Православный календарьПравославный календарь
Крест любви
Схим. Нектария (княгиня Наталья Долгорукова; 1714–1771)
16-летняя Наталья добровольно последовала вслед за мужем в ссылку, показав всему миру пример беспредельной любви и преданности супружескому долгу.
«Работай над собой – сделаешь благо для ребенка»
Беседа с замдиректора крупнейшей в России православной гимназии
Важно, чтобы сам процесс обучения уже воспитывал, чтобы воспитание было не частью работы, а охватывало все пространство образования.
Как русский святой явился пасынку Наполеона
Мария Тоболова
Посмотрев на принца, монах сказал: «Не вели войску своему расхищать монастырь. Если исполнишь мою просьбу, Бог тебя помилует. И знай, что твои потомки будут служить России».
Огород – дело духовное
Прот. Александр Авдюгин
Увидев же картофельное поле с многочисленными рядами уже выкопанного картофеля, батюшка вспомнил голливудские фильмы с плантаторами и неграми-невольниками.
Отец Дометий Рымецкий – духовник, сердцем горящий
Кристиан Курте
Он был батюшкой, который по грудь в ледяной воде зимой переходил горные реки, преграждавшие ему путь к храму.
Купец. Благотворитель. Мученик. Николай Григорьевич Григорьев
Алина Сергейчук
Он отличался неподдельно добрым отношением к человеку и видел в нем равного себе, а не инструмент для зарабатывания денег.
«Когда мир тебя отвергает, Бог принимает»
Иером. Серафим (Алдя)
Кто встретил Бога, тот уже не может ни ненавидеть ближнего, ни осуждать его, ни оставить его на верную смерть.
«Хватит спать! Пошли кутить!»
Людмила Панич
Наш любимый старец Гавриил в свой день рождения подарил жизнь моей дочери во второй раз.
«Дай Бог стяжать титул сельского батюшки» (+ВИДЕО)
Прот. Геннадий Беловолов
Здесь, на сельском поприще, ты за все в ответе. Ты здесь отец. Здесь я понял, что слово «отец» происходит от слова «отвечать».
Божественная латрия, православное вероучение и наша церковная жизнь
Иеромон. Лука Григориатский
Мы можем с уверенностью сказать, что подлинная христианская жизнь, жизнь, ведущая к обожению, истинная латрия, не исчезли в наше время.

Церковнославянский язык: картина мира

Фёдоровское Евангелие
Фёдоровское Евангелие
В настоящее время совершается очередной передел мира, перераспределяется влияние и власть многих народов. На начальной ступени этого передела пребывавшая в «перестройке» Россия потерпела поражение и утратила значительную часть жизненного пространства. Причины тому, как и при всех подобных исторических потрясениях, коренятся в разрушительных изменениях духовно-нравственных установок, определяющих народное самосознание и поведение. Чтобы восстановить созидательную историческую целеустремленность и по возможности восполнить утраченное, нам нужно вернуть себя к мировоззренческим устоям, на которых в течение веков складывалось самосознание нашего народа. Устои же эти хранятся, передаются и развиваются на высшем духовном уровне народного языка, на том уровне, где народ осмысляет бесконечность мироздания, сущность человеческой природы, разумность и сверхразумную премудрость мироустройства. Это уровень народного вероисповедания и вероучения, уровень, на котором бесконечно постигается недоступная ограниченному разуму человека бесконечность бытия (см.: 10; 11; 12).

Для русского языка таким высшим духовным уровнем является священный старославянский, или, если рассматривать его в постепенном историческом развитии, церковнославянский язык. Он был намеренно создан и развивался с 863 года как общий для всех славян язык православного богослужения. В пору создания этого языка славяне были еще единым народом. Именно на этом языковом уровне были установлены и передаются до сих пор духовно-нравственные православные понятия русского народа. Осмысляя мир в данных понятиях, наши предки постепенно, из века в век расширяли свое жизненное пространство, строили самобытную государственность и выходили победителями из самых сложных исторических испытаний. Чтобы вполне использовать созидательную силу этих понятий, нужно всемерно, на всех ступенях народного образования, восстанавливать преподавание старославянского языка как все еще живого верховного и священного уровня современного русского языка. Делать это можно в рамках общего преподавания русского языка и культуры речи.

Методология и методика подобного возврата к духовным истокам была в общих чертах описана уже Ломоносовым – в середине XVIII века, после полувекового подавляющего увлечения нашего образованного общества западной культурой и западными языками. В заметке «О нынешнем состоянии словесных наук в России» (1756) (9, с. 581–582) Ломоносов отметил, что сила народа создается, прежде всего, силой его языка, и распространение власти народа в мире прямо зависит от распространения его языкового влияния среди других народов. А в статье «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке» (1758) (9, с. 587–592) гениальный ученый показал, что сила народного языка определяется мощью, развитостью высшего, наиболее одухотворенного, священного уровня этого языка. Наметил Ломоносов и методику приобщения современных образованных людей, особенно писателей, к силе церковнославянского языка. Методика эта, в конечном счете, сводится к непрестанному чтению православных богослужебных книг, к живому включению в языковую стихию православного богослужения. Образованные люди должны усилием творческой воли возвышаться до духовного уровня церковнославянского языка, а не низводить высокие понятия этого языка, мнимо переводя их на современный обытовленный, замутненный иностранными заимствованиями и мирскими страстями русский язык. После Ломоносова, уже в начале XIX века об этом много писал А.С. Шишков.

Свои рассуждения Ломоносов черпал из той самой стихии церковнославянского языка и, в частности, из ключевого православно-славянского понятия «языка» как такового.

Когда на грани XVIII – XIX веков на Западе заговорили о языке как «печати нашего разума», благодаря которой «разум обретает видимый облик и передается из поколения в поколение» (4, с. 236); когда заговорили о языке как об «органическом существе», выражающем «общность» народа (15, с. 202, 211), и о «языковом самосознании народа» как «духовной силе нации» (6, с. 47), тем самым приблизились к древнему славянскому представлению, запечатленному в двух неразрывных значениях слова «языкъ»: «словесный дар» и «народ». В других европейских языках только древнегреческое (новозаветное) «глосса» (glо~ssa)~ выражает подобное двуединство значений.

Русским писателям и философам, как никому другому, было естественно усматривать в языке выражение народного духа. «Рассматривая народ как существо духовного порядка, мы можем назвать язык, на котором он говорит, его душой», – рассуждает в качестве критика В. К. Кюхельбекер в 1821 году (7, с. 119–120). Язык – «главнейшее знамение народности», – соглашается философ И. Климентьев (8, с. 179). Ф. И. Буслаев развивает сходное положение как филолог: «Внутренняя нераздельность языка и характера народа особенно явствует из отношения языка к народной образованности, которая есть не что иное, как непрестанное развитие духовной жизни, а вместе с тем и языка» (1, с. 309–310). Согласно Буслаеву, пока народ не утратил своего языка, «до тех пор не погибнет в нем духовная жизнь его предков <…>. Вместе с родным языком мы нечувствительно впитывали в себя все воззрения на жизнь, основанные на верованиях и обычаях, в которых язык образовался» (2, с. 88). Князь П. Вяземский как поэт в стихотворении «Англичанке» (1855) пишет:

Язык есть исповедь народа:
В нем слышится его природа, Его душа и быт родной (3, с. 337).

«Слово – невидимый образ народа», – словно бы вторит поэту историк словесности С. П. Шевырев (14, с. 7).

Этим же взглядом на сущность языка определяется, в частности, известное рассуждение Гоголя в конце пятой главы «Мертвых душ»: “Как несметное множество церквей, монастырей с куполами, главами, крестами, рассыпано по святой благочестивой Руси, так несметное множество племен, поколений народов толпится, пестреет и мечется по лицу земли. И всякий народ, носящий в себе залог сил, полный творящих способностей души, своей яркой особенности и других даров Бога, своеобразно отличился каждый своим собственным словом, которым, выражая какой ни есть предмет, отражает в выраженье его часть собственного своего характера” (5, с. 102). В конце первого тома поэмы “пораженный Божьим чудом созерцатель” наблюдает, как из времени в вечность Русь “мчится вся вдохновенная Богом” и как «постораниваются и дают ей дорогу другие народы» (5, с. 225–226), тоже находящиеся на общем пути из времени в вечность. А вместе с каждым народом по дороге истории несется и отличающее его слово.

Так и Пушкин, подводя итог своему творчеству в стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…», пишет об ответственности поэта перед Богом и перед всеми народами-языками:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык <…> (13, с. 385)

Православную Россию поэт воспринимает как мировую державу, в которой благодатно сосуществуют и, не смешиваясь, творчески взаимодействуют многочисленные языки-народы.    

Евангельское повествование о Страшном Суде над языками-народами и о вечном воздаянии им по их делам стало основой для православно-русского представления о чрезвычайной ответственности словесного творчества отдельных людей, и целых народов, ибо творчество это становится достоянием вечности и свидетельством на Суде.

Каждый «язык»-народ, подобно каждому человеку, согласно евангельскому повествованию, отвечает перед Богом и человечеством за сохранение неповторимого образа и подобия Божьего в себе, за осуществление дарованного ему свободного выбора жизненного пути, в конечном счете, за свою судьбу в вечности, по словам Христа о конце времен: «Егда же приидет Сын человеческий в славе Своей <…>, тогда сядет на престоле славы Своея, и соберутся пред Ним вси языцы; и разлучит их друг от друга, яко же пастырь разлучает овцы от козлищ; и поставит овцы одесную Себе, а козлища ошуюю <…> И идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный» (Мф. 25, 31 – 46). Главное подлежащее высшему суду Вечности творение всякого народа – это он сам или его язык.

Таковы возвышенные историософские понятия о языке, усвоенные русским самосознанием в ходе его исторического развития, в особенности же – вместе с православным Крещением Руси в 988 году и принятием общего для православных славян священного письменного языка, именуемого церковнославянским. Этот живой язык богослужения при самых незначительных изменениях сохранился на русской почве до нашего времени. И он по-прежнему бесчисленными образами и путями воздействует на русское мировосприятие, способствуя его непрерывному развитию при сохранении целостности и самобытности (выше был рассмотрен лишь один из примеров такого воздействия – через представление о «языке»).

Язык как совокупность народных понятий о жизни и совокупность способов применения этих понятий в живом общении (письменном и устном) непосредственно определяет народное самосознание и всю производимую этим самосознанием историю народа. Народ существует вместе с языком и так долго, как существует язык. Ослабление, упадок языка означает ослабление и упадок народа. Распространение языка среди других народов означает распространение власти данного народа, творящего данный язык сообразно своей собственной природе. Коренное изменение сущности языка приводит к изменению сущности народа. Вместо прежнего народа возникает новый. Так, вместо римлян, говоривших на латинском языке, возникают романские народы, которые, впрочем, долгое время сохраняют родственные связи с прежними римлянами, прежде всего, благодаря сохранению латинского языка как основы и высшего священного уровня для своих новых языков, получавших развитие поначалу только на низшем, бытовом уровне миропонимания и затем постепенно заменявших латынь в областях науки, искусства, но не богослужения.

Развитый язык развитого народа – это явление многосложное, в нем именно много «слогов» или подъязыков, стилей общения. Основными являются уровень бытового общения (это низший уровень) и уровень высшего духовного понимания сущности мира и человека. Рассмотрение возможной бесконечности бытия невозможно без веры в то или иное устройство мироздания, в ту или иную сущность Бога (в единобожии) или богов (в многобожии).

Именно на высшем духовном и священном уровне языка, каждый народ выражает свои коренные нравственные понятия, которые в сокращенном и упрощенном виде преломляются на всех других уровнях языка, вплоть до бытового. Одна нравственность у каннибалов тихоокеанских островов, другая – у христиан. Одна – у страны, позволяющей себе сбрасывать ядерные бомбы на чужие мирные города, другая – у страны, не позволяющей себе этого делать. Можно и нужно различать разные степени нравственности и безнравственности, свойственные разным народам. Сила, развитость, емкость нравственных понятий народа определяется его способностью выбирать из нравящегося только то, что способствует продолжению жизни, а значит и самой способности выбирать понравившееся как можно дольше, по возможности – вечно и для наибольшего числа людей, по возможности – для всего народа, а то и для человечества в целом. С этой точки зрения, наиболее совершенной нравственностью является христианская. Даже если отвлечься от главного – от веры в вечное существование человеческих душ и вечное им воздаяние за нравственные или безнравственные поступки, христианская нравственность предполагает непричинение зла ближним, принесение частного человеческого существования в жертву ради общего соборного существования.

Именно на основе православных нравственных устоев постепенно возрастало и становилось мощным российское государство. Вместе с их очередным возрождением, в частности, с возрождением представления о языке как средоточии народной сущности, в XIX веке, в течение царствований Николая I, Александра II и Александра III, совершается небывалый расцвет русского искусства и государственности. Словесность этого периода позднее назвали золотым веком, а российское государство достигло тогда своих естественных границ и охватило небывалые в истории человечества пространства. Содержать и удерживать эти пространства можно было только благодаря соответствующим пространствам духовного влияния, привлекательного для многочисленных подопечных народов. Это влияние определялось православной нравственностью, сохраняемой в церковнославянском языке.

Когда российское государство с его духовной культурой, казалось бы, внезапно рухнуло в 1917 году, эта внезапность на самом деле была внутренне подготовлена подспудной подрывной, с духовно-нравственной точки зрения, деятельностью, по крайней мере, двух предшествующих поколений, точнее определенных образованных слоев в этих поколениях. Эти слои, в частности, революционные демократы, народники, деятели земства, писатели и мыслители, бывшие в философском смысле позитивистами, пантеистами либо материалистами, прилагали все усилия к тому, чтобы расшатать и подменить духовно-нравственные понятия русского народа, воспитанные церковнославянским языком.

Рассмотрим частный, но крайне показательный пример: сознательное коренное переосмысление таких важных для русской нравственности понятий, как «смирение» и «гордость». Вплоть до XVIII века смирение понималось у нас однозначно положительно, а гордость – однозначно отрицательно: смирение – от Бога, гордость – от лукавого. Именно возвышенное понимание смирения как соединения с богоданными мирными ритмами мироздания позволяло русскому народу естественно и упорядоченно расширять границы своего жизненного пространства. Гордость, напротив, понимали как болезненное нарушение положенной свыше меры, этого душевного состояния боялись, его избегали из чувства самосохранения: «Яко всяк возносяйся смирится, и смиряяйся вознесется» (Лк. 14: 11); «Господь гордым противится, смиренным же дает благодать» (Притч. 3: 34; Иаков. 4: 6). С XVIII века стали наблюдаться робкие поначалу попытки противоположного осмысления этих понятий. С новой точки зрения, смирение – упадок жизненных сил, болезнь, а гордость – живительный всплеск этих сил, здоровье души. Лучшие русские писатели и ученые вплоть до конца XIX века успешно сопротивлялись такому переосмыслению, что отражалось, в частности, и в толковых словарях той поры. Но потом, к началу XX века, со сменой поколений, сопротивление сникло, совершилось отступление от нравственных устоев народа (прежде всего – в искусстве, а это главное). Понятия гордости и смирения, а также бесчисленное множество других духовно-нравственных понятий, восходящих к церковнославянскому языку, стали безудержно переосмысливаться. Отступление от священных по истокам понятий совершалось одновременно с всеобъемлющим упадком общественной нравственности и в значительной мере предопределяло этот упадок, а в итоге – и падение государственности.

В толковых словарях советской эпохи духовное отступничество, в значительной мере совершившееся до переворота 1917 года, закрепляется. В частности, гордость оказывается, в первую очередь, положительным качеством, а смирение – отрицательным. Однако попытка создать новое государство на основе перевернутых нравственных представлений оказалась безуспешной. Еще не до конца ушли из жизни ученые, писатели и политики, творившие государственный и нравственный переворот, коверкавшие смыслообразовательные установки родного языка, а общество, выстроенное на таком лженравственном основании, уже рухнуло, как колосс, стоявший на глиняных ногах.

Впрочем, и пришедшие на смену заимствованным у западных мыслителей коммунистическим настроениям западные же либерально-капиталистические увлечения оказываются в нравственном отношении чуждыми для России. И сейчас наш народ в очередной раз стоит перед необходимостью сознательного выбора: возвращаться ли к своим духовно-нравственным истокам, а значит и к восстановлению знаний о церковнославянском языке на всех ступенях народного образования, или же до конца искушать судьбу, безвольно наблюдая свое самоуничтожение. По некоторым признакам выбор может быть сделан в пользу жизни.

Александр Моторин

10 февраля 2005 г.

Рейтинг: 8.5 Голосов: 16 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Список литературы

1. Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка: В 2 ч. М., 1844. Ч. 2.

2. Буслаев Ф. И. О влиянии христианства на славянский язык. М., 1848.

3. Вяземский П. А. Стихотворения. Л., 1986.

4. Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977.

5. Гоголь Н. В. Собрание сочинений: В 9 т. М.: Русская книга, 1994. Т. 5.

6. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

7. «Их вечен с вольностью союз»: Литературная критика и публицистика декабристов. М.: Современник, 1983.

8. Климентьев И. Идеал учено-литературного журнала // Маяк. 1840. Ч. 8. Гл. 4.

9. Ломоносов М. В. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.; Л.: Изд-во АНСССР, 1950 - 1959. Т. 7.

10. Моторин А. В. Русские писатели о словесных нашествиях иностранцев // Карамзинский сборник: Россия и Европа: Диалог культур. Ульяновск: Карамзинская лаборатория, УлГПУ, 2001 С. 208 – 215.

11. Моторин А. В. О сущности народного просвещения в России // Связь времен: Материалы пятой всероссийской научной конференции в школе народного искусства им. императрицы Александры Федоровны. СПб., 2001. С. 95 – 101.

12. Моторин А. В. Духовное начало в художественном воспитании // Начальная школа на рубеже веков: Взгляд в будущее. Вып. 1: Сб. статей. Великий Новгород: Издательство НовГУ, 2001. С. 20 – 35.

13. Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1974 – 1978. Т. 2.

14. Шевырев С. П. История русской словесности. М., 1859. Ч. 1.

15. Шеллинг Ф. В. Й. Сочинения: В 2 т. М., 1987-1989. Т. 2.

Православие.Ru рассчитывает на Вашу помощь!

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

  • Православный календарь на каждый день.
  • Новые книги издательства «Вольный странник».
  • Анонсы предстоящих мероприятий.

Новинки издательства
«Вольный Странник»

Новые материалы

Выбор читателей

×