Старость. Художник: Юрий Журка
Эта история началась давно... Конечно, не в те допотопные сказочные времена, когда на Украину и обратно можно было всем без исключения смотаться на поезде – без приглашений, разрешений, доказательств родства от наших дней до седьмого колена и вагона справок. Нет, конечно. Это уже кануло в лету. Все началось после 2014 года.
Напряжение ещё было, но начало спадать. И люди, оправившись от шока, продолжили курсировать между двумя странами. В гости к родным и близким, на работу, а кто-то и на учебу. Не все, конечно, но существенная часть.
Так и оказался у нас в России чудесный украинский парень по имени Тарас.
***
Родители его, тоже, естественно, украинцы, к России тем не менее относились неплохо. Родились они в ветхозаветную эпоху, в которой и Россия, и Украина, и много-много других самостоятельных сейчас государств были одной страной. И их, в свою очередь, родители (а Тарасу – бабушки и дедушки), как люди старой закалки, тот постсоветский распад и разлад не поняли и восприняли болезненно. И решили для себя, что все равно все хорошие люди. А «паны» пусть сами разбираются. И молодые поколения так воспитывали.
2014-й год тоже не до конца поняли. Тогда таких немало было, если честно. Хотя и других немало. Перепуталось все, как и в любой стране. Жалели о том, что Россия резко стала недружественной и далёкой, но и Украину свою родную любили. И ждали, когда все, авось, как-нибудь рассосётся. Такая вот украинская семья... Но таких простых семей везде много. Которым жить бы, и все. Далёких от всяких таких политических разборок.
Тут стоит, наверное, сказать, что были они верующими и ходили на службы в храм канонической Украинской Православной Церкви. Где поминался, естественно, наш Патриарх Кирилл. И где служит мой большой друг отец N. Даже не знаю, стоит ли в свете всех событий это так вот, не таясь, объявлять. Время-то какое...
В общем, все было тогда относительно спокойно. Шок 2014 года, как я уже сказала, немного отпустил. Жили, молились, работали, в храме помогали, чем могли, на даче что-то сеяли, сажали, урожай собирали, консервировали. Просто все было у людей, как белый день.
Человек так устроен. Думает, что где-то это есть, но с нами такого точно не случится. Просто не может такого никогда быть, и все тут
Грохотало, конечно, где-то на Донбассе, новости, опять же. Но все это вроде не так и близко. И поэтому как бы и не с ними... Ну, человек в принципе так устроен. Думает, что да, где-то все это есть, но с нами такого точно не случится. Просто не может такого никогда быть, и все тут...
А Тарас поехал учиться в институт в один российский город. Там как раз хорошо готовили студентов по выбранной им специальности. Да и родня там какая-то жила, давно ещё обосновались.
Учился с прицелом – дальше на работу здесь у нас устроиться, вид на жительство получить. Не в курсе всех этих бюрократических тонкостей, но вроде так можно было. Родителей, конечно же, навещать думал, друзей. И они его.
Кто ж мог знать, что будущее нам уготовило...
***
В том институте и познакомился он с Ириной, тоже студенткой. Только местной, русской.
Сначала просто общались, на вечеринках пересекались, потом дружить стали. А дальше случилась между ними любовь. Обычная, в общем, история, молодо-зелено. Чувства же национальностей, гражданств и границ не признают.
Встречались, крепла любовь. Стало понятно, что всё серьезно и навсегда.
Через какое-то время Тарас с родителями Иры познакомился. Официальное предложение руки и сердца сделал.
Нельзя сказать, что поначалу восприняли они такого жениха с большим восторгом. Интурист, как-никак. И ладно бы англичанин, немец или француз. В крайнем случае – какой-нибудь «захудалый» поляк. Тут сразу для дочери вырисовывалось бы светлое европейское будущее.
А этот уже и не наш, но ещё и не их. «Недоиностранец», в общем. И не из самой богатой страны. Да ещё и из какого-то «затрапезного» городка. И «шокает»... Недоразумение, а не иностранец. Ну, так они думали. Обычные же люди, стереотипам подверженные.
Но то поначалу. Быстро Тарас их обаял. Был он умным, перспективным, симпатичным, галантным и, что важно, – «заточенным» на семью. Это, кстати, как мне кажется, отличительная черта украинских хлопцев – стремление к браку.
Ирина с родителями Тараса общалась сначала по телефону. Потом и они приехали. Очень скоро старшие поколения нашли общий язык, и всё складывалось как нельзя лучше. И скоро появилась на этой земле новая русско-украинская ячейка общества. А разве мало таких?
Загвоздка была только в венчании. У Иры семья была совсем не церковной, а сторона Тараса настаивала. Но и с этим справились. Повенчались. Чего не сделаешь ради любви.
***
До этого момента и чуть дальше все банально. Институт закончили, на работу устроились, квартиру в ипотеку взяли, кота завели. С детьми пока ждали.
Вид на жительство Тарас получил. И гражданство. И обосновался парень в России крепко и навсегда. И никого это не удивляло. Опять же – сколько таких. И даже «шокать» перестал. Ассимилировался.
Своих дома навещал вместе с молодой женой. И все были им рады. И родные, и друзья, и приход.
Обосновался парень в России крепко и навсегда. И даже «шокать» перестал
Целыми днями по гостям только и ходили. Там – шашлычок, там – уха, там – самогончик и настойка домашняя вишнёвая. Бомба, а не настойка. Там – сальцо, «синенькие» с чесночком, карасики в сметане и тазик салата. Украинские хозяйки вообще всё готовят тазиками. И вкусно – не передать. Уж я-то знаю. Смерть фигуре, а не местная кулинария.
Банька, посиделки дотемна во дворе чьего-нибудь сельского дома. Разговоры, светлые воспоминания, мечты о не менее светлом будущем. Ира даже умудрилась там, в храме у отца N, крестной какого-то ребёнка стать. Друзья мужа позвали. Захотели себе русскую куму.
Правда, родители Тараса обижались немного. Вроде как молодые к ним приехали, а дома их не видать. Только ночевать приходят. Но что поделать... И когда уезжали, гостинчиков с собой заворачивала.
– Мама, только немного, – просил Тарас.
– Та да... Конечно, немного. Шо там много... Пару помидорок с огорода...
И думали потом молодые, куда им паковать десятки банок с консервацией, коробки с дарами природы с матушкиного огорода и килограммы сала. И чтобы последнее не растаяло и пахнуть на таможне не начало. Нельзя же... Но отец N благословлял, молебен в дорогу служил, и таможенники как будто слепли, и нюх им отшибало.
Мама Тараса и в Россию к ним наведывалась. Это вообще анекдоты были, а не приезды. Тормозил поезд у перрона, и из плацкартного вагона сначала важно выходила эта солидная дама. А следом волокли ее кули, коробки и неподъёмные челночные сумки какие-то радостные подвыпившие мужички и даже проводники. Но последние – не подвыпившие, естественно. Работа как-никак. Но тоже довольные.
Потом выяснялось, что половину вагона и работников мама Тараса угощала своими припасами и настойками. И они как-то помогали ей все это припрятать от бдительной таможни. И всем было хорошо.
Ну, а дома начинался пир на весь мир и генеральная уборка, которую женщина всегда делала по приезде:
– Та шо там могут сами эти молодые...
И внуков всё требовала. Но пока обходились котом. Который уже понял, что мама Тараса, повинуясь бабушкиным инстинктам, за неимением внуков будет кормить на убой его, Тишку. И не кормом этим опостылевшим, а чем-то поинтересней. И терся у ее ног, мурлыкал заискивающе. И глазами смотрел – такими, как будто его, восьмикилограммового наглого детину, изверги-хозяева голодом заморили.
А потом и внук родился, Сережка. Но позже.
***
В общем, жили дружно и относительно припеваючи. И все мечтали родители Тараса, что вот-вот приедут молодые (или наоборот – они к ним) и увидят долгожданного внука. Ведь не видели ещё. Месяца три всего лишь подождать... И так сколько ждали.
Будет лето, солнце, речка, дача... Накормит наконец его украинская бабушка. А то худесенький, наверное. Само собой, худесенький... Разве невестка сготовит, как надо.
И в храм поведёт к отцу N. Гордо поведёт: вот, смотрите, а мой-то лучше всех... Самый умный, самый красивый и самый накормленный. И благочестивый!.. А то уже бабки местные, прихожанки, посмеиваются: «У всех внуки, а ты, Петровна, как незнамо шо...».
Испортила все пандемия...
Сначала границы были закрыты, народ заперт по домам, а когда начался спад, люди не понимали, можно ли ездить друг к другу или нет. Вроде можно, но не всем, или по частям – сыну можно, внуку нет, или вообще никому нельзя... И сидели так, не видя друг друга, два года. И внуков с детьми не видя.
Потом родители Тараса переболели. Тяжело, пожилые же. И даже если бы и было можно, уже не смогли бы приехать...
А как хотели они внука увидеть! Мечтали, просили. Да Тарас и рад бы привезти его. Ему же самому можно уже – первая линия родства. Но маленький пацан же совсем, без матери никак. Да и непонятно опять ничего. Только на машине, а кого-то и разворачивали.
Поехал сам... Недавно совсем, осенью. Фотографии родителям привёз, видео. По скайпу с Ирой и Сережкой вместе созванивались. Но разве этим скайпом бабушкину-дедушкину любовь удовлетворишь... Но вот и пандемия вроде на спад скоро. Даст Бог, через год и Ира с сынишкой наконец к его старикам приедут. Этой надеждой они, пожилые очень и больные, только и жили.
Со старыми друзьями, опять же, встречался. Пили-ели, мечтали. Те же угощения, те же разговоры. Ириному крестнику и родителям его подарки привёз. Радовались...
В храм к отцу N на службы ходил. Ему и там были рады. Давно же знали, с детства. Про жизнь в России расспрашивали. Кто-то по-доброму, а кто-то – с косыми взглядами. Везде же разные люди...
Погостил Тарас и поехал домой. Поцеловал родителей на прощание и обещал, что скоро опять встретятся...
***
Прошло два-три месяца... Каких-то несчастных два-три месяца... Ещё мамины гостинцы не доели, а всё, что вот только же было вроде вчера, стало недосягаемым и нереальным. Или это настоящее нереально?..
Застонала земля... Онемели, оцепенели люди. Вдохнули, а выдохнуть не могли. А потом покатилось страшной волной то, что казалось невозможным, чем-то «где-то там» и «не с нами».
Всё, что вот только же было вчера, стало недосягаемым и нереальным
«Будь ты проклята, тварь, – читала Ирка сообщение от кума своего, того самого. – И сын твой пусть будет проклят!»
Это тот, кто лишь несколько лет назад просил ее стать крестным своего ребёнка, и недавно ещё радовался подаркам, которые она передала. «Спасибо, кумуся», – писал он, добавляя сердечки... С кем сидели за одним столом, пили и ели. И песни пели. Русские и украинские...
– Пристрелим тебя как собаку, – писал Тарасу троюродный брат с Украины. – Только сунься.
Пили, ели... А сейчас того мобилизовали... Мишку мобилизовали, родню. И ненавидит он Тараса, который сейчас в России. И Россию ненавидит, до скрежета зубов.
Мать Мишкина звонит там матери Тараса и проклинает. Ее-то за что? А ни за что, просто сын у нее на русской женился и в России остался. Значит – враг. А тоже пили и ели... Родня...
А двоюродный брат Тараса, Виктор,– на Донбассе. И с Мишкой они какие-то братья. И тоже сейчас с оружием в руках... Брат на брата... Сон, реальность, с ними ли, с нами? Проснемся ли?
А здесь, в России, сосед Тараса, Вова,– военный. Взрослый мужик. Помогал им всегда, если починить что надо. Сейчас ему нужно туда... Попросился вместе с Тарасом вечером накануне отъезда в храм сходить. Впервые в жизни. Стоял у икон, и слёзы на глазах. Военные тоже плачут.
– Закрываемся уже, – сказали ему тётушки, – вы завтра приходите, на службу.
– Завтра я не приду. Завтра... Завтра меня здесь не будет...
И молится Тарас и тётушки за воина Владимира. Который ещё недавно ни сном, ни духом о том, что его ждёт. Что всех ждёт.
А там друг детства, Ванька. В одном классе учились, в одном дворе жили, в храм к отцу N вместе ходили. После переезда Тараса Ванька к нему в Россию приезжал. А сейчас мобилизуют там Ивана.
Родители украинского парня после того, как все началось, к отцу N ходить перестали. Патриарха поминает, врага. А Ваньке батюшка как папка родной. Пришёл тайком: «Помолитесь, скажите что-нибудь...».
А что мог сказать ему отец N, когда его самого разрывает от страха и боли? Когда в один день и приход, такой дружный ещё недавно, разорвало на две части. Сказал батюшка на проповеди как-то, что молиться и каяться надо. Так люди слова о покаянии как предательство восприняли: «Нам? За что?» Обозлились и ушли с проклятиями...
– Пусть Господь тебя хранит! – Только и сказал он Ивану. – Молись. Сам старайся не погибнуть и других не убить...
Вот и все...
И Тарас тоже молится. Чтобы где-нибудь на линии фронта, по разные его стороны, не встретились братья его – Мишка и Виктор, друзья его – Вовка и Ванька, и не пришлось им стрелять друг в друга...
Да... Жизнь... Жизнь, о которой ещё недавно читали мы в каком-нибудь «Тихом Доне» Шолохова. Удивлялись, ужасались и не верили...
***
Родители Тараса там на улицу боялись выйти...
Сначала боялись, потому что те, кто недавно приятелем был, предъявлять вдруг стали за невестку-россиянку. И сына, что гражданство сменил. Не все, конечно, меньшинство. Другие, быть может, что-то такое думали, но молчали. А третьи, наоборот, ободряли. Люди же везде разные. И в этой своей «разности» удивительно одинаковые...
А потом боялись, потому что грохотать стало... И сел народ по подвалам без света, воды и еды. С детьми малыми, которые заикаться начали и писаться от страха. И поверить не могли, как такое вообще возможно. Сегодня, сейчас, с ними... Как так?!
И связь пропала... Для Тараса это был самый большой кошмар тогда. Как? Что? Живы ли? По новостям – там как раз линия разграничения. И выйти нельзя, и уехать невозможно. И тишина... Молчит телефон... Набирает, набирает, тычет кнопки, знает, что будет этот телефон проклятый молчать, и все равно...
Разговоры здесь слушает. Есть те, кому все ясно и просто. И Тарасу ясно. Но у тех, кому просто, там никого нет. А у него – мать, отец... Для него люди сейчас разделились на тех, кому просто, и на тех, у кого там родные. У последних все сложнее...
Хоронят отца без сына... Не проводил... И не увидел дед внука, которого так долго ждал... Увидит ли бабка? Доживет ли?..
– Дозвонился?
– Нет!
– И мы не можем... А у нас бабка старая там, лежачая...
– Наши выехали! Выехали!!!!
– Наши сидят...
– Мои в телефон плачут, кричат: «Молитесь!..»
– Тарас, сыночек... Папа умер...
Ответил телефон, но лучше бы молчал... Умер старый отец. Нет, не от пуль и взрывов. Там спокойно уже, и никто вроде не погиб. Митингует только кто-то против, но их не трогают, слава Богу... Да, в магазинах пусто. Но у кого дачи – легче. Закрутки же. И делятся люди... Лекарств только нет совсем.
Болел давно отец. И не выдержало сердце.
– Хоронить будем... Батюшка поможет, сынок. Только ты не приезжай. Пожалуйста, не приезжай...
А как тут приедешь?.. И хоронят отца без сына... Не проводил... Как так?.. И не увидел дед внука, которого так долго ждал... Увидит ли бабка? Доживет ли?.. Господи...
***
Плачет Тарас в подушку. Здоровый, сильный молодой мужик плачет как ребёнок... Верит и не верит... Забыться бы, напиться или проснуться... Но это не сон.
Далёким сном стал тот стол, за которым сидели они с женой со своими украинскими друзьями, настойку вишнёвую пили и песни пели. Шашлыки, вареники, баня... Абрикосы выше крыши и шелковица... И просили там Ирку его стать крестной... Дотемна сидели, расходиться не хотели, любили, рады друг другу были...
Сном стал троюродный брат Мишка, к которому ездил он в село на запад Украины. И купались они там в речке, дрались, мирились... Мечтали, как вырастут и будут так же в гости друг к другу ездить...
Витька двоюродный – сон... Жив ли?
Ванька-друг стал сном... Друг детства, который и драться-то толком не умел...
Вовка, который раковину чинить помогал. И ни сном, ни духом...
Отец N... Любимый батюшка... И приход – такой дружный, тёплый... Где все любили друг друга. И над мамкой его шутили: «Внуки-то когда уже, Петровна?» Сон...
Сном остался отец. Большой, сильный... Который нёс его мальчишкой на плечах, чтобы увидел пацан местный парад Победы. Маленький парад, провинциальный, но такой всем тогда важный... А вот он – улыбающийся старик... Внук же родился... Наконец-то... Скоро, скоро увидимся... И обнимет дед... И долго ещё будет жить...
Мама с тюками еды, выходящая из вагона:
– Та шо там эта невестка может приготовить?
Говори, мамочка, что хочешь, только не молчи... Сон...
Спит Тарас, и снится ему все это... Не кончайся, сон, вернись... Только не исчезай...
...Но стонет земля... Вдохнули люди, а выдохнуть не могут... И покатилась волна... Когда остановится? Остановится ли?.. Вернётся ли все?.. Бог весть...