Он не угашал в себе Света Христова

В воскресенье, 23 января, – 40 дней преставления ко Господу заслуженного профессора Московской духовной академии Константина Ефимовича Скурата. Когда многие сейчас сетуют об упадке духовной жизни даже в среде монахов, призванных быть «светом мирянам», есть и миряне, которые живут на высоте смиренного сознания монахов всех времен. Ныне поминаемый раб Божий Константин – из таких. И это вовсе не мешало ему и с крестниками шутить, и дорогой и любимой супруге Марии Константиновне во всем помогать по хозяйству, и издавать десятки томов своих книг, и со студентами возиться так, что ему поныне молитвенно благодарны выученные в Московских духовных школах архипастыри и пастыри. Константина Ефимовича Скурата вспоминают близкие ему люди.

В общении с ним, в его лекциях отразилась целая эпоха

Константин Ефимович Скурат Протоиерей Сергий Правдолюбов, доктор богословия, настоятель церкви Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве:

– О заслуженном профессоре МДА Константине Ефимовиче Скурате было сказано много хорошего, памятного, заслуживающего внимания среди всех, его знавших и его любивших. Мне хочется добавить совсем немного.

На первом часе, когда приближается рассвет, после длительного всенощного богослужения, в древних монастырях священник произносит возглас со знаменательными словами:

«Христе, Свете Истинный, просвещаяй и освящаяй всякаго человека, грядущаго в мир, да знаменуется на нас свет Лица Твоего, Господи, да в нем узрим Свет Неприступный …молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех Твоих святых. Аминь».

А об умерших Церковь на литургии молится: «…И упокой их, идеже присещает Свет Лица Твоего, Господи!..»

Часто наше внимание скользит мимо этих слов, а в них заключается так много!

Человек, заставший многих святых людей, и новомучеников, и исповедников, и старых и старинных профессоров прежней духовной академии, общаясь с ними, испытывает благотворное и светлое восприятие их личностей, их молитвенного опыта, их участия в богослужениях, испытывает воздействие всех тех людей, которые оказали на него благотворное влияние. Другими словами, «Свет Лица Господа», отражавшийся на лицах предшественников профессора Скурата, запечатлевался неизгладимо на лице сначала студента, потом преподавателя, а потом профессора Константина Ефимовича. В общении с ним, в его лекциях отразилась целая эпоха именно того времени, когда люди были ближе к прежним духовным и культурным ценностям, к умственной и духовной атмосфере, которая мало-помалу истончалась, уменьшалась и стала довольно далекой для нас, студентов 1970-х годов.

В общении с ним, в его лекциях отразилась целая эпоха, когда люди были ближе к прежним духовным и культурным ценностям

Я сам удивляюсь, что уже тогда, когда я стал студентом академии, я как-то смутно и не до конца осознанно понимал, что никакие знания, объём информации, самостоятельная работа с источниками и рукописями не даёт полноты восприятия того самого отраженного Света Христова, отпечатленного на лице знаменитого профессора. Ту самую непонятийную информацию, жизнь духа и всей личности человека того времени нельзя передать «дистанционно», как сейчас принято говорить. Вот почему я неустанно, живя в Москве, каждое утро вставал рано и шел на вокзал, чтобы на электричке приехать непременно к первому занятию, присутствовать на лекциях – и воспринимать всей душой и всем сердцем ту самую полноту жизни, драгоценней которой нет ничего, в процессе обучения и восприятия умственного и духовного наследия духовной академии и всей Троице-Сергиевой лавры. И я от всей души приношу дорогому Константину Ефимовичу и всем профессорам духовной академии самую глубокую благодарность за эту бесценную возможность воспринимать немеркнущий отраженный свет Лица Самого Господа, который на всех нас влиял – и в разной мере, но воспитывал, укреплял в вере и помогал самим искать и стремиться к приобретению этого Света.

Константин Ефимович Скурат. Молитва в Троицком соборе в лавре Второе, о чем бы я хотел сказать. У древних отцов в Патериках замечается одна особенность. Молодые и начинающие люди приходили к опытным монахам-старцам и просили у них совета, как им жить и подвизаться. Если в молодых людях было лишь только любопытство и желание коллекционировать высказывания, монахи ничего не отвечали, просто молчали. А когда желание было искреннее, и человек искал пользы для своего спасения, то опытный монах говорил изречение, которое обладало нестандартной силой и внутренней мощностью. Очень лаконично, два-три предложения, не больше. И эти слова запоминались на всю жизнь, формировали душу, становились опорой, на которую буквально можно было опираться, руководствоваться, даже спасаться.

Эти слова запоминались на всю жизнь, формировали душу, становились опорой

Вот таким свойством обладал и Константин Ефимович. Будучи мирянином, не имея священного сана, он тем не менее обладал таким свойством. Кстати, как и древние монахи. Далеко не все они были священнослужителями, некоторые всю жизнь были самыми простыми монахами, хотя и были игуменами своих монастырей. Вот почему преподобный Савва прозван «Освященным», то есть имеющим священный сан, потому что большинство игуменов в то время были простыми монахами. Изречения древних монахов и самых современных, почти ровесников Константина Ефимовича, воспринимались им всей душой, усваивались и передавались всем окружающим – так же, как было и в древности. Я лично, увидя в одной книге Константина Ефимовича эпиграф, предписанный автором всей книге, взятый из творений святого Паисия Святогорца, тоже запомнил его на всю жизнь. Цитирую неточно:

«Смотри, не сделай себе имя, иначе у тебя не останется время ни молиться, ни подумать о своей душе, а ты будешь окружен народом, и не останется у тебя времени даже вздохнуть пред Богом».

И это изречение очень сильное. Сам Константин Ефимович сделал свое имя очень даже знаменитым и известным, но, помня это изречение, он сумел сохранить, даже при всей своей знаменитости, подлинно смиренный, тихий и совсем негромкий образ жизни и блаженно почить христианской и мирной кончиной, имея время и на молитву, и на созерцание, и на выполнение своих профессорских обязанностей даже до последних дней.

Константин Ефимович Скурат с семинаристами

Надо сказать еще несколько слов. Желая уточнить цитату преподобного Паисия Святогорца, я набрал на компьютере начало любимой фразы Константина Ефимовича: «Смотри, не сделай себе имя…». К моему удивлению, продолжение этой фразы компьютер не показал. Зато выбросил около 25 случаев на тему: «Как сделать себе имя». И я удивился. Как далека современность от этих смиренных слов, сказанных Паисием Святогорцем. И как наш заслуженный профессор близок к смиренному сознанию монахов всех времен.

Крестный

Анна Марченкова, крестница Константина Ефимовича Скурата:

– Крестный, дорогой, здравствуй! Ну вот, ты снова родился – теперь уже в вечность. Теперь наши долгие разговоры, которые становились всё глубже и духовнее, придется отложить, по крайней мере до определенного дня, когда и меня призовет Господь. Только вот встретимся ли мы – по моим недостоинствам – с тобой, с тетей Машей, с моими близкими? Я не знаю.

Помню нашу старую квартиру на Арбате. Я маленькая. К нам пришли гости. Какой-то большой мужчина в темной одежде склоняется надо мной и говорит: «Идет коза рогатая за малыми ребятами…». Я очень боюсь этого человека. Он смеется. А мама говорит: «Ну, что же ты, Аннушка! Это же твой крестный!» Так я узнаю, что этот «страшный» человек – мой крестный. Я прячусь за наше большое старинное кресло и изучаю тебя. Тетя Маша говорит: «Костя, не пугай Аннушку!» Вот так я и узнаю, что у меня есть крестный. «Кто это такой? Что это значит?» Я совсем не понимаю. Это мои первые воспоминания о тебе, дорогой дядя Костя.

Тетя Маша и моя мама – близкие подруги. Я расту, узнаю про отца Алексея Мечева, про Маросейку. Оказывается, часть моей семьи и твоей – духовно родом оттуда. Мы бываем часто в гостях семьями друг у друга. Вот, вы живете на площади у трех вокзалов. Там было так тесно, что дверь была положена на ванну. Мы сидели за этим столом, ногами упираясь в ее чугунное основание. Я залезаю под этот стол и думаю: «Надо же, как здорово они придумали». Не приходит даже в голову: как мы все бедно живем. Детство закрывает все сложности.

Мария Константиновна Скурат, супруга Константина Ефимовича Мы с сестрой играем с Колей и Алешей. У нас небольшая разница в возрасте. У тети Маши и дяди Кости родился Коля, у нас – Ксюша. В нашей семье родилась я, у тети Маши и дяди Кости – Алеша. А потом случается чудо – у тети Маши и дяди Кости рождается чудесная девочка Наташа. А у нас – потом, только спустя 18 лет, появится приемный братик Андрюша. А тогда радостные сборы: «Какое счастье у Скуратиков!» – едем смотреть новорожденную. Нам разворачивают кулек, все ликуют: «Она просто сокровище!» Так грустно, что у нас нет маленького.

Мы часто бываем в гостях: то у Скуратиков, то на Пушкинской – у Кречетовых, тети Наташи с отцом Валерианом. Отец Валериан изумительно поет под гитару, но сначала мне велено помочь его маленьким сыновьям – Андрюше, Тише и Феде. Они все стоят в ванне, и, чтобы они не замерзли, надо быстренько их помыть, пока мама хлопочет у стола.

Но вот все уже в сборе: крестный, тетя Маша, хозяева, детки. Мы все садимся за стол. Иногда нас, детвору, сажают отдельно. Взрослые ведут долгий разговор, мы слушаем. Потом отец Валериан поет. У него такой чудесный голос. Наш папа подпевает, – и у них потрясающе красивый дуэт. Всё было так дружно, так мирно. Мы очень рады были бывать друг у друга.

Всё было так дружно, так мирно. Мы очень рады были бывать друг у друга

Преподавание в семинарии и академии требовало частого отсутствия дяди Кости, – часть недели он проводил в Троице-Сергиевой лавре. В связи с этим они покупают домик в Радонеже и переезжают туда жить. Для нас это большая потеря. Когда они бывают в Москве, мы снова встречаемся, – теперь уже на Пролетарке. То, что они переезжают так близко к нам, для нас – счастье. А вот отъезд в Радонеж мы претерпеваем с большим огорчением.

Когда я поступила учиться в лавру, в Иконописную школу, была надежда, что мы будем видеться чаще. Крестный очень мной гордился, спрашивал у преподавателей о моих успехах. Но мы с ним все же редко пересекались: то он на занятиях, то я. Потом, когда мне предложили преподавать в семинарии «Основы хранения памятников древнерусского искусства», крестный так обрадуется, что я буду чаще бывать у них в Радонеже! Но… по семейным обстоятельствам мне придется отказаться от этого поприща.

Когда мы приезжали в Радонеж в гости, меня всегда поражало, как всё дядя Костя старался в доме своими руками устроить для тети Маши: помещение маленькое, но все крючочки, все приспособления под рукой, всё удобно. Потихоньку и воду, и газ провели в дом, – и всё так ладно. Дядя Костя всегда много работал – был у него отдельный уголок, и там всё книги, книги. Но это не мешало ему всегда помогать тете Маше – и полоть грядки, и поливать, и готовить, и мыть посуду.

Константин Ефимович Скурат с супругой Марией Константиновной, с детьми и внуками

Чем дальше шли годы, тем серьезнее и содержательнее становились наши беседы при встречах, по телефону. Когда говорили о моих семейных делах, то всегда он свои ответы строил исключительно с точки зрения спасения моей души. Знаете, море шлифует камни до состояния гальки. В нашем роду есть итальянские корни, и до «гальки» мне – ой, как далеко. Но советы крестного, помню, всегда вразумляли, охлаждали мой пыл.

Иногда у меня возникали вопросы общецерковного характера: об отношении Церкви к определенным проблемам – например, к разного рода раскольническим настроениям, или к суррогатному материнству, или к ЭКО. Я обращала внимание на то, что он всегда четко и последовательно отстаивал традиционную точку зрения Церкви, он ни в чем себя не отделял от Церкви. Он высказывал свое мнение так, что оно именно подтверждало официальную церковную позицию. Вряд ли в душе крестного всё было просто и однозначно. Но соборное суждение Церкви для него всегда было незыблемо.

Особенно последние разговоры с крестным были очень глубокими. После кончины тети Маши началась его целеустремленная подготовка к вечности, и это чувствовалось в разговорах, в высказываниях, еще более опиравшихся на Евангельские основы во всех, даже текущих житейских вопросах. О чем мы только не говорили. По сути, он оставался у меня после ухода моих родителей один близкий из друзей семьи старшего поколения. В последнее время все его советы были уже немного оттуда – из-за облаков, из вечности. И смысл их тоже был из вечных истин – непреходящих, неопровержимых.

Константин Ефимович Скурат на даче

В последнее время все его советы были уже немного оттуда – из-за облаков, из вечности

Его любовь к лавре, к преподаванию, последнее прощание с Преподобным, когда его подвезли к Троицкому храму перед последней дорогой в больницу, – вся жизнь его говорит нам о вере, о преданности Богу, о стремлении к вечности.

Царствие Небесное тебе, дорогой мой крестный! Пока я жива, я всё помню, храню в своем сердце, и очень постараюсь, чтобы там, наверху, тебе не пришлось давать мне хорошую характеристику, я постараюсь заслужить ее сама по молитвам моих умерших.

Вечная тебе память. Благодарю тебя за всё! Твоя крестница.