Даниловский звон. Часть 2

Колокольня Данилова монастыря

Из бумаг монастырского архива становится известным, что в 1888 году «Большой» колокол Струговщикова по чьей-то неосторожности был разбит. Настоятель обители архимандрит Иона с насельниками возымели намерение восстановить праздничный благовестник. Идея сразу же нашла отклик в сердцах даниловских прихожан. Но всех опередила купеческая вдова Анастасия Сергеевна Захарова, пожелавшая в память покойного мужа на собственные средства изготовить «главный колокол на колокольню Данилова монастыря»[2]. Годом ранее ею уже было сделано крупное пожертвование в пользу обители: куплен за 1500 рублей дом, построенный на монастырской земле и принадлежавший коллежскому секретарю Никольскому, – для устройства в нем церковно-приходской школы[3].

27 июля 1890 года она написала письмо на имя митрополита Московского и Коломенского Иоанникия (Руднева), в котором испрашивала позволения «устроить» колокол «весом около 600 пудов с тем, чтобы разрешено было употребить в это же число и старый колокол весом в 314 пуд». При этом она поясняла, на что конкретно пойдет ее денежный вклад в 15 000 рублей: «Как добавочное число около 280 пудов меди к 314 пудам, так и переливка колокола, и равно и подвешивание на колокольню будет сделано на мои средства, на что и прошу разрешения Вашего Высокопреосвященства. При сем представляю удостоверение архитектора о прочности колокольни и копию надписи на старом колоколе, свидетельствующую о том, что он не имеет археологического (то есть уникального, исторически примечательного. – И.С.) значения»[4].

Прошение купеческой вдовы было подкреплено письменным ходатайством настоятеля Данилова монастыря архимандрита Ионы со старшею братиею, в котором говорилось: «Для благолепия монастырского богослужения нам желательно было бы иметь больший колокол, посему просим Ваше Высокопреосвященство, нашего милостивого архипастыря и отца, благоволите разрешить нам принять жертву Захаровой на изложенном ею условии»[5].

Обращение жертвовательницы и просьба монастырских насельников получили одобрительную резолюцию митрополита Иоанникия. Колокол был изготовлен на заводе Финляндского одним из самых талантливых московских литейщиков конца XIX века Ксенофонтом Веревкиным (он отливал колокола для храма Христа Спасителя, собора Рождества Христа Спасителя Рижской епархии, для церквей и монастырей Святой Земли). Помимо придания творениям своих рук превосходных акустических качеств, он удивительно тонко чувствовал красоту формы колокола, мастерски подчеркивая ее профильной обработкой и орнаментацией в «древнерусском» («византийском») стиле, который был определяющем при строительстве и обустройстве храмов в царствование императора Александра III. Его благовестник-тяжеловес для Данилова монастыря стал выдающимся произведением художественного литья. Высокий уровень выполнения декора, подчеркнуто сдержанный и тщательно продуманный, позволяет предположить участие в его создании даровитого художника-профессионала.

На бронзовой чаше-тулове орнамент располагался традиционно – поясами. По главе колокола шел фриз из равноконечных крестов в обрамлении жемчужника и килевидных кокошников со стилизованными растительными вставками. Ниже следовал широкий пояс из больших и малых картушей, в которые были помещены иконы равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги, преподобных Даниила Столпника и Иоанна Кассиана Римлянина[6]. При их моделировке использовался высокий скульптурный рельеф. По колоколу в несколько рядов проходила пространная литая надпись, выполненная заглавными буквами церковнославянского шрифта. Вверху, над широким орнаментальным поясом, был процитирован текст церковного песнопения («задостойника») на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы: «Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу». Это величание с самого большого, 1650-пудового «Торжественного» колокола храма Христа Спасителя работы Ксенофонта Веревкина, повторенное затем на множестве русских колоколов, очень верно передавало суть церковного звона: в земле и из земных элементов слитый, колокол заставляет воздух, всю стихию видимого неба звучать и петь хвалу Богу. Внизу, на валу, помещалась своего рода «поминальная записка»: «В лето от воплощения Бога Слова 1890 в царствование императора Александра III по благословению митрополита Московского Иоанникия перелит сей колокол-благовестник в обитель князя Даниила, именуемую Даниловским монастырем, что за Серпуховскими воротами в Москве, из старого 300 пуд колокола с прибавлением нового высшего сорта металла старанием настоятеля архимандрита Ионы, жертвою вдовы купчихи Анастасии Сергеевны Захаровой о упокоении души мужа ее раба Божия Иоанна. Москва. Завода Н.Д. Финляндского лил мастер Ксенофонт Веревкин». Рядом с именем литейщика воспроизводились восемь знаков отличия, включая государственный герб Российской империи и медали, которыми продукция завода в разные годы была отмечена на всероссийских и международных выставках.

Колокол-рекордсмен, по даниловской традиции прозванный «Большим», или «Праздничным»[7], вышел на 122 пуда «внушительней», чем первоначально планировалось: его вес составил 722 пуда (или 12 тонн); только один его язык весил почти тонну!

На протяжении веков появление каждого нового колокола в монастыре иноки приветствовали своим, «даниловским», звоном. На этот раз встреча невиданного еще в этих стенах чудо-богатыря прошла особенно торжественно. Однако, по дальнейшему рассуждению, колокол так и не решились поднять на уготовленное для него место, несмотря на предварительные данные купеческой вдове Захаровой письменные заверения местного архитектора в достаточной прочности колокольни. К тому же, «имевший более трех аршин в диаметре» (2,7 метра) «Большой» оказался шире арок звонильного яруса и при всем желании не мог пройти внутрь. Одну из арок следовало «расшить». Но любое вмешательство в существующую конструкцию грозило непредвиденными последствиями: слишком уж непрочной казалась возведенная полтора столетия назад надвратная колокольня. Оттого решили до поры до времени не рисковать, а устроить для даниловского новосела временную деревянную звонницу на невысоком помосте, неподалеку от святых ворот, за оградой монастыря[8]. Но, как гласит народная мудрость, нет ничего более постоянного, чем временное.

Фрагмент картины В.Г. Никонова «Звонница». Холст, масло. Б.г.

«Фабриканту иконостасных изделий» Николаю Алексеевичу Ахапкину[13], поставщику двора Его императорского величества, было поручено «исправить иконостас под колокольней при богадельне, резьбу с иконостаса снять, местами, где осыпалась позолота, вновь вызолотить, потерянную резьбу добавить, рамки вокруг икон вновь вызолотить, на резьбе потертую позолоту исправить…»

Церковная утварь была выписана из московского отделения торгово-промышленного товарищества «П.И. Оловянишникова сыновья»[14]: аналои, подсвечники, ладанницы, лампады с золотой гравировкой, кропила. У мастера серебряных дел Федора Акатова куплены восемь серебряных подсвечников и паникадило. Печник Михаил Иванович Дудичев под колокольней сладил кирпичный калорифер. Ремонтировалась и сама колокольня: подрядчик плотницких работ Иван Григорьевич Павлов с августа по ноябрь возвел временные подмости к колокольне, перестлал полы, соорудил новую лестницу с поручнями, обновил на крыше слуховые окна[15].

В начале января 1903 года подколокольная церковь преподобного Симеона Столпника была освящена митрополитом Трифоном (Туркестановым), епископом Дмитровским. Отныне во все воскресные и праздничные дни в ней стали совершаться богослужения, в которых участвовали престарелые и немощные монашествующие, что «доставляло им высокое религиозное утешение»[16]. Здесь же ученики церковно-приходской школы при монастыре читали и пели на клиросе, а некоторые приглашались на колокольню и помогали даниловским звонарям благовестить[17].

На четырнадцатый год существования у стен монастыря временной деревянной звонницы, построенной специально для колокола «Большого», звонари стали замечать, что при раскачивании колокольного языка в такт ему стала заметно раскачиваться и поскрипывать сама звонница. Настоятель монастыря архимандрит Тихон (Руднев) поручил произвести тщательный осмотр ее несущих деревянных опор. Результат проверки оказался неутешительным: столбы изрядно прогнили и грозили вот-вот обрушиться. По совету епархиального архитектора, под балки, на которых висел колокол, были подведены дополнительные деревянные подпорки, но и с ними во время звона ощущалось значительное колебание всей звонильной конструкции.

«Настоятельно назрела неотложная нужда в постройке новой каменной колокольни, – писал в своем донесении от 10 февраля 1904 года даниловский игумен отцу благочинному епархиальных монастырей Москвы, настоятелю Сретенского монастыря архимандриту Никону. – Давно уже жители Москвы, и особенно вкладчики, бывающие в монастыре, указывают на эту неотложную нужду; многие выражают желание и обещание при постройке ее сделать пожертвование деньгами и строительными материалами. В 1903 году поступило денежное пожертвование на постройку колокольни более 6000 р[ублей]. Во время постройки ее пожертвования, несомненно, будут, и будут значительные» [18].

Но не только на помощь благодетелей и благотворителей рассчитывали монахи Даниловской обители. Монастырь и сам располагал надежными источниками пополнения своего бюджета, которыми собирался воспользоваться в таком важном деле, как сооружение новой колокольни. В это время статьи доходов штатных монастырей в России, помимо пожертвований, складывались из процентов с банковского капитала, из штатного оклада (то есть из государственного пособия, соответствующего классу монастыря) и из неокладных доходов – церковных и хозяйственных. Архимандрит Тихон, обращаясь к архимандриту Никону, просил «разрешить все выручаемые ежегодно проценты расходовать на постройку колокольни, а также по окончании года и все могущие быть остатки от прихода». Приводя конкретные цифры, касающиеся Даниловской обители, он, в частности, писал: «Неокладной монастырской суммы [имеем] более 100 000 рублей, по которой получаем проценты ежегодно 4480 рублей. Под Павелецкую железную дорогу[19] взято монастырской земли по закону отчуждения 5218 кв. саж[ен], за которую Московской оценочной комиссией определено уплатить монастырю по 8 рублей за сажень, что с процентами на капитал со времени занятия отчужденной земли составляет более 50 000 рублей»[20].

Некрополь Данилова монастыря. Фото начала XX в.

Образованный таким образом капитал позволял, не перестраивая существующую с 1736 года историческую надвратную колокольню, соорудить новую, пятиярусную. Ее было решено возвести у западной монастырской стены, на месте ступеней каменной террасы с трехстворчатыми дверями, ведущими на территорию обители. Но для этого требовалось заручиться надлежащим разрешением еще одной инстанции – Императорского археологического общества, которое должно было подтвердить, что терраса не является исторически значимой. 1 июля 1904 года, спустя две недели после посланного запроса, пришел ответ: «К постройке в западной части монастыря новой каменной колокольни со стороны Общества препятствий не встречается»[22].

Буквально на следующий день, 2 июля, по заранее составленному и утвержденному строительным отделением Московского губернского правления проекту, приступили к работам по разборке террасы и выемке земли под фундамент будущей колокольни: в длину 13 сажен (28 метров), в ширину 7 сажен (15 метров) и в глубину около 1 сажени (2 метра). Исследование подземного грунта до 14 аршин (10 метров) показало, что он чрезвычайно слаб: на 12 аршин (8,5 метров) шел мокрый песок (сказывалась близость к реке). И только на глубине 13 аршин (9 метров) начинался вполне крепкий грунт, на котором можно было основать центральную, самую тяжелую, часть колокольни.

Таким образом, возникла непредвиденная ситуация: необходимость закладки фундамента на уровне 13–14 аршин от поверхности земли вместо предусмотренных по смете 4–5 аршин. А это, по подсчетам руководившего строительством архитектора П.А. Виноградова, увеличивало затраты на 23 000 рублей. Ввиду того что монастырь не имел в наличии таких денежных средств, было решено земляные работы приостановить и подготовить новый, удешевленный проект, с тем, чтобы вписаться в бюджет, согласованный с Московской духовной консисторией: 115 000 рублей. При этом глубина залегания фундамента должна была увеличиться до 14 аршин от поверхности земли.

Параллельно со строительными хлопотами настоятель архимандрит Тихон продолжил формирование колокольного ансамбля Данилова монастыря. В первой половине 1904 года для новой звонницы все на том же заводе П.Н. Финляндского – лучшей колокололитейной «торговой марке» того времени[23] – жертвою насельника обители иеромонаха Иоакима[24] был слит еще один крупный благовестник, уступающий по величине только «Большому» колоколу. Его вес составил 365 пудов (без малого 6 тонн). С его появлением удалось воссоздать красочный тембр основного тона разбитого в 1888 году 314-пудового колокола Струговщикова. Как и прежние Даниловские колокола, он был богато орнаментирован. С его главы несколькими ярусами спускались вписанные друг в друга сводчатые кокошники с растительным декором, жемчужник, фриз в русско-византийском стиле, включавший несколько больших круглых медальонов с рельефными иконами Святой Троицы, Спаса Нерукотворного, святого князя Даниила Московского в схиме[25], перемежаемых меньшими по величине круглыми медальонами со вставками из стилизованных равноконечных крестов. Между верхним пояском и сложным орнаментальным фризом был вновь процитирован «задостойник» на праздник Благовещения: «Благовествуй, земле, радость велию, хвалите, небеса, Божию славу». Ниже на валу была исполнена церковнославянским шрифтом вкладная ктиторская надпись: «Пожертвован в 1904 году иеромонахом Иоакимом в Даниловский монастырь в Москве в царствование государя императора Николая II при настоятеле архимандрите Тихоне. Лит в заводе Павла Николаевича Финляндского, весу 365 пуд». К новому колоколу перешло название 115-пудового «можжухинского», появившегося в Даниловском монастыре в 1795 году, – «Полиелейный». Именовавшийся же поначалу «Большим», а затем «Полиелейным», старый колокол получил на этот раз название «Будничного», или «Вседневного»: отныне он станет участвовать в повседневных службах, в отличие от праздничных и воскресных колоколов.

Подъем колокола «Большого» на колокольню Данилова монастыря

В июне 1906 года епископ Никон был перемещен с Серпуховской кафедры на Вологодскую, и ему пришлось покинуть Даниловскую обитель. Тогда же в Успенском соборе Кремля во епископа Серпуховского был хиротонисан недавний ректор Московской духовной семинарии архимандрит Анастасий (Грибановский), которому едва минуло 30 лет. Местопребыванием молодому новорукоположенному епископу был назначен Данилов монастырь[27].

В течение последующих восьми лет епископ Анастасий будет управлять обителью святого князя Даниила. При этом в его обязанности как викария Московской епархии входило также совершение праздничных богослужений в Большом Успенском соборе Кремля и храме Христа Спасителя, заведование духовными учебными мужскими и женскими заведениями, руководство работами комиссий по устройству церковных торжеств в связи с прославлением святителя Гермогена, празднования 100-летия со дня рождения погребенного в стенах Данилова монастыря Н.В. Гоголя, 100-летия Бородинской битвы, 300-летия Дома Романовых. В 1916 году он был посвящен в сан архиепископа, в 1917–1918 годах участвовал в работе Поместного Собора Русской Православной Церкви и являлся одним из кандидатов на патриарший престол. Уже после большевистского переворота, оказавшись в эмиграции, он станет митрополитом, председателем Архиерейского Собора и Синода, первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей.

Близко знавшие митрополита Анастасия в эмиграции считали, что его духовный облик сложился под влиянием прославленных московских святынь[28]. И не в последнюю очередь святынь Данилова монастыря. Под окнами настоятельского дома находились могилы первых русских самобытных философов-славянофилов, что провидчески предопределило его последующее сближение с современными ему философами, такими как братья Е.Н. и С.Н. Трубецкие, а также потомками славянофилов Д.А. Хомяковым и А.Д. Самариным. На протяжении всей жизни владыка Анастасий был известен в народе как аскет и молитвенник, который стремился придать богослужению не только строгую уставность, но и красоту звучания, настраивающую на возвышенный, молитвенный лад. Оттого не удивительно, что с появлением в Даниловской обители нового настоятеля затянувшаяся на многие годы история со строительством звонницы под благовестники-тяжеловесы, миссия которых сравнима с музыкальной проповедью, наконец-то была благополучно разрешена.

7 сентября 1906 года технической частью Управления Московского градоначальства был рассмотрен и одобрен уникальный инженерный проект по укреплению уже имеющейся исторической надвратной колокольни Данилова монастыря, который можно считать настоящим прорывом инженерно-технической мысли своего времени. Впервые за всю историю реставрационных работ в России конструкцию колокольни предлагалось усилить с помощью сложного 650-пудового каркаса из «литого железа высшего качества», не подвергая изменению ее внешний вид. Каркас пронизывал стены звонильного яруса-восьмерика и своею тяжестью опирался на 250-пудовые чугунные, «с подливкой цемента», подушки по углам четверика надвратного храма Симеона Столпника. При этом железным частям конструкции придавалась пятикратная, а чугунным, каменным и деревянным – десятикратная прочность. Основная часть нагрузки переносилась на нижнюю часть здания, позволяя всему сооружению выдержать значительный дополнительный вес двух самых крупных Даниловских колоколов: «Большого» в 722 пуда и «Полиелейного» в 365 пудов[29].

Уникальная операция была разработана и проведена молодым инженером-механиком, недавним выпускником Императорского московского технического училища, заведующим бюро железных конструкций Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода Николаем Владимировичем Подчиненновым[30].

4 октября 1906 года последовал указ Московской духовной консистории о начале проведения работ, а спустя месяц, 3 ноября, «Торговый дом Шварцкопф, Дзирне и Кольпак» принял от Данилова монастыря заказ на изготовление на его заводе железной конструкции под колокола. Автору проекта Н.В. Подчиненнову «предоставлялось исключительное право следить за работами как на заводе, так и на месте установки и делать указания относительно способа производства работ». В контракте было строго оговорено, что произведенная торговым домом конструкция должна быть предварительно собрана и испытана посредством нагружения ее расчетным весом и только после этого доставлена на место, окончательно собрана и установлена на колокольне. Рабочим вменялось в обязанность «обращаться с величайшей предосторожностью с существующей кладкой стен, в особенности сводов и арок», и не разрешалось «склепывание частей конструкции на своде находящейся под колокольней церкви»[31].

Проект железных конструкций на колокольне Данилова монастыря. Утвержден 7 сентября 1906 г.

В 1906–1907 годах на заводе П.Н. Финляндского была заказана целая партия колоколов (в количестве десяти штук), изготовление которых было приурочено к окончанию работ по реконструкции Даниловской колокольни. Их вес – от 137 пудов 30 фунтов (2249 кг) до 24 фунтов (10 килограммов)[34]. Счет к оплате был выставлен конторой завода на имя уже упоминавшегося выше иеромонаха Иоакима – в то время ризничего Данилова монастыря. Очевидно, как и в случае с литьем в 1904 году колокола «Полиелейного», он выступил дарителем этих колоколов[35]. Самый крупный из них, хотя и стал третьим по величине в Даниловском ансамбле, однако не мог конкурировать с чуть меньшим по весу и близким ему по основному тону 115-пудовым «Будничным» можжухинским колоколом 1795 года. Он был назван «Постовым» и использовался вне ансамбля – только для благовеста в период Великого поста. Декоративный фриз из сложносочлененных сводчатых кокошников опоясывал верхнюю часть колокола. Под ним проходила узкая и плоская кайма со вставкой жемчужника и ниже – отлитый в металле текст архангельского гласа, набранный заглавными церковнославянскими буквами: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою». В оформлении доминировал широкий пояс растительного узора в виде виноградной лозы со вставками из стилизованных крестов; в разрыв орнамента были помещены обрамленные причудливо переплетенными лентами картуши с высокохудожественно, почти горельефно выполненными ликами Спасителя, Божией Матери, святителя Николая и Иоанна Предтечи. Над нижним валиком колокола шла вкладная надпись: «В царствование государя императора Николая II Александровича самодержца всея России вылит сей колокол в Москве в заводе П.Н. Финляндскаго, весу 137 пуд 31 фунт».

Помещением на ярус звона «Постового» колокола и подвеской более мелких колоколов, добавленных к уже существующему набору для полноты звучания, завершилось формирование Даниловского колокольного ансамбля общим весом в 1450 пудов (около 24 тонн).

Первый раз на обновленной монастырской надвратной звоннице – технически превосходно организованном сооружении – звонили на Святую Пасху 22 апреля 1907 года.

По русской православной традиции, и все последующие дни Святой седмицы, с конца литургии и до пасхальной вечерни, по крутым и узким каменным ступеням на продуваемую весенними ветрами колокольню взбирались любители поучаствовать в «целодневном» праздничном, «красном» звоне. А таковых было немало. Очередной звонарь-энтузиаст отделялся от заполнявших почти до отказа звонильную площадку прихожан Данилова, истово осенял себя крестом, прикладывался губами, как к иконе, к краю все еще звучащего колокола, подходил под него, на ходу подхватывая веревки, и, раскачав в мощном и широком размахе удивительно податливый гигантский язык, делал несколько гулких и раскатистых ударов… Разумеется, многие, особенно ребятишки, трезвонили в колокола почем зря, но их неумелость в такой праздник никого не раздражала и не сердила: даже беспорядочный звон на новой колокольне умилял, трогая сердца и души.

Именно с той памятной Пасхи 1907 года колокола Данилова, развешанные по всем правилам звонарного искусства, стали слышны у стен Кремля и в Коломенском, за много верст от обители. Соседство с Москвой-рекой только усиливало резонанс: известно, что по водной глади звук летит очень далеко[36]. Современники отмечали исключительные акустические возможности и музыкальные достоинства «даниловского звона», по праву считавшегося одной из вершин мастерства русских литейщиков. Говорили, что их звон напоминал знаменитые «ростовские звоны».

Строительные леса, возведенные рядом с колокольней Н.В. Подчиненновым. Фото 1907 г.

[1] Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь третьего класса Московской епархии. Краткий очерк. М., 1899 (1898). С. 63.

[2] Центральный исторический архив Москвы (далее – ЦИАМ). Ф. 203. Оп. 674. Д. 33. Л. 1.

[3] Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. 1188. Оп. 1. Д. 144. Л. 166.

[4] ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 674. Д. 33. Л. 1

[5] Там же. Л. 1 об.

[6] Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (ок. 360 – ок. 435) был рожден в Малой Скифии (ныне территория Румынии). С юности посвятил себя аскетической жизни и после долгих странствий по монастырям Палестины и Египта был рукоположен в Константинополе святым Иоанном Златоустом в диакона. Основал по уставу восточных обителей два общежительных монастыря, мужской и женский, в Марселе (Галлии). В своих трудах стремился передать Западу монашеский опыт Востока. Чтимая Даниловская икона преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, писанная маслом в академической манере середины XVIII века и повторенная в литом виде на «Большом» колоколе Ксенофонта Веревкина, поступила в обитель согласно завещанию статского советника Глеба Алексеевича Владыкина (погребен в 1803 году на кладбище Данилова монастыря). Помещенная в иконостас придела святого князя Даниила в 1858 году, икона прославилась многочисленными исцелениями и чудесами. (Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь. С. 48–50).

[7] Там же. С. 63.

[8] Из «Донесения о. благочинному епархиальных монастырей Москвы настоятелю Сретенского монастыря архимандриту Никону от настоятеля Данилова монастыря, епископа Серпуховского Никона (Рождественского) от 11 октября 1904 года». РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 502.

[9] К 1803 году относятся первые упоминания о существовавшей в монастыре богадельне для престарелых женщин (на 20 человек). В 1863 году архимандрит Иаков (Кротков) вместе со старшей братией испросили позволения открыть приют для заштатного духовенства, которое, как говорилось в представлении митрополиту Филарету (Дроздову), «по бедности иногда терпит крайнюю нужду в самых главных потребностях жизни» и, «как менее обеспеченное сравнительно с другими сословиями, заслуживает большего внимания со стороны общества» (Первый на Москве: Московский Данилов монастырь. М., 2000. С. 75–76). На рубеже XIX–XX веков Данилов монастырь делал ежегодные взносы в «Миссионерское общество», в «Братство святых Кирилла и Мефодия», в «Братство равноапостольной Марии», в «Братство святителя Николая», «на Православие», «на слепых, расслабленных, неизлечимых больных», в «Общество Красного Креста», «на Святую Землю», на поддержку Московской духовной семинарии и Московского духовного училища, превышающие в общей сложности 10 000 рублей (Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь. С. 128–129).

[10] В результате археологических исследований было установлено, что ранее на этом месте располагались келейные постройки XVI–XVII веков.

[11] Первый на Москве: Московский Данилов монастырь. С. 72. Архимандрит Дионисий упоминает, что в 1897–1898 годы Е.С. Лямина «обеспечила возобновление и исправление серебром и позолотой» церковной утвари Троицкого собора (Дионисий (Виноградов), архимандрит. Даниловский мужской монастырь. С. 117).

[12] Архитектором П.А. Виноградовым (1858–1910) были построены: шатровая церковь в честь Гребневской иконы Божией Матери в селе Клязьма (1902), трапезная в московском Рождественском монастыре (1904), собор Иверской Божией Матери Перервинского монастыря (1904) и ряд других церковных зданий.

[13] Н.А. Ахапкин создал иконостасы для многих церквей не только Москвы и Подмосковья, но и для Миасса (Оренбургской губернии), Одессы, а также болгарской церкви святого Стефана в Константинополе. В 1878 году в его «иконостасном заведении» был изготовлен, а в 1913 году, к 300-летию Дома Романовых, поновлен иконостас Вознесенского храма в селе Коломенском, где в марте 1917 года была обретена икона Божией Матери «Державная».

[14] Литейный завод Оловянишниковых в Ярославле был одним из самых известных в стране. Его колокола можно было слышать во многих православных храмах России и за рубежом. В Москве Оловянишниковы владели фабрикой церковной утвари, а также изготавливали краску, белила, которые были вполне конкурентоспособны не только на внутреннем рынке, но и с успехом экспортировались.

[15] См.: «Дело Московского Данилова монастыря о ремонте церкви во имя Симеона Столпника и присоединении ее к больнице-приюту». Апрель-декабрь 1902 года (РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 145).

[16] Из доклада настоятеля Данилова монастыря архимандрита Тихона (Руднева) Епархиальному начальству. (Там же. Л. 2).

[17] Макаров М.И. Сокровенная память души. Записки старого москвича. М., 2007. С. 207–253.

[18] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 502. Л. 52–52 об.

[19] Строительство Павелецкой железной дороги (ветвь Павелец-Москва), которая частично проходила по территории, принадлежащей Данилову монастырю, по высочайшему указу императора Николая II началось в 1897 году. 1 сентября 1900 года был открыт в Москве Павелецкий вокзал. Железная дорога пролегла в 300 метрах от стен обители.

[20] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 502. Л. 52 об.

[21] Там же.

[22] Там же. Л. 53.

[23] Завод Финляндского отливал колокола, «первые по величине в России», и выдавал на каждый из них гарантию при условии безукоснительного соблюдения правил эксплуатации. Согласно этим правилам, в частности, запрещалось: а) заменять язык, прилагаемый заводом к каждому колоколу, б) наращивать или уменьшать вес языка, в) изменять его форму. Особо оговаривалось условие: звонить в колокола завода П.Н. Финляндского могли только люди, обученные искусству колокольного звона (Горохов В.А. Звонят колокола. М., 2006. С. 90; Он же. Повседневная жизнь России под звон колоколов. М., 2007. С. 242, 246).

[24] Иеромонах Иоаким (Хромов) (1868–1918?) поступил в Данилов монастырь в 1903 году, с 1904 года нес послушание ризничего, а в 1914–1917 годы был настоятелем монастыря в сане архимандрита. Состоял членом многих благотворительных обществ. Его связывала длительная духовная дружба с правящим архиереем Ярославской и Ростовской епархии владыкой Тихоном (Белавиным), будущим Святейшим Патриархом Московским и всея Руси, и он неоднократно посещал Ярославль и делал щедрые пожертвования на храмы города и другие благотворительные нужды. С началом Первой мировой войны архиепископ Тихон, занявший незадолго до этого Виленскую кафедру, вынужден был эвакуироваться из прифронтовых областей в Москву и до своего избрания 4 июня 1917 года митрополитом Московским и Коломенским проживал у архимандрита Иоакима в Даниловом монастыре (Новые материалы из архива М.Е. Губонина // Вестник ПСТГУ: История. История Русской Православной Церкви. Вып. 2 (19). 2006. С. 114, 137). О «добром сердце» отца Иоакима писал архиепископ Антоний (Храповицкий) (РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 504. Л. 122).

[25] Сохранилось письмо Павла Николаевича Финляндского к архимандриту Тихону (Рудневу) от 25 января 1904 года с просьбой передать на завод икону благоверного князя Даниила для создания рельефного изображения на колоколе.

[26] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 570.

[27] Примечательно, что на место епископа Анастасия (Грибановского) ректором в Московскую семинарию определением Святейшего Синода от 19 июля 1906 года был назначен архимандрит Феодор (Поздеевский), будущий священномученик, архиепископ Волоколамский, ревностный пастырь и настоятель Данилова монастыря в период революционной смуты.

[28] См.: Аверкий (Таушев), архиепископ. Жизнеописание блаженнейшего митрополита Анастасия // Аверкий (Таушев), архимандрит. Всему свое время. М., 2006.

[29] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 143. Л. 91–94 об.

[30] В некоторых источниках приводится иной вариант написания фамилии: «Подчиненов». Имя Н.В. Подчиненнова получило известность в России благодаря его инициативе припаять отбитый 700-пудовый (11,5 тонн) кусок к 10000-пудовому (201 тонна) Царь-колоколу при помощи изобретенного в 1888 году пермским горным инженером Н.Г. Славяновым метода сварки плавящимся электродом. Воссозданный Царь-колокол инженер Подчиненнов собирался водрузить на кремлевскую Филаретовскую пристройку к колокольне Ивана Великого, сделав в ее стене небольшие выемки. Этому предложению предшествовало кропотливое изучение Николаем Владимировичем в архиве императорского двора «Дела о колоколе» и сложные вычисления, выдержит ли вес колокола-гиганта звонница (Оловянишников Н.И. История колоколов и колокололитейное искусство. М., 2003. С. 204–208).

[31] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 143. Л. 96–97 об.

[32] Там же. Л. 91.

[33] Подчиненнов Н.В. Устройство и установка железной конструкции для привеса колоколов на древней колокольне Московского Даниловского монастыря // Бюллетень Политехнического общества. Вып. 2. 1909; Его же. Устройство и установка железной конструкции для привеса колоколов на древней колокольне Московского Данилова монастыря. М., 1909.

[34] Чтобы рассчитаться с заводом Финляндского, Данилов монастырь передал на переплавку некоторые старые, очевидно поврежденные, колокола общим весом 141 пуд (2300 кг). Бытует мнение, что именно в это время был списан в числе упомянутых старых колоколов и пропавший бесследно 65-пудовый «Царский» колокол 1682 года. Но эта гипотеза не имеет под собой основания, ибо в эти годы существовало строжайшее правило, по которому всякая перестройка, переделка и переплавка требовали одобрительной резолюции Императорского археологического общества. «Царский» колокол работы знаменитого мастера Федора Моторина с вкладной надписью, содержавшей имя государя Федора Алексеевича, брата будущего императора Петра I, даже в неисправном виде был слишком значительной, исторически важной реликвией не только в масштабах Данилова монастыря, но Москвы и всей России.

[35] РГАДА. Ф. 1188. Оп. 1. Д. 151-а. Л. 387. Отец Иоаким также из своих средств оплатил счета по подъему «Большого» колокола на колокольню (Там же. Д. 504. Л. 37).

[36] Константин Сараджев уверял, что голос «Большого» колокола можно было слышать на расстоянии 20 верст (21 километра), а при особых погодных условиях – на расстоянии 60 верст (64 километров) от монастыря!

[37] Бунин И.А. Из записей неизвестного. Этюд VI // Бунин И.А. Под серпом и молотом. Лондон, 1975. С. 24.

[38] Макаров М.И. Сокровенная память души. С. 208, 212–213, 223–224, 235.

Более подробно с историей даниловских колоколов и древнейшей московской обители можно будет ознакомиться по выходу в свет готовящейся к изданию фондом «Связь времен» книги Инны Симоновой «Колокола Даниила Московского».