Святитель по послушанию. Часть 2 / Православие.Ru

20 ноября 1849 года преосвященный Иеремия был назначен на Полтавскую кафедру. В Полтаву он прибыл 12 января 1850 года. На Полтавской кафедре он сменил почившего владыку Гедеона (Вишневского; † 1849), который, будучи членом Святейшего Синода, большее время пребывал в Санкт-Петербурге, управляя своей паствой издалека, что не могло не отразиться на состоянии дел в епархии. Чрезвычайно ответственно относящейся к своему служению и часто видевший в своих подчиненных отсутствие этого качества, преосвященный Иеремия при всем своем смирении и человеколюбии часто был понуждаем к жестким мерам для пресечения распущенности своих сотрудников. Именно это было основной причиной того, что более всего он тяготился званием правящего архиерея и смотрел на это служение как на наиболее тяжелое послушание, считая его тяжелее самого строгого подвижничества. В его дневнике не раз встречаются слова, подобные этим: «Господи Иисусе Христе, благослови мне начать десятое лето настоящего моего послушания святительского; и обнови, и приложи во мне благодать Твою, немощное мое врачующую, оскудевающее восполняющую, безумие мое вразумляющую, смятение ока моего и сердца, от живости впечатлений и чувства происходящее, утишающую. Даждь мне плод Святого Духа, не для меня точию, но паче для паствы моей и собратий… Боже, прости и исправи дела рук моих и вся-вся к полезному направи. Аминь»[1].

Поселился владыка сначала в неуютном архиерейском доме, с наступлением весны перебрался в Лубенский монастырь, а осень и часть зимы провел в Переяславе. Он вступил в управление епархией, в которой уже установились правила, не соответствующие строгим порядкам, к которым привык владыка. Исправление этих правил, естественно, влекло к конфликтам с епархиальным персоналом, что не предвещало плодотворной деятельности в епархии. «Новый преосвященный предъявил, кому следует, новые требования, к которым не привыкли; потребовал деятельности, от которой отстали; коснулся смелою рукой порядков, к которым привыкли; заговорил прямо, откровенно, нередко и резко с теми, которым нравился иной тон речи… Нужно было готовиться встретить начальника, который любит присматриваться и к мелочам, или, лучше, у которого в служебном отношении мелочей быть не должно»[2]. К сожалению, многие епархиальные деятели не замечали, насколько они отвыкли от руководящей роли епископской, не замечали свойственного им своеволия, которое стало у них нормой из-за отсутствия долгие годы в Полтаве архиерея. Владыка Иеремия уже до прибытия на Полтавскую кафедру имел предупреждение о неблагополучном ее состоянии, возможно преувеличенном. Помнил он и сон, предваряющий его переход на новую кафедру: некто вручил ему новый, неприятный для него, черный архиерейский посох, в чем видел владыка предуказание Богом, что служение здесь будет для владыки не в радость. Уже 29 июля он писал в своем дневнике: «Отправил просьбу об отставке. Может быть, рано… Но, Господи, прости, не могу вести дела о доме Полтавском и об имуществе архиерейском. Лучше с черкесами воевать, нежели иметь прю с своими… И о чем же?»[3] Действительно, полтавская паства – и духовенство, и светская – стала распускать неблагоприятные и даже оскорбительные толки не только о служебной деятельности, но и о частной жизни владыки, что послужило поводом преосвященному покинуть Полтаву и переехать сначала в Лубенский монастырь, а затем в Переяслав. Своими мирскими грешными глазами судила полтавская паства владыку, и он, не споря, не доказывая обратного, не наказывая или увольняя клеветников, просто удалился от них, сначала подальше от Полтавы, а потом и вообще с кафедры. Год находился владыка на Полтавской кафедре, и только расставаясь с ней, сожалел, что он не понял паствы полтавской, а она его. Позже, уже в некрологе, напечатанном в «Полтавских епархиальных ведомостях», выразили полтавчане свое сокрушение о потери такого пастыря: «Преосвященный Иеремия был один из таких людей, высокое достоинство которых познается только тогда, когда они удаляются от нас… О, если бы, многие из нас говорили впоследствии, преосвященный Иеремия побыл хоть лет десять у нас, сколько бы добра он сделал для нас! Мы поняли бы его высоконравственный характер, высокоблагородный образ действий; он понял бы нас»[4].

На просьбу преосвященного об увольнении его на покой в Киев последовала резолюция о перемещении его с 19 декабря 1850 года на кафедру Нижегородскую, куда владыка и прибыл 14 февраля 1851 года. И как всегда, такое перемещение было ему предвозвещено свыше: «Во сне я видел какого-то благолепного старца, который, подавая мне посох, сказал: “Возьми!” Я ответил ему: “У меня посох есть”. Тогда он с некоторою настойчивостью повторил: “Возьми, возьми: тебе предстоит далекий путь”»[5].

Ограждая себя от возможного очередного непонимания и нижегородской паствой, владыка писал в своем дневнике 25 июня 1851 года: «Уготовляюсь по епархии проехать, но что-то боюсь больше, нежели на Кавказе. Господи, помилуй и вложи в мя сердце благо, великодушно, благорассудительно, терпеливо. С таковым сердцем при Твоей благодати хоть куда, хоть в ад»[6].

Многие храмы, строительство которых было начато еще его предшественником архиепископом Иаковом (Вечерковым; † 1850), достраивались и освящались владыкой Иеремией. Один из них – кафедральный Спасо-Преображенский, основанный в половине XIV века и заново отстроенный в 1834 году. Владыкой Иеремией 28 августа 1851 года был освящен главный придел (в честь Казанской иконы Богородицы) трехпрестольного храма в нижнем помещении Спасо-Преображенского кафедрального собора, 26 февраля 1852 года – второй придел этого храма – во имя Космы и Дамиана, а 26 октября 1853 года – придел во имя Димитрия Солунского Мироточивого. Храм этот был замечателен и некоторыми святынями: в нем находилась икона Нерукотворного Спаса, перенесенная в 1352 году из Суздаля, и Одигитрия, писанная в Царьграде и принесенная в 1380 году, шапка святого князя Георгия Всеволодовича, основателя Нижнего Новгорода. Здесь также находились гробницы нижегородских князей и епископов, в том числе и могила К. Минина, знаменитого защитника нашего Отечества[7].

При владыке Иеремии положено было основание нескольким нижегородским церквям: например Троицкой на Старой Сенной и Трехсвятительской на Новой Сенной площадях. Верхне-Посадский Троицкий пятиглавый храм византийского стиля с высокой колокольней (на Большой Печерской улице) окончательно был отстроен позднее, в 1867 году. Владыкой Иеремией положен был вклад на основание церкви при Нижегородской мужской губернской гимназии.

Несмотря на внешнюю суровость, преосвященный Иеремия обладал в высшей степени добрым и отзывчивым сердцем. Как и на всех местах своего служения, владыка непрестанно заботился об обеспечении бедного духовенства епархии, передавая в нижегородское епархиальное попечительство почти все получаемое им жалование – якобы от некоего неизвестного лица; он пекся также об устройстве осиротелых детей духовенства. Он собирал на двор архиерейского дома нищих, кормил их, оделял деньгами; любил ласкать детей, благословляя их и оделяя крестиками. В период его управления Нижегородской кафедрой капитал Общества попечительства о бедных духовного звания возвысился с 20 с небольшим тысяч до 85 тысяч рублей.

Строгие требования святителя Иеремии и его ревность о благочестии навлекали на него и здесь иногда великие скорби. Знаменитые нижегородские ярмарки при всей их полезности косвенно принесли владыке душевные огорчения. Много пришлось преосвященному претерпеть из-за ярмарочного собора, незаконно попавшего в ведение светской власти, а именно нижегородского губернатора. С этого и начинается столкновение преосвященного с губернатором князем Михаилом Александровичем Урусовым, любителем ярмарочных увеселений, театралом, человеком светским в полном смысле этого слова. Преосвященный обратил внимание на то, что привлечение губернатором для ярмарочных треб молодых и подчас юных певчих из архиерейского хора не только приносит вред голосам молодых певчих, но, что самое главное, приносит вред неокрепшим душам, производит нравственное их разрушение. Для князя же было важно угодить прибывающему на ярмарку многочисленному купечеству, обеспечить внешнее благолепие служб в ярмарочном соборе. Поэтому на первые же просьбы преосвященного упорядочить вопрос о певчих князь Урусов отправил на владыку Иеремию в Синод донесение, в котором обнажилось, насколько гражданская власть вмешивается в дела духовные. Совершенно неожиданно для князя Синод документом № 1035 от 24 мая 1852 года отменил старую временную систему, введенную из-за необходимости полицейского надзора за ярмарочными сооружениями и собором в частности, – собор отныне переходил в полное ведение преосвященного, как это и должно было быть. Такое неожиданное для князя решение Синода было приписано им к проискам преосвященного Иеремии, и губернатор, затаив свою обиду, готовился к сильнейшему удару против владыки. Об этих интригах князя Урусова по отношению к «доблестнейшему и благодушнейшему архипастырю» нам повествует А.А. Титов, опираясь на «подлинные официальные документы»[8]. Во всем этом деле воистину сбывались слова: «Ров изры, и ископа и, и падет в яму, юже содела» (Пс. 7: 16). В 1854 году князь Урусов, пытаясь вернуть себе собор, поднял вопрос о средствах на его ремонт, якобы ранее шедший из ярмарочных доходов, но теперь, с переходом его в ведение епископа, губернатор предлагал осуществлять ремонт из собственных доходов собора. Синод поручил преосвященному Иеремии предоставить все сведения о проводимых ремонтных работах ярмарочного собора и по проверке этих данных обнаружил злоупотребление денежными средствами. Возможно, губернатор сам и не злоупотреблял, но ведение дел было запущенно, а налицо было исчезновение некоторых денежных сумм, собираемых на ремонт ярмарочного храма. Кроме того, мелочные неоправданные клеветы на владыку разоблачали самого губернатора в его желании чинить препятствия нормальной деятельности собора. Объективно поднятые сведения, подкрепленные информацией старосты собора, говорили не в пользу губернатора: собор оказался в запущенном состоянии и требовал капитального ремонта. Кроме того, ярмарочные мечеть и армянская церковь, как и раньше, ремонтировались за счет ярмарочного дохода, а православный храм губернатор пожелал отделить от этих средств, что Синод крайне удивило. «Это отношение было искрой, брошенной в склад горючих материалов и произведшей огромный пожар, в котором пострадал сам же виновник его – князь Урусов: он совсем удалился из Нижнего Новгорода. Было ли это удаление добровольное или невольное, неизвестно; в документах же о князе Урусове уже в следующем 1855 году упоминается как о бывшем губернаторе. Таким образом, на нем исполнились слова Священного Писания: “Сократятся шаги могущества его, и низложит его собственный замысл его” (Иов 18: 7)»[9]. Прикровенно владыка Иеремия описывает происки некоторого недоброжелателя, от которого спас его преподобный Серафим: «В раннее утро предположено мною ехать в Саров негласно, и вот пред восходом солнечным вижу во сне, будто в правой моей руке рана большая, гниющая, в ней большое насекомое грызущее, но без боли. Увидев это, я крайне возмутился и, плача, говорил: “Ах, Боже мой! Как же я теперь буду служить? Как благословлять?” И вот среди этого вопля моего сердечного приблизился ко мне старец и спросил: “Что с тобой?” Я показал ему руку и рану. Он взял мою грешную десницу, всмотрелся в язву и вынул из нее грызущего зверька. Я проснулся и тотчас поскакал мимо Дивеевской общины в Саров. Целителем моей руки я не мог не признать отца Серафима. Возвращаясь, я узнал весь подкоп подо мною… Подкопателя не стало… и дела мои пошли прямо»[10].

Управление преосвященного Иеремии Нижегородской епархией, по общим отзывам, было для паствы управлением властным, строгим, беспристрастным и нелицеприятным в делах. Как неусыпный, ревнивый страж дома Божия – Его святой Церкви, – он не мог быть угоден людям мира, увлекающимся его соблазнами. И в частных беседах, и в своих святительских проповедях и поучениях беспощадно обличал он человеческие слабости и грешные увлечения. Так, его святая душа не знала покоя, доколе дотла не истреблен был пожаром театр, прямо у ворот архиерейского дома стоявший. В своем дневнике преосвященный записал: «У врат моих 9-м числом января 1854 года уничтожен театр – огнем в ночь, после позорища… Много из сел посетителей и просителей, зря соседнее мое пепелище, не один из них изрек сие мною слышанное из уст одного простеца, некоего Георгия: “Адово дно сгорело”. Простец сей как будто читал на всех театрах сию невидимую надпись: “Есть путь, иже мнится человеком прав бытии, последняя же его приходи во дно ада”[11] (Притч. 14: 12; 16: 25»[12].

Но почти сразу при губернаторе города князе Урусове, известном театрале, началось срочное строительство нового театра на Благовещенской площади (ныне пл. Минина и Пожарского), где, к огорчению преосвященного, работы велись и в воскресные дни, и в церковные праздники. Владыка Иеремия в день памяти нижегородского героя Козьмы Минина произнес речь: «Мы здесь молились, а близ нас работают в здании воздвигаемого театра в этот для всей России, а особенно для Нижнего Новгорода приснопамятный день, и чего ради? Не ведающий дела может подумать, что так спешно воздвигается здание государственное для каких-либо спасительных целей государства… Строится театр любителям зрелищ для своего удовольствия, с отвлечением рабочих людей от их прямых христианских обязанностей – быть в храме Божием… Нет, Господь не благословляет такие дела; не могу, не должен благословлять такие дела и я, недостойный служитель Божий»[13]. Здание театра разрушилось ровно через полгода после этой речи. Для владыки было ясно, что такие дела не могут иметь другого конца. (Позже восстановленный, но многократно закрывавшийся театр в конце концов был перемещен на новое место – улицу Большая Покровка).

В течение шести с половиной лет преосвященный Иеремия управлял Нижегородской епархией, заботясь о поднятии благочестия духовенства и паствы. Однако постоянная борьба и волнения утомили преосвященного, и он в очередной раз написал прошение об отставке. В своем дневнике владыка написал: «1857 год. В 3-е число мая, в день памяти преподобного Феодосия Киево-Печерского и празднества чудотворной иконе Богородичной Печерской, помолясь и довольно размыслив, отправил в Санкт-Петербург прошение об увольнении от епаршеского бремени и о дозволении мне жить в числе братства в Печерском монастыре. Прошение уготовано еще в январе; вчера запечатано»[14].

17 июня того же 1857 года он был уволен на покой в Нижегородский Печерский первоклассный монастырь с пожизненной пенсией в 1000 рублей, с правом пользования, как было перечислено, лучшим помещением с отоплением, нужной прислугой и экипажем на выезде во всякое время. Митрополит Московский Филарет по поводу ухода на покой владыки Иеремии сказал посетившему его архимандриту Макарию (Миролюбову, будущему архиепископу Донскому; † 1894): «Жаль, что преосвященный Иеремия уходит так рано на покой: в таких епископах теперь в особенности нуждается Церковь»[15]. Протоиерей Тимофей Иванович Буткевич, биограф святителя Иннокентия (Борисова), пишет, что преосвященный Иеремия удалился на покой из-за какой-то тяжелой болезни[16], но ни один биограф владыки Иеремии не говорит об этом.

Вначале преосвященный поселился в Нижегородском Печерском монастыре, затем, когда в 1868 году викарным Балахнинским епископом был рукоположен Поликарп (Гонорский; † 1891), сменивший на этом посту епископа Макария (Миролюбова), преосвященный для сохранения мира переселился в Феодоровский Городецкий монастырь, что в 50 верстах от Нижнего Новгорода, где пребывал несколько лет. Последним местом его проживания был Нижегородский Благовещенский монастырь. Во всех монастырях, куда поселялся епископ-отшельник, спешил он подготовить себе могилу. В Печерском монастыре в нижнем этаже Успенской церкви он устроил и освятил храм преподобных Антония и Феодосия Печерских, где и устроил себе могилу, в которой позже был захоронен его духовник – иеросхимонах Мордарий. В Феодоровском монастыре им была подготовлена могила в храме великомученика Феодора Стратилата, в Благовещенском монастыре – в храме святителя Алексия, митрополита Московского.

В Печерском монастыре он поселился в самом скромном помещении, в кельях при храме Покрова Пресвятой Богородицы. Смирение его было так велико, что со времени его удаления на покой он более не совершал богослужения архиерейским чином, а если служил, то в своей только келейной церкви с одним иеродиаконом и послушником, как простой священник. Единственным украшением его кельи было резное распятие и небольшая Владимирская икона Богоматери – благословение его родителей – да образ любимого им святителя Димитрия Ростовского и живописные портреты митрополита Киевского Филарета и старца Серафима Саровского, тогда еще не прославленных. Свою пенсию (1000 рублей) преосвященный раздавал на дела благотворения, главным образом на стипендии духовно-учебных заведений.

В дневнике его 8 января 1858 года записано следующее: «Вчера по молитве Господу моему Иисусу Христу, на Иордане явльшемуся, и также помолясь святому Иоанну Крестителю некою особенною моему окаянству приличною молитвою, возжелал и пред Ними духом и усты моими изрек желание мое принять схиму, аще благоволит на сие Господь, с переименованием во Иоанна, аще не отринет великий и святой Иоанн Предтеча, чтобы с именем его явился я туда, в вечность. Исполняй во благих желания прибегающих к Тебе, Господи, исполни сие мое желание во время Свое»[17].

В 1860 году преосвященный был пострижен келейным образом в святую схиму и назван Иоанном. Пострижение его совершал уважаемый нижегородцами и владыкой его духовный отец – подвижник схииеромонах Мардарий.

Преосвященный Иеремия в своей келье охотно принимал посещавших его лиц всякого звания и сословия. Нижегородцы благоговели перед ним и в каждом важном или скорбном событии своей жизни просили его советов и благословения. В Благовещенском монастыре в келье у преосвященного был храм, о котором он вспоминает в письме к епископу Кавказскому Герману (Осецкому; † 1895) от 30 ноября 1878 года: «Совершив Божественную литургию в келейном у меня храме святого Андрея, апостола Первозванного, поспешаю духом моим нестись к Вам и всему братству Вашему, имени его посвященному. Примите, преосвященнейший владыко, яко основатель и покровитель сего Свято-Андреевского братства, и передайте всем братчикам, благотворителям и споспешникам его мое молитвенное приветствие с настоящим днем праздника братства. Испрашивая Ваших молитв, с истинным почтением и братской о Господе любовью имею честь быть Вашего преосвященства слуга и молитвенник.

Нестяжательностью своей он дошел до полного обнищания: он раздавал все, что имело хоть какую-то ценность; книги, иконы, кресты, панагии – все был роздано монастырям, храмам, обителям. Особо благоговейное чувство владыка Иеремия питал к святителю Димитрию Ростовскому, с его иконой он никогда не расставался. Подражая своему небесному покровителю святителю Димитрию, преосвященный в уединении также много работал пером – писал душеполезные советы, молитвы, толкования. Только телесная немощь помешала ему посетить Ростов для поклонения честным мощам Божиего угодника. Сделал это уже после смерти старца Иеремии его келейник отец Никон по просьбе умирающего.

Незадолго, дней за десять, до своей кончины он, уже больной, принял Казанского архиепископа Палладия (Раева; † 1898) с Нижегородским епископом Макарием (Миролюбовым) и долго с ними беседовал. За три дня до своей блаженной кончины, 3 декабря, пригласил к себе духовного отца своего, иеромонаха Благовещенского монастыря Серафима, и после краткой исповеди просил прочитать канон молебный на исход души. До последнего своего вздоха он сохранял твердую память и сознание. Последние слова его были: «Пора домой».

Жизнь угасла тихо и спокойно, без всяких видимых признаков смертной агонии 6 декабря в 11 часов дня. При гробе почившего сразу же началось непрерывное чтение Евангелия, а также служение панихид во многих нижегородских церквях и при гробе. Панихиды при гробе совершались преосвященным Макарием в сослужении с братией монастыря. Речи, говоренные по окончании панихид, были проникнуты чувством благоговения к почившему. 9 декабря преосвященным Макарием была совершена заупокойная литургия в сослужении с преосвященным Поликарпом (Гонорским; † 1891), епископом Балахнинским, и многими архимандритами и протоиереями. При погребении присутствовали представители гражданской власти и почитатели почившего. Во время выноса гроба во всех церквях Нижнего Новгорода звучал печальный перезвон, певчие пели ирмосы великого канона: «Помощник и Покровитель». Так закончился жизненный путь подвижника благочестия преосвященного Иеремии, молитвенника и предстоятеля пред Богом за нас, а особенно за Кавказскую, Полтавскую и Нижегородскую паству, что отразил он в своей посмертной молитве:

«Слушая глас Господа моего, во святом Евангелии глаголющего: “Будите готовы, яко в он же час не мните, Сын Человеческий придет”, – и помышляя о безвестном дне и часе исхода моего от сея жизни, и се уже приближась к сему страшному, но и вожделенному часу паки и паки напоследок в мире сем, исповедаю Господу Богу, Вседержителю, в Святой Троице славимому и поклоняемому Отцу и Сыну и Святому Духу, во всех моих согрешениях, ими же зле содеях мыслию, словом, делом и всеми моими чувствами, яко во гресех родился, во гресех воспитахся и во гресех по святом крещении даже до сего последнего часа пожих…

Не о себе же точию и в час сей молюся Тебе, о Боже, но и о тех (и паче о них) паствах и градех, идеже благодать Твоя поставляла мою немощь пасти людей Твоих. Буди милость Твоя и благословение Твое, о Пресвятой Троице, с ними и на них до века…

Некоторые, поверхностно оценивая этого замечательного владыку, характеризуют его как неуживчивого человека, что неправильно отражает его образ. Любой деятельный человек, выполняя богоугодные дела, не избегает недоброжелательства со стороны не только ленивых или малоактивных людей, но и стремящихся к добрым деяниям, но видящих их по иному – враг человека прилагает много усилий, чтобы помешать благу и разобщить людей, настроенных на богоугодные дела. И потому преосвященный Иеремия не выделяется из рядов других выдающихся активных деятелей – ни церковных, ни государственных. Кроме того, на фоне благочестивейшей жизни владыки любые возникавшие конфликты несравненно видны ярче, чем аналогичные конфликты у людей, не обладающих таким уровнем благочестия. Для последних они являются обычным явлением, а иногда даже украшающим их образ как проявление их ревности в чем-то. Сам владыка так сокрушался о всяком действии, отвращающем от полезности делу или приносящем печаль другому человеку, запечатлевал эту свою боль и скорбь в дневнике, что, вглядываясь в его записи формально или субъективно, можно сделать неправильный вывод о постоянных скорбях, сокрушениях и искушениях владыки. Но в том-то и проявлялось благочестие преосвященного, что во всем он винил себя, а скорбь свою нес и «во гроб пред судилище Христово». Другой бы перешагнул через возникающее искушение и забыл бы его, впав в очередное, но для владыки Иеремии не было малым или неважным любое дело, не приведшее к благочестивому результату, – он переживал, он сокрушался, он скорбел. Несомненно, что такой светильник благочестия, стремящийся угодить Богу, ведомый Богом и исполняющий волю Божию, имел сильное противление от духов злобы через людей. Но и помощь Божия ему была велика как творящему Его волю.

В заключение приведем несколько высказываний владыки Иеремии, наилучшим образом характеризующих строй его духа.

«Возлюбленный! Ты желаешь и ищешь имени и чести инока умного. Памятуешь ли, кто есть истинно умный? Истинно умный человек есть тот, кто о едином тщится – о том, чтобы во всем повиноваться Богу и благоугождать Ему, благодаря Божественный Его Промысл во всяком приключении житейском, во всяком, говорю, приятном и горьком, ибо разумно быть благодарным врачу и тогда, как он дает нам врачевство невкусное и горькое: Бога ли не благодарить в скорбях наших, коими врачует Его премудрость и благодать нашу душу? Спасайся».

«Друже! Никакой нет пользы в обучении наукам, если не будет богоугодного и богобоязненного жития. Обучение доброму житию и старание об очищении и исправлении души делает человека истинно просвещенным и мудрым. Кто чужд добродетели, тот ничего достодолжно не знает и узнать не может, ибо, сказал святитель Антоний Великий, единственный способ уразуметь Всеблагого Бога и божественные предметы есть благость и житие непорочное, коими привлекается благодать Святого Духа, наставляющая на всякую истину. Спасайся!»

«Возлюбленный! Укоряя и осуждая заочно кого-либо из братии, ты поступаешь вопреки правилу человеков Божиих и боголюбивых, ибо мужи благие и боголюбивые иногда дозволяют себе обличать кого-либо во зле в лицо, но никогда никого не укоряют заочно, на стороне; и не только сами не произносят укорительное и унизительное слово об отсутствующем, но и другим заграждают уста. Подражай таковым боголюбцам и спасайся»[20].

[1] Виноградов И.З. Преосвященнейший Иеремия, епископ Нижегородский, и его воспоминания о преосвященнейшем Иннокентии, архиепископе Херсонском и Таврическом. Н. Новгород, 1886. С. 46.

[2] П.М.Г. Памяти в Бозе почившего преосвященного Иеремии, бывшего епископа Полтавского // Полтавские епархиальные ведомости. 1885. № 12. С. 624–625.

[6] Виноградов И.З. Преосвященнейший Иеремия, епископ Нижегородский, и его воспоминания. С. 57.

[7] В 1929 году кафедральный собор был взорван; уже при рытье фундамента под Дом советов, который возводили на месте кафедрального собора, вскрыли гробницу К. Минина, и останки, обнаруженные в ней, были переданы в музей. В 1962 году, к 350-летию событий 1612 года, останки Минина были перезахоронены в Михайло-Архангельском соборе.

[8] Титов А.А. Преосвященнейший Иеремия, в схимонашестве Иоанн, епископ Нижегородский и Арзамасский. М., 1887. С. 19–27.

[11] «Есть пути, которые кажутся человеку прямыми; но конец их – путь к смерти» (Притч. 14: 12; 16, 25).

[12] Виноградов И.З. Преосвященнейший Иеремия, епископ Нижегородский, и его воспоминания. С. 64–65.

[14] Титов А.А. Преосвященнейший Иеремия, в схимонашестве Иоанн, епископ Нижегородский и Арзамасский. С. 43.

[15] Воскресенский А. Преосвященный Иеремия-отшельник, первый епископ Кавказский. С. 713–714.

[16] Буткевич Т. Русский Златоуст. Жизнеописание, слова и проповеди святителя Иннокентия, архиепископа Херсонского. СПб., 2005. С. 64.

[17] Воскресенский А. Преосвященный Иеремия-отшельник, первый епископ Кавказский. С. 712.

[18] Кавказские епархиальные ведомости. 1878. С. 889.

[19] Виноградов И.З. Преосвященнейший Иеремия, епископ Нижегородский, и его воспоминания. С. 107–110.

[20] Поучения, говоренные преосвященнейшим Иеремией к нижегородской пастве, с присовокуплением келейных его записок за 1851–1853 гг. // Сост. священник Д. Покровский. Н. Новгород, 1890. С. 248–249.