совещаний. Другим вызовом стало отсутствие ясно выраженной системы проведения в жизнь решений такого рода собраний. Ведь реализация на практике решений Собора поместной Церкви основывается на каноническом требовании единомыслия созывающего его Предстоятеля и подчиненных ему епископов и, соответственно, на власти епископов в своих областях. Гарантом исполнения решений Вселенских Соборов служили созывавшие их гражданские власти христианской Империи. В этой связи встает вопрос, как обеспечить выполнение решений Святого и Великого Собора, на котором собирается лишь ограниченное представительство епископов канонически независимых Автокефальных Церквей?

Единственно приемлемым способом представляется утверждение решений этого Собора на Соборах поместного уровня, что обеспечит обязательность их исполнения в поместных Церквах. Такая процедура, хотя и приведет к дублированию, поможет избежать умаления самостоятельности каждой автокефальной Церкви, поскольку без подобной процедуры её Собор во главе с предстоятелем будет обязан принять к исполнению решение Собора высшего уровня без каких бы то ни было обсуждений. Де-факто это будет означать, ни много ни мало, появление в Православной Церкви некоей особой, всемирной юрисдикции, что вступает в противоречие с тысячелетней канонической традицией и принципами православной экклезиологии.

Рассматриваемый нами «Регламент организации и работы Святого и Великого Собора Православной Церкви» полагает начало конструированию именно такой надцерковной юрисдикции с установлением особого статуса одного из предстоятелей, а именно – Константинопольского Патриарха.

В первой статье Регламента сказано, что Собор «созывается Его Святейшеством Вселенским Патриархом с согласия Блаженнейших Предстоятелей всех общепризнанных Поместных Автокефальных Православных Церквей». Отметим, что с древнейших времен функционирования соборной системы и до наших времен сам факт созыва Собора тем или иным архиереем отражает его каноническую власть как первенствующего над созываемыми (см.: Антиох. 20, I Всел. 5, Трул. 8 и др.). Характерно, что Вселенские Соборы созывались гражданскими властями — и это подчеркивало их исключительный статус и принципиальное равноправие председательствовавших на них первоиерархов. Предложенная в Регламенте формула может быть использована как весомый аргумент для признания за Константинопольским Патриархом не просто символических «преимуществ чести», но канонических прав «первого епископа» всей православной ойкумены.

Это предположение усиливается, когда в п. 13.2 мы читаем, что «подписанные соборные решения, а также послание Святого и Великого Собора направляются патриаршими письмами Вселенского Патриарха Предстоятелям Автокефальных Православных Церквей, которые доводят их содержание до сведения своих Церквей». Почему рассылать решения Собора должен один из Патриархов? Почему Патриарх и предстоятель Поместной Церкви должен выполнять функции секретаря Собора, готовящего и рассылающего его решения? Почему это не может сделать секретариат? Ведь в древности копии соборных решений готовил, удостоверял и распространял патриарший хартофилак, а не предстоятель Церкви. И как будет извещена о соборных решениях сама Константинопольская Церковь: её Патриарх будет сам себе отправлять «патриаршее письмо»? Очевидно, что цель данного пункта – опять же наделить Константинопольского Патриарха дополнительными правами, и через это поставить в унизительную зависимость от Вселенского первоиерарха предстоятелей других Церквей, которые должны дожидаться «патриарших писем Вселенского Патриарха» для того, чтобы известить собственную паству о решениях Собора.

Вся система подготовки Собора методично и последовательно наделяет Константинопольского патриарха – одного из равноправных предстоятелей Православных Церквей – совершенно исключительными правами. Непонятно, например, на каком основании именно Константинопольский Патриарх должен председательствовать на Соборе? Уже давно вызрели иные формы председательства, установленные в международных организациях, которые гораздо больше соответствуют современной ситуации в Православной Церкви, существующей в рамках независимых суверенных стран, а не на территории одного государства. Можно предложить на первом этапе хотя бы простую и понятную формулу: «Председателем на заседаниях Собора является тот Предстоятель, на канонической территории которого проводится Собор. В случае если Собор проводится вне канонической территории Поместных Православных Церквей, председательские функции осуществляются попеременно» (ст. 4.1)?^[2]

Помимо этих существенных положений есть в подготовке Собора и всякие этикетные «мелочи», которые в совокупности с вышесказанным переводят высказанные опасения о попытке исказить через настоящий Регламент православную экклезиологию в разряд убеждения. Из всех предстоятелей Православных Церквей только Константинопольский Патриарх именуется «Святейшим», в то время как остальные Патриархи только «Блаженнейшими». Вместо своего канонического титула — Константинопольский Патриарх — глава данной Поместной Церкви называется в Регламенте исключительно почётным самоназванием «Вселенский Патриарх». Очевидно, что в общецерковном документе неуместно использовать почётные титулы, но строго – только канонические титулы.

Кроме того, в основу работы Собора (расположение Предстоятелей Церквей во время богослужений и его заседаний) взят исключительно диптих Вселенского Патриархата. При этом у каждой Поместной Церкви есть свои диптихи, не всегда совпадающие с константинопольским. Причина этой «мелочи» тоже может быть объяснена только в свете попыток через данный Регламент предоставить особый статус Константинопольскому Патриархату. Заметим, что вопрос о диптихах был снят с повестки Собора, а в Регламенте он считается уже решенным: только один диптих объявляется общепризнанным! Нужно настаивать на изменении данной формулировки Регламента и внесении соответствующей поправки: «Предстоятели других Поместных Православных Церквей восседают справа и слева от [председателя], согласно диптихам той Поместной Церкви, на канонической территории которой проходит Собор» (ст. 4.1).

Дополнительные опасения вызывает процедура принятия Собором предложенных на его рассмотрение документов. Нынешний Регламент вообще не предполагает одобрения или неодобрения представленных на Собор документов: в нём нет ни одного чёткого указания на то, что по одобренным предварительно проектам документов проводится голосование. Есть, правда, заголовки двух статей: ст. 12 («Голосование и утверждение текстов») и ст. 13 («Принятие и подписание текстов»), содержание которых как будто бы говорит о голосовании по проектам текстов на самом Соборе. Однако внимательное рассмотрение содержания этих статей позволяет сделать однозначный вывод о том, что речь в них идёт лишь о процедуре рассмотрения поправок к текстам (ст. 12) и деталях визирования подготовленных текстов (ст. 13). Здесь мы сталкиваемся с несоответствием наименования статей с их содержанием.

Голосование проводится только в отношении поправок к уже заранее согласованным текстам: «Сформулированные во время обсуждения каждой темы предложения о внесении поправок, исправлений и дополнений в единогласно утвержденные Всеправославными предсоборными совещаниями и Собраниями Предстоятелей тексты по вопросам соборной повестки дня» (ст. 11). При этом принцип консенсуса делает принятие таких поправок в высшей степени маловероятным: «поправки, которые не были приняты единогласно, не утверждаются» (ст. 11.2)). Получается, что обсуждение того или иного документа в рамках отдельной поместной Церкви может никак не отразиться на судьбе этого документа. Ведь достаточно одного-единственного голоса, чтобы любая из поправок оказалась отвергнутой Собором. Поместные Церкви и их предстоятели оказываются заложниками ситуации, при которой недостаточно корректно сформулированные тексты, будучи приняты на Соборе и получив «всеправославный авторитет» (ст. 13.2), могут послужить камнем преткновения и источником соблазна.

Итак, в Регламенте нет указаний на то, что представленные на Собор документы должны получить соборное одобрение. Нас не должна успокаивать 13-я статья, которая гласит, что «единогласно принятые тексты по вопросам повестки дня Собора составляются на четырех официальных языках» и «подписываются инициалами всеми Предстоятелями Автокефальных Православных Церквей на каждой странице и на всех официальных языках Собора, а в конце документов подписываются председателем и всеми членами Собора». Данная статья носит подчеркнуто процедурный характер и описывает технические детали визирования уже принятых документов, а вовсе не их одобрение или неободрение. При внимательном прочтении становится ясно, что под «единогласно принятыми текстами по вопросам повестки дня» можно понимать только тексты, утвержденные еще до Собора на предсоборных совещаниях (поскольку в Регламенте говорится только о таких текстах, и единственной возможностью понять, что такое «единогласно принятые тексты», является отсылка ст. 13 к ст. 11), и что эти тексты уже невозможно не подписать, не вызывая скандала. Ведь в таком случае оказывается, что тот, кто отказывается ставить свою подпись после прохождения всей предусмотренной Регламентом процедуры рассмотрения и голосования поправок, грубо попирает принцип соборного консенсуса.

Драматичность ситуации заключается в том, что сам Регламент, опубликованный в качестве «документа, согласованного участниками собрания Предстоятелей Поместных Православных Церквей», может на изложенных в нём самом основаниях считаться уже принятым — если только все Церкви не решат вдруг внести в него изменения.

Попутно следует отметить, что в Регламенте, по крайней мере в русском переводе, нечётко указан порядок голосования внутри делегаций Поместных Церквей. В ст. 12.3 говорится: «Церковь может проголосовать, исходя из принципа внутреннего большинства, которое выражает ее Предстоятель». Что такое «принцип внутреннего большинства» — понятно. Но непонятно, как именно выражает Предстоятель этот принцип. Может быть, здесь подразумевается то, что Предстоятель объявляет всему Собору результаты внутреннего голосования? Но чётко это не сказано, поэтому необходимо и эту статью изложить яснее.

Разумеется, у делегаций Церквей остаётся возможность вообще отказаться от подписания того или иного документа. Но это уже будет прямой конфликт с прочими Церквами, которые его одобрят. Абсолютно неприемлемой представляется ситуация, когда Предстоятели Православных Церквей будут поставлены перед выбором: защищать безупречную чистоту православного учения, настаивая на поправках, или хранить богозаповеданное церковное единство, закрывая глаза на отдельные двусмысленности и шероховатости. Ни то ни другое не будет способствовать укреплению православия, — во имя чего, как нас уверяют, и созывается сей Святой и Великий Собор.

Отдельно стоит отметить соотношение Собора с другим находящимся несколько в тени институтом, а именно с «Собранием Предстоятелей Поместных Православных Церквей». Согласно Регламенту Собора выносимые на него документы готовятся и утверждаются на Собрании Предстоятелей, а затем «единогласно утвержденные Собранием Предстоятелей»документы обсуждаются на Святом и Великом Соборе. Но, следуя букве Регламента, обсуждаются уже не сами документы, а только поправки к ним. Сами документы уже фактически утверждены. Вместе с тем, как уже отмечалось, поправки к ним могут быть заблокированы голосом любой Церкви. Выходит, что Регламент в своем нынешнем виде создает такую систему, в которой решение собрания Предстоятелей Поместных Православных Церквей весьма трудно изменить даже полноценному Всеправославному Собору. На языке канонического права это означает, что Регламент не предусматривает способа корректировки решений меньшего Собора большим Собором, что совершенно абсурдно. Приходится признать, что посредством такого Регламента в Православной Церкви утверждается принцип олигархической системы, когда решения Совещания Предстоятелей не подлежат пересмотру со стороны Собора всех остальных епископов. Голос одного Предстоятеля оказывается сильнее голоса совокупной делегации Церкви, которую он представляет.

Как отметил Святейший Патриарх Кирилл, Всеправославный Собор, «может, если будет правильно подготовлен, стать важным фактором укрепления межцерковного единства и взаимодействия, а также послужить уточнению тех ответов, которые Православная Церковь на основании своего многовекового предания дает на вопросы современности». Осмелимся утверждать, что в настоящем виде Великий и Святой Собор не послужит делу укрепления Православия.

Отметим также, что «Официальном разъяснении Отдела внешних церковных связей о предстоящем Всеправославном Соборе» специально отмечается, что Святой и Великий Собор Православной Церкви «не будет обсуждать догматических вопросов», что «предметом рассмотрения Всеправославного Собора станут лишь те вопросы, которые в силу исторических причин не получили общепризнанного решения в церковном праве»^[3]2. Однако утверждение Регламента в нынешнем виде станет серьезным шагом в направлении создания новой экклезиологии, не имеющей прецедентов в православной канонической традиции, а значит — приведет к реальным догматическим изменениям.

Учитывая всё вышесказанное, мы можем сделать следующие выводы:

• «Регламент организации и работы Святого и Великого Собора Православной Церкви» в нынешнем виде не соответствует традиционной православной экклезиологии и выражает папистические и филетистские претензии, развиваемые Константинопольским Патриархатом на протяжении последних десятилетий.
• Утверждение Регламента в нынешнем виде и проведение Собора в соответствии с прописанным в нем порядком приведет к умалению свободы и равноправия Поместных Православных Церквей и станет очевидной сдачей позиций, которые многие Поместные Церкви отстаивали в борьбе за чистоту православной экклезиологии.
• «Святой и Великий Собор» в его нынешнем виде, а именно — с ограниченным представительством православного епископата и с подменой подлинного единомыслия в отношении принимаемых документов на консенсусное голосование поправок к ним — не может рассматриваться как институт, выражающий голос всего Православия, а значит, неправомочен принимать решения, обязательные для православной полноты. Его решения могут стать полезным для Церкви и авторитетным свидетельством согласия Предстоятелей Православных Церквей по тем или иным вопросам межправославного взаимодействия — однако сами по себе они не смогут обладать всеправославной канонической обязательностью (κῦρος, authority).
• Решения Великого и Святого Собора могут получить обязательный статус только после утверждения их Соборами Поместных Православных Церквей. В этой связи представляется целесообразным внести следующее изменение в ст. 13.2 Регламента: «подписанные соборные решения … доводятся до сведения Поместных Православных Церквей и утверждаются на Соборах этих Церквей».

Архиерейский Собор Русской Церкви, состоявшийся 2–3 февраля этого года, в своем «Послании клиру, монашествующим и всем верным чадам Русской Православной Церкви» призвал нас усердно молиться о том, чтобы «Господь явил Свою святую волю членам предстоящего Святого и Великого Собора Православной Церкви и чтобы его проведение послужило к славе Божией, к пользе для всемирной православной семьи и к укреплению ее единства, к сохранению чистоты святейшей веры нашей»^[4]3. В связи с этим мы предлагаем во все оставшееся время до Собора и во время него молиться Господу Богу указанными прошениями и в особенности — за сохранение чистоты православной веры, поминая поименно Предстоятелей всех Православных Церквей, а также членов делегации Русской Церкви на Всеправославном Соборе.