Сегодня 9 дней преставления ко Господу матушки Георгии (Щукиной). О подвижнице наших дней, некогда начинавшей свой монашеский путь в Пюхтицком Успенском монастыре Эстонии, вспоминает Сергей Георгиевич Мянник, член Синода Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата.
Особое время – особые послушания
Впервые в Пюхтицкий Успенский монастырь меня привезли, когда мне было месяцев восемь. Так что у меня с детства впечатление, что мать Георгия в Пюхтице была всегда. Приедешь, а там тебя встречает это добрый, отзывчивый человек. Может быть, как игумении ей и надо было потом иногда и строгость проявить, но это было вовсе не в ее характере. По складу она была очень мягкой, любвеобильной.
Мать Георгия в Иоанновском монастыре на Карповке. У места захоронения мощей св. прав. Иоанна Кронштадтского
Мы, конечно же, сразу все запереживали, когда мать Георгию в 1988 году перевели в Санкт-Петербург возрождать Иоанновский монастырь на Карповке. Хотя, впрочем, все и понимали, что наступает какое-то новое в церковной истории время, когда начали возвращать верующим храмы, обители; мощи святых где-то по запасникам музеев обретались; святых вновь стали прославлять. В том же Питере на нашей памяти – блаженную Ксению, святого праведного Иоанна Кронштадтского, а потом и новомучеников – это всё были грандиозные события для людей церковных – притом, что раньше ни о чем подобном мы и помыслить не могли.
Тот же монастырь на Карповке, когда уже разрешили совершать богослужения, был просто в ужасающем состоянии: всё разгромлено, в грязи, в завалах мусора. Конечно же, требовалось потрудиться. А матушка Георгия была родом из северной столицы, у нее там все же какие-то знакомые в церковной среде оставались. Она сумела это дело восстановления разоренной обители сдвинуть с мертвой точки. Уже буквально благоукрашала там всё…
Будущий Святейший Алексий (Ридигер) в Пюхтицком монастыре
И тут ее вдруг переводят еще дальше – в Иерусалим. Тогда уже наш ранее эстонский владыка Алексий (Ридигер) Патриархом стал. Он ей так и объявил, когда она стала сетовать на свой не волевой характер:
– У меня на сегодня одна ваша кандидатура.
А там, в Горнем, до этого пять лет игумении не было. Матушка, конечно, очень переживала, как ее сестры встретят, да и сможет ли обителью управлять… Но Патриарх сказал:
Патриарх сказал: «Руководите как сможете. Где-то надо любовью покрыть»
– Руководите как сможете. Где-то надо любовью покрыть, где-то промолчать. – И снова, потом матушка Георгия вспоминала, повторил. – Где-то любовью покрыть…
Так она и действовала. А чего же более еще сестрам желать? Они к ней, конечно, тоже взаимно любовью прониклись.
Мы, помню, тоже поначалу из-за этого ее нового перевода на Святую землю вновь заволновались, но вскоре от нас туда потянулись ручейки паломников. Мы тогда ездили не большими организованными группами, а сами по несколько человек собирались и ехали. Матушка Георгия нас там, эстонцев, всегда как земляков принимала.
Соприкоснуться со святынями сердцем
Гефсиманский сад. 2005. Матушка Георгия, супруга Сергея Георгиевича Мянника и мама
Помню, мы с мамой и супругой поехали на Святую землю в 2005 году. Летим, а мама и спрашивает:
– А кто же нас встретит?
Думали: может быть, монахиню какую пошлют, мы уж ее по монашескому облачению в многолюдстве аэропорта узнаем… А встретила нас сама матушка Георгия!
Усадила в машину, приехали мы в монастырь, она с нами еще и посидела, позавтракала, а потом всю неделю всюду нас сопровождала по святыням Святой земли. Лишь только в последний день ей надо было лететь в Питер, она нас уже оставила, препоручив сестре благочинной.
Всюду, куда мы приезжали, мы по благословению матушки читали соответствующее Евангелие
А до этого, сопровождая там всюду, матушка нас настраивала так, чтобы мы именно сердцем соприкоснулись со святынями Святой Земли. Я после этой поездки постоянно вспоминаю все эти места, где мы вместе с матушкой побывали, особенно богослужениями Великого поста или просто когда читается Евангелие. Так как всюду, куда мы приезжали, мы по ее благословению читали Евангелие: если приезжали на гору Фавор, то о Преображении, и т.д.
Мы ездили там всюду не для того, чтобы «посмотреть». Мы и на всякие экскурсионные подробности не отвлекались – и так было понятно, куда едем. Это, кстати, говорят, мечта тамошних монахинь-гидов, чтобы приехать с группой паломников на место и просто сказать: «Это Вифлеем». Потому что в этих величайших святых местах на самом-то деле и хочется больше молчать, молиться.
Гора Фавор. Матушка Георгия, мама Сергея Георгиевича Мянника, он сам и его супруга. 2005 г.
Все-таки это нечто совершенно разное: помолиться, духом соприкоснуться или весь путь и на месте слушать какие-то рассказы, глазеть по сторонам… Как это обычно бывает: прибежали, пофотографировались, приложились, подали записочки, накупили сувениров…
Хотя, помню, когда мы приехали в Кану Галилейскую и прочитали, как обычно, Евангелие, помолились, я после чуть отстал от всех и вернулся уже с бутылочкой вина – всё же не мог в том символичном месте отказать себе в этой покупке. А матушка и отметила:
– О, хорошо, что ты купил. Грекам тут нужно храм содержать, они все-таки благодарны, когда у них что-то покупают.
Матушка Георгия даже на такие мелочи обращала внимание, для нее имело значение как-то уважить принимающую сторону.
Супруга Сергея Георгиевича Мянника, матушка Георгия, Сергей Георгиевич Мянник и его мама, 2005 г.
Всеобщая любимица
И к матушке всюду все там были расположены. Когда мы прибыли на Тивериадское озеро, арабы, узнав, что приехала игумения, на следующее утро нам с нового улова свежей рыбки тут же принесли. Там, конечно, есть и крещеные арабы, но большинство арабов все-таки мусульмане, но вот такое даже у них почтение к матушке было.
Матушка Георгия у Мамврийского дуба
Или когда мы были у Мамврийского дуба, к ней тоже, только услышали, что матушка приехала, тут же из окрестностей арабы понабежали. Тамошний сторож подошел и говорит:
– Матушка, тут вот кусочек коры от дуба отвалился, – и протягивает ей, – это вам.
А матушка нам эту святыньку потом подарила.
У матушки Георгии была харизма, которую не могли не чувствовать даже иноверцы или неверующие
Ее там все на Святой земле любили. У нее, безусловно, была харизма, которую не могли не чувствовать даже иноверцы или люди неверующие. Авторитет у матушки Георгии там был очень высок – тем более среди православных, там же много представителей и других Поместных Церквей.
При этом матушка Георгия была очень простой. Она и в Иордан вместе с нами пошла окунаться (кстати, в Мертвом море купаться не благословила). А на источнике у Тивериадского озера вновь с нами за компанию пошла, еще и сказала, помню:
– Ой, я заодно здесь и помоюсь. У нас вода дорогая. И ее очень мало. (В Горнем монастыре нет никакого источника, а водопроводная вода в Израиле действительно стоит, по нашим меркам, запредельных денег).
И всюду матушка себя вела вот так просто. Где-то даже фотография осталась, помню, мы были как раз на Тивериадском озере: матушка Георгия сидит там в платочечке, умиротворенная. И она несла этот мир всем, с кем встречалась, – а что может быть дороже? Ей везде и были рады.
Рыбная ловля по примеру святых апостолов
Приехали мы как-то в один греческий монастырь, а мне там иеромонах-грек и говорит:
– Бери пакет, собирай апельсины.
Я там впервые увидел, что апельсины, прям как яблоки, на деревьях растут, и их вот так, оказывается, срывая с веток, и собираешь. Собрал я два полных, как мне велено было, пакета. Привез в Горний, пошел сестрам в трапезную отнес.
– Да нет, что вы, это же вас угостили, себе оставьте, – говорят монахини.
Но неужели же я со Святой земли апельсины повезу?
Колоссальное чувство долга
В Горненском монастыре, помню, во сколько бы ты ни пришел утром на службу, матушка Георгия уже там, в храме.
Если я не стану первой в храм приходить, какой пример сестрам подавать буду?
– Сережа, а если я не стану первой в храм приходить, какой же я тогда пример сестрам подавать буду? – ответила она как-то, видя мое удивление.
Это особое послушание игумении – ответственность за души вверенных ей сестер. У нее было колоссальное чувство долга. Раз она игумения, значит, должна во всем сестрам быть образцом.
И сестры ее с полуслова слушались – мигом исполняли то, о чем матушка их просила. Она же никогда не приказывала, она именно просила. И ты уже не мог не исполнить ее просьбу. Монахини даже с каким-то воодушевлением всегда к благословениям своей духовной матери относились – прямо бежали на послушания.
Еще помню, матушка никогда никого напрямую не обличала, а как-то так аккуратно давала обычно понять, что лучше сделать вот так. Скорее даже своим примером наставляла, и никогда в ней не было никакого человекоугодия – если рядом с нею кто-то поступал не по заповеди, она всегда находила возможность дать понять, что это что-то неподобающее. Стоило кому-то о ком-то в ее присутствии отозваться даже с легкой примесью осуждения, матушка вдруг вся точно уходила в себя, ни коим образом не поддерживая этот разговор, и человек сразу осекался: так нельзя. Замолкал, просил прощения.
У великих святынь всегда – война на духовном фронте
На Святой земле нелегко нести послушание. А тем более сохранять молитвенную собранность души. И не только потому, что там всегда масса паломников, всем надо уделить внимание. Там еще и обстановка зачастую напряженная. У матушки, например, послушание – монастырь отстраивать, чтобы было, где паломников размещать, а чуть только за что возьмешься, так тут же кто-то от властей прибегает, начинают всё фотографировать, претензии предъявлять.
– Что вы, что вы? – сколько раз матушке приходилось гасить все эти волны возмущения. – Это мы только потихонечку ремонтируем тут всё.
И у нее, кстати, был дар убеждения, ей как-то верили, даже самые раздраженные чиновники вдруг тут же смягчались.
Но там враг все равно не унимается. У великих святынь всегда ведется особо напряженная война на духовном фронте. Постоянно их там как-то осаждали. То трамвайную линию власти собирались прокладывать прямо по территории Горненской обители, в нескольких метрах от собора Всех святых, в земле Российской просиявших… Всё это непрестанные волнения. Там матушка и сестры – всегда в усиленной молитве. «Дух бодр, плоть же немощна» (Мф. 26, 41).
В феврале в Иерусалиме 20 градусов тепла, в Иудейской пустыне – 40. А что там летом творится?
Там и физически очень трудно. Климат для выросших в России не самый подходящий. Помню, мы прилетели примерно в такое же, как сейчас время, в феврале. В Иерусалиме было 20 градусов тепла, а в Иудейской пустыне – и все 40. Так это в феврале, а что там летом творится, представляете? Как всё раскалено. Иногда матушке с возрастом в летний пик все же приходилось улетать в Питер, чтобы хоть чуть-чуть там от жары отдохнуть, восстановиться.
Но с другой стороны, там, конечно, Земля Святая. Сами святыни дух укрепляют.
Откуда у подвижников спокойствие?
Мы матушку Георгию всегда как родственницу воспринимали. Я как-то, кстати, также о духовно близкой ей матушке Варваре (Трофимовой), пюхтицкой игумении, однажды отозвался:
– Она мне как бабушка! – стою улыбаюсь.
– Ну да… Ба-абушка! – хмыкнули монахини.
В Пюхтице, матушка Варвара (Трофимова), Сергей Георгиевич Мянник и матушка Георгия (Щукина). Успение, 2004 г.
Уж матушка-то Варвара все-таки посуровее была. Мать Георгия и сама про нее, в том числе, когда Святейшего пыталась убедить, что сама она к начальственной должности непригодна, говорила, что вот матушка-то Варвара управлять умеет – у нее к этому прямо талант был.
Как-то раз одна из монахинь что-то в помощь игумении задумала сделать и побежала договариваться – отлучилась из игуменского корпуса, где несла послушание, без благословения. Возвращается – дерг за ручку, а дверь-то закрыта. Она со всех сторон корпус обошла, всюду всё на замке. Матушка Варвара дверь открывает:
– Ты что, уйти хочешь? Ну, уходи.
Та стала виниться.
– Хочешь уйти, уходи, – опять повторяет игумения.
Монахиня в слезы.
А у матушки Варвары как раз тогда матушка Георгия гостила, она и пояснила, как их в свое время воспитывали:
– В монастыре ничего нельзя делать без благословения – даже хорошее дело, на всё надо брать благословение.
Это мы этих подвижниц так умиленно воспринимаем, а сами они через тяжелые испытания прошли, как и потом – через серьезнейшую школу аскетизма. Тому, кто не пробовал, и не понять, как это тяжело навыкать во всем отсекать свою волю. Зато какие потом благодатные плоды! Сейчас таких простых, спокойных людей, как матушка Георгия, во всем полагающихся на волю Божию, днем с огнем не сыщешь.
На всё воля Божия
У нас как-то стали портрет митрополита Корнилия (Якобса), ранее управлявшего Эстонской кафедрой, писать, смотрим на образ:
– Да он же из дореволюционной России! Точно с полотен П. Корина «Русь уходящая»…
Духовные сестры Георгия и Варвара Вот так же и матушка Георгия, матушка Варвара. Это совершенно другие люди. Да, мы все помним их радушие, но за их плечами столько всего пережитого, вся их жизнь – исповедничество, выстаивание.
Пюхтицкий монастырь и спасся-то от закрытия, потому что Эстония до 1940-х годов не входила в состав Советского Союза, то есть их формировало совершенно другое, не советское воспитание, хотя потом и довелось многое уже при советской власти претерпеть.
Я однажды прочитал, почему митрополит Лавр и Святейший патриарх Алексий II торопились с подписанием Акта о каноническом общении Русской Православной Церкви Заграницей с Русской Православной Церковью Московского патриархата: да просто понимали, что они «уходящие», они-то еще люди одного воспитания, а потом уже разделение станет критическим.
А у того поколения даже мышление было какое-то совершенно другое, глубина молитвенного опыта.
Матушка Георгия и Варвара со Святейшим Алексием II
У нас в свое время сразу после революции служил архиепископ Нарвский и Изборский Евсевий (Гроздов). Когда он умер в 1929 году, его сначала погребли в нарвском Спасо-Преображенском соборе. А после разрушения собора в 1944 году прах архиерея перезахоронили на Ивангородском кладбище. Но потом и это кладбище пришло в запустение, лес там вырубили, и тогда митрополит Корнилий написал Святейшему патриарху Алексию II прошение о перезахоронении. Патриарх благословил. Перезахоронили мы его за кладбищенской церковью в Пюхтице, они там с самой матушкой Варварой сейчас рядом упокоены. А тогда матушка вдруг и призналась:
– А мне ведь сколько раз говорили: «Что это у вас склеп пустует? Туда бы надо кого-нибудь похоронить». А я и не понимала, почему я не даю благословения…
Эти люди прислушивались к воле Божией
Вот так они и жили. Не то, чтобы какие-то явные пророчества высказывать, как, например, блаженная Екатерина Пюхтицкая, но эти люди прислушивались к воле Божией. Постоянно искали ее. Ездили к старцам за советами. «Есть ли воля Божия сделать это, есть ли воля Божия сделать то…». Кто об этом сейчас так задумывается? А для них это был самый важный вопрос в отношении всего происходящего в жизни.
Помню, как-то из Пюхтиц одна, наверное, из послушниц перешла в другой монастырь, а потом вдруг стала обратно проситься. А матушка Варвара ее уже в Пюхтицу и не взяла обратно. Они четко следовали принципу: на всё воля Божия. А если человек так не последователен, то, может быть, у него и нет призвания к монашеской жизни? Тогда лучше сразу возвращаться в мир, создавать семью.
Матушка Варвара, матушка Георгия приучены были своими наставниками думать именно об исполнении воли Божией, а не о том, что в монастыре рук не хватает, что молодые энергичные сестры нужны, и т.д. (Позже у той женщины, еще в молодые годы вернувшейся в мир, родилось несколько детей).
Трепетное отношение к каждому человеку
Матушка Георгия с матушкой Варварой были прямо сестрами во Христе. У них было всецелое доверие друг другу. Помню, когда матушка Георгия приезжала погостить в Пюхтицу, матушка Варвара расцветала: ей сразу внутренне, чувствовалось, становилось легче. Как никто другой, они могли друг друга и понять и поддержать в игуменском крестоношении.
В свое время матушка Георгия была лучшей помощницей матушки Варвары в Пюхтице, и это духовное родство у них отнюдь не ослабевало ни с годами, ни на расстоянии. Потому уже, когда матушка Варвара стала себя время от времени плохо чувствовать, иногда гостившая в Пюхтице матушка Георгия приходила к сестрам:
– Матушка Варвара не сможет присутствовать, – и сидела вместо нее на трапезе. А поскольку духом они были сродны, и ее присутствие утешало сестер.
Матушка Георгия была очень скромным, доступным в общении человеком. Каждый к ней мог подойти, что-то спросить. Даже, когда она из Иерусалима в Пюхтицу приезжала, народ ее обступал, ажиотаж какой-то начинался. Она очень спокойно со всеми общалась. Потом, бывало, видно, устанет – возьмет уж матушку Варвару под ручку (у той уже ноги в последние годы были совсем слабенькие, болели):
– Давай я тебя провожу.
И так они вместе удалялись в игуменский корпус.
Но никогда никакого раздражения матушка Георгия не выказывала, никого не обрывала на полуслове – всё очень учтиво, деликатно, чтобы никого не обидеть. Вот у того поколения было это трепетное отношение к каждому человеку. Они по своей чистоте в людях старались замечать только хорошее. Чуткость у них была.
Хотя и обступавшие могли бы с пониманием отнестись: человек-то уже в возрасте, матушка Георгия и в свои 80 с лишним в Пюхтицу приезжала, а если еще и с дороги, то, конечно, уставала. Кто-нибудь другой мог бы уже и вспылить, как-нибудь резко ответить или просто хотя бы видом недовольство показать, а она была очень выдержанной, смиренной.
И такая у нее была ласковость в обращении с людьми: «дочечка», «девочка», «Юлечка», «Катенька»… – только и было слышно от нее. И люди этим теплом от матушки Георгии прямо заряжались. Я помню, и меня всегда матушка Георгия и матушка Варвара Сережей всё называли.
Огорчительно, конечно, что от нас ушла сейчас такая великая игумения – матушка Георгия, но они там с матушкой Варварой сейчас встретились. Каждая из них здесь, на земле, выполнила свой долг. Безропотно. И сделала эти свои, завещанные святым праведным Иоанном Кронштадтским, три шага – до Царствия Небесного.