«Товарищ майор, это монах, а не монарх!»

Мы продолжаем публиковать воспоминания архимандрита Йована (Радосавльевича), друга, собеседника и сомолитвенника сербского Патриарха Павла. Свои воспоминания отец Йован опубликовал в книге «Мемоари. Сећања», изданной в монастыре Рача в 2018-м году. Приводим несколько историй, рассказывающих об обращении человека с собственной свободой – её можно употребить во славу Христа, а можно – вопреки Ему и во вред себе.

Архимандрит Йован (Радосавлевич)

Наш незлобивый «пророк Митар»,
или Следование Христу…

Однажды, когда мы с отцом Павлом проходили по сёлам Овчарско-Кабларского ущелья, нас остановил один лесник и спросил, откуда мы, из какого монастыря.

– Из монастыря Рача, – ответили мы.

– Скажите, пожалуйста, пророк Митар живёт в вашей обители? – прозвучал простой и очень для нас неожиданный вопрос.

– У нас есть послушник Митар, это точно, – говорит отец Павел. – Но чтобы он числился в пророках, такого не помним.

– Да, но если к вам в монастырь его послал владыка Василий, то это точно он!

Мы подтвердили, что послушник Митар действительно прибыл к нам по благословению епископа Василия, но попросили объяснить, почему лесник называет его «пророком». Тот объяснил по-сельски бесхитростно:

– Митар из Боснии, я сам оттуда родом. Когда ему было 10 лет, он страшно заболел, не мог пошевелиться в кровати. Болел долго, и надежды на выздоровление не было никакой. Однажды его мать заглянула к нему в комнату и к своему то ли ужасу, то ли изумлению увидела подростка… сидящим на постели и громко молящимся Богу. Подбежала к сыну на ватных ногах, хотела помочь ему, растерялась, а он ей весело говорит, что вполне здоров. Потом поведал ей, что когда он молился Христу про себя, как это было обычно, ему явился Сам Господь Иисус Христос вместе с апостолами, что они заглянули в окно комнаты с улицы, а Христос сказал: «Мы пришли тебе помочь поправиться. Когда встанешь, говори людям, чтобы каялись и чтобы хранили себя от безбожия».

Это чудо не могло остаться незамеченным в селе и округе: люди стали приходить в дом, где жил Митар с матерью. И он по-детски, как мог, призывал всех гостей к тому, что слышал от Христа, т.е. к покаянию и вере. Количество гостей с каждым днем возрастало, и о подростке, конечно, проведали «органы»: тут же ворвались к ним в дом и отправили Митара в Сараево, в исправительный дом для малолетних преступников, чтобы пресечь на корню всякие контакты с верующими людьми, все разговоры о вере, о Христе.

Отец Павел убедился, что юноша действительно имеет небесный дар и по-настоящему жаждет монашества

Но затем, стараниями и заступничеством епископа Василия, Митар был освобожден и отправлен в монастырь Рача. Отец Павел, поговорив с ним всерьез, убедился, что юноша действительно имеет какой-то небесный дар и по-настоящему жаждет монашества, стремится к нему. Уже тогда Митар знал много молитв наизусть, особенно Пресвятой Богородице, и всегда его можно было видеть на молитве в храме. У него была по-детски чистая душа, мы никогда не видели, чтобы Митар был раздражен, сердился или обиделся на кого-нибудь. Отец Павел обычно, когда видел, что молодые послушники в чем-либо провинятся, наставлял их, укорял, давал советы к исправлению, но по отношению к светлому Митару он был всегда благодушен, ласков. Даже тогда, когда отец Павел по-монашески, что называется «провоцировал» его, пенял ему на что-то, тот всегда смотрел на строгого наставника с детской улыбкой, чем обезоруживал абсолютно – у Митара никогда не было врагов или кого-нибудь, кто был бы им обижен. Позже, когда отец Павел стал Патриархом, он, прекрасно помня об этом удивительно незлобивом человеке, отправил Митара, а тогда уже игумена Аввакума, в Сараево во время войны в Боснии, на помощь православным сербам. Тогда, в 1990-е годы, священников в Боснии практически не осталось, и оставшиеся в живых сербы страдали ещё и без пастырского попечения. Надо сказать, что многие, мягко сказать, удивлялись такому выбору Патриарха Павла: думали, что отправил его на верную смерть – чем может помочь на войне другим человек, который «смотрит только в Небо»? Но незлобие игумена Аввакума, его чистая и искренняя детская душа, без всякого вмешательства в тогдашние и сегодняшние политические страсти, помогли ему в то страшное военное время нести всем без исключения евангельское слово и Христову любовь. Всем без исключения. Думаю, эти качества и помощь Божия спасли нашего «пророка Митара», нашего игумена Аввакума, а кроме того, мы убедились в мудрости и вере нашего Патриарха Павла.

…и отречение от Христа

Печальный пример обратного – неприятия христианства и монашеской жизни – показал однажды бывший наш послушник Груйо. Однажды во время трапезы кто-то ворвался буквально в монастырскую кухню прямо с улицы. Молодой человек, черноволосый, крепкий, широколицый, бросил с порога:

– Бог в помощь, честные отцы, примете меня в ваш монастырь?

Отцы ответили:

– Примем, но сперва скажи, кто ты такой и откуда.

Пришелец немного рассказал о себе и пошел на беседу с игуменом и отцом Павлом. Когда их беседа закончилась, отец Павел сказал:

– Груйо, вот что: вернись домой и поразмысли хорошенько о жизни в монастыре, о монашестве. Подумай месяц-другой, потом приходи.

Через месяц опять появляется Груйо. Приняли его послушником. В первые дни он просто горел ревностью – не пропускал ни одной службы, ни одного послушания. Закончит одну работу – и тут же требует другую.

В первые дни он просто горел ревностью. Закончит одну работу – и тут же требует другую

– Груйо, сядь, отдохни: козы не сдохли (сербский вариант русской поговорки «не горит» – С.И.), – говорит игумен. Груйо присядет на минутку, но тут же подскочит, как только зазвонит колокол: он один из первых на богослужении.

Братство монастыря участвовало в общественных работах – ремонтировали дорогу вдоль Дрины до Баиной Башты. Народу, молодёжи очень много. Груйа отвечал за воду: носил ведра и поил работников. Всем наливает в кружки, протягивает, но когда за водой приходят девушки, специально отворачивается в сторону, улыбаясь тайком. Нас это наблюдение озадачило.

Однажды приехал в монастырь дипломат – сотрудник индийского посольства. У него родился сын, и он пригласил православного священника из Индии, чтобы тот крестил младенца в нашем монастыре. Священник-индус, цвет кожи – почти чёрный. Крещение прошло, потом высокие гости посмотрели монастырь, познакомились с его историей, а напоследок попросили сфотографироваться с игуменом, отцом Павлом и всем братством. Павле позвал Груйо, который был в поле. Тот ответил пришедшим послушникам:

– Скажите отцу Павлу, что для меня это не спасительно.

Сфотографировались и без него, но отец Павел, будучи воспитателем монастырских учеников, был возмущен такой наглостью и демонстративным непослушанием. Он предложил, уже чувствуя непорядок в душе послушника, чтобы тот оставил обитель. Но игумен назначил ему какую-то епитимью, и этим всё завершилось.

Потом Груйо пошел в армию, где познакомился и сблизился с пятидесятниками, ходил на их собрания и радения. Познакомился и с мусульманами. Когда он вернулся в монастырь, мы увидели, что он совершенно изменился: на богослужения почти не ходил, почти всё время сидел в кафане и слушал новости и музыку. Начал критиковать и ругать Православие: «Причастие – это не Тело и не Кровь Христа. Христос – это не Бог, а человек. Мария – не Богородица, а ‟человекородица”. Нельзя почитать Крест, иконы, мощи» и т.п. Мы увидели, что общение с сектантами в армии извратило душу человека до неузнаваемости.

Потом Груйо пошел в город к секретарю партийной организации и попросил найти ему работу. Тот радостно согласился и отправил его в Белград работать кочегаром на железной дороге. Бывший послушник поработал там несколько дней и решил, что «это не его». Начались его метания – то в разные монастыри, как кающийся грешник, то на заводы, фабрики и т.п. Отец Павел уже не мог проследить за ним, потому что учился в Греции, а позднее стал епископом. Когда мы встретились с бывшим послушником в Косово и Метохии, в монастыре Высокие Дечаны, тот был уже баптистом – явился к нам с типичной и знакомой кощунственной «проповедью». Поскольку мы помнили его по старым временам, начали говорить с ним дружелюбно, по-приятельски. Постарались объяснить ему его «недоумения», ссылаясь на ту же Библию, которой он хотел нас «опровергнуть». Но он просто ничего уже не слышал – долдонил, как заведенный, свои «доводы», какой-либо разумный диалог с ним не был возможен. Тогда старый и слепой отец Макарий не выдержал и сказал: «Э, мой Груйо! Поверь, когда будет гроза, я бы с тобой под одним дубом не спрятался: Бог бы нас обоих прибил!» Мы не могли не рассмеяться. Так – с грустной улыбкой – был закончен тот «диспут». А бедный Груйо потом, говорят, перешел к мусульманам.

Мы убедились, что перед нами уже не христианин, а Иуда. Владыка Павел не имел другого выхода, как отлучить несчастного от Церкви

Епископ Павел, узнав обо всем по своем возвращении, несколько раз взывал к разуму, совести этого человека, просил его, даже умолял быть честным с собой и с Богом – писал ему письма. Но тот отвечал ему очень грубо. Так мы с горечью убедились, что перед нами уже не православный христианин, а Иуда. Владыка Павел не имел другого выхода, как отлучить несчастного от Церкви.

...Нужно видеть, что в любом собрании есть не только пшеница, но и плевелы, они могут быть и в Церкви, и в монастырях. Эти плевелы теряют веру, христианское поведение, и вы вынуждены будете признать, что не видите больше перед собою брата во Христе. Евангелие говорит в этом случае: «Если и Церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18, 17).

Как будущий Патриарх и другие монахи собирались воевать

После завершения войны в 1945-м году Йосип Броз Тито, новый хозяин Югославии, очень надеялся, что итальянский город Триест будет присоединен к возглавляемой им и его единомышленниками стране. Он рассчитывал на помощь союзников – СССР и западных стран – и готов был продолжить войну ради достижения своей цели. Но Триест был объявлен нейтральной международной зоной, и это сильно разочаровало Тито. Тогда в 1951-м году он объявил всеобщую военную мобилизацию и учения, чтобы показать готовность к продолжению войны с целью присоединения этого итальянского города и его окрестностей. Таким образом, все мы, бывшие военнообязанными, подпадали под эту мобилизацию, и только в нашем округе на западе Сербии собралось, как говорили, около 100000 солдат разного возраста. К нам пришли офицеры, ответственные за учет, и стали переписывать военнообязанных жителей села, в том числе монахов. Какой-то майор сидел под деревом и записывал, кто мы, откуда и т.д. Мы стояли в общей очереди вместе со всеми. Когда очередь дошла до меня, он спросил:

– А ты кто такой? Ты – с длинными волосами и бородищей?

Монастырь Рача в честь Вознесения Господня

Я ему отвечаю, что я – монах из монастыря Рача.

– Что?! Какой ещё монарх?! – заорал майор и стал страшно ругаться. – Мы тут против монархии четыре года с товарищами боролись, кровь проливали, а ты не только монархист, но еще и в монархи метишь?! Да тебя убить мало, враг народа! Вражина!

Мы, монахи, поняли, что эти слова нам могут стоить дорого. Но неуравновешенного майора успокоил председатель, который знал нас:

– Товарищ майор, никакой это не монарх, а просто ученик из монашеской школы из местного монастыря. Тут их несколько, учеников.

– Так бы и говорил, что ученик! У меня с монархами разговор короткий!

Нам было приказано явиться на сборный пункт, взяв с собой суточный запас питания и мешок для гражданской одежды – на сборном пункте нам выдадут униформу. Вижу, что дело нешуточное: неужели снова война? Собирали со всех городов и сёл нашей округи, которая стала военным округом. Погода стояла ужасная: ноябрь, дождь со снегом, ветер, грязь. Люди, техника, лошади, артиллерия – всё перемешалось. Видел, что много лошадей погибло от холода и голода, поэтому попросился на пост, чтобы ухаживать за оставшимися – командир с радостью позволил.

По дороге идет отряд человек 40, с винтовками на плечах, все в подрясниках, а между ними и архидиакон Павел

На следующий день я вижу: по дороге идет отряд человек 40, с винтовками на плечах, но все в подрясниках, а между ними и архидиакон Павел (Стойчевич). На одном плече винтовка, на другом – носилки для раненых. Видимо, определили в медсанбат. Говорят: «Вот и мы солдатами стали».

Учения и маневры продолжались 8 дней. Помню, как в один из последних дней нашу колонну догнал какой-то важный офицер на коне. Остановился и скомандовал: «Смирррно!» Колонна остановилась. Командир пошёл вдоль колонны, разглядывая солдат и кормя коня кусочками сахара. Увидел наш «поповский взвод», подошел ко мне вплотную и, издевательски улыбаясь, спросил:

– А ты что за чудо такое, волосатое и бородатое?

А мы уже подружились с другими солдатами, уже знали друг друга и помогали чем могли. И я не успел ещё ответить этому офицеру, что я – «подофицер Народной Армии Югославии», как ребята в один голос крикнули:

– А ты помри, товарищ полковник, вот и увидишь, что за «чудо», которое будет у твоей головы читать молитвы!

Полковник не захотел сдаваться:

– Дайте ему зеркало – пусть на себя полюбуется!

– А нам он и без зеркала нравится! – тут полковник осунулся и, поняв, что ничего своими шуточками не добьется, ретировался. Я от души поблагодарил ребят, заступившихся за меня, но сказал, что мне как монаху лучше было бы смиряться и терпеть.

Как выдержал это испытание отец Павел, я не знаю. Но он не жаловался никогда

– Радосавльевич, что ты его жалеешь, раз он тебя не жалеет! Так ему и надо! – сказали.

В последний день учений мы были в школе, оборудованной под казарму: на полу была солома, и мы, не чуя ног от усталости, повалились спать. Как выдержал это испытание отец Павел, который был слаб здоровьем, я не знаю. Но он не жаловался никогда. Более того: будучи всегда дисциплинированным и точно исполняя указания, что помогало ему в любом коллективе, он обладал и великолепным чувством юмора, и это очень ценили другие солдаты.

Потом нам объявили, что маневры прошли успешно, и мы можем отправляться по домам. Что мы с радостью и сделали: по дороге в монастырь зашли в гости к старым священникам в нескольких селах и как следует отоспались. Потом переоделись в нашу нормальную – чистую и выглаженную хозяевами – монашескую одежду и пошли в свою обитель.

(Продолжение следует)