Что скажут люди?!

В период агрессивных нападений на Церковь каждый из нас, так или иначе, бывает вовлечен в необходимость сформулировать или даже защитить свою личную религиозную позицию, а иногда и позицию Церкви. Вроде бы все понятно и очевидно, кто есть кто в попытках пилить кресты и танцевать на алтарях. Однако иногда нас что-то останавливает и не дает возможности занять активную позицию, прямо выразить свое мнение. Мы задумываемся: «А не привлечем ли мы излишнее внимание к тем, кто ищет внимания?». Проходит время и оказывается, что ажиотаж уже давно создан, и нужные личности пропиарены.

В этом материале мне бы хотелось проанализировать некоторые аспекты, создающие сопротивление и мешающие нашей активности. Конечно, есть здоровая активность – это тоже вопрос, требующий обсуждения…

Потребность в обратной связи

Иллюстрация к притче С.Маршака "Мельник, мальчик и осел"

Узнаваемая картина. Каждый из нас хоть иногда, но попадал в ситуацию, когда ему было крайне небезразлично: «Что скажут люди?»

Разве это плохо? Начнем с того, что чувствительность к мнению окружающих — это показатель нормальности развития, но… на начальном этапе. Это не значит, что человеку зрелому все равно, что о нем говорят. Но он умеет выдерживать, когда что-то идет не так, и продолжать исполнять свои обязанности.

Если же кто-либо хочет выбрать путь, когда все про него должны будут сказать хорошо, то мы можем предположить, что это – зависимость от мнения окружающих. «Ой, что же скажут про нас люди?!» Один собеседник мне на это гневно ответил: «Но ведь они что-то скажут!..»

На Руси говорили: «На чужой роток не накинешь платок!» Сказать-то скажут, но вот что для нас это будет значить?

Православные – всех румяней и белее?

У сверхчувствительности к чужому мнению может быть много причин. Некоторые из них можно отыскать в справочниках по психодиагностике.

Среди тех, которые находятся в разряде «норма», — желание нравиться. Причем, это бывает личностное, тщательно оберегаемое желание. Иногда, правда, оно оберегаемо настолько, что уже не осознается. Вот тогда мы и попадаем в зависимость.

Неосознаваемая зависимость всегда стремится стать тотальной, то есть, не иметь границ. В таком случае нами даже манипулировать не надо: мы и так живо представляем себе всевозможные конфликтные сценарии развития ситуации – и они нас страшат.

Например, ставя перед собой задачу привлечь людей в храм, мы можем попасть в ловушку собственных стратегий. Ведь ради того, чтобы больше людей пришло в церковь, мы готовы показаться такими себе задорными, симпатичными, активно любящими ближних православными христианами. И при этом можем упустить момент, когда уже не являемся таковыми. Мы сами придумываем себе образ и становимся, как в театре, актерами одной роли.

Однако при такой роли нет вариантов для честности, да и для защиты себя. Иначе, как только мы попросим ближнего: «Простите, пожалуйста, вы стали мне на ногу. Мне больно, не могли бы вы с нее сойти?», - тут же услышим резкое: «Ишь, какой вежливый нашелся». Ну, что ты скажешь? Разве только по примеру одного поэта из Санкт-Петербурга: «Ну что вы! Какой же я вежливый? Я такой же хам, как и вы!»

Наши попытки увидеть в глазах ближних собственное отражение «белых и пушистых» часто заканчиваются печально для нас. В то время как возможность принять с юмором недовольную критику открывает двери для полемики.

На чьей стороне закон?

В иных случаях мы боимся агрессии, в третьих — чувствуем стыд и вину. Однако вина — это следствие нарушения закона. А если у нас с оппонентом разные законы? Неужели мы должны судить себя по их законам, или, еще хуже, по их интерпретациям наших законов?

Например, они верят, что истинно православные — это те, кто всегда молчат и кланяются, повторяя: «Спаси вас, Господи!» И если вдруг кто-то из православных отклонится от этого сценария, наши оппоненты начинают публично изливать свое негодование. Брызги их горя и разочарования покрывают все просторы интернета и чужих душ.

Но разве это повод чувствовать вину? Это повод констатировать, что наши оппоненты идут по пути взросления и прощаются со своими ложно-наивными представлениями. В данном случае наша задача — не мешать им расти, не становиться в позицию добренькой, но расслабляющей мамочки.

Церковь несет в мир знание об Отце, а значит, и о возможности учиться видеть правду и мужать. Конечно, не всякий может выдержать разочарование, кто-то выберет истерику, но это личный выбор и ответственность перед Богом. Мы же, пытаясь соответствовать чужим ожиданиям, опять попадем в ловушку.

А в случае агрессивных и явно клеветнических интервенций мы встречаемся со злой волей. Она иногда бывает хитрой и коварной, маскируясь под добрую. И нам больно, что окружающие поверят. Однако что мы можем? Всего лишь говорить правду.

Евангелие, возвещая людям Благую весть, говорило и о печальном. Например, о том, что из-за избытка беззаконий во многих охладеет любовь, а значит, и вера. Мы видим вокруг себя все больше людей, подтверждающих, что внутри них ослаб закон: и общечеловеческий, и Евангельский. И они несут свою весть миру. Для них Бога нет и все дозволено. Однако Ж.Лакан дополнял героя Ф.Достоевского: «Если Бога нет, то ничего нельзя». Нельзя любить, нельзя верить. Нельзя всего того, что делает человека человеком. Нельзя выбраться из-под завалов собственных ошибок, страстей болезней и заблуждений.

И, конечно, приверженцы такого типа мышления вряд ли захотят нас понять. И что они могут про нас сказать…