Чтение этой книги будет событием для многих читателей

22 февраля в 18.00 в культурном центре «Покровские ворота» состоялась презентация книги Олега Симонова «Грозовые раскаты», посвященной историческим событиям 1930-х годов и жизни верующих подростков в атеистической советской Москве.

Книга о вере, причём приключенческая

Жан-Франсуа Тири:

– Добрый вечер. Добро пожаловать в культурный центр «Покровские ворота». Добрый вечер всем, кто с нами в зале. Так же всем вам, смотрящим на нашем канале эту передачу, и всем, кто потом посмотрит эту передачу. Сегодня вечером у нас презентация книги Олега Симонова, который здесь, рядом со мной. Книга называется «Грозовые раскаты». Книга вышла в издательстве «Вольный странник». Я надеюсь, что будет беседа, беседа с нами, также с редактором этой книги, которая тоже здесь, Анастасией Горюновой. Беседа с вами, сидящими в зале. Если есть желание, вы сможете задавать ваши вопросы или просто рассказать о впечатлениях от прочтения книги. Вначале я хотел бы дать слово именно редактору. Анастасия, вам слово.

Анастасия:

– Большое спасибо Жану-Франсуа, потому что бывать в «Покровских воротах» всегда очень приятно. Здесь замечательная атмосфера. Атмосфера, соответствующая содержанию книги, а это, на мой взгляд, совершенно замечательная, уникальная книга для подростков. Книга о вере, причём приключенческая. Такое сочетание, на мой взгляд, просто уникально. Спасибо Олегу Юрьевичу, что он написал такую книгу. Я бы хотела зачитать совсем небольшой фрагмент из главы, которая называется «Ноктюрн». Ноктюрн Шопена. Потом мы услышим произведение Шопена – для того, чтобы наша атмосфера стала особенной. Глава эта о том, как два мальчика – Пашка и один из его друзей – приходят к супруге репрессированного священника, и особенная атмосфера этого дома так воздействует на Пашку.

«Пашка смотрит на фотографию на стене. В овальной рамке – четверо: священник с небольшой окладистой бородкой, в очках, умные, светлые глаза. Рядом женщина в платье старинного покроя. Это, конечно, Варвара Александровна. Но нет ни морщинок, ни седых волос. А выражение лица то же. Тот же ясный взгляд серых глаз. На первом плане – дети: тонкий мальчик со светлыми вьющимися волосами и девочка, очень похожая на него, но смотрит более упрямо.

– Отец Сергий, – говорит матушка Пашке. – Ребятки, хотите ещё чаю?

Пашка с Борей благодарят.

– Сегодня Шопена вспоминала, если хотите, послушайте. Боря, ты ведь любишь, я знаю.

Они проходят в комнату. Здесь почти пусто. Кроме чёрного массивного фортепиано, только несколько стульев и узкая кушетка. В углу – кивот с потемневшей Казанской и святителем Николаем старинного письма. За тёмным стеклом лампадки – еле заметный огонёк. В окно заглядывает ветка антоновки с тёмно-зелёными шариками и упругими листочками. Вдалеке блестит на солнце зеркало пруда. Темнеет на нём заросший старыми елями островок. Варвара Александровна садится за пианино. Руки трогают клавиши, звучат аккорды. Неторопливые, будто в раздумье. Через минуту Пашка внезапно ощущает, что жизнь прожита зря. Нет, – спохватывается он, – не зря, конечно. Просто, дожив до колобродных лет, как выражается мама о Пашкином возрасте, он не слышал фортепианного звука, такого звука. Только хриплые трансляции концертов Рязанского радио, которое передавал домашний приёмник, но они, конечно, не в счёт. Как же странно, нет, правда, непонятно. Вот эта мелодия должна быть очень, очень грустной. Так же, как грустны созвучия – тихие, неторопливые, из которых она состоит. Руки Варвары Александровны едва касаются клавиш. Скорбный мотив рождается будто не от их движения, а сам по себе. Сквозь медленные аккорды просвечивает мелодия – сложная, невероятно красивая. Она появляется издалека. Сначала только чувствуется её приближение в медленных переборах правой руки. С каждым шагом она прибавляет в звуке, вбирая в себя другие краски, неяркие, по-прежнему строгие, приглушённые, и всё шире разворачивается, охватывает, заполняя собой всё вокруг».

И вот сейчас произведение Шопена – Мазурку Ля-минор, опус 67 № 4 – исполняет Наталья Шеховцева.

Жан-Франсуа Тири:

– Спасибо большое. Я думаю, что это прекрасное введение к нашему вечеру. А сейчас я хотел бы передать слово автору, который немножко волнуется. Это ваша первая книга?

О. Семёнов:

– Да.

Жан-Франсуа Тири:

– И первая презентация тоже? Мы здесь – среди друзей. Надо сначала вас поздравить, потому что для автора, когда книга выходит, – это прекрасно. Можно поблагодарить издательство и вас, как автора. Я вам передаю слово, чтобы вы нам рассказали именно о вашей книге.

Показать эпоху изнутри

О. Семёнов:

– Благодарю всех, кто пришёл сюда. Спасибо Наташе за то, что она задала такой музыкальный тон. В нашей книге, как сказала Анастасия Георгиевна, присутствует Шопен, присутствует тема классики, тема культуры, более широко. Это не прихоть автора, потому что эта тема действительно присутствовала в то непростое время, когда была написана книга. Один из наших замечательных священников, священномученик отец Василий Надеждин, написал своей супруге замечательное письмо. Он ей завещал, просил самые важные вещи донести, что нужно ей сделать, чтобы дети выросли действительно настоящими добрыми христианами. Первая его просьба была – воспитать своих детей церковными людьми. Это понятно. Затем он добавил: «Я хочу, чтобы ты приобщила их к высокой культуре». В этом о. Василий видел прививку против безбожного мировоззрения, в котором, как он понимает, его дети могли очень сильно пострадать духовно. Поэтому музыка – это важно, она ещё прозвучит в течение нашего вечера. А я сейчас перейду к рассказу о книге. Всё, что я хотел сказать читателю, сказано в самой книге, и рассказывать о ней непросто. Тем не менее я обращу внимание на какие-то отдельные моменты выборочно.

Начать я хочу с цитаты нашего замечательного философа Ильина Ивана Александровича, который владел искусством замечать те вещи, которые обычно мы не замечаем, пробегаем мимо них. Прочитаю.

«Каждый писатель тревожится о том, как его будут читать. Поймут ли, увидят ли то, что он хотел показать. Почувствуют ли то, что любило его сердце. От этого зависит так много. И прежде всего, состоится ли у него духовная встреча с такими далёкими, но близкими, для которых он втайне писал свою книгу. Вот мы, читатели, берёмся за эту книгу. Перед нами – накопление чувств, постижений, идей, их образов, волевых разрядов, указаний, призывов, доказательств, знание духов, которое даётся нам прикровенно, как бы при помощи шифра, но скрыто за этими чёрными мёртвыми крючочками, за этими общеизвестными поблекшими словами, за этими общедоступными образами, за этими отвлечёнными понятиями. Жизнь, яркость, силу, смысл, дух должен из них добыть сам читатель. Воссоздать в себе созданное автором. Верно воспроизвести в себе духовный и душевный акт писателя. Зажить этим актом и доверчиво отдаться ему. Только при этом условии состоится желанная встреча между обоими, и читателю откроется то, чем болел и над чем трудился писатель. Истинное чтение есть своего рода художественное ясновидение, которое призвано и способно верно и полно воспроизвести духовное видение другого человека, жить в них».

По отношению к той книге, которую мы сегодня представляем, этот отрывок отчасти звучит несколько провокационно, потому что он является, по сути, призывом к читателю. Читателю не просто вручается книга, но говорится, как он должен её читать. Даётся некое наставление, а для читателя нашей книги это не очень приятно, потому что основная аудитория для этой книги – подростковая, которая, как известно, не любит наставлений. Но я хочу в этом отрывке обратить внимание на другое. Здесь Иван Ильин раскрывает как бы сам смысл процесса чтения. Он говорит, что это не просто считывание информации с носителя, это творческий акт, в котором принимают участие две стороны равноценные – это писатель и читатель. Это встреча, в которой читатель узнаёт, встречается с внутренним миром, который раскрывает перед ним автор книги. Как известно, встречи бывают разными: мимолётными, ничего не значащими, вынужденными, или, наоборот, значимыми, исполненными смысла, интересными, наконец. Иногда встреча может просто не состояться, потому что писатель и читатель совершенно не поняли друг друга. Как я уже сказал, говорить о книге трудно. Я, наверное, остановлюсь на трёх моментах. Для кого я писал, о чём писал и как писал – для того, чтобы встреча в данном случае могла состояться.

Для кого писал. Здесь всё очень просто. Я сам люблю подростковые книги и с удовольствием перечитываю некоторые из них во взрослом возрасте. Вспоминая, какое влияние на меня оказали некоторые подростковые романы и повести, я понимаю, что время, затраченное на написание такой книжки, потрачено, действительно, не зря.

О чём писать и как писать? Здесь разговор более долгий, не буду слишком вас утомлять, но немножко порассуждаю вот о чём. Наша книга – это историческая повесть. Период – весна и лето 1935 года. Сразу скажу, что книга является первой частью, и наибольшей полнотой обладает вся дилогия в целом. Какие-то темы начинаются в первой книге, завершаются во второй. Но тем не менее первая книга обладает некоторой законченностью. Первая книга ограничивается достаточно небольшим периодом – это весна и лето 1935 года. Место – пригород столичный, дачный посёлок около Сельскохозяйственной академии.

Зачем нашей подростковой аудитории рассказывать об этом периоде? И два слова, собственно, об аудитории. Когда эти два слова звучат, вслух особенно: современные подростки, – многие педагоги особенно, да и родители, вздыхают. Это сложный возраст, тяжёлый возраст, проблемный возраст. Но давайте вспомним, что это и прекрасный возраст, потому что в этот период в человеке формируется по-настоящему его личность. Приобретает свои неповторимые черты, которые определяют её на все последующие годы.

По замечанию Бориса Пастернака, в каждом взрослом человеке есть юношеский первообраз, который на всю жизнь складывается у каждого, навсегда ему служит и кажется ему внутренним лицом, его личностью. По сути, в этот период ребёнок впервые по-настоящему ощущает себя уже отдельным от своих родителей. Он формирует собственное мнение. Из-за этого часто критикует те авторитеты, которым он раньше слепо доверял. Это касается и каких-то мелочей, и бытовых вопросов. Но иногда затрагивает и центральные вопросы: смысла жизни, Церкви, своего места в Церкви и бытия Божия. Это, действительно, и опасное время, и прекрасное. Прекрасно оно, прежде всего, тем, что творческие силы в этом возрасте очень высоки, и если в подростковый период ребёнок усвоит сознательно то, что раньше воспринимал на веру от других людей, то это усвоенное богатство становится непосредственной частью его личности, и на этом фундаменте можно строить свою взрослую жизнь.

Многие считают, что подростковый возраст – неподходящее время для обсуждения серьёзных вопросов, но, конечно, согласиться с этим нельзя, и, наверное, можно вспомнить и себя – по наблюдениям за нашими детьми, за детьми других родителей, кого мы знаем. Мы можем говорить, что в это время ребёнок готов к серьёзному разговору о самых сложных вопросах. Может быть, он даже хочет к ним приступить сам и попытаться их разрешить. Но разговор, которого ждёт ребёнок, должен быть уже другим. Это должен быть диалог, разговор на равных. Если с этих позиций посмотреть на тему, которая выбрана, вернее, на период, который выбран для разговора с нашими детьми, наверное, выбор покажется действительно оправданным.

В это время ребёнок готов к серьёзному разговору о самых сложных вопросах

Для нас, православных христиан, 1930-е годы – это, прежде всего, эпоха новомучеников. Период духовного подвига большого количества православных христиан, от простых мирян до знаменитых иерархов. Эпоха с колоссальным внутренним содержанием, поэтому кажется, что эта эпоха подходит для серьёзного разговора, для беседы, которая затрагивает самые сложные, самые принципиальные вопросы бытия. Но как передать это содержание? В этом присутствует некоторая трудность. Потому что замечено, известно и не лишено оснований мнение, что наше подрастающее поколение с трудом понимает эту эпоху. Это немудрено, потому что та историческая обстановка сильно отличается от современности. Тому, кто не жил в Советском Союзе, трудно понять современную эпоху. Даже если мы говорим о 1970-80-х годах, когда эпоха была совсем другой, не такой, как в 1930-е годы. Тем не менее, если мы эту задачу себе ставим, вопрос: как мы к ней подступимся, что мы будем делать? Ответ напрашивается сам собой. Мы хотим показать эту эпоху изнутри. И не просто показать, а дать нашему читателю возможность прожить в этой эпохе. А поможет нам в этом художественная литература, у которой наибольшее количество инструментов для таких погружений.

Сейчас я немножко расскажу о нашем герое и об исторической обстановке. 1935-й год. Пусть наш герой будет обычным мальчишкой. Ребёнок легче поймёт своего сверстника, даже если их разделяет почти 100 лет. Именно обычный герой может много интересного рассказать своему другу-читателю. Тут как бы своими глазами увидит историческую эпоху. Какие события происходили тогда? Вкратце напомню основные, чтобы у нас сейчас мы себе напомнили, что это за период. Некоторые из этих событий широко освещают тогдашние газеты и радио, другие происходят втайне, но имеют не меньшее влияние на простых людей.

Совсем недавно, 1 декабря 1934-го года, в Ленинграде убит один из вождей советского государства – Киров. Это убийство повлекло чистки в коммунистической партии и повсеместное ужесточение уголовных наказаний. В самом начале 1935-го года Сталин обращается к ЦК Партии с письмом, в котором формулирует основную идею будущих массовых репрессий. До большого террора, правда, ещё сравнительно далеко. Он начнётся в 1937-м году.

Церковная политика. Здесь без перемен. Немного утихла безбожная кампания, но преследование христиан не прекращается. То и дело закрывают очередной храм, арестовывают священников и активных приходских тружеников.

Паспортизация населения. В стране заканчивается паспортная реформа, в рамках которой население Советского Союза оказывается привязанным к местам проживания с помощью прописки. Постепенно отменяют карточки на продуктовые и промышленные товары. Голодные годы остались позади. Жизнь стала лучше.

А вот политика советского государства относительно детей и подростков. Постановление от 7 апреля. Детей теперь привлекают к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания, начиная с 12-летнего возраста. Теоретически – вплоть до расстрела. Такие случаи известны. Их немного, но они есть. Закон становится строже к несовершеннолетним. В то же время теми же органами НКВД вместе с комсомолом и школой достигнуты серьёзные результаты по борьбе с детской беспризорностью. Многие дети, ранее вовлечённые в преступные группы и шайки, вырваны из криминального мира, переданы в детские дома, направлены в школы и ФЗУ и др. учреждения. Впоследствии из бывших беспризорников выйдут сотни хороших специалистов: инженеров, военных, высококлассных рабочих. Сразу скажу, что тема беспризорников затронута в нашей книге, она нашла там своё место.

Проводится реформа образования. К новому учебному 1935–36 году построено множество школ. Выпущены огромные тиражи тетрадей, учебников. Меняется содержание этих учебников. В школу возвращается патриотическое воспитание, которое ранее было вытеснено из образования идеей всемирной революции. Вновь вспоминают о героях прошлого, среди которых Александр Невский, Дмитрий Донской, Суворов, Кутузов, Нахимов. В школах происходит массовая пионеризация. Школа живёт под лозунгом: «Превратим школу в пионерскую дружину». Создаются кружки, секции, проводятся многочисленные мероприятия, линейки, сборы. Цель – вовлечь детей всех возрастов в пролетарское строительство, которым охвачена вся страна.

А страна, действительно, не просто развивается, она летит вперёд с невиданной скоростью. На дворе вторая пятилетка. Возводятся в рекордные сроки огромные предприятия. В столице запускают первую очередь метрополитена. На привычных старых улицах проводятся грандиозные реконструкции. Появляются новые проспекты, целые кварталы. Впереди реализация ещё более смелых замыслов, один из которых призван удивить весь мир. Началось строительство на месте взорванного храма Христа Спасителя четырехсотметрового Дворца Советов с гигантской статуей Ленина на верху. Он затмит собой все существующие на планете творения человеческих рук.

Особой притягательностью обладают успехи в авиации. Авиация везде, на каждом шагу. О ней говорят в газетах, пишут в журналах, сообщения о рекордных перелётах советских лётчиков. У всех на слуху спасение челюскинцев во льдах Северного Ледовитого океана, и даже над тобой в небе над столицей пролетают сталинские соколы на новых истребителях. Не за горами грандиозный авиапраздник в Тушино, на котором Страна Советов продемонстрирует мощь своих воздушных сил.

Итак, мы видим, что новая жизнь многогранна и противоречива. Как чувствует себя наш герой в этой обстановке? Если бы речь шла о ребёнке, далёком от Церкви, ответ был бы простым – пионерия, затем комсомол, участие в пролетарском строительстве, полное единение с руководящим курсом партии на делах, на словах и даже в мыслях. Но наш Пашка – мальчик верующий. Как войдёт он в новую жизнь? Будет ли он сопротивляться? Замкнётся в себе или сольётся с ней? И нужно ли ей сопротивляться? Ведь она содержит в себе очень много замечательного. Она обращена именно к молодым, она зовёт их вперёд.

Перед ним стоит сложный выбор, причём выбор этот встаёт постоянно. Историческая обстановка вокруг него не даёт ему просто оставаться безучастным. Он должен выбирать. Легче, если выбор ясен. Ещё в Рязани у него были следующие ситуации: вступить в ряды юных безбожников или нет? Осудить перед своим классом, хотя бы на словах, свою верующую маму? Так советует учитель.

Перед героем стоит сложный выбор, причём выбор этот встаёт постоянно

Более поздние времена – промолчать или нет, когда учительница в молчащем классе поливает грязью веру. Здесь ему понятно, что делать, вот только бы хватило душевных сил, а сил, конечно, тоже не хватает часто. Но иногда бывает гораздо хуже: Пашка не знает, что выбирать. Обстановка вокруг, сама жизнь ставит такие вопросы, которые кажутся ему неразрешимыми. Он ошибается, падает, обстоятельства иногда больно бьют его. Но каждый такой удар что-то меняет во внутреннем облике нашего героя, душа чем-то обогащается, что-то осознаёт. Незаметно становится сильнее, крепнет. Медленно, медленно поднимается по ступенькам. Если в этом скромном духовном восхождении будет участвовать и читатель, если Пашка на правах друга нет-нет да потормошит его: «Ты-то что бы сделал вместе со мной в этой ситуации? На чью сторону встал бы? Я дал слабину. А ты бы выдержал?» – то наш читатель вдруг задумается: а действительно, выдержал бы или нет? Если такой внутренний диалог читателя и героя состоится, я мог бы сказать, что книжка написана не зря.

Я затронул одну из тем обтекаемо, коротко, не вдаваясь особенно в сюжет. Может быть, одну из основных тем, которые, мне казалось, нужно поднять в этой книге.

Когда я задумывал эту книжку и когда писал, одни темы вызывали за собой другие, и их там довольно много. Но это не научное исследование, не историческая научная книжка, даже не задачник с правильными ответами в конце. Поэтому, конечно, какие-то темы надо было постараться развить и разрешить вместе со своими героями. Какие-то темы мне показалось важным показать. Какие-то темы, может, затронуть даже намеком. Все это смысловое богатство призвано было дать читателю представление об эпохе и сообщить тот набор смыслов, который я хотел передать ему. Ну, а насколько это удалось, пусть решит он сам.

Ворота в Церковь

Анастасия:

– Если можно, я добавлю буквально два слова. Олег Юрьевич рассказал суть того, что мы переживаем, читая «Пашку». Но я хотела бы еще сказать для будущих читателей, что книга потрясающе интересная, приключенческая. Там много мальчишек и даже девчонок, которые принимают участие в событиях очень ярких, очень захватывающих. Так что все, что рассказал Олег Юрьевич, присутствует, и подано в очень живой приключенческой истории. Спасибо.

Жан-Франсуа Тири.

– Я потрясен, потому что вы нам открыли целый мир. Понятно, что эта книга для подростков, но это также и описание определенных страниц истории. По крайней мере внутри определенной страницы истории. У меня к вам несколько вопросов. На самом деле, сначала я хотел бы с вами поближе познакомиться. Мне интересно, как так получилось, что, во-первых, вы закончили факультет математики и кибернетики в МГУ, а дальше вы пошли учиться в ПСТГУ. Мне очень интересен этот переход. Если вы готовы рассказать нам именно о своем личном пути.

О. Симонов:

– Спасибо, хороший вопрос. Переход от МГУ к ПСТГУ я бы не рассматривал как переход профессиональный, потому что я и посейчас занимаюсь тем, чему меня научили в МГУ. Я работаю в сфере информационных технологий, работа мне нравится, профессия меня с детства привлекала, тогда она только появлялась, было очень интересно. Первые персональные компьютеры – все это вызывало живой интерес. Что касается ПСТГУ. Конечно, это элемент постижения христианского мира. Незадолго до того, как я поступил в университет, моя сестра, которую вы видели сегодня за роялем, познакомила меня со многими замечательными людьми. Тогда, действительно, это были люди, в которых проявлялось замечательное сочетание высокой культуры, научной культуры и церковности. Обладать хорошим кругозором в профессиональной области, быть сильным специалистом или даже специалистом мирового класса – и в то же время быть верующим, церковным человеком, – это, конечно, производило впечатление. Конечно, такое знакомство – это только ворота в Церковь, потому что у каждого свой духовный путь. И здесь для каждого, сколько бы замечательных людей вокруг он не видел, сколько бы замечательных священников он не знал, процесс входа в Церковь – это процесс наработки своего личного опыта. И такой процесс тогда у меня произошел. И когда появилась нужда подкрепить какой-то опыт знаниями, тогда и случился ПСТГУ, и очень хорошо, потому что в Свято-Тихоновском Университете очень сильное образование – и светское, и духовное. Там тоже это сочетание налицо. Тоже гармонично все происходило.

Жан-Франсуа Тири:

– Тема новомучеников в ПСТГУ очень дорогая, важная, огромная база данных. Это как-то на вас влияло?

О. Симонов:

– База ПСТГУ – она, наверное, влияет на всех православных людей, потому что это фундаментальная работа, которая проводится очень давно и помогает накапливать именно настоящий фактический материал. Потому что очень важно оперировать реальными фактами. Ведь и сейчас, да и в другое время, люди часто говорят: это вы придумали, это вы домыслили, это ваша концепция. А когда построено все на фактах, тогда ты можешь сказать, что это действительно подвиг новомучеников. Это скупые факты. Порой фотографии просто посмотреть – это лучше всяких рассуждений на эту тему. Кроме базы о новомучениках, много замечательных других исследований. Я упоминал отца Василия Надеждина. Совершенно замечательное житие написано о нем и о его преемнике, отце Владимире Амбарцумове. То есть действительно таких книг много. Но вернусь сейчас к своей книжке – мне всегда казалось, что у детей иногда существует какой-то порог, это очень серьезная тематика, или очень незнакомая тематика, поэтому мне хотелось к этой тематике их приблизить.

Жан-Франсуа Тири:

– Еще один вопрос о вашей биографии. Мы привыкли разделять, скажем, естественные и гуманитарные науки. У вас образование естественнонаучное. А что вас привело потом к решению написать повесть?

О. Симонов:

– Вы знаете, у меня с юности были противоречивые желания. Даже когда я выбирал профессию – мне нравилось программирование, нравились математические науки. Но они ведь несколько суховатые, а гуманитарная составляющая в нашей семье была очень сильная, хотя профессиональных литераторов у нас, можно сказать, почти не было. Бабушка у меня работала в редакции газеты. Действительно, это единственный в семье человек, который словесностью занимался профессионально. А мама, которая здесь присутствует, занималась юриспруденцией, папа занимался геологией. Оба были заняты с утра до вечера своей работой. Это действительно было время труда, очень напряженного и самоотверженного. Но вот отношение к культуре, отношение к литературе всегда было на очень большой высоте в нашей семье. Папа очень много читал, мама очень много читала, и почтение к культуре мировой, к русской классике у нас было всегда. И к музыке, и к литературе. Поэтому для меня всегда было важно поддерживать связь с книгой. И даже в период, когда приходилось очень много заниматься, скажем, математикой, учиться в университете, когда времени практически не было, в качестве отдыха хорошая книга – это было лучшим, наверное, рецептом. И такие авторы, как Чарльз Диккенс, или Франсуа Мориак, или Достоевский и Пушкин, конечно, всегда были моими друзьями.

Ведущий:

– Ваше детство проходило в Чите или в Москве? А Мориак?

О. Симонов:

– В Чите. Мориака там не было, Мориак попозже.

Жан-Франсуа Тири:

– Просто Мориак мне очень близок. Вы сейчас говорили о Диккенсе, о близких авторах. Какие еще авторы влияли на ваше творчество, на вашу личность?

О. Симонов:

– Вы знаете, очень по-разному влияли. Приведу пример. Когда я работал над какими-то главами, мне казалось иногда, что язык становится бедным, теряются какие-то обороты, стиль как-то проседает. А я, поскольку в машине, как все москвичи, много езжу, включал Голсуорси, «Сагу о Форсайтах». А там такой перевод, что просто слушаешь это все и невольно настраиваешься на стилистику действительно профессиональную.

Тот же Голсуорси – писатель, которого нельзя назвать христианином. Наверное, он интересовался какими-то духовными вопросами, но был представителем атеистической плеяды нобелевских лауреатов. Тем не менее духовный интерес у него был, и, как говорил наш замечательный пушкинист Валентин Семенович Непомнящий, иной раз человек и творец в одной персоне конфликтуют. Человек говорит что-то такое простое и примитивное, с точки зрения отношения к религии, а художник преодолевает это. Поэтому такого рода сочетания наблюдать было интересно и у тех людей, которые позиционировали себя как атеисты.

Но если говорить о верующих авторах, то, конечно, Достоевский, конечно, Честертон. Тот же Честертон, я его очень люблю, он афористичен, он мастер краткой формы. Еще мне очень близок автор, которого никто, как мне кажется, не считает серьезным христианским писателем, но, скажем, наш замечательный исповедник Сергей Иосифович Фудель, сын замечательного пастыря и сам человек, который пробыл в лагерях, в ссылках большую часть своей сознательной жизни, своему сыну-филологу советовал: «Ты почитай О.Генри рассказы. Там все весело, там все искрометно, там жулики какие-то главные герои. Но смотри, какой там смысл, и как он дан здорово». Для меня этот пример был очень важен, потому что форма абсолютно ненавязчивая, никакого давления на читателя, никакого взгляда сверху вниз, и в то же время замечательный смысл.

Жан-Франсуа Тири:

– Мой последний вопрос. Мне представляется, очень сложно говорить с детьми о Церкви, о христианстве, используя эту христианскую среду. Мне кажется, что если говорить иносказательно, это будет чуть легче. Вы выбрали именно: герой христианин, церковные вопросы. Вы считаете, что вам удалось? Ну, вот возьмем Толкиена, например. Толкиен тоже говорит о вере и о христианских ценностях, но он оставляет пространство для толкования, для придумывания, может быть, у читателя. Когда говорится сразу о Церкви, о священнике, о христианине, все гораздо сложнее, потому что нет этого пространства.

О. Симонов:

– Я согласен, но просто, хотя я сам очень люблю Толкиена читать, с удовольствием прочитал в свое время «Властелин колец», все-таки не очень люблю фэнтези. Для меня с детства наибольшую привлекательность имеет реалистическая литература. Смотрите, вот даже сравнить с нашими советскими авторами знаменитыми: Аркадий Гайдар пишет о советских детях советским людям и добивается того, что его книга становится источником движения, которого, по сути, не было. То есть тимуровское движение выросло из этой книги.

А вот другой мой автор, он гораздо более мной любимый, это более близкий к нам по времени человек, он умер 2 года назад, если я не ошибаюсь, – Владислав Крапивин. Пишет о приключениях мальчишек 1970-х годов. Они живут рядом с ним, он имеет педагогический опыт большой, он их видит, наблюдает. И вот, только на основе этих наблюдений он создает эту реальность вымышленную, и запоем читается эта книжка. Причем крапивинские книжки разные: у него есть как раз и фэнтези, и реалистичные. Но вот мне ближе реалистичные. Я с удовольствием читал и те, и другие, но перечитываю только реалистичные книжки Крапивина.

Конечно, здесь есть определенная трудность, поэтому мне пришлось в своей книжке поработать над окружающим пространством. Кто хорошо знаком с географией этого района, он может меня где-то поймать, так сказать, упрекнуть, что здесь что-то не так, здесь леса чуть больше, здесь оврагов побольше стало, здесь деревья ты посадил, которых не было на самом деле. Это я все делал сознательно, чтобы создать пространство, в котором должен разворачиваться сюжет. Я старался, конечно, этим не злоупотреблять, потому что цель этой книжки – все-таки реалистичное изображение действительности. И какие-то были допущения, небольшие условности сделаны.

Мне кажется, что поскольку все-таки речь идет о 1930-х годах, время действительно настолько необычное, настолько незнакомое нашим детям, что хоть это и реализм, а почище любого фэнтези. Поэтому есть, например, такие главы большие, как они едут по Москве – что они видят, куда смотрят, что думают при этом. Это, несмотря на то, что мы живем в этом же самом городе, мне кажется, довольно интересный материал. Не говоря уж о всяких там битвах, играх на высоте. Пришлось, конечно, тоже с самими играми поработать, потому что нужно было такие игры додумать, которые, может быть, не всегда можно найти. Поэтому, да, над пространством поработать пришлось, но все-таки основа – реализм, и именно реализм дает тот материал, который мне нужно было предложить читателю.

Именно реализм дает тот материал, который мне нужно было предложить читателю

Жан-Франсуа Тири:

– Вы говорили о Гайдаре. Пашка и его друзья, Тимур и его команда – это как-нибудь связано? Я сразу подумал об этом.

О. Симонов:

– Да, наверное, есть какие-то видимые параллели, и, может, подсознательно какие-то вещи происходят. У меня есть герои, которые названы так же, как похожие внешне герои в других книжках детских писателей. И внешняя обстановка похожая. Мне как-то сразу, видимо, вспомнилось об этой книжке, и я его назвал его так. Я думаю, ну как же так, это ведь не очень хорошо, это же какая-то подражательность. А потом я подумал: книжка должна быть совершенно о другом. Поэтому внешнее сходство пусть останется внешним сходством.

Жан-Франсуа Тири:

– Спасибо большое. Я бы мог еще много вопросов задавать, но, думаю, может, пора передать микрофон в зал. Кто-то из вас, наверное, читал, кто-то хочет комментировать, добавить. Поднимайте руку, я принесу вам микрофон.

Умная, славная, хорошая, интересная книга

Вопрос из зала.

– Олег Юрьевич, вопрос к вам. Сколько времени вы потратили на эту литературную работу?

О. Симонов:

– Да, вопрос тяжелый – много. Потому что здесь, конечно, особенность нашей жизни московской, и особенность автора, который пишет параллельно со своей основной работой, которая в принципе поглощает все его время. Поэтому, если брать чистое время работы, может быть, это и не так много. Но поскольку все это урывками, и с паузами, с какими-то перерывами, то это – годы, причем много, большой период. Сразу скажу, что это, может быть, накладывает определенную печать на саму книгу. Книжка состоит из главок, которые, в общем-то, немножко разные темы имеют, но я старался, чтобы была внутренняя связь. А можно я вас представлю?

Владимир Андреевич Шеховцев, театровед, педагог, редактор книг и журналов, лауреат премии Москвы, принимал участие в издательских выставочных проектах: «Соловецкие острова» и «Свет фресок Дионисия миру».

В.Ш.:

– Стоя можно? Микрофон, конечно, немножко мешает, но куда деваться? Технический прогресс, деваться некуда.

Я читал эту книгу с двойным интересом – и как читатель, и как редактор – куда денешься, профессия обязывает. И получал от этого двойное удовольствие. Я очень рад, что я сегодня выслушал Олега Юрьевича и многое понял в книге лучше, чем я это понимал. Но, читая, я был увлечен той историей, которая в ней развивается, со всеми приключениями, которых там много, ярких, и они написаны хорошо и отчетливо. И мальчишек там много, и все они разные. Удалось автору дать точные портреты мальчишек, их там очень много.

Я поначалу испугался объема этой книги, тем более что сказали, что это только первая часть. Но когда я вспомнил, что совсем недавно я прочитал два переводных романа по 900 страниц, я понял, что вот эти мифы о клиповом мышлении, как главном мышлении в наше время, – это уже умирающие мифы. Сейчас вернулся интерес к эпическому повествованию, повествованию, когда хочется о многом рассказать, о многом поразмышлять, многим увлечься самому и увлечь читателей. Я рад, что книга Олега Юрьевича – она в этом потоке, потому что сам я люблю толстые книжки. И помню, с каким наслаждением читал «Войну и мир», это же 4 пухлых тома, и я радовался: ой, как там еще много дальше читать. Книга интересная, книга полезная, книга мужественная, и она многому может научить чуткого читателя, в этом я убежден.

Книга интересная, книга полезная, книга мужественная, и она многому может научить чуткого читателя

Итак, редакторское чтение. Редакторское чтение мне говорило: что-то начало затянутое, что надо некоторое усилие, чтобы преодолевать и читать дальше. Не в буквальном смысле слова, а в легком. А чем дальше, тем я лучше понимал, что за этим стоит вот то самое широкое дыхание, которое для лучших книг нынешних характерно, а во-вторых, опыт первой книжки, когда автор хочет в книгу вложить все. В идеале – все, во всяком случае, как можно больше. И это ставит перед автором, конечно, труднейшую задачу.

Книга легко написана. При всей рыхлости пролога, экспозиции, книга тем не менее легко написана. Знаете, как это ни странно звучит в связи с тем, что я сказал, она легко написана – и по слову, и по событиям сюжетным. Но желание вместить как можно больше иногда играет против автора. Но в данном случае и как редактор я с удивлением отметил, что при всех пожеланиях что-то сократить, уменьшить количество каких-то персонажей из группы, я вдруг почувствовал, что за этим не отсутствие воли авторской, а широкое дыхание, понимаете? Желание действительно насытить книгу максимальным количеством интереснейших тем, и это читается.

Читается тема высокой культуры, читается тема преемственности по отношению к классике, и это все насыщает книгу. Не знаю, как для вас, молодежи, уже мало читающей, а для меня, человека, читавшего много, это просто подарок. Когда ты и Гайдара вспоминаешь, совершенно верно, и рад, что книга в этом потоке лучших книг, и других авторов вспоминаешь и понимаешь, что автор этим живет, этим всем питается – русской литературой, и классической, и современной. Умная, славная, хорошая, интересная книга. А финал книги наводит на мысль. Финал книги великолепный. В финале книги все собирается в один узел: темы, эмоции, события. И понятно, что перед автором, мне кажется, стоит новая задача. В этом сюжете заключен очень большой потенциал, мне кажется, литературный, культурный, киношный. Мне кажется, что книга просто просится на киноэкран. И надо постараться, чтобы это произошло.

Второе. Сюжет 1930-х годов явно может быть расширен. Даже хочется, чтобы 1930 годами книга не ограничилась. И третий еще есть момент. Мне кажется, что в этом сюжете, событиях в России 1930-х годов, во взаимоотношениях государства и Церкви, заключен, при всей российскости этой темы, именно сейчас, когда христианство переживает очень трудные времена во всем мире, потенциал самый высокий, Достоевский бы сказал, всемирный потенциал по значимости. Вот эти вещи, мне кажется, если у автора найдутся силы, время продолжить, – это будет очень интересно. А вторую книгу я жду с нетерпением.

Жан-Франсуа Тири:

– Спасибо большое. А вторая книга уже написана, или она еще в процессе?

О. Симонов:

– Написана.

Жан-Франсуа Тири:

– Уже в типографии. Вернулись к теме о высокой культуре, поэтому я думаю, что настало время, чтобы еще раз приобщиться к этой высокой культуре. И мы сейчас послушаем Рахманинова. Прелюдия соль диез минор, опус 32. Исполнитель Никита Витусевич.

Жан-Франсуа Тири:

– Спасибо, большое, Никита. Так, кто из зала хотел бы выступить? Кто читал книгу и знает автора, и знает издательство.

Из зала.

– Дорогой Олег, позволю себе без формальностей обращаться, поскольку мы с Олегом уже 20 лет знакомы и дружим. Конечно, несмотря на то, что мы достаточно близко общаемся, все-таки для меня был большим сюрпризом этот его первый литературный опыт. Но тем не менее его любовь, его знание литературы – об этом я знал давно не понаслышке. Олег несколько раз художественные произведения дарил, и они меня поддерживали, то есть он очень хорошо чувствует связь литературы с жизнью, с состоянием человека, то, что ему нужно в данный момент, и я очень ему благодарен за эту поддержку.

Хочу, конечно же, пожелать дальнейших успехов, этот дар развивать, не прятать его. К сожалению, сам я не читал эту книгу, но вижу, что опыт очень удачный и требует, конечно, продолжения. А вот со своей стороны я хотел бы задать тебе вот такой вопрос. Наверняка ответ на него есть в книге. Но, опять же, если это может уменьшить интерес читателя к книге, можешь, конечно, не отвечать. Но я хотел бы узнать: вот юные герои книги, когда они делают такой непростой выбор, как я понимаю, по совести, по своей вере, получают ли они какое-то вознаграждение, ощущают ли они то, что они действительно делают правильно, на правильном пути. Получают ли какое утешение от Бога, или каким-то другим образом это у них происходит? Благодарю.

О. Симонов:

– Я, наверное, отвечу коротко, что действительно это был важный вопрос и для меня самого, и тема эта была одна из самых и важных и трудных для реализации, потому что действительно окружающая обстановка, которая там представлена, никакого вознаграждения и утешения не несет. С другой стороны, уходить в какую-то выдуманную мистику тоже неправильно. Поэтому здесь вопрос очень тонкий и очень трудный, наверное, именно для реализации средствами художественной литературы, но я пытался его решить. Но уж как получилось, это в книжке.

Проникнуть в дух эпохи

Из зала:

– Дорогой Олег, как и для отца Алексия, для меня было тоже неожиданностью узнать, что у тебя вышла книга. И когда мы ее купили и начали читать, я был просто поражен масштабом разворачивающегося повествования, причем в реалиях, которые нам, конечно, неизвестны и не могут быть известны лично. Это поразительно. Конечно знатоки 1930-х годов, культурологи не могут не заметить какие-то нестыковки. Но поразительно, насколько живая картина той действительности перед тобой разворачивается, насколько это цельная, удивительная, действительно, простите уж, процитирую: «крайне своевременная книга».

Для наших детей, которые не могут даже представить, как можно без всех тех развлечений, которые характерны для нашего времени, проводить время интересно, насыщенно. Сколько вообще всего в жизни было. Это первое достоинство, на мой взгляд. Второе – то, что эти сложные вопросы, как во всей этой окружающей действительности остаться верным Богу, при том, что в книге описывается, насколько тяжелые, мрачные искушения порой начинают охватывать душу главного героя Пашки, – и это тоже очень важный момент. Этот неистовый натиск зла, который каждый христианин когда-нибудь в своей жизни испытывает, и уж тем более в такие тяжелые времена, когда действительно, внешняя ситуация никакого утешения не дает. Наоборот, как только ты убегаешь от бед, они преследуют тебя и с новой силой на тебя обрушиваются.

И поэтому я очень рад, что такая книга появилась. И думаю, что она найдет своего благодарного читателя, именно в той целевой аудитории, для которой она написана. С нетерпением ждем продолжения. Конечно, хотелось бы спросить: действительно, а как тебе, Олег, удалось проникнуть в эти реалии, как будто ты жил в это время?

О. Симонов:

– Понятно. Если говорить о достоверности произведения, не будем забывать, что это художественное произведение, а поэтому, конечно, за каждым событием книги искать прототип реальный неправильно, да это и не нужно. Задача была – обеспечить именно достоверность эпохи. Эта задача, наверное, решается каждым автором исторического романа или исторической повести. Обладая набором фактов и, желательно, изучив их достаточно хорошо, проводить некоторую экстраполяцию, то есть, чтобы и другие факты, и другие события изображались достоверно, так, как они бы произошли, будь такая ситуация в прошлом.

Это обычная, хоть и трудная задача для каждого автора. В качестве исторического материала, конечно, я использовал много всего. Всего очень много есть в открытом доступе: масса книг по исторической повседневности, где описываются какие-то действительно бытовые мелочи. Это помогает, но, с другой стороны, здесь тоже вопрос сложный, потому что можно хорошо знать, как шились те или иные одежды в прошлом, как выглядели люди, как назывались те или иные приборы, и не проникнуть в дух эпохи. Но задача была – попытаться сделать именно это. Но это творческая задача. Не смогу даже ответить на этот вопрос более детально.

Жан-Франсуа Тири:

– Кто еще хотел бы задать вопрос?

– Из зала.

– А что, вот, рассказ, давший название первой книге, «Грозовой перевал», – он будет во второй книге?

О. Симонов:

– Нет, вторая книжка называется «Пашкины крылья».

– Значит, такого рассказа нет? Это общее название – «Грозовой перевал»?

О. Симонов:

– «Грозовой раскаты» – это название первой части.

– С интересом будем ожидать продолжения, тем более что до восстановления Патриаршества осталось менее 10 лет, правда? – в 1943-м году. И, конечно, в книге для подростков не осветишь вот эти силы, мотивы борьбы с Церковью. Ведь в принципе верующие такие же хорошие работники, хорошие строители социализма, как они сегодня строители капитализма. И хотелось бы это понять. Я не знаю, может быть, это не тема этой книги. Но тогда спасибо.

О. Симонов:

– Я просто прокомментирую, что с точки зрения временного интервала вторая книжка недалеко уходит пока от времени первой книги. По сути, это, с небольшими оговорками, тот же самый 1935-й год.

Из зала.

– Здравствуйте. У меня два разных вопроса. А приходилось ли вам, может, в детстве, слышать рассказы, не книжки и не материал в Интернете, а какое-то живое свидетельство – может, через дедушку, через бабушку, через соседа?

О. Симонов:

– Хороший вопрос, спасибо. Дело в том, что меня удивляло, что в нашей замечательной семье время 1930-х годов было не то что под запретом, но как-то старались поменьше говорить об этом. Беречь, наверное, психику детскую. Когда я узнал, что мой дедушка был репрессирован, причем из-за того, что он попал в плен в бессознательном состоянии, а потом только после смерти Сталина смог вернуться в семью, это, конечно, было серьезным для меня фактом. Но рассказывать о том времени как-то было не принято. Насколько я знаю, так было во многих очень семьях. Достаточно много рассказывали люди уже из семей верующих, немногие из которых пронесли веру сквозь все эти годы. И это были все-таки рассказы о чуть более поздней эпохе. Но, кстати, некоторые из них нашли отклик и в этой книжке, потому что уж больно созвучны они оказались той обстановке, которая вот здесь описывается.

– Я не совсем имела в виду, конечно, эпизоды из вашего детства, это понятно. Действительно, сохранились люди, которые во взрослом возрасте могли рассказать. Я потом поясню, почему у меня возник этот вопрос. Вы правы, что об этом времени молчали, но не всегда. А второй вопрос совершенно неожиданный, может быть, для вас. Я прочитала книжку полностью, прочитала ее взахлеб, поскольку только так ее можно читать. Хочу купить ее для своих внуков, и все-таки у меня вопрос. А вот когда их расстреливали, почему они не взмолились?

О. Симонов:

– Ну, вы знаете, я тоже вот в таких ситуациях старался проживать эпизод вместе с героем. Ну, с поправкой на его уровень развития, на его духовный опыт, может быть. Мне показалось, что правильно сделать именно так. Потому что, не знаю, стоит ли сейчас в сюжет углубляться, мне показалось, что это будет достоверным именно для этого момента, для этих ребят. Может, хотелось чего-то другого от них, такого более серьезного, но вот мне показалось, что в этот момент – это паника, это растерянность.

Жан-Франсуа Тири:

– Если больше нет вопросов, можно только пригласить к чтению, наверно. Надо пригласить всех прочитать эту книгу. И я думаю, что в конце этой встречи вы согласитесь подписать книгу. Точно нет вопросов? Вы не пожалеете потом?

Из зала.

– Можно пожелание? Здравствуйте. Очень хочется сказать несколько слов, потому что у меня двое детей, и с обоими мы читали приключенческие книжки для подростков. И я сейчас слушала и понимала, насколько сейчас важны книги такого плана, потому что «Белеет парус одинокий» Катаева, «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля, – это потрясающие книги, которые настолько воодушевляют, и такой интерес к истории у детей вызывают. Я очень желаю, чтобы эта книга нашла своего читателя, именно подростка. Подростка, который сейчас мало читает, который благодаря этой книге будет читать больше. Очень хочется пожелать, чтобы интерес к истории благодаря этой книге увеличился, чтобы он захватил именно поколение наших детей. Я очень рада, что мой младший сын, которому 15 лет, еще не вышел из подросткового возраста, и я очень хочу вместе с ним прочитать эту книгу. Мы это обязательно вместе с ним сделаем. Мы часто читаем книги по очереди, вслух, и это будет обязательно наша следующая книга. Олег, я поздравляю, это очень важное событие в жизни. Я надеюсь, что чтение этой книги тоже будет событием для многих читателей. Спасибо большое.

О. Симонов:

– Спасибо большое за отзыв. Пожалуйста, когда прочитаете, расскажите.

Анастасия Г.:

– Еще два слова именно о возрастной аудитории. Мне, честно говоря, кажется, что и взрослым, во всяком случае, мне, в моем солидном-пресолидном возрасте, было очень интересно читать. И только сейчас, с вашим вопросом, я поняла, почему. В нашей семье тоже об этом времени всегда молчали. Молчали глухо, не отвечая на вопросы. Люди просто боялись. Моя бабушка, моя прабабушка, дедушка, прадедушка – они все боялись. Это время было покрыто молчанием. И я теперь только поняла, что, читая эту книгу, я как бы восполняю какой-то важный пробел. И поэтому мне кажется, что именно нашему читателю любого возраста эта книга очень и очень много даст. Спасибо.

Это время было покрыто молчанием

Жан-Франсуа Тири:

– Вы еще хотите сказать несколько слов? Я предлагаю завершить наш эфир. Те, кто в зале, могут к вам подойти, я думаю. Мне остается вас еще раз поздравить и поблагодарить за такой интересный разговор.

О. Симонов:

– Я забыл сделать еще одну важную вещь. Я благодарю Вас, Жан-Франсуа, за этот вечер и благодарю коллектив издательства, потому что на каждой стадии взаимодействия с издательством «Вольный странник» я испытывал огромное удовольствие. Для меня этот опыт был новым, и присутствовала не то что боязнь, но настороженность. Но с первого же контакта, и затем, когда вместе с Анастасией Георгиевной работали над текстом, я испытывал действительно настоящую профессиональную помощь. Нужно в первую очередь поблагодарить А.Г., как редактора, Олега Зубарева, как иллюстратора книги, и вообще весь коллектив, всех, кто причастны, кто делал, кто верстал, кто издавал, кто делал макет, – это замечательная работа. Поэтому всем – большое спасибо!

Жан-Франсуа Тири:

– И мне тогда только остается пригласить вас на следующую презентацию книги издательства «Вольный странник», которая будет 3 марта в этом же зале. Тогда поговорим о двух книгах: первая книга называется «С Матронушкой», и вторая книга – «Монахини». Это историческая проза. Мы ждем вас 3 марта. Спасибо большое еще раз.