В монастыре человек дышит «кислородом вечности»

Два десятилетия назад, 17 июня 2001 года, на окраине поселка Атамановка Читинской области на территории заброшенных совхозных полей было освящено место под строительство женской обители в честь Всех святых, в земле Русской просиявших. Решающим моментом в выборе этого места стал крест, чуть ранее воздвигнутый казаками на горе у слияния рек Ингоды и Никишихи в память о забайкальских казаках-первопроходцах. Вскоре пустырь начал преображаться, и к настоящему времени монастырь, открытый решением Священного Синода от 6 октября 2003 года, превратился в духовный оазис – центр притяжения для многих забайкальцев.

О выборе монашеского пути, своих взглядах на монашество и о жизни вновь созданной обители рассказывает ее настоятельница игумения Ольга (Василькова).

В маленьком переполненном храме душа откликнусь на «Христос воскресе!»

Матушка, сейчас трудно себе представить ряд моментов, которые Вы назвали в своей статье «Главное в жизни сестер – обретение Бога», размещенной на портале «Монастырский вестник». Возьмем хотя бы такой факт: с 1940 по 1990 годы во всей Читинской области был один-единственный действующий храм – небольшая деревянная церковь в областном центре. В наши дни в Читинской епархии уже десятки храмов, часовен и два монастыря – женский и мужской (в честь Успения Пресвятой Богородицы). А Вы как пришли в обитель? Как избрали монашеский путь и что встретили со стороны близких – понимание или неприятие этого выбора?

Приход человека в обитель, решение посвятить жизнь Богу всегда носит печать некоей тайны. Я родилась и воспитывалась в обычной семье, родители в церковь не ходили, хотя и признавали существование Бога. Но, наверное, как во многих советских семьях, у родителей были верующие бабушки, то есть наши прабабушки. Мы их не застали, однако их вера и молитвы послужили тем фундаментом, на котором со временем возросло то, что возросло – обращение к Богу, приход в Церковь, желание жития ангельского.

В 10-11 классах я училась в лицее при университете, где уроки литературы вел профессор, доктор культурологии – живо, интересно, с точки зрения православного мировоззрения. Еще у нас был курс «Основы русской духовной культуры». Таким образом падали семена в мою мятежную и протестующую душу. Падали и лежали там до поры до времени...

Помню несколько моментов, на первый взгляд, незначительных, но сыгравших в моей жизни определенную роль. На первом курсе университета, весной, преподаватель английского языка, предпочитавшая свободные беседы со студентами на любые темы на разговорном английском, вдруг говорит: «Скоро Пасха. Вы были когда-нибудь в церкви?» Мы сидим – человек 12 или 14, наша подгруппа, и все молчим. Никто не был! А преподаватель так укоризненно произносит: «Ну что же вы, будущие журналисты, живете в областном центре, учитесь в высшем учебном заведении – и ни разу в церкви не были… Вы же культурные люди!» «В самом деле, – подумалось мне, – мы ведь культурные люди, так что надо сходить и посмотреть, что это такое». Приближалась Пасха, и я, зная, что наш лицейский преподаватель литературы и «Основ русской духовной культуры» ходит в храм, спросила ее: «Людмила Васильевна, можно с Вами на Пасху?» – «Конечно, – ответила она. – Возьми корзиночку, куличи, яйца, и пойдем, в 23 часа встречаемся». В переполненной деревянной небольшой церкви, служившей тогда кафедральным собором, было очень тесно, очень душно, не очень всё понятно и нестерпимо устали ноги, но душа откликалась на каждое «Христос воскресе!» И эта первая в моей 18-летней жизни пасхальная ночь оставила в сердце какое-то светлое чувство, какое-то новое переживание, ощущение света и чистоты. Потом это ощущение захотелось пережить снова. Я с жадностью стала читать православную литературу, с радостью ходить на службы – передо мной открывался новый, прекрасный, неведомый доселе мир. Посеянные семена дали всходы.

Таким образом дорога от воцерковления до избрания монашеского пути не была очень длинной. Хотя вспоминается еще один момент. Курсе на третьем, пожалуй, у нас был дополнительный духовно-культурологический курс, включавший в себя несколько лекций. Представьте: в большой аудитории сидит весь поток – филологи, журналисты, специалисты по бурятскому языку, человек 120. (А какая конкретно была тема, не припомню. Что-то говорилось о разновидностях путей служения Богу: юродство Христа ради, монашество). Преподаватель, рассказывая нам о монашестве, вдруг заявляет: «Вот и из этой аудитории, может быть, кто-то пойдет монашеским путем…» Возникшую у меня мысль помню отчетливо: «Ну нет, только бы не я…» Но прошло около года, и я, оставив институт в конце 4-го курса, твердо решила: «Иду в монастырь». Мне нравилось учиться, я любила друзей. Нравилось то, чем я занималась: новости, репортажи, статьи – газетная журналистика. Однако в какой-то момент всё стало казаться тщетным. Меня уже неудержимо влек тот прекрасный, неожиданно открывшийся передо мною мир. Шел 2002 год... Безумным и непонятным казалось это решение моим родителям, друзьям, однокурсникам, знакомым. Со всех сторон слышалось: «Зачем губить себя?!» Так получилось, что решение идти в монастырь мы приняли одновременно – я и моя подружка Юля, ныне инокиня Юлия, а тогда студентка 4-го курса, инженер-эколог. Вместе с ней мы и вырывались из не отпускавшего, ополчившегося на нас мира. История получила некий общественный резонанс. В областной газете вышла статья «Почему студенты уходят в монастырь», «обличающая» наши «заблуждения». Проректора прорабатывали в ректорате… Но мы твердо решили: «Идем в монастырь. Навсегда».

Недавно я была в Москве, и мне пришлось взять такси. Водитель, молодой человек, спросил по дороге: «Извините, а почему Вы ушли в монастырь?» Вопрос, задаваемый довольно часто, но каждый раз при этом испытываешь затруднение – как объяснить так, чтобы понятно было? Пока я подбирала слова, водитель продолжил: «Потому что Вы почувствовали благодать?» И я ответила: «Да, поэтому». Да, насколько верно то, что мы приходим в монастырь именно поэтому – почувствовав благодать. Ну, и конечно, огромное значение в моем духовном становлении, в духовном самоопределении имел пример владыки Евстафия, управлявшего нашей епархией с 2000 по 2014 год, основателя нашей обители. Именно он явил нам пример настоящего монаха, богомудрого архиерея, истинного христианина, благодатного старца. Человека, за которым хотелось следовать, которому хотелось подражать, благодаря которому хотелось стать лучше. (Сейчас наш дорогой архипастырь находится на покое в Троице-Сергиевой лавре и является почетным настоятелем подворья Лавры при храме Корсунской иконы Божией Матери в селе Глинково Сергиево-Посадского района Московской области).

«...и горе мне, если не благовествую!»

Матушка Ольга, если мысленно вернуться в те первые годы созидания обители на пустыре, то что для сестер было самым трудным? И что из той поры сегодня вспоминается, как минуты, часы и даже дни всеобъемлющей радости?

Самым трудным в первые годы – скажу о себе – было не отсутствие внешнего удобства и комфорта, к которым ты привык дома, а необходимость борьбы с собой, преодоления своих страстей, неожиданно возопивших громкими голосами, – к этому преодолению ты совершенно не привык. А все внешние сложности и лишения, неизбежно связанные с началом основания монастыря, казались естественными и легко переносимыми. И радость, конечно, была... – оттого, что всё вокруг строится, созидается, возводится. Что сестры новые приходят. Что обитель расцветает и благоукрашается. От каждой новой победы была радость – общей или маленькой твоей личной, когда ты смог простить, стерпеть, смолчать, порадоваться за другого...

Забайкальский край долгое время был безрелигиозным. В наши дни церковная жизнь здесь активно «пробуждается», возрождается монашество. В монастыре в честь Всех святых, в земле Русской просиявших, за два без малого десятилетия сформировался крепкий духовный стержень. Развивается в обители и подсобное хозяйство, имеются иконописная, швейная, вышивальная мастерские. Словом, послушаний у сестер хватает. И всё же, как я поняла, получается находить время на социальную и просветительскую работу?

К так называемой социальной и просветительской работе мы относимся как к своей необходимой обязанности: «... и горе мне, если не благовествую!» (1Кор. 9:16). Горе мне, если не помогаю, когда могу помочь. Нас Господь к этому призывает – через обстоятельства. Скажем, поступает приглашение от директора детского дома или Дома ребенка: «Приезжайте к нашим воспитанникам». И мы едем. Едем и к ребятам из детского реабилитационного центра «Спасатель», которые проходят там восстановительное лечение. Направляемся туда, где мы нужны. Или такой пример: появляется в монастыре человек и говорит, что он будет ежемесячно перечислять определенную сумму на духовно-нравственное воспитание ребят из детдома («целевые деньги»). Просит нас: «Займитесь, пожалуйста, этим, это важно, я думаю». Господь призывает, Он же дает средства, Он же время дает, Он же открывает двери и располагает сердца руководства социальных учреждений – как противиться сему? Горе мне, если не благовествую... Хотя чтобы кому-то что-то дать, нужно это иметь. Иметь любовь, радость, мир, долготерпение, благость, веру, кротость, воздержание... А если их нет и стремления к этому нет, а есть лишь пребывание во внешних трудах, суете, и, скажем так, самореализации, то, конечно, и слова наши будут звучать пусто и неубедительно. Поэтому в первую очередь безусловно необходим внутренний труд, духовная работа над собой, борьба со страстями, участие в богослужении, молитва.

В монастыре много святынь. Много икон с частицами мощей святых подвижников. Большинство этих подвижников хорошо известны верующим по всей России и в других уголках планеты. Но вот, например, есть икона с частицей нетленных мощей преподобного Варлаама Чикойского, которого далеко не все знают. Удается ли сестрам «приблизить» этого угодника Божия к людям? И сами сестры чувствуют его молитвенное заступничество?

Преподобный Варлаам Чикойский – один из немногих сибирских святых. Очень почитаемый верующими в Забайкалье. Ежегодно 11 июня к месту его подвижнических трудов, к основанному им в тайге, в горах, монастырю совершается крестный ход. Мы всегда стараемся принять в нем участие. От нас это место находится в 600 километрах – в глуши, «край земли» совсем. И какая там благодать, какая красота, природа первозданная – явно ощущаются незримое присутствие и помощь преподобного, мощи которого пребывают сейчас в Чите, в кафедральном соборе! После крестного хода, преодолев 600 километров на машине и пройдя крестным ходом по пыльной знойной степи, затем по горным каменистым дорогам поднявшись в восстанавливающуюся сейчас обитель, испив воды из колодца подвижника, возвращаешься домой умиротворенный и радостный и обнаруживаешь, что проблемы, казалось бы, неразрешимые, о которых ты и не просил даже, «вдруг неожиданно» разрешились самым благоприятным образом. Тот, кто прочитает житие святого, вероятно, многому по-человечески поразится. Сын крепостных крестьян, пойдя за Христом и претерпевая на этом пути великие скорби, создал в далеком от его малой родины крае Иоанно-Предтеченский монастырь – «Забайкальский Афон». Обитель просуществовала почти век и была известна тем, что милостью Божией сотни и сотни раскольников и иноверцев приняли православную веру, множество людей получило по молитвам насельников монастыря духовную помощь и очень много болящих чудесным образом исцелилось у могилы выдающегося миссионера Забайкалья.

Всякое послушание совершай бодро и радостно

Матушка, интересно было бы услышать от Вас об иконописной мастерской. Столько икон написано для монастыря! И заказывают ли иконы миряне?

Об иконописной мастерской, наверное, не совсем удобно мне рассказывать, поскольку она небольшая, и пытаюсь что-то там делать в основном только я. Через некоторое время после прихода в монастырь владыка отправил нас, нескольких послушниц, для обучения иконописи в Ростовскую иконописную школу. Потом с нами работала выпускница иконописной школы при Московской духовной академии, которая очень много нам дала. Но кто-то из тех послушниц ушел, кто-то не смог писать, кто-то стал игуменией. Для меня иконопись – радость и утешение. Заказов много, людям приходиться ждать порой по году и больше. Одна из сестер мне помогает – растирает краски, «раскрывает» фоны и одежды; другая сестра – в промежутках между пошивом облачений, посадкой клумб, послушанием в архиерейском доме – делает чеканку под золочение. И у нее хорошо получается.

Это, вероятно, особенность всех небольших монастырей – совмещение одним человеком трех-пяти-десяти послушаний. Кто-то сочетает труды в вышивальной мастерской и в канцелярии, заполняет сайт и делает квас; кто-то сочетает труды на ферме и в теплицах; кто-то – алтарь, иконную лавку, бухгалтерию и заготовку лекарственных трав… Вот и мне приходится сочетать иконописание с рядом других послушаний. Но главное – совершать всё, что тебе поручено, бодро и радостно. Без саможаления и разъедающего душу уныния.

На монастырском сайте сообщается, что престольный праздник собирает до 800 человек. Для монастыря, где подвизается 17 насельниц, это огромное количество людей. Матушка, как прежде у вас проходил праздник, который появился в середине XVI века, а теперь в этот день Русская Православная Церковь вспоминает всех праведников, подвижников, страдальцев за веру, чей подвиг связан с нашим Отечеством? И предполагаются ли ныне какие-то изменения в связи с пандемией?

Действительно, до пандемии престольный праздник в обители собирал очень много народа. Однако в прошлом году по понятным причинам людей было гораздо меньше, и по благословению нашего правящего архиерея митрополита Читинского и Петровск-Забайкальского Димитрия служба совершалась на улице, в палатке, на выносном престоле. В этом году день Всех святых, в земле Русской просиявших, празднуется 4 июля. Вероятно, всё будет проходить так же, как и в прошлом году. Раньше, в допандемийный период, мы накрывали в лесу под соснами столы, и вкусить праздничной трапезы могли все собравшиеся. Ученики нашей воскресной школы показывали концерт. Сейчас же после праздничной Литургии постараемся угостить гостей, прихожан монастырской выпечкой и морсом. Конечно, с соблюдением санитарных правил.

Ваш новосозданный монастырь, если можно так выразиться, родом из нынешнего века. Он совсем молодой, но какие-то традиции уже сложились?

Пожалуй, устоявшейся и сформировавшейся традицией нашей обители можно назвать ежедневное совершение крестных ходов после вечернего богослужения и ежедневное пение после вечернего правила благодарственного гимна «Тебе Бога хвалим» – мы благодарим Господа за прошедший день, за всё, чем был наполнен он. Ну и потом, внешние условия и обстоятельства, формирование традиций не являются самоцелью монашеской жизни. Ее подлинный смысл – в обновлении внутреннего человека, чтобы он не тлел, а изо дня в день обновлялся.

* * *

26 июня 2011 года монахиня Ольга (Василькова), за год до этого назначенная настоятельницей женского монастыря в Атамановке, была возведена в сан игумении. Узнаешь ее историю и думаешь, что Господь неустанно нас назидает примерами, которые можно рассматривать как чудо. Разве это не чудо, что далекая на тот момент от Церкви современная общительная девушка, студентка университета, услышала призыв Божий и решительно последовала ему? (И сколько подобных примеров можно найти в новейшей церковной истории России!) А теперь по Промыслу Божию под архипастырским попечением матушка-настоятельница с сестрами созидает монастырь, куда, как и в прославленные российские обители, стремятся люди, желая вдохнуть «кислорода вечности». Потому что он вырабатывается там, где всё делается с молитвой, и где духовная работа над собой становится первостепенной.

Снимки представлены из архива монастыря